бледная копия прошлого дня

      Я плохо помню своё детство. Один из первых яркий эпизодов — мы с мамой в парке, лето, вокруг — огромные ярко-зелёные кусты, из-за них выглядывает Ленин с хитрым прищуром. Длинные волосы мамы развеваются на ветру. У неё лучистые глаза и самая добрая в мире улыбка. Сейчас её лицо размыто в воспоминаниях, я смотрю на старые фотографии, сделанные ещё до меня, и вижу совсем другую женщину. В моей памяти она осталась источником света и ласки, с картинок же глядит серьёзная, мудрая личность. Возможно, мой мозг просто романтизировал её образ. Ну вот, мы идём по залитой солнцем аллее, она что-то болтает, а я не вслушиваюсь, и тут мама останавливается и предлагает сфотографировать меня с сиренью. Я спрашивал потом не раз, где же этот снимок, мне вручали семейные альбомы, чтобы я искал самостоятельно. Сколько ни перерывал каждый от корки до корки, себя с сиренью не нашёл. Может быть и не было никакой прогулки, а я просто выдумал это, чтобы иметь хоть какое-то воспоминание о матери.       Следующее — я уже старше. Мы тоже на природе, в том же парке или чёрт знает где, но, в общем, сидим на траве втроём: я, мамина сестра Эи и её подруга Мико. Подруга очень красивая, у неё розовые волосы и крутые серёжки с огромными камнями. Я явно видел её тогда не впервые, но знакомство стёрлось, и теперь мне кажется, будто бы Мико вечно присутствовала в нашей жизни. Девушки устроили пикник: разложили покрывала на газоне, достали из сумки бутерброды и сок. Культурно проводили время. Зачем там нужен был я — без понятия. Возможно, меня не с кем было оставить или мама тогда уже умерла. Короче, отдыхали мы вместе. Мне наскучило просто сидеть с ними, и я решил пойти исследовать окрестности. Я встал с покрывала, сделал уверенных несколько шагов вперёд, и тут подала голос Эи. Она звала меня дурацким длинным именем, которое тогда я даже выговорить не мог. — Куникудзиши, — протянула она, — не уходи, мы скоро будем собираться. Оборачиваться не хотелось, потому что не хотелось, чтобы все в парке знали, что придурок Куникудзиши — это я. И я продолжил путь, сделав вид, что не услышал. — Дорогой, — Мико сразу стала звать меня "дорогой" и другими сладкими прозвищами, хоть и не была моей тётей, — Хочешь ещё абрикос? Тут остался! Сколько бы я ни вспоминал спорные ситуации из детства, она всегда старалась чем-то задобрить меня. Вкусностями, мультфильмами, игрушками  Сначала я вёлся на обман и считал это проявлением нежности, но быстро осознал, что тётина подруга просто-напросто откупается от меня. Возникает проблема — она втыкает мне в рот соску, чтобы замолкнул. Тогда она ещё занималась подкармливаем, действуя на низшие ступени пирамиды Маслоу. Я подумал про мягкие сочные абрикосы и вернулся к взрослым. Мико с гордостью отдала послушному мальчику фрукт, и они снова развязали непонятную мне болтовню. Скучая, я принялся играть с травинками и камнями. Вдруг на меня снизошло озарение. Я сказал громко и весьма чётко для четырёхлетнего ребёнка: — Называйте меня Скарамуш! Я не помню, откуда взял это имя, но оно показалось мне таким правильным, гармоничным и нейтральным, таким, полностью отражающим мою суть. Куникудзиши звучало ужасно, как будто кошка блюет. Скарамуш звучало хорошо и ярко. Тётя вся встрепенулась. Они обе замолчали и странно на меня посмотрели. — Что за Скарамуш, откуда он? —  с подозрением спросила Эи, явно не горя желанием взаправду так меня называть. — Это персонаж мультика? — подключилась её подруга. Я начал злиться: — Это не персонаж мультика, это я! Меня зовут Скарамуш! — для убедительности пришлось топнуть ногой. Разве они не понимают? Может, я только что осознал, кто я, и теперь по-настоящему смог им представиться? — Тебя зовут Куникудзиши, — спокойно оборвала тётя и переключила внимание на бутерброды. Я готов был тут же заплакать. Почему я должен представляться этим глупым именем, выбранным чёрт знает кем? Почему я сам не могу выбрать себе имя? — Милый, это из песни Queen, да? — Мико снова обратилась ко мне как к любимому племяннику, чего, к слову, никогда не позволяла себе Эи, чьим реальным племянником я был. Мысли лихорадочно забились в моей голове. Позже я согласился с ней, что скорее всего услышал это имя в "Богемной рапсодии", которую иногда крутила Мико на виниловых пластинках. Наверное, пикник состоялся уже после маминой смерти, и я успел пожить с этой любительницей "легендарных шедевров" музыки. В целом, тётина подруга была полностью погружена в сферу искусства. Как я позже узнал, она работала главной редакторкой крупного издательства и потому в нашу скромную жизнь с приходом госпожи Яэ ворвались светские рауты. Так или иначе, когда я объявил себя Скарамушем, это не имело отношения к Фредди Меркури. — Нет! — закричал я, чувствуя, как глаза заполняются слезами, — Это не песня, это я! Тяжелый взгляд Эи опустился на меня, красного, почти рыдающего, капризного. Она вздохнула и принялась объяснять очевидные вещи маленькому ребёнку: — Такого имени нет. Тебя назвали Куникудзиши. Не надо брать странные имена из песен и присваивать, Куникудзиши. Тёте явно всё это не нравилось. Однако она списывала происходящее на мой возраст и детские причуды, бурную фантазию. Кем только не зовут себя четырёхлетки, правда? Феей Винкс, робопсом, Железным Человеком. Её племянник, вот, Скарамуш. — Дорогая, не воспринимай так серьёзно, — расслабленно начала её подруга и положила девушке руку на колено в знак успокоения, — Ребёнок может звать себя кем хочет, это же игра. Она улыбнулась снисходительно и потянулась ко мне, чтобы погладить по голове, но я увернулся. Уже тогда не поощрал телячьи нежности, тем более показушные. — В кого игра, в Скарамуша? — я видел, что Эи эта тема изрядно надоела и решил вернуться к разговору потом. Я промолчал и дал им вернуться к своей беседе, деланно признавая поражение. Однако с того момента Мико стала реже называть меня этим ужасным Куникудзиши, заменяя на свои приторные прозвища, когда обращалась лично, или на лаконичное "ребёнок", когда говорила обо мне с другими. Я дал им время привыкнуть, прежде чем начал грубо исправлять неверное обращение.       Наверное, стоит сказать, когда и почему умерла моя мама? Честно говоря, я не помню себя совсем маленьким, но говорят, что я жил с ней и бабушкой. Иногда мне кажется, что никто меня не рожал, это выдумка, а на самом деле меня уже четырёхлетнего, готового, запустили, как машину, придумали легенду и отправили в мир. По легенде мама умерла от рака, она начала болеть почти сразу после моего появления и долго не продержалась. Интересно, конечно, есть ли в её скоропостижной кончине моя вина. В общем, меня отдали тёте, хотя изначально должны были оставить с бабушкой. Я до сих пор не понимаю, зачем тётя ввязалась в эту борью за опеку, если я никогда не был ей нужен. Рассказывали, что в суде меня спросили, с кем я хочу жить: с ней или бабушкой, а я ответил, что мне плевать. Впрочем, охотно верю, потому что ни к той, ни к другой я чувств не испытывал и, наверное, мне действительно было плевать. Короче, мы стали жить с тётей Эи в её большой трёхкомнатой квартире, которая мне сразу понравилась. Эи не пыталась быть похожей на настоящую мамашу: она не умела готовить и заказывала нам пиццу и фаст-фуд, включала мне телевизор на весь день, пока занималась работой. В первые месяцы жизнь казалась мне лёгкой и свободной. Я был предоставлен сам себе, а мне — доступ к цифровому телевещанию. В какой-то момент за мной стала приглядывать Мико, даже не за мной, а за нами с тётей обоими. Она готовила нам "человеческую еду", отправляла спать, но не загнала меня в рамки, всё так же разрешая смотреть мультфильмы часами. Однажды днём, когда тётя была на работе, мы с Мико сидели дома. Я смотрел "Эй, Арнольд" по ТНТ, а она листала модные журналы с девушками в красивых платьях. Я иногда тоже листал её журналы, преимущественно тайком. Мне в голову пришла мысль: — А когда ты уедешь к себе домой? — обратился я к Мико. Она подняла на меня удивленные глаза. Улыбнулась. — Сладкий, это моя квартира, — ответила она как дураку. Я потупился. Сделал звук телевизора тише, предвкушая увлекательный разговор. — Это неправда. Это тётина квартира, мы здесь жили, а тебя не было. Вообще-то, меня устраивало наше сожительство, но всё же иногда я думал, почему молодая, очень красивая женщина живёт с подругой и её маленьким племянником, вместо того, чтобы строить собственную жизнь? Мико игриво рассмеялась и отложила журнал. Я бросил взгляд на название — Космополитен. — Малыш, я купила эту квартиру давным-давно, ещё тебя в помине не было. Мы жили в ней с Эи, потом забрали тебя. Я анализировал услышанное. Завис. Тётина подруга смотрела на меня, ожидая реакции. — Почему вы жили вместе? — наконец дошло до меня, — У тёти, что, нет денег на своё жильё? — Тогда и правда не было. Но нам нравится быть вместе, вы не мешаете мне, а я не мешаю вам. Правда?  — я кивнул в знак согласия, — К тому же, Эи одна не справлялась с тобой. Если бы не я, что бы вы тут ели? Чипсы круглыми сутками? Я помогаю твоей тёте прийти в себя, слежу за тобой. Считай меня феей-крёстной, малыш. Так получилось, что я и считал. Она всегда готова была появиться за спиной, пока я крутился у зеркала, оценивающе окинуть мой наряд взглядом, цокнуть языком и достать что-то из своего шкафа. Мико спокойно отдавала мне свои платки и аксессуары, старые футболки и ставшие малыми джинсы, только чтобы я выглядел "прилично" и не позорил её. Она с лёгкой руки давала мне по поводу и без на карманные расходы, иногда подсказывала "прикупить себе нормальные ботинки" или что-нибудь ещё. Вообще-то, финансирование не ограничивалось гардеробом, и в отличие от других детей, выпрашивающих на новый телефон или дорогую игрушку, мне предлагали купить сами. Я был с ранних лет обеспечен всем (в пределах разумного), чего пожелаю, но очень скоро мои желания оказались нематериальными, и эти потребности удовлетворить не могли.       Почти всё время я проводил дома с Мико. С шести утра шли мультики по ТНТ: "Губка Боб", "Как говорит Джинджер", "Крутые бобры", "Жизнь и приключения робота-подростка".  После них начинались тупые юмористические шоу, при виде которых Мико показательно цокала и закатывала глаза, чтобы я переключил. Она не выносила мужчин-комиков "с раздутым самомнением, которые строили всё своё выступление на высмеивании других, превознося себя любимых". Я переключал на СТС и смотрел другие мультики, от Диснея: "Том и Джерри", "Чёрный плащ", "Лило и Стич" и прочие. Контент этих двух каналов заметно отличался. Мультфильмы с ТНТ казались смелее и взрослее, в них поднимались темы неудовлетворенности жизнью и работой, маленькой зарплатой, темы разводов, нищеты, школьной травли. Дисней же выглядел более добрым и приятным, как будто хотел воспитать в маленьких зрителях лучшие человеческие качества. Я смотрел всё, потому что Мико была занята. Сначала я думал, что она бездельничает: листает журналы, сидит за компьютером, болтает по телефону, читает книжки. Оказалось, она работает из дома. А разговаривает с клиентами, авторами, редакторами, художниками и кучей всяких людей, ответственных за выход книг. Собственно, заниматься мною ей было некогда и, как я видел уже тогда, неинтересно. Тётя приходила ночью, за окном уже стояла глубокая темнота, а по ТВ крутили сумасшедшие реалити-шоу или фильмы с пометкой 18+. Она, уставшая и бледная, падала в одежде на диван и закидывала ноги на спинку. Её подруга садилась рядом и массировала ей ступни. Я тоже пытался навязаться на массаж, но Мико отмахивалась. В общем, в дошкольные годы у меня сложилось впечатление, что нашу семью содержит Эи, хотя это опроверглось позже. Больше работаешь не значит больше получаешь. Кстати, уже тогда я считал нас втроём семьёй, потому что мы жили вместе, и эти две женщины составляли весь мой круг общения. С бабушкой мы долго не виделись, и я уже забыл её лицо. Я чувствовал, что это потому что между ними с тётей какие-то разногласия и почти был уверен, что они связаны со мной. Однажды бабушка всё же заявилась в гости. "Заявилась" — потому что без предупреждения, но это было воскресенье, и Эи отдыхала дома. Обычно по нерабочим дням она просто лежала в кровати, спала, читала и смотрела фильмы с подругой. Время от времени Мико пыталась её вытащить в картинную галерею или куда ещё, уговаривала с трудом. Я просился с ними, но мне отказывали, потому что театры и музеи не для детей, я мог заорать или заплакать, и меня это оскорбляло, потому что я не помнил, чтобы орал просто так. Очень скоро я перестал проситься и вёл себя как Эи — апатично. Выход из дома меня больше не интересовал.       Короче, бабушка заявилась в воскресенье, как снег на голову. Дверь открыла Мико, и бабушка скривила лицо, будто наступила в дерьмо. Та, однако, приветливо улыбаясь, провела бабушку на кухню, а сама тактично ушла в магазин, понимая, что ей не рады в её собственной квартире. Тётя пришла из спальни в халате, недовольная, нехотя поставила чай. Я сидел в гостиной и через открытую дверь наблюдал за ними. Бабушка быстро перескочила на осуждение: — Долго ты ещё будешь тут жить? Я понимаю, с работой не ладилось, ты тяжело переживала потерю Макото, нуждалась в поддержке, но сейчас? Тебе третий десяток, а живёшь с подругой, ну разве так можно? Сними уже себе жильё, разве нормально, что ребёнок с чужой бабой растёт? — Мам, — тётя не садилась с ней за стол, а искала в холодильнике перекус, — Я взрослая женщина и могу решать, с кем я хочу жить. Если нам с Мико удобно вместе, что в этом плохого? И она не чужая Куникудзиши. Меня корёжило от этого дурацкого имени. Эи в принципе редко тогда со мной говорила, а тут они с бабушкой обсуждали меня, используя это обзывательство. Тот факт, что "чужая баба" не называла меня Куникудзиши уже делал её ближе родных. — Как бы твоя подружка ни относилась к нему, это чужая кровь. Ты сестра его матери, на тебе усыновление, а воспитание скинула на хрен знает кого! Зачем тогда забирала? Оставила бы мальчика со мной, зачем упрямилась! Кружка громко стукнула по столу. Эи поставила чай и села напротив бабушки. Я не видел её лица, но представлял, что она злилась. Я тоже злился. Эта женщина ни черта не знала о нашей семье, никогда ко мне не приходила, а тут решила, что имеет больше прав на меня, чем Мико. Старая идиотка! Я не понимал, почему меня вообще делили как вещь. Да, раньше я был маленьким и не мог определиться, с кем мне лучше жить, но теперь-то я пожил с тётей и её подругой и мне понравилось! Я не был готов собрать свои вещи и отправиться в бабушкину квартиру, где стоял советский ремонт, а телевизор показывал шестнадцать каналов — эти детали сразу всплыли в сознании при мысли и будущем переезде. В целом и бабушка, и её дом отпечатались в воспоминаниях чем-то мрачным и до смерти скучным. Как бы я прожил без винтажного проигрывателя, крутившего каждый день пластинки Queen, Beatles и других культовых исполнителей? Мико не то чтобы предпочитала рок, она ставила разное, просто именно те две группы впечатлили меня, четырёхлетнего, сильнее всего. Однажды тётя вернулась с работы, когда госпожа Яэ (я услышал как клиент по видеосвязи так обращался к Мико) отдавалась танцевальному запалу, она мгновенно вырубила музыку и молча уставилась на подругу, сдвинув брови. "Это искусство, Эи!", — деланно-обиженным тоном вскликнула та в ответ на красноречивый взгляд. "Это искусство, когда оно не орёт на всю катушку в десять вечера", — парировала тётя и, бросив сумки на пол, закрылась в спальне. Видимо, они поругались в тот день, но я не выяснил причину. Не могли же причиной стать обычные глупые танцы? Я любил, когда Мико дурачилась, а Мико любила дурачиться. Эи же играла во взрослую и неинтересную, хотя в то время ей было немного за двадцать, и её сверстницы отрывались на дискотеках. Тётя казалась мне загадочной, и я объяснял её закрытость ответственностью за ребёнка и его пропитание. Я снова включился в происходящее на кухне. Бабушка уже превратилась в красную птичку из "Angry Birds". Тётя специально провоцировала её, чтобы у той отказали последние нервы и она ушла, оставив нас в покое. Я полностью поддерживал Эи в этом желании. Вдруг с осуждения Мико за всё, начиная цветом волос и заканчивая ленивостью, бабушка перескочила на более интригующую меня тему: — Тебе нужен мужчина, дочка, так продолжаться не может! Ответом послужил драматичный вздох. — Послушай, я знаю, что ты такая вся карьеристка и тебе это не интересно, но ты не для себя, для Куникудзиши! Мальчику нужна мужская рука, разве ты не видишь? Он уже выглядит как огородное пугало с этими патлами, господи прости! Я автоматически потянулся к волосам. На ощупь мягкие, приятные, ничем не солома на голове у пугала. Слишком длинные? Не то чтобы. Выше плеч, разве мальчики так не носят? Я знал, что у девочек прически другие, но у них обычно косички, хвостики гораздо длиннее, у Арнольда, вон, они тоже не ёжиком. И у друга его, только вверх растут. Я задумался о нормальности и ненормальности длины и направления роста волос и не заметил, что Эи звонит по мобильному. "Ты не далеко ещё ушла? Забери ребёнка во двор погулять пока", — конечно, она просила подругу. Стало понятно: тётя не хочет, чтобы я дальше слушал ссору. Она положила трубку и молча пошла ко мне, не удостоив бабушку взглядом. Я всё ещё сидел на ковре перед телевизором и изображал, что играю трансформерами. Эи присела рядом на корточки и сказала: — Хочешь погулять с тётей Мико? — мы всегда звали её просто по имени, — Она вернётся через десять минут, пойдём одеваться? Вопрос не предполагал ответа "нет". Даже если бы я сказал "не хочу", ничего не поменялось. Я чувствовал, что их разговоры не для детских ушей, и им обеим, ну хотя бы тёте, будет спокойнее, если я уйду. Бабушке, может, плевать. Но я сам не хотел больше слушать гадости про нашу семью. Пока мы одевались — Эи одевала меня — в квартире стояла тишина. Временное перемирие. Как будто они только что вспомнили, что я здесь и могу всё услышать. Вскоре вернулась Мико. Дверь открывать не стала, несмотря на то, что ключи всегда носила с собой. Она позвонила в звонок и осталась стоять в подъезде, как чужая. К нам иногда приходили доставщики пиццы или японской еды. Можно было подумать, это одна из них. Тётя подвела меня к выходу, обула и только после этого открыла. Мы с Мико были готовы как можно быстрее скрыться, но бабушка появилась в прихожей. — Запомни, дорогуша, — она смотрела на Мико, — сын не может расти без отца. Моего внука не будет воспитывать проститутка с красной головой. Эи мгновенно захлопнула перед нашими лицами дверь, не попрощавшись.       Пока мы спускались в лифте, я размышлял, что такое "мужская рука" и зачем она мне нужна. А ещё о том, почему бабушка не отличает красный и розовый. Нам повезло, и во дворе недавно построили новую площадку. Правда, как я уже говорил, я редко гулял, потому что Мико и Эи много работали, да и в нахождении дома ничего плохого я не видел. Короче, друзей у меня не было. Но в тот день в детском городке собралось куча ребят разного возраста, и я решил попытать удачу в знакомствах. Выбор пал на одинокую девочку на качелях. Мне понравилось её джинсовое платье и то, что она была одна. Я подошёл, сел на соседнюю качелю и заговорил: — Сегодня хорошая погода, как думаешь? Девочка посмотрела на меня как на придурка и не ответила. Я попробовал ещё раз. — У тебя прикольное платье! Как тебя зовут? — Фишль, — она смягчилась после комплимента, но диалог развивать не планировала. — А меня зовут Скарамуш. — Странное имя. Как будто имя "Фишль" было нормальным. Уж не хуже "Куникудзиши". С Фишль я решил больше не общаться, обидевшись, тем более на горизонте показался новый кандидат на дружбу — крупный, как кабанёнок, мальчик с полным энтузиазма лицом. Он увидел новенького во дворе и решил познакомиться. Вот так и нужно было сразу меня встречать, этой грубой девчонке стоило поучиться. Мальчик подошёл почти вплотную и протянул руку. — Разрешите представиться: Араттаки Итто! Можно просто Итто, — добавил он, заметив моё смятение. Я неумело пожал руку, как делают в телевизоре. — А я Скарамуш. — Что ж, мой друг Скарамуш, готов ли ты направиться навстречу приключениям? Итто говорил настолько воодушевлённо, что я подумал, он играет пиратов или типа того, и я должен ему подыграть, иначе наша дружба не заладится. И я радостно покричал, мол был рождён для этого. Его удовлетворил мой ответ, и он сказал, что качеля — это наш корабль, который мотает из стороны в сторону во время шторма, а чтобы спастись, я должен отважно спрыгнуть с него в воду и поплыть до суши, которой он обозвал песочницу. Звучало интригующе, но спрыгнуть с качели? На такой риск я не хотел идти. Фишль наблюдала за нами и улыбалась, как будто это юмористическое шоу в реальной жизни. Итто назвал меня сопляком, сам залез на качелю ногами и потребовал его раскачать. Ну, я и раскачал, а затем отошёл подальше, чтобы тот не свалился на меня и не покалечил нас обоих. Набрав достаточную высоту, Итто спрыгнул. Спрыгнул и, конечно, упал, разбив к чёртовой матери коленку. Я побежал обратно к нему. — Тебе не больно? Ты можешь встать? — я начал суетиться, потому что правда за него переживал. — Ерунда, Скарамуш! Ушиб! Итто старался смеяться и делать вид, что всё в порядке, но я видел, что ещё секунда, и он зарыдает. "Придурки", — бросила Фишль и, благополучно спрыгнув с качели, покинула нас. — Давай я позову твоих родителей! — не сдавался я. — Они дома. — Ты, что, один тут гуляешь? — меня ужаснула мысль о брошенном на улице ребёнке моего возраста. — А ты с кем? — в свою очередь спросил Итто. Я неопределённо повел головой в сторону сидящей на дальней скамейке Мико. Она даже не видела, что у нас чрезвычайное происшествие, потому что читала книжку. Я не мог её осуждать, наверное, книга была по работе. — Это твоя мама? Я обернулся посмотреть на неё. Мы не были похожи. Я, на тот момент темноволосый, бледный, с по-детски пухлыми щеками, в синей футболке с надписями на английском и тёмно-серых бриджах в лагерно-походном стиле. Замухрытский ребёнок. И она: высокая и худая, тело облегает короткий белый сарафан; с ушей, как всегда, свисают массивные серёжки; руки оплетены серебром: тонкими браслетами и дорогими кольцами. Окрашенные в розовый волосы перекинуты через плечо, закрывая часть объёмного ожерелья. Сандалии с каблуками. Кто вообще ходит летом на прогулку в сандалиях с каблуками? Мико всегда была на дополнительной высоте. — Да. — Классная. Он улыбнулся, и я не понял, сквозь боль или ему правда было нормально и я зря перепугался. Я соврал, потому что хотел, чтобы этот идиот мне завидовал, и получил это. Эпитет «классная» звучал достаточно восхищенно из его уст и, видимо, большего он сказать не могу в силу ограниченности словарного запаса. Ну, или ему всё-таки было больно. Моя миимолётная гордость улетучилась со следующим вопросом мальчишки: — А где твой папа? Хотите верьте, хотите — нет, но до этой встречи во дворе, я ни разу не задавался данным вопросом. Может, когда бабушка сказала, что ребёнок не будет расти без отца, где-то в подсознании отложилось "надо об этом подумать завтра", но на поверхность мысль о потенциальном отце всплыла лишь в ту секунду. Понимаете, мне всего хватало. Но пришлось задуматься. Тётя и бабушка рассказывали о маме, пусть и немного. Я хотя бы знал, что в теории такая женщина существовала и даже имя у неё имелось — Макото. Отца они никогда не упоминали, следовательно, я пришёл к выводу, что его просто нет, и озвучил мысль Итто. Этот придурошный засмеялся: — Не бывает, чтобы папы не было! Он выглядел торжествующе, как будто разоблачил меня или знал невиданный мне секрет, а теперь подловил на этом. Я, в свою очередь, смотрел на Итто, как на последнего идиота. Мне даже уже было плевать на его коленку в крови, да и он рыдать передумал. — Ну, у меня бывает. — Не бывает, ты же не из пробирки! — «Из пробирки? Что он имел в виду?» — Чтобы получился ребёнок, нужны мужчина и женщина! Твоя мамаша, небось, скрывает, что папа вас бросил! Он продолжал веселиться и выводить меня на реакцию. Конечно, я сразу понял, что он придурок, ведь нормальные люди не прыгают с качели, но теперь он пытался посмеяться надо мной? Естественно, я разозлился. — Никто меня не бросал, тупица! — крикнул я даже чересчур обиженно, сам от себя не ожидая, — Ты сам ничего не понимаешь, вот и не говори! Я толкнул его в песочницу, на его "сушу" и с героическим видом последовал на горки, к нормальным детям. На что конкретно я обиделся, я не понимал. Тот мальчик не знал ничего о моей семье, не знал о Мико и тёте, сам что-то напридумывал и меня учил. А особо умным он не выглядел. Не могло быть, чтобы меня все обманывали и скрывали, что у меня ещё был папа. Я решил обязательно уточнить у Эи, как только вернёмся. С горки я увидел, что Итто всё-таки разрыдался.