Семь дней, чтобы вновь тебя узнать

Шэнь Цинцю слишком крепко сжимает свой веер. Он чувствует: дерево вот-вот треснет под пальцами, но ему плевать. Его глаза неотрывно следят за Му Цинфаном, который осматривает слишком кроткого и слишком вежливого Лю Цингэ. Он такой с тех пор, как Шэнь Цинцю без всякого сопротивления вытащил его из пещер Линси. — Хорошо, шиди Лю, — говорит Му Цинфан, закончив предварительное обследование. — Несмотря на искажение, твои меридианы в порядке. Ближайшие несколько недель тебе следует воздерживаться от любых нагрузок, которые могут вывести течение твоей ци из равновесия. Касательно другого вопроса, который упоминал шисюн Шэнь… Ты можешь рассказать мне, что произошло в пещерах? Лю Цингэ с готовностью кивает. — Первое, что я помню, это тьма. И боль. Очень много боли, словно все мои кости ломаются одновременно. Потом кто-то обнял меня, и в моё тело проникла чистая, приятная энергия. Когда я открыл глаза, то увидел самого красивого человека в мире. Я подумал, что это божество с глазами феникса, его нежную кожу и мягкие волосы я бы с удовольствием ласкал… Шэнь Цинцю услышал достаточно. С глухим стуком он ударил веером по стене, всполошив обоих. — Хватит, — шипит он, прежде чем обратиться к Му Цинфану. — Как я уже говорил, искажение ци лишило Лю Цингэ остатков разума. — Это всего лишь потеря памяти, — вздыхает Му Цинфан. — Временная. Через семь дней он должен поправиться. — Я не понимаю, о чём вы, — Лю Цингэ наивно моргает, прежде чем с обожанием взглянуть на Шэнь Цинцю. — Даже если я не помню кто я, где нахожусь или кто вы такие, я глубоко признателен моему прекрасному спасителю… — Ни слова больше! Просто молчи! — направляя на него веер, предупреждает Шэнь Цинцю. Лю Цингэ в замешательстве хмурит брови. — Но в чём я не прав? Ты спас мне жизнь, и ты прекрасен. — Ты говоришь так, потому что видел только двух человек. — И могу тебя искренне заверить, что твоя красота превосходит его многократно, — упрямо настаивает Лю Цингэ, коротко кивнув в сторону Му Цинфана. — Рядом с тобой, я смущаюсь, мое сердце трепещет и бьется чаще. — Мало нам потери памяти, теперь ещё и какая-то странная болезнь, — злобно шипит Шэнь Цинцю. — Я ухожу. Ты лишил меня возможности улучшить совершенствование, а теперь ещё и выводишь из себя! Я собираюсь отдохнуть и рассчитываю, что меня никто не побеспокоит. Это понятно? Он переводит многозначительный взгляд на Му Цинфана, давая понять, чтобы позже тот сообщил Юэ Цинъюаню, что Шэнь Цинцю требуется покой.

***

Шэнь Цинцю, конечно, не страдал излишней наивностью. Он и не надеялся всерьез, что за время отдыха его никто не побеспокоит. Хотя, если быть до конца честным, в душе его всё же теплилась крохотная надежда, но и она разлетелась на мелкие осколки с появлением Лю Цингэ. Со вздохом Шэнь Цинцю прикрывает глаза. Ну вот… снова. — Этот мастер прекрасно помнит, как говорил, что хотел бы побыть один. Ты пришел показать свою глупость или забывчивость? Раньше в ответ на оскорбление Лю Цингэ сжимал кулаки, подбирался всем телом и давал яростный отпор… Сейчас же он лишь опускает голову с непристойной покорностью, и его щёки окрашиваются краской стыда. — Этот шиди уже повстречался с другими своими боевыми братьями и сестрами, — говорит он осторожно. — Они объяснили мне, что… я должен быть внимательней к тому, что говорю. Я доставил шисюну беспокойство и пришел извиниться. Этот ответ не вяжется ни с одним из сценарием, которые Шэнь Цинцю успел себе представить, стоило только Лю Цингэ переступить порог. Удивленный, так как даже не предполагал, что однажды Лю Цингэ не только извинится перед ним, но и проявит участие, Шэнь Цинцю привстал, опираясь на локти. — Ты поэтому пришел? — он запинается, отчасти теряя самообладание. Лю Цингэ согласно кивает. — Это все? — настаивает Шэнь Цинцю. — Разве ты не собираешься попрекать меня тем, где я нахожусь? Лю Цингэ осматривается, и будто впервые замечает окружающую их обстановку: комнату борделя, убранную красным и золотым, женщин, обнимающих Шэнь Цинцю, скинувшего тяжелые одежды, чтобы расслабиться и отдохнуть. Лю Цингэ цепляется взглядом за полуобнаженное тело шисюна, и его румянец становится ярче. — Я не знаю, где мы. — признает он спокойным голосом. — Думаю, это место, где шисюн Шэнь успокаивает нервы. Его наивность вызывает у одной из девушек смех. Шэнь Цинцю легонько подталкивает её локтем. — Это бордель, шиди. Тебе стоит уйти, пока кто-то тебя здесь не увидел. Может быть у Шэнь Цинцю и возникает соблазн запятнать безупречную репутацию своего соперника, однако сейчас он находится в слишком уязвимом положении. Шиди смотрит на него так простодушно, и единственное, что беспокоит сейчас Лю Цингэ, — это его нагота, а не факт, что он распутно возлежит среди женщин. Шэнь Цинцю был готов к тому, что Лю Цингэ примется повторять те же ошибки и слухи, а не в кои-то веки поведёт себя цивилизованно. — Шисюн Шэнь принимает мои извинения? — Как тебе будет угодно, — безразлично отмахивается Шэнь Цинцю. Но тут же меняет решение. — Не уходи пока, шиди. Ты можешь сказать, о чем сейчас думаешь? Мне нужен честный ответ. Этого Лю Цингэ так легко обвести вокруг пальца. Он кивает, с удовольствием соглашаясь на просьбу. — Я думаю, что шисюн Шэнь, как принцесса на горошине, среди всех этих подушек и женщин. И я немного ревную. — Ревнуешь? — Шэнь Цинцю ехидно ухмыляется. — Только не говорите мне, что все это время ты бесился от неудовлетворённости? Лю Цингэ хмурится. — Я не совсем понимаю тебя, шисюн Шэнь… — Объясни мне, почему ты ревнуешь. Возможно, ты хотел бы быть на моем месте? О, немного терпения… он уже предвкушает момент, когда к шиди вернётся память, тогда к своему удовольствию Шэнь Цинцю сможет по назначению использовать все грязные секреты, которые сейчас выболтает Лю Цингэ. — Напротив, шисюн Шэнь, я бы хотел оказаться на их месте и обнять тебя. Или чтобы ты обнял меня, как тогда, когда спас мне жизнь. Сперва Шэнь Цинцю запускает в его пустую голову чашку, а затем выставляет Лю Цингэ из Тёплого красного павильона.