Шут комнатный, необыкновенный

Полумрак комнаты окутал два влетевших в нее тела. Курапика которого подхватили под бедра, сейчас держа на руках, опирался спиной о дверь, поддаваясь на встречу горячим поцелуям, что обжигали шею, пальцы путали белые волосы ведущего, а томные вздохи разрезали тишину комнаты. Казалось, что сегодня главным будет точно не он… Но это даже восхищало, это чудное предвкушение, познание чего-то нового, это сумасшествие делимое на двоих. Любимые руки, что сжимали бедра, было впечатление, что Кил хочет его сожрать, если же рассуждать по состоянию всех мальчишек, то от этого «бумеранга неебабельности» он пострадал больше всех, так, будто у него украли счастье, хотя, по сути, тогда так и случилось, пускай это и было необходимостью. Но сейчас можно не сдерживать своих демонов, можно отпустить ситуацию и раствориться в грехе, как и желал ранее. На молочной коже уже красовались штук пять алых следов, голод партнера, вовсе не щадил Пику, но он был только за такое стечение обстоятельств. - По-покажи ее, я хочу увидеть, - простонал Курута, пытаясь задрать футболку своего парня, как же он соскучился по нему, по этой гладкой коже, по этим ярко выраженным мышцам, по этому шоколадному запаху, по этой чудесной ауре, что исходила от Кила, порою, хотелось, чтобы она поглотила его с головой. - Вот же, черт, почему вы такие умные с Хисом, он сразу же вас раскусил, а мне сказал, что пусть хотя бы для меня это останется сюрпризом, теперь я понял, чувствую себя идиотом… - расстроено заключил Золдик. Пика положил руку на его щеку, слегка приподняв лицо, чтобы их глаза встретились. - Не расстраивайся, пироженка, - тепло улыбался блондин, - все хорошо, но мне не терпится ее увидеть, мне очень приятно, что ты решился на такой шаг ради меня, - Курапика снова погладил Кила по щеке. На что беловолосый улыбнулся и понес Куруту к кровати, следом усадив того на кровать. Он снял футболку и отбросил ее, словно ненужную тряпку, а затем приспустил резинку домашних штанов, предоставляя взору надпись на левой тазобедренной косточке «Падший ангел (и маленькое изображение кексика)», Пика даже облизнулся, несвойственно себе. Этот жест не укрылся от голубых глаз, что с такой жадностью его словили. - Твоя очередь, - предвкушающее говорил Киллуа, а Пика уже снимал футболку, отбрасывая ее аналогично своему парню, и тоже приспустил спортивки, выставляя надпись «Грешник (и маленькое изображение абрикоски)», в глазах Золдика загорелся огонь, он легонько толкнул Курапику на кровать, чтобы тот принял положение лежа, а следом уселся ему на ноги. – Черт возьми, как же меня это заводит, хочу тебя до беспамятства, - Кил почти что дрожал, когда говорил это, сейчас больше не нужно себя контролировать, не нужно больше страдать от этой разлуки, мучаться от отсутствия его тепла, и этот запах абрикоса, он кружил голову, словно в первый раз. - Ну-ну, дорогой, я здесь прямо перед тобой, и никуда не сбегу, - с намеком подметил Курута, подталкивая возлюбленного к более активным действиям, а затем, положив руку на его затылок, притянул для поцелуя. Мягкий, но проникающий, аккуратный, но горячий, дерзкий, но чувственный, казалось, будто все вокруг плывет, и словно в одном из тех снов, что преследовали Золдика, все то время, что они играли в эту глупую игру. Руки Пики легли на ягодицы возвышавшегося над ним парня, легонько поглаживая и периодически сжимая, сейчас мозги отключатся окончательно. – Я так скучал по тебе, абрикоска, я больше не могу, если я остановлюсь хоть на минуту, то взорвусь, - дрожащим голосом сообщил Киллуа. - Даже не думай о том, чтобы останавливаться, - коварно улыбался блондин, кончиками пальцев поглаживая торс возлюбленного, тем самым заставляя его кожу покрываться мурашками, - Какой же потрясающий, сладкий, прекрасный, сексуальный, это преступление быть таким, - подначивал Кила и дальше Курапика. - Мне кажется, что я смог бы кончить от одного твоего прикосновения, ммм, сделай уже это, я больше не могу ждать, Кил. - Сейчас Пика был максимально открыт перед Золдиком, он поддавался навстречу этим поцелуям, чувствовал эти мягкие движения его пальцев на своей коже, от чего бросало то в холод, то в жар. Стянутые вместе с бельем брюки покоились где-то рядом с остальными небрежно отброшенными предметами одежды, сейчас была уместна лишь нагота и тактильность. – Мне очень жаль, что я так тогда тебя обидел, пироженка, я не хотел, чтобы тебе было плохо, я слишком увлекся этой местью, - немного расстроено проговорил Курута. - Ты был прекрасен в своей мести, эта пытка одновременно приносила и боль, и удовольствие, я был восхищен твоей дерзостью, это было очень горячо, - томно произносил Золдик, заставляя Курапику смутиться, от чего его щечки порозовели, давно Киллуа его таким не видел. – Ну вот, снова мы вернулись к началу, абрикоска, какой же ты, ааах, нет слов ни в одном из языков, чтобы описать то, насколько ты потрясающий, и то, насколько сильно я тебя люблю. Но то что мы сделали, отныне связало нас навсегда, - Кил очертил контуры татуировки на теле Пики, довольно улыбаясь, а следом наклонился, легонько проведя языком по татуировке, а потом поцеловал, любимое место, начав с него и спускаясь вниз по чувствительным местам. Внутренняя сторона бедер, тыльная сторона коленки, выступающая косточка лодижки, вместе с тем поглаживая чувствительную кожу, которая под мягкими прикосновениями покрывалась мурашками. Наконец Кил решил перейти к более решительным действиям, для начала он подвинул Курапику чуть выше, устраиваясь полулежа между его ног, сейчас было все равно, что затекут руки и плечи, долгожданные действия должны быть свершены. Он взял в руку член парня, но его внимания привлек протягиваемый возлюбленным тюбик смазки, а на лице появилась хищная улыбка. Ну как тут устоять, перед этим грешником? Кил размазал вязкую жидкость по пальцам и меж ягодиц пассива, следом за тем проникая внутрь него пальцем, и облизывая влажную от предэякулянта головку, вырывая из груди горячий рваный выдох. Справа налево, слева направо, вниз и вверх, а потом по кругу, то и дело, задевая уздечку, аккуратно, приятно, медленно, ох эта сладкая пытка. - Глубже, Кил, ещеее, - на автомате стонал Курапика, ведь разум едва-едва держался, чтобы не уехать в отпуск прямо сейчас. Но орудовавший между ног парень прислушался к просьбе возлюбленного все глубже принимая в рот возбужденную плоть, заставляя его владельца стонать и извиваться от удовольствия, одновременно с тем проникая внутрь уже вторым пальцем, совершая внутри движения таким образом, будто он чертил пальцами круг. Пика вскрикнул, по-видимому Кил задел чувствительную точку, на что он довольно улыбнулся и продолжил растягивать своего партнера и не останавливался в излюбленном процессе доставления удовольствия. Вот и вошел третий палец, плавно, он уже почти готов, чтобы принять всю любовь своей пироженки и наполниться ею до самых краев. – Мммм, я, я больше не могу терпеть, выйди и войди нормально, - по-учительски, приказным тоном сказал Курута, Золдик оторвался, от любимой игрушки, и усмехнулся. Киллуа поравнялся с Курапикой начав в него входить, на что тот вцепился в его плечи руками вонзая короткие ноготки в кожу, а изо рта вырвался громкий стон, за которым последовало протяжное мычание. - Ты такой милашка, так хочу тебя расцеловать, - улыбаясь, говорил беловолосый, потеревшись своим носом о нос Курапики. - Те-бе ничего не ме-шает, - сбившееся дыхание, - я не, не собираюсь сопротивляться, - ответил Курута, а у Кила после этих слов, словно стукнули по голове, эта власть и доверие, которым Пика его наделил, сейчас только он может, может делать с ним все это. Одно движение бедрами и он уже вошел полностью, по ощущениям узко, тесно и так горячо, словно впервые, казалось, будто его с ног до головы облили кипятком, на лбу выступила испарина, а внутренние демоны нашептывали ускориться, то и дело выбивать и красть эти чудесные стоны, что сейчас были, словно музыка, столь прекрасно, как дрожал его голосочек, как он хватал воздух ртом, как тянулся за поцелуями, как покусывал и облизывал любимые губы, как ласкал руками его тело… Сейчас это сорвало последний стоп-кран, и Кил начал двигаться более жестко, раз за разом наслаждаясь стонами возлюбленного, - А теперь, теперь по-взрослому, пи-роженка, - Киллуа понял намек, следом положив руку на шею Курапики немного сжимая, совсем чуть-чуть ограничивая поток кислорода, глаза пассива начали слезиться, а их алый цвет, своей глубиной сводил с ума. Глубже, жестче, ярче, острее, сильнее, громче, влажно, узко, чувственно, эмоционально. Сейчас, поглощая все эти ощущения, казалось, будто прошла вечность с того раза, когда они делали это, одновременно это было и плюсом и минусом. Плюс – это то, что все ощущалось еще ярче, так словно впервые, и это было просто бомбезно. Минус – слишком долго друг без друга, скучать, находясь рядом, худшая из пыток, пережитых Килом, а он был в этом специалистом. Сейчас же он решил утонуть в этих ощущениях, как и Курапика который уже раскинул руки в стороны и закрыл глаза, его выражение лице сменялось только видом по-разному открытого рта, которым он хватал воздух и производил стоны, что напрочь разбивая ранее устоявшуюся тишину комнаты, чьи осколки приятно вонзались в кожу, слегка садня ее своей стеклянной крошкой, до безумия потрясное ощущение. С каждым новым толчком, Кил проникал все глубже, все время задевая чувствительную точку, ощущения просто до зуда под кожей, до жжения в мозгах, до дезориентации, до истомы в теле, до мандража, до микротоков, что словно нитями окутывают в кокон внутренние органы. - Я так тебя люблю, навсегда ты мой, грешник, - шептал Золдик на ухо Курапике, следом приблизившись, чтобы вновь поцеловать, перед этим легонько прикусив мочку уха. И снова прошелся поцелуями от скулы, по щеке и прямо к губам, снова посасывая и покусывая, облизывая и проникая, разжигая и томя, невозможно остановиться, словно наркотик с которого не слезть, словно любимый десерт, поглощая который невозможно прекратить, словно спелый абрикос, чья сладость так приятно растекается на языке, заставляя сердце биться с бешеной скоростью, что будет отдаваться приятной пульсацией в висках. Облизывать выступающую венку на его шее, языком ощущая такой же быстрый ритм, как и свой собственный. Сжимать его бедра, следом закинув левую ногу на плече, ведь знает, что ему так нравиться, кусать его выпирающие ключицы, следом облизывая и оставляя поцелуи, своеобразные извинения за причиненную боль, хотя он был только рад ее получить, одновременно с тем ощущая движения внутри себя, что так приятно разносили по всему телу волны удовольствия, что превращались в настоящее цунами. Стеклянные крошки разбившейся тишины словно снежинки, мягкие, неощутимые на теле, зато стоны – громкие и страстные, казалось, будто в ушах громыхают парадные барабаны. Толчки становились более резкими и быстрыми, заставляя обоих теряться в ощущениях реальности, они переплели пальцы, эта связь, эта близость, даже сердца бьются в одинаковом ритме. Раз рывок и два, и еще, и снова, и снова, и снова, еще и еще, нервы натянуты так, что скоро лопнут, как струны на старой гитаре, еще рывок, и толчок, опять, раз за разом, протяжный стон, рычащий вздох, жесткий поцелуй. И полная расслабленность, тепло, что разливается внутри, заполняя его своим ДНК и собственное, что образовало небольшую лужицу на животе, которая надолго не задержалась, ведь Кил ее слизал, что еще сильнее ударило по мозгам, столь пошлое, грешное, похотливое, но такое прекрасное действие. Теперь эта связь стала железобетонной крепости, ничто и никогда не сможет их разделить…