На следующий день в школу практически никто не пошёл. Все отходили от новостей о том, что Данил в коме, попутно зализывая раны.
У меня были такие синяки под глазами, как будто я бухал год подряд, вечно кружилась голова и болели ссадины. Отчим не задал вопросов, просто пнул сильнее обычного, когда я попался ему на глаза. Сил давать сдачи не было, и я просто принял унизительное поражение, в отместку только украв пару сигарет. Я мог спокойно курить у себя в комнате. Этот старый придурок один хер не поймёт, воняет ли это от него, или от меня.
После таких тяжёлых ситуаций ужасно хотелось напиться, но я ограничиваюсь только сигаретами, пока собираюсь на занятия.
Пакет дешевого портвейна из
угла шкафа печальным взором наблюдал за моими действиями, должно быть, осознавая, что наше с ним свидание сегодня не состоится.
И зачем я только решил идти в школу? Вопрос остался без ответа. Я шёл туда, руководствуясь то-ли интуицией, то-ли ещё хрен пойми чем. Такое чувство, что мне надо там сегодня быть, вот и все.
Моя смс-ка Андрею одиноко висит непрочитанной уже часов семь, и я в очередной раз, без надежды смотрю на неё, игнорируя все остальные. Интересно, как он?
На улице опять холодно и темно. В лицо дует ледяной ветер, и я только поглубже кутаюсь в тонкую куртку, на которой во вчерашней суматохе не заметил пятна крови. Опаздываю. Хотя, я мог вообще не приходить, так что, пусть потерпят. Пешеходная дорожка почти пустая. Опаздываю сильно. Захотелось упасть в снег и сдохнуть. Может, пойти обратно? Нет, до дома идти уже слишком далеко..
Зауч, завидевшая меня, зашедшего в школу на «очень много» минут позже, стационарно попросила дневник.
— У меня нет. — правдиво отвечаю, не поднимая головы. Капюшон пока ещё скрывает вчерашние позорные синяки. Почему-то во всех драках по лицу прилетало больше всего мне.
— Класс, имя, фамилия? Доложу классной, раз нет.
— Антон Павлович Чехов, 3А. — скалюсь я сам себе, и уже было начинаю отходить, когда она хватает меня за руку. Я машинально поднимаю голову, и зря.
— Ну конечно, Кирилл Потемкин, да еще и с такой помятой физиономией. — цокает она. — Доложу классной, а она родителям, будешь знать, как со взрослыми говорить. — она отпускает меня, а я только хмыкаю.
– Меня зовут Кир,а не Кирилл.
Химичка даже не поднимает голову на меня, в отличие от всего остального класса. Все смотрят, словно на мессию. Я натягиваю капюшон кофты ещё сильнее, но в этом мало толку, все равно на перемене мне не избежать чужих глаз и вопросов. С утра у меня ужасно меланхоличное настроение, да и привычная мне общительность на первой перемене делала вид, что умерла.
Урок проходит как всегда. Я сплю, а потом на последних минутах успеваю скатать лабораторную у доброй одноклассницы, которая, кажется, в восторге от меня. Это круто конечно, но не для неё.
Звенит звонок. Парни и пара девочек сразу подходят ко мне. Пожимаю всем руки.
— Опять такой побитый? — вопрос от моего бывшего лучшего друга, Геры. Единственный не похожий на все остальные вопросы, поэтому отвечаю на него первым.
— Я завалил троих, между прочим.
— А они в отместку пырнули этого, который вечно в берцах ходит? Как его, Дамир? — говорит малознакомый одноклассник, который вечно меня бесит, и половина остальных заливаются хохотом.
— Ребят, вы чего, он же может умереть! — замечает ботаник Санек, которого до недавнего времени я макал башкой в унитаз за крысятничество. Потом помирились. Его фразу поддерживают те, кто не засмеялся, и начинается жаркая перепалка моралфагов и начинающих участников «Чёрного КВН». Я выхожу из-за парты, и кидаю оправдание, мол, пойду поссу. К огромному счастью никто не вызывается сходить со мной.
Я бреду по полутемному школьному коридору, обходя редких людей. Никто ещё не проснулся настолько, чтобы начинать в обычной манере рассекать по этому адскому месту. Поднимаюсь на последний этаж — тут учатся только одиннадцатые классы. Вообще штиль. В кабинете Андрея я вижу знакомую фигуру. Сидит, сгорбившись, в водолазке. Класс полупустой. То-ли все проспали, то-ли померли.
Подсаживаюсь к нему за парту, пододвигаю вещи человека, который сидит тут в учебное время и ставлю руку на парту, подпирая голову. Училка в углу кабинета смеряет меня презрительным взглядом.
— Ну как ты?
Андрей выглядит уставшим. Он вытаскивает наушники, и я слышу Металлику.
– Траст ай сик анд ай файнд ин ю. – с ужасным акцентом, я все же попадаю ровно в начало строчки про преданность. Андрей едва заметно улыбается и выключает песню в плеере. Его левая рука перемотана бинтом, это едва заметно из-под краюшка водолазки. Из плюсов, ему хотя-бы не досталось по роже.
— Данила жалко. Нужно навестить его, мы с ним хорошие знакомые.
Я угукаю, и откладываю свое предложение пойти с ним на попозже. — У Максима проблемы. — решаю сообщить я.
— Почему?
— Он же всех позвал. Организатор массовой драки. А тот, с ножом, вообще хочет на него повесить то, что он его заставил Данила пырнуть. Цирк.
Теперь угукает Андрей. С ним спокойно и комфортно, несмотря на тяжесть темы.
— На большой перемене в курилке. — Я хлопаю ему по плечу и выхожу обратно в коридор, навстречу новым знаниям. Думаю, как предложу Андрею сходить с ним, и как потом покажу ему школьную крышу. И ещё, попрошу послушать музыку. Магнитофон отчима сломался пару недель назад...
Около входа в класс меня остановила та же завуч. Я уже собрался нагло обойти её, но не тут то было.
— К директору, Потемкин. — тон, который не терпит отлагательств. Хотя бы имя не произнесла, спасибо и на этом. Одноклассники с интересом глядели в коридор, пока я шёл за этой пугающей женщиной, проворачивая в голове все события, за которые меня могли вызвать. Вроде, нигде не спалился. Из-за синяков? Да нет, тут пол школы так выглядят.
Я не раз бывал в этом кабинете. Если кратко описывать его, то все деньги на шторы явно проходили налогообложение в лице директрисы. О чем и говорить, если один ковер на полу стоил больше, чем годовая зарплата охранника. Наверняка в её личном сортире есть туалетная бумага, в отличии от всей остальной школы. Был у нас случай, когда первокласснику пришлось жопу своим же галстуком подтереть. Жуть.
Директрисы на месте не оказалось. Вместо неё меня встретили два человека — высокий и сильный на вид мужчина у двери, и молодая женщина, которая сидела в кресле около большого стола. Где-то я её видел, но где? Сердце неприятно ухнуло.
— Присаживайся. — женщина указала на место напротив себя, и я послушно сел. — Меня зовут Инна Петровна, как я могу к тебе обращаться? – Спросила она таким притворно-приятным голосом, какой бывает только у мозгоправов.
— Кир. — выдавил я. В руках у неё был шаблон с бланками, и я понял цель её визита именно сюда. Достали все-таки, странная опека. Я ведь так старательно не пускал их на порог месяцами, и все зря. Кто им вообще позволил тут появиться? Школа же беспокоится о своей репутации, а тут такой кошмар на ножках.
— Очень приятно, Кир. — она что-то чиркнула в блокноте. Я поднял глаза и понял, что мужчина — участковый полицейский. Узнал его вечно злую рожу.
— Как ты уже наверное понял, я из службы опеки. Зачем я сняла тебя с уроков ты тоже догадываешься, да?
Я старался дышать ровно. Меня прошиб пот и затошнило. Я кивнул.
— Твой отец выходит на свободу через неделю, однако, прошение об отмене временной опеки он уже подал. Я здесь, чтобы уведомить тебя о том, что служба удовлетворила это прошение. Решение обусловлено тем, что статья твоего отца не связана с насилием, и с тем, что он имеет деньги на твоё содержание. Место проживания имеет классификацию удовлетворительного по результатам... – и бла-бла-бла. Самое важное она уже сказала. Он скоро вернётся. Его уже перевели во временный изолятор, где власть тюремных законов совсем ослаблена и пахнет свободой.
Как тут блять удержать себя в руках? По сравнению с отношениями с отчимом, точнее, с братом моего отца, которого мне было проще представлять так, чем каждый раз объяснять, какого черта я живу с левым мужиком, мои отношения с отцом были просто ужасными. Стыдно это признавать, но я его боялся.
— А это. — голос надломился и я прочистил горло. — А это можно как-то отменить? Я не смогу с ним жить.
Я отлично знаю все об этом вопросе. Знаю ответ. Перечитал столько выписок из библиотеки, что там меня заочно в юристы записали. Отчим не станет за меня бороться, он просто позволит отцу вернуться в его квартиру и отдаст меня на растерзание этому уголовнику.
Инна Петровна поправила очки и задумалась.
***
/Конец POV от лица Кира/
На большой перемене Андрей не дождался Кира. Многочисленные знакомые спрашивали друг друга о нем, и прошёл слушок, что он у директора. Какого черта он там делает, если директор даже не в школе?
После школы Андрей намотал кругов сто под крыльцом. У сторожа даже в глазах стало рябить. Наконец Кир показался. Весь растрепанный, в расстегнутой куртке и повисшем на одном плече шарфом. Рюкзак он держал в одной руке. Наверное, если бы Андрей его не окликнул, он бы и не заметил его.
— Давно ждёшь? — Кир нацелил свою извечную улыбку. Андрей только цыкнул. Его бесило притворство, что у его матери, что у Кира.
— Давай, что случилось?
Кир поправил шарф и надел нормально рюкзак. — Отец из тюряги выходит.
Вот это новость конечно… двойная.
///опять POV Кира///
Со мной постоянно происходит пиздец разного рода. Я только решаю одну проблему, как сразу появляется другая. И так всю жизнь. Я не стал рассказывать Андрею, что отец ломал мне левую руку два раза, один раз правую, выбил зуб и делал прочее дерьмо, от которого сразу тошнило и была охота зарезать старого уебка. В тайне я надеялся, что этого мужика, которого я почему-то должен называть папой, в тюрьме ебали во все дыры, а по пути домой его переедет камаз минимум.
Сегодня мы пойдём зависнуть ко мне, потому что у отчима сутки, и можно не париться на счёт него. У Андрея дома был его батя, который скорее всего спал, и несмотря на масштабы квартиры, мы бы все равно бы мешали ему. К знакомым я не хотел — настроение не для шумных посиделок. Обычно я никого не приглашаю, в связи с состоянием квартиры, но перед Андреем было практически не стыдно, что удивительно.
Он знал, где я живу, но никогда не бывал у меня. Мы дошли до общаг-малосемеек, кучкой стоящих в отдалении от нормальной жизни. Это был известный в плохом смысле район, получивший гордое название «Сотки», потому что целых 15 громадных корпусов обветшалого здания были всего под одним адресным номером — 100. На этих помещениях держался городской фонд тараканов, клопов и наркоманов, поэтому, по-хорошему, следовало бы сжечь нахуй эту большую помойку.
Мы зашли в очень просторный подъезд. Большой тамбур, наверное, квадратов сорок, всегда удивлял неместных. Тут помещалось около полутысячи древних почтовых ящиков, а буквы комнат доходили чуть ли не до «ы». Раньше тут продавали газеты и сидела консьержка, а потом советский союз рухнул.
По длинному коридору мы дошли до лифта и поднялись на девятый этаж. Андрей просто молча и обалдело оглядывал привычные для меня пейзажи. Мы зашли в тамбур моего жилища. Раньше это был блок из трех общажных комнат, но отец выкупил их и объединил в квартиру. Планировка в связи с этим была странноватой. Маленький коридор, где мы оставили вещи вёл сразу на кухню, из которой можно было попасть в другие комнаты. Убранство было откровенно нищим: стены покрашены поверх кривой побелки, линялый линолеум, старые деревянные рамы в окнах, мебель, оставшаяся в наследие со времен Хрущева и тяжёлый запах дешёвых сигарет.
Я бы давно уже вскрылся, если бы не наличие собственной комнаты и пространства для творчества. Силами всех газетных объявлений о бесплатной мебели и обхода тысяч мусорок я хорошо обустроил её. Стены покрыты обычной побелкой, но в целом, это лучше зелёной краски на кухне. Такой-же старый линолеум застелен ковриком, который в свое время я драил после прошлых хозяев часов десять, рабочий стол у большого окна, шкаф без зеркала, небольшая кровать, и гордость комнаты, ахеренное красное кресло, которое я тащил на своём горбу километра два. Разношерстный набор мебели разных стилей каким-то чудом неплохо сочетался.
— А тут приятно. По сравнению со всем остальным, так уж точно. — Андрей плюхнулся в кресло, а я на кровать, которая стояла около стола.
— Ну спасибо. — хмыкнул я и достал из ящика сигарету, сразу же закуривая. Потом лениво потянулся к окну и приоткрыл его. Настроение просто мерзотнейшее.
— Тут можно курить? — обалдел гость.
— А ты не заметил, как тут воняет? Этот придурок все равно не поймёт, от него пасет сильнее. — Я стряхиваю пепел на учебник алгебры за десятый класс. Андрей тоже закуривает.
— Пока тебя держали в заложниках, мне рассказали в курилке, что Максим свободен теперь как ветер, только в суд через пару месяцев свидетелем нужно будет появиться. – заговорил Андрей.
Хорошая новость, даже отличная. В любое другое время я бы обрадовался, все же этот парень мне не чужой. Вот только башка была занята другим.
— Рад за него.
— Как-то по тебе не видно. — Андрей тоже стяхивает пепел на учебник.
— По тебе тоже, придурок.
— Я и не говорил, что рад. Я с этим Максимом раз пять максимум говорил, о чем ты? Это же вы с ним друзья, или от неправ?
Я опускаю голову. — Нет, я правда рад, но башка совсем другим занята.
— Можем поговорим об этом?
— Нет. — я тушу остаток фильтра. Очень хочется перевести тему, отвлечься. — Давай лучше ты мне расскажешь, как так получается, что тебе никогда не прилетает по лицу, а? Что за приёмы используешь?
Андрей хихикает. — Я просто профессиональный боец, и между прочим, я действительно ходил на тайский бокс.
— Да ну? Покажи что-нибудь.
— Ходил туда я две недели.
Оба начинаем ржать как ненормальные, и хохот усиливается, когда Андрей пытается показать традиционное приветствие с тренировок. — Хоооооааа! — он приседает так, что у него хрустят колени и складывает руки ладонями друг к другу.
— Вы реально так занимались? Пиздец, смотри чтобы джинсы на жопе не треснули .— от смеха уже начинает болеть живот.
— И это было единственным, что мне нравилось там. А! Ещё была такая история.
Настроение стало подниматься. Через пару минут мы уже болтали обо всем на свете, внимательно слушая друг друга и испытывая реальный интерес. Целебная магия диалогов, ничего не скажешь. Я всегда обожал такие моменты.
У меня было много знакомых, но никогда не было друзей. Но, кажется, Андрей уже исправляет такое положение. Расстались мы на хорошей ноте, оба довольные итогом посиделок.
