Just close your eyes

Танджиро дрожащими пальцами заправил выбившуюся прядь за ухо и неловко поднял взгляд, чувствуя, как щеки стремительно наливались густой краснотой. На горизонте отчетливо виднелась светлая макушка Ренгоку, и Танджиро слышал, как собственное сердце трепетом отзывается в груди. Учитель истории переговаривал с Узуйем, часто жестикулировал и громко заливисто смеялся, заставляя Камадо довольно растягивать губы в улыбке. Все же Ренгоку обладал невероятным шармом, покорившим юного Камадо с первого месяца обучения в старшей школе. Его улыбка – такой же вечный спутник, как и заразительный позитив – слишком быстро заняла все мысли мальчишки, и Танджиро сам не понял, как стал с особым усердием подходить к такому некогда неинтересному предмету, как история. Мальчишка с серьгами Ханафуда готов был делать все, чтобы радовать Кеджуро или хотя бы изредка слышать от него похвалу. Скромную, ограничивающуюся всего двумя словами, но такую уже до боли необходимую и приятную. Лишний раз послушать низкий бархатистый голос, ощутить почти невесомое прикосновение к макушке, случайно коснуться чужой мужской руки, когда учитель передает тетради, и ощутить жесткие мозоли. Поймать осторожный взгляд и потом стараться удерживать свое буйное воображение, убеждая себя, что подобное ничего не значит. Танджиро не помнит, с каких пор стал замечать все эти мелочи. Едва ли он мог вспомнить, сколько раз за день прикасался к Зеницу или как долго смотрел в глаза Иноске. Зато с Кеджуро все прочно отпечатывалось в голове. Даже сейчас, когда учитель вдруг случайно заметил его и махнул рукой, Танджиро жадно впитывал его образ: мелкие морщинки вокруг глаз, изящную кисть крепкой руки, завораживающий блеск в глазах и легкую растерянность. Словно он сам не ожидал увидеть ученика снаружи – в летней удушающей духоте. Танджиро вздохнул, жалостливо кривясь и смотря на обжигающее солнце. Его загорелая кожа уже успела покрыться испариной, и летняя школьная форма, так старательно выглаженная с утра, немного помялась, прилипая к спине и груди. Он мельком оглядел себя: из-за жары волосы взмокли, облепили виски и шею, и мальчишка чувствовал стекающий по ямке на пояснице пот. В классе действительно было прохладнее – Зеницу и Иноске дожидались его там, решив, что пережить такое издевательство от природы они уже не в силах. - Камадо, что ты тут делаешь? – Мальчишка вздрагивает так, что бутылка с холодным чаем на его коленях подпрыгивает. Кеджуро дергается в ее сторону, спасая от падения. - Здравствуйте, Ренгоку-сан, - мальчишка немного отодвигается, стоит Кеджуро присесть рядом. Он косится на учителя, нервно сжимает собственные колени и чувствует себя отчего-то слишком нервно, будто оказался на исповеди и вот-вот признается, что совершил самый тяжкий грех. – Я…мне нужно было проветриться. – Он проводит руками по бедрам, вытирая проступивший пот. Дышать стало резко невыносимо, и Танджиро не уверен, действительно ли на миг потемнело перед глазами или ему все же показалось. - Погода не самая располагающая для посиделок на улице, не находишь? – Мужчина весело улыбается, протягивая спасенный чай. Их руки снова соприкасаются – всего на несколько жалких секунд – но Танджиро готов поклясться, что сердце от этого решило пуститься в пляс. Он осторожно смотрит на учителя, с трудом сглатывая и ощущая жуткую сухость во рту. Язык настолько высох, что, кажется, Камадо ощущал привкус земли и песка. – Где твои друзья? - В классе. - Понятно. – Кеджуро скрестил руки на груди, и задумчивый взгляд уставился вдаль. Танджиро же ковырял ногтями яркую этикетку чая, хмурясь и понимая: разговор не клеился. С тех пор, как мальчишка осознал и признал собственные чувства, вся уверенность и легкость, с которой начинались их с учителем отношения, резко сошли на нет. Теперь неловкость и нервозность стали постоянными его спутниками, и Танджиро не знал, как вернуть себе прежнее спокойствие. Ему не хватало той непринужденности, которая мягким теплом оседала на дне живота, заставляя его скулы болеть от улыбки и с нежностью смотреть на учителя. Сейчас же его с завидной регулярностью окатывало горячей волной, а долгие взгляды стали короткими и вороватыми. Мальчишка отсчитывал секунды, опасаясь смотреть на Ренгоку дольше нужного. - Скоро период экзаменов. Уже начал готовиться? – Камадо неопределенно ведет плечами, но все же улыбается, заглядывая в яркие желтые глаза. Они по-прежнему сияли и смотрели с искренней заинтересованностью, вынуждая Камадо ответить короткое «пока нет». – Что ж, тебе следует поторопиться. Экзамен по истории будет чуть ли не самым первым. - А вы, Ренгоку-сан, так и останетесь в школе на лето? – Кеджуро выглядит слегка удивленным – его густые брови медленно ползут вверх, и задумчивый взгляд устремляется к голубому небу. Оно было таким чистым, что солнце наверняка продержится до самого вечера, жаля кожу и высушивая зеленую траву. - Думаю, да. Мне нужно помочь Узуйю сделать ремонт в его кабинете. Да и с документацией мне легче разбираться в классе. Никто не отвлекает. – Танджиро нехотя заставил свой язык отлипнуть от неба. - А дома вас кто-то отвлекает? – Мальчишка большим пальцем разгладил образовавшиеся волны на этикетке чая. Многострадальная бутылка ответила глухим треском, и Кеджуро невольно посмотрел на нее, замечая, как крупно дрожат чужие пальцы. Взгляд плавно скользнул выше, к напряженным предплечьям, плечам, выделяющейся на шее венке, обрамленной стекающей каплей пота, а после поймал бегающие вишневые глаза. Камадо сглотнул, его кадык дернулся, и Кеджуро не заметил, как подвис. – Извините, если лезу не туда. Кажется, я слишком любопытен. - Все в порядке, Камадо. – Кеджуро ласково заправил влажную прядь за ушко, заставляя и так красное лицо мальчишки гореть сильнее. Танджиро тихо поблагодарил, после приглаживая волосы самостоятельно, но они настойчиво продолжали лезть в лицо и в глаза. – Ко мне недавно приехал брат. У него в университете каникулы, и он захотел провести два месяца у меня. - А, да, вы говорили когда-то про…Сенджуро-сана? - Верно. Запомнил? – Кеджуро провел большим пальцем по красной щеке мальчика, стирая катящуюся каплю пота. – Ты уверен, что не хочешь вернуться в класс? Сегодня действительно очень жарко. Танджиро с тоской глянул на теплую руку учителя – ладонь была большой, покрытой мозолями от постоянных тренировок в зале и кендо, с узловатыми пальцами и маленькими редкими шрамами. Как-то Ренгоку рассказал ему, что в школьные годы часто дрался с хулиганами, поэтому переломанные пальцы выглядели такими угловатыми, с сильно выпирающими костяшками. Камадо нравились пальцы учителя. При всех шероховатых мозолях они всегда касались его нежно, поддерживающие, но мимолетно. - Нет, Ренгоку-сан, в классе слишком много людей. Они мешают думать. - О чем же? – Кеджуро с такой искренней заинтересованностью заглядывает ему в глаза, что Танджиро стушевывается. Он вышел, собственно, из-за учителя, из-за того, что видеть Ренгоку в коридорах, мило разговаривающим с другими учениками, было уже невыносимо. Собственные чувства тяжелым камнем оседали в легких, тянули вниз, лишая кислорода, и Танджиро ничего не мог сделать с переполняющей его ревностью. Она была такой острой, что вызывала изжогу. - О вас. - Обо мне? - Вы мне нравитесь, Ренгоку-сан, - Танджиро удивляется тому, с какой легкостью слетели эти слова с его сухих губ. Несколько недель назад он на пробу произносил признание, стоя перед зеркалом, жутко нервничая и заламывая пальцы. Стоило фигуре Ренгоку всплыть в голове, голос не слушался, скакал, словно строптивый конь, бросая его от низкого пугающего мужчины до писклявого маленького мальчишки. Танджиро варьировал слова, пытался придумать что-то особенно сокровенное, необычное, что-то завуалированное, чтобы учитель не понял его истинных намерений, но что-то такое, что принесло бы Танджиро облегчение, и переполнявшие чувства смогли найти выход. Все оказалось куда прозаичнее. Не было никакого взрыва в груди или сбившегося дыхания. Не было дрожи в коленях, правда, пальцы все равно настойчиво цеплялись за светлые школьные штаны, ища себе применение. Ему не хотелось упасть в обморок или сбежать. - Оу, - Танджиро поднял взгляд на учителя. Кеджуро растерянно хлопал глазами, не ожидая услышать что-то подобное от своего ученика. Его озадаченные глаза метались по чужому удивительно спокойному лицу в поисках продолжения или подсказки, но Камадо лишь слегка растянул губы в улыбке, уже зная ответ. – Ты мне тоже нравишься, Камадо. - Приятно слышать, Ренгоку-сан, - мальчишка улыбается лишь губами, кончик его носа едва заметно дергается на манер кролика, и вишневые глаза, наполнившиеся грустью, поспешили зацепиться за крону дерева вдали. Он знал, что так будет. Еще с самого начала знал. У Кеджуро не может быть к нему иных чувств, кроме как к усердному ученику, доброму мальчишке, который лишний раз вызовется помочь перенести тетради или захватить журнал. Ренгоку наверняка даже не понял, что Танджиро признался ему, вкладывая в такие обычные слова частичку себя. - Камадо? - Да? - Ты плачешь. – Танджиро моргает, лишь сейчас замечая свои влажные ресницы. Он стыдливо краснеет, костяшками вытирает слезы в уголках глаз и прячется за руками. В груди сильно екнуло сердце, и мальчишка сжался, мысленно умоляя себя успокоиться. В этот момент ему не было грустно – он прекрасно понимал, что Кеджуро не достигнут его чувства, его слова. Он и не рассчитывал на взаимность. Между ними пропасть такого размера, что Танджиро даже не успеет перепрыгнуть на другую сторону. Но он прыгнул, попытался, и ощущение полета в темную глубину выдавливало воздух из легких. Он всхлипнул. Слез становится так много, что они быстрыми дорожками стекают по его кистям. - Камадо, что случилось? – Кеджуро аккуратно касается подрагивающего плеча Танджиро и мягко толкает его в свои объятия. Мальчишка так неожиданно заплакал, что Кеджуро и не знал, на что подумать. Пока Камадо прижимался к его груди, цепляясь пальцами за ткань белоснежной рубашки на спине, Кеджуро ласково водил по его макушке, слыша, как собственное сердце забилось быстрее от волнения. - Все в порядке. – Шептал Танджиро, жмурясь и пытаясь выдавить из себя остатки слез, но едва он открывал глаза, они аккуратными капельками срывались с темных ресниц. Мальчишка упер руки в крепкую грудь учителя и попытался отстраниться – окольцовывавшие его руки не позволили даже встать. – Я в порядке, в порядке. - Камадо, ты определенно не в порядке. – Кеджуро нежно касается лица ученика ладошками, и большие пальцы с заботой стирают влажные дорожки. Покрасневшие глаза смотрели на него с такой тоской, что сердце Кеджуро в очередной раз сжалось, заставляя все его нутро выть в желании успокоить маленькое чудо перед ним. Кеджуро был уверен: что бы ни случилось, такой замечательный мальчишка не заслуживал того, чтобы лить слезы. Разве что счастья. – Расскажешь, что произошло? - Ничего, Ренгоку-сан, ничего. – Камадо тряс головой. Несколько капель упали учителю на бедро. – Пожалуйста, отпустите, я в порядке. Кеджуро оглядывается назад – из приоткрытых окон раздается мелодичная короткая музыка, и он обеспокоенно смотрит на Танджиро. Он не знал, какой урок должен был быть у Камадо, но готов был отпросить мальчишку, лишь бы дать тому время успокоиться. Ренгоку ласково провел по мокрой щеке, заглядывая в покрасневшие глаза и гадая, что же могло расстроить Танджиро настолько. Действительно ли важно то, что вызвало его слезы? - Камадо, послушай, - Танджиро очаровательно шмыгает носом. – Хочешь посидеть в кабинете Узуйя и успокоиться? – Он качает головой, не соглашаясь. – А со мной в учительской? Там, правда, могут быть и другие преподаватели, но я мог бы налить тебе чай и- - Ренгоку-сан, мне надо на урок. – Ученик перехватывает чужие руки, сжимает их легко, почти незаметно поглаживая большими пальцами, и встает. Его долгий взгляд проходится по всей напряженной фигуре Ренгоку, замечает поджатые губы и нахмуренные брови, и Танджиро заставляет себя улыбнуться. Обмануть Ренгоку и убедить в том, что он в порядке, почти невозможно. Но он попытается. – Я пойду. Простите, что вам пришлось такое увидеть. Кеджуро не успевает сказать и слова. Едва он приоткрывает рот, Танджиро низко почтительно кланяется и быстро уходит, скрываясь за углом здания. Его горькие слезы все еще ощущались на ладонях, пальцах, и они кололи так сильно, что вызывали зуд. Мужчина откинулся на спинку скамьи, смотря на ослепительно голубое небо – оно по-издевательски было пустым, таким же, как голова Кеджуро в этот момент. Ему хотелось подумать, обдумать, прикинуть, понять хотя бы отдаленную причину, почему Танджиро так неожиданно заплакал. Но в голове была поразительная пустота. Мозг не желал отзываться на его немые просьбы, лишь подкидывал болезненные картинки жмущегося к нему мальчишки и его частых слез. - Чего делаем на улице? – Кеджуро сначала видит плотный переплет журнала, а после ощущает его тяжесть на своем лбу. Тенген не очень учтиво ударил друга еще раз и сел рядом, оттягивая ворот футболки и пытаясь хоть как-то спастись от жары. – Ты решил заняться мазохизмом? Не очень приятный способ, знаешь ли. - Тогда что ты тут делаешь? Мне казалось, у тебя еще два урока. – Кеджуро принимает холодную баночку кофе и открывает сразу же, делая несколько внушительных глотков. – Тем более, - Тенген бросает на него внимательный взгляд, - твоя белая кожа покроется пузырями, если ты будешь так часто появляться на солнце. - Может, я хочу наконец-то загореть. – Кеджуро одаривает его скептическим взглядом. – Что с твоим лицом? - В смысле? - Выглядишь подавленным. – Тенген оглядывает друга, замечает опущенные уголки губ и отсутствие горящего огонька в глазах; лишь слепой не увидел бы, каким озадаченным был мужчина. Кеджуро непонимающе склоняет голову набок, пытаясь понять, действительно ли он, как сказал Тенген, подавлен. Да, то, что он стал невольным участником откровения Танджиро, его определенно не оставило равнодушным, но…настолько? – Видел уходящего Камадо. Он что-то сказал тебе? - Ничего такого. – Кеджуро вытирает ладошкой щеку и видит, как она блестит от пота. Им стоило бы уже спрятаться в здании или хотя бы пересесть на другую лавочку. Например, ту, что в нескольких шагах была спрятана от горящих лучей зелеными кронами деревьев, но мужчина не хотел двигаться. И Ренгоку прекрасно понимал, что его амебное состояние не было вызвано аномальной жарой. Его, кончено, сильно разморило, но даже он заметил за собой хмурые взгляды, бросаемые не столько в сторону Тенгена, сколько на место, где не так давно сидел Танджиро. - Он казался расстроенным. Неужто ты ему так безжалостно отказал? - Что? – Это вырвалось настолько неожиданно, что Кеджуро хотелось обернуться. Таким удивленным он слышал свой голос впервые, так же, как и ощутил подскочившее к горлу сердце. Оно пропустило мощный удар, заставив мужчину подавиться. – Что ты имеешь в виду? - Пого- - Признание? - То есть ты- - Это было признание? – Кеджуро так сильно сжал банку, что та жалобно заскрипела, и черный холодный кофе неприятно плеснул на пальцы, разливаясь небольшой лужицей под их кроссовками. Тенген сконфуженно подпер голову кулаком, жмурясь и гадая, как сильно он сейчас сглупил, обронив всего несколько невинных слов. Самое подлое: он не мог винить Кеджуро. Мальчишка Танджиро был настолько дружелюбен со всеми, что распознать более глубокие и горячие чувства, питаемые к учителю истории, даже у Тенгена не сразу вышло. Он несколько недель принимал теплые взгляды, полные нежности и любви, за простое восхищение. А нервозность и суетливость - за желание понравиться Ренгоку. Как ученик, и ни капли более. - А я- Кеджуро прикрыл ладонью глаза, выдыхая. Холодный ужас прошиб его, неприятными когтями проходясь по каждому позвонку. Осознание, что именно он послужил причиной чужих слез, больно сдавило горло. - Нет, Узуй, быть не может. - О чем ты? - Я нравлюсь Камадо в том самом смысле? – Чем больше Кеджуро думал об этом, тем меньше подобное походило на правду. Мужчина посмотрел на Тенгена, ища поддержки, но друг только пожал плечами. - Во всяком случае, мне так кажется. Кеджуро зарылся пальцами в волосы, напрочь забыв, что они по-прежнему слипались из-за подсыхающего кофе. В ушах набатом стучало сердце, и Кеджуро не понимал, почему подобное признание вызывает в нем такой острый отклик. Внизу живота завязался нервный узел – Кеджуро почувствовал себя глупцом, который разбил чужое сердце, так безжалостно, предлагая помощи и спрашивая, что случилось. Щек коснулся легкий стыдливый румянец, и Кеджуро выдохнул, ощущая себя нашкодившим подростком, а не взрослым и мудрым мужчиной, преподавателем, каким он должен быть. Больше дегтя добавляло то, что какая-то отдаленная – совсем маленькая и нахальная – частичка почувствовала приятный трепет. Всего на миг Кеджуро ощутил что-то похожее на счастье, но поспешил осадить себя. Все происходящее казалось нелепой шуткой. - Пожалуйста, не говори, что теперь ты будешь допытываться до Камадо. – Тенген удержался от болезненного стона. – Кеджуро, не причиняй мальчишке больше страданий. Он и так наверняка еле сдерживает слезы. Подростки в этом возрасте очень чувствительны. - Я не собирался. - По лицу вижу, что врешь. - Я лишь хочу убедиться, что он в порядке. – Тенген с силой ткнул друга в лоб. - Он не будет в порядке. Ты никогда ничего не понимал в отношениях, так что послушай меня, Кеджуро. Оставь пока Камадо в покое. Пусть переболеет этими чувствами, а после он, как ты и хочешь, будет в порядке. Кеджуро одарил его долгим нечитаемым взглядом, а после кивнул. Он действительно не знал, что делать в подобных ситуациях – его всегда выручал Узуй, помогая отказать вьющимся вокруг него девочкам так, чтобы ни одна не почувствовала себя некомфортно – увы, но прямолинейность Ренгоку нередко была занозой в этом деле. Парень признавался ему впервые, потому Кеджуро все еще чувствовал легкое волнение, покалывающее в кончиках пальцев. Он ногтями впивался в жесткую кожу подушечек, призывая себя собраться и отогнать сковывающее смущение. Всему требуется время. И это универсальное лекарство должно помочь и Камадо – Кеджуро на это очень надеялся. - Вернулся во времена студенчества? – Тенген усмехается, закрывая дверь и садясь рядом с другом. Кеджуро на его издевку закатил глаза, продолжая писать что-то в бумагах. В учительской, кроме них двоих, был разве что Томиока. Тот, измученный ранними подъемами, лег на свой стол, подложив под голову документы и изредка тихо посапывая – на часах медленно переваливало за семь, и из приоткрытого окна холодной дымкой тянулся запах влажной травы. – Что ты тут делаешь? Я бы предположил, что ты проспал, но сейчас гребанная рань. Обычно в это время ты на пробежке. - Могу задать тебе тот же вопрос. – Ренгоку заставляет себя оторваться от бумаг, и из-под темной оправы на Узуйя смотрят покрасневшие глаза. Учитель искусств понимающе хмыкает, и пальцы сами тянуться разгладить образовавшуюся на лбу морщинку. В очках, с собранными в небрежную гульку волосами Кеджуро действительно напоминал ему их университетские годы – в голове мгновенно всплыли их бесконечные бессонные ночи, отряды грязных кружек, перепачканных кофе, и горы распечаток с конспектами. - Даже так? – Кеджуро только тяжело выдыхает, жмурясь и растирая переносицу. Глаза обжигало усталостью. – Дай угадаю, не смог заснуть из-за вчерашнего? Какой же ты чувствительный, Кеджуро. – Блондин возмущенно посмотрел на друга, отмахиваясь от его пальцев, что стали крутить выпавшие передние прядки. Тенген снова коснулся чужих мягких волос – их яркий цвет магнитом притягивал его. – Не принимай ситуацию так близко к сердцу. Только если ты не чувствуешь к мальчишке нечто подобное. - Ками-сама, Узуй, даже не начинай. - Что именно? - Я слишком устал, чтобы подвергаться твоей психологии. – Тенген на это мягко улыбнулся, замечая, как маленькими мурашками покрываются загорелые руки друга. Он знал, что Кеджуро не интересуют ни отношения, ни любовь – Ренгоку заботило лишь собственное призвание, его работа в школе с учениками, тренировки в зале и приятная тяжесть меча при занятии кендо. Вечером он мог засесть за чтением книги или просмотром сериала, как самый обычный человек, и в нем не откликалась никакая острая потребность ощутить кого-то рядом под боком. Сам Ренгоку изредка думал, что это связано с тем, что большую часть жизни он провел с младшим братом и в заботах о больной матушке, потом пытался помочь отцу, который из-за смерти любимой жены стал совсем плох. Сейчас, когда брат учится в университете, а отец нашел себе новое призвание, занимаясь после работы запустевшим садом – ранее Рука и Сенджуро следили за внутренним двором их поместья, у Кеджуро появилось время на себя, и он не хотел обременять себя дополнительными хлопотами. Узуй его в этом прекрасно понимал, находя отношения слишком проблемными. Наверное, поэтому он иногда встречается с тремя разными девушками, не связывая себя с ними чем-то большим. Их устраивало – его тоже. - Тебе сделать кофе? - Буду очень благодарен. – Узуй легко треплет светлую шевелюру друга, делая ее еще более неаккуратной, и скрывается, унося приятные теплые прикосновения. По утрам было слишком прохладно, и Кеджуро сложил руки на груди, передергивая плечами, – холодный ветер настойчиво прошелся по позвонку. Гию все также тихо посапывал, лишь раз он поднял голову, проверил время на экране мобильного и снова спрятался за руками. Первая чашка кофе, принесенная Тенгеном, быстро опустела. За следующей пришлось идти самому, пока учитель искусств старался успокоить проспавшего Санеми, что метал молнии одним своим взглядом и грозился убить любого, кто его сейчас тронет. Узуй рискнул, умело сменив гнев на милость, а после началась очередная рутина, занятия, и Кеджуро не заметил, как закончился первый урок. Ему следовало собираться – следующий урок у него был как раз в классе Танджиро. Мужчина оглядел себя: помятая рубашка, испачканные в чернилах пальцы, неаккуратно завязанные волосы. Еще почему-то только теперь он заметил пробивающуюся щетину и легкие тени под глазами. Очки он никак снять не мог – из-за неприсущей ему растерянности он забыл надеть линзы. - Ренгоку-сан? - Камадо? – Кеджуро удивленно вскидывает брови, впиваясь в мальчишку долгим взглядом. Его резко бросило в жар, будто ученик застал его за чем-то неприличным. Сердце ухнуло, опускаясь на дно реберной клетки, и Кеджуро неосознанно сжал ручку меж пальцев сильнее. – Тебе что-то надо? - Журнал? – Неуверенность в голосе Танджиро заставила Кеджуро слабо улыбнуться. Камадо подошел к его столу. - Присядь, мне нужно дописать планы уроков. – Камадо с сомнением посмотрел сначала на преподавателя, потом на стул рядом, но все же сел. Его напряженный взгляд скакал по всей комнате, старательно избегая учителя, но глаза, словно намагниченные, все время устремлялись к Ренгоку. Сновавшие туда-сюда учителя переговаривались, печатали что-то в компьютерах, и Танджиро не был уверен, что в такой суматохе Кеджуро услышит, но все равно на пробу сказал: - Вам идут очки. – Мужчина ответил короткой улыбкой, но рука его предательски дрогнула, перечеркивая несколько иероглифов. Он медленно выдохнул, стараясь не обращать внимание на то, как резко обдало жаром щеки, и сосредоточенно продолжил писать. Танджиро молчаливо дожидался рядом. - Камадо, насчет вчерашнего. – Ренгоку посмотрел на ученика в легком изумлении, он сам не знал, почему поднял этот вопрос, но слова колючим водоворотом крутились на языке и, не озвучь их, они иглами впились бы в щеки и десна. Еще со вчерашнего вечера Кеджуро думал о Камадо, о его возможной более глубокой симпатии и даже написал Тенгену, в очередной раз спрашивая совета - в такой деликатной теме слова следовало подбирать осторожно. Неверное движение, и уже нанесенная рана станет глубже. Проблема осложнялась тем, что в ответе Кеджуро прочитал уже знакомый совет оставить Камадо в покое. Но по каким-то неведомым силам он не мог; вся его сущность требовала утешить мальчишку, приласкать и обнять – Ренгоку предпочитал сваливать это на свое прошлое. С таким же трепетом он относился к своему брату. - Да, еще раз прошу прощения, Ренгоку-сан, - густые брови Кеджуро поползли вверх, когда Танджиро встал, снова низко кланяясь. Грудь болезненно сдавило. – Я вчера не смог сдержать эмоции, и вам пришлось видеть…это… Мне искренне жаль. - Мальчишка поморщился, не отвечая на прямой взгляд. Ренгоку судорожно вдохнул, губы его слипались, и язык свело судорогой. Он не мог сказать ничего вразумительного, ощущая лишь неприятный зуд в легких. - Нет, ты- - Еще мне жаль о сказанных вчера словах. – Танджиро не поднимал головы. Кажется, она только ниже опускалась, и мальчишка вот-вот должен был упасть на колени. Кеджуро видел, как наливаются краской кончики ушей – Камадо действительно было стыдно. Стыдно за то, что он сказал Кеджуро «вы мне нравитесь». Кеджуро хотел возразить, однако Танджиро продолжал сбивчиво говорить, его голос сильно дрожал. – Надеюсь, мои слова не ввели вас в заблуждение и не поставили в неловкое положение. Мне искренне жаль. – Повторил он, продолжая смотреть в пол. Кеджуро моргнул. Моргнул еще раз. Взгляд плавно скользнул к рукам – сжатые в кулаки пальцы дрожали и едва заметно цеплялись за ткань штанов. Танджиро было страшно? стыдно? больно? Он притворяется или его вчерашние слова правда значили совсем не то, что они с Тенгеном подумали? Ренгоку ощутил себя еще большим придурком, наконец понимая, почему Узуй так настойчиво советовал не трогать мальчишку, не бередить его раны. Мужчине вмиг стало противно от себя же самого, собственная настойчивость ослепила глаза, и гадкий эгоизм он ошибочно принял за добродетель, думая, что так поможет Танджиро пережить возможное разбитое сердце. Он не только не помог склеить его, а с силой наступил на осколки. Их жалобный хруст набивал уши. - Камадо, пожалуйста, подними голову. – Он коснулся чужого плеча и пораженно приоткрыл рот, когда мальчишка отшатнулся, избегая его прикосновений. Танджиро несмело поднял голову – Кеджуро поморщился, читая в глазах немую мольбу. Мальчишка мысленно умолял его не развивать тему, оставить все так, как оно есть сейчас: запутанно, смазано и болезненно. – Тебе, - Кеджуро прочистил горло, не узнавая собственного хриплого голоса, - тебе не за что извиняться, Камадо. Танджиро поджал губы, заставляя себя благодарно улыбнуться и снова поклониться. Ренгоку эта улыбка острым шипом пронзила грудь. Он вернулся к журналу, желая скорее заполнить его и отпустить мальчишку, но пальцы не двигались, голова вновь опустела. Удивительно, как легко Танджиро мог потеснить любую мысль, заполняя собою всю черепную коробку. Ренгоку бросил на ученика быстрый взгляд – в них застыли слезы, вишневые глаза блестели, и Кеджуро стал суматошно озираться. В кабинете оставался только Санеми, остальные преподаватели ушли либо по делам, либо уже перебирались в классы. - Камадо, я могу что-то сделать? - Что? – Танджиро поднимает на него взгляд, и блестящая капелька легко срывается с ресниц. - Вчера- - Ренгоку-сан, я же вас- - Нет, послушай. – Кеджуро хочет коснуться мальчишки, но тот выставляет руку, противясь. Попытки Танджиро отгородиться вызывают лишь очередной болезненный приступ. – Вчера же ты говорил серьезно? - Что это- Танджиро осекся, оборачиваясь, - Санеми как раз закрывал дверь, учтиво оставляя их наедине. - Что это меняет, Ренгоку-сан? Я...искренне сожалею, что вчера я сказал это. Мне не стоило. Я должен был молчать, должен был переболеть. Но я так долго терпел, а еще вчера эти девочки… - мальчишка всхлипнул. Пальцы быстро смахнули влагу со щек, не давая Кеджуро повода прикоснуться к нему. - Какие? - Когда одну вы вчера погладили по голове, я заревновал. Сильно. И это так отвратительно. – Ренгоку хлопал глазами в замешательстве, пытаясь вспомнить то, о чем сбивчиво говорил Танджиро, но едва ли ниточка, ведущая к какой-то ученице, всплывала в голове. Каждый раз, как он пытался прокрутить события вчерашнего дня, он так или иначе возвращался к Камадо, что сейчас сидел перед ним, старательно утирая слезы. - Но это нормально. – Брови Танджиро беспомощно изогнулись, и вишневые глаза с сомнением посмотрели на него. – Когда тебе кто-то нравится, это нормально, Танджиро. – Кеджуро аккуратно коснулся чужих кончиков пальцев. Они были жесткими, влажными, но такими теплыми. Ренгоку увереннее провел вдоль таких же влажных ладоней, немного надавил, прося ученика убрать руки от заплаканного лица. - Пожалуйста, прекратите. - Почему? - Вы, ах, Ренгоку-сан, почему вы так поступаете? – Мальчишка сжал его руку. – Вы не воспринимаете мои слова всерьез? Неужели вы думаете, что я не могу любить вас? - Пого- Кеджуро нахмурился. - Я никогда такого не говорил. - Тогда почему вы продолжаете? Я прошу вас, я умоляю вас. Просто дайте мне выдохнуть. Посмотрите на ситуацию с моей стороны. Вы по-прежнему добры ко мне, прикасаетесь с такой заботой. Мне больно. – Танджиро зажмурился, сжимая чужие пальцы в тисках. Он будто хватался за Ренгоку, как за спасительный круг – вот-вот, и сам пойдет ко дну. – Я знаю. Я все понимаю. Понимаю, что вы взрослый, понимаю, что вы учитель. Понимаю, что я вам совсем не нужен. Поэтому мне так больно. Мне обидно, что я ничего не могу сделать. Мне обидно, что нас разделяют девять лет разницы. Меня убивает безвыходность ситуации, Ренгоку-сан. - Тан- - Пожалуйста, не говорите ничего. – Танджиро всхлипнул, горькие слезы сыпались на ладошку учителя, и Кеджуро едва сдерживал разрывающий его порыв обнять Камадо. Каждое слово задевало его за живое, заставляя раны кровить. – Я не ожидал ничего. Я даже мечтать не смел, что вы можете чувствовать что-то такое же. Я не строил замков, я не тешил себя тем, что, выпустившись, у меня появится шанс. – Мальчишка взглянул него, но слезы размывали лицо Кеджуро – взволнованное и печальное. – Простите. Пожалуйста, простите. Я не хотел, чтобы вы видели мои слезы. Я не хотел, чтобы вы слышали все эти слова. - Танджиро, - Ренгоку хотел было коснуться порозовевшей щеки Камадо, но рука его дрогнула, и в голове пугающим набатом стучали слова мальчишки. Его доброта сделает только хуже, Танджиро прямо сказал об этом. Ренгоку стиснул зубы – Ками-сама, что ему делать? Каждая клеточка рвала и метала, плевав на все «не прикасайтесь», «не делайте больно»; он смотрит на плачущего Танджиро, на любимого ученика, на друга. Несмотря на разницу в возрасте, Кеджуро с удовольствием и гордостью мог назвать Танджиро своим другом, тем самым редким единомышленником, которого так трудно найти большинству людей. Танджиро был его соулмейтом: они могли говорить о кендо бесконечно, спорить о правительственных заговорах, размышлять над тайнами Вселенной или просто обсуждать сериал, который они, оказывается, вместе недавно начали смотреть. Их вкусы часто совпадали, а необычайная зрелость Танджиро делала его замечательным собеседником. Ренгоку не хотел терять то чувство уюта, что дарил ему Танджиро. С другой стороны, противясь всем резонирующим эгоистичным клеткам, он понимал, что не может дать мальчишке того, чего он, Танджиро, хочет. Кеджуро не готов любить, не готов брать ответственность за Танджиро, потому что он – еще мальчишка, школьник. Ему все еще шестнадцать лет, а Ренгоку все еще был учителем истории. Танджиро и здесь оказался слишком зрелым. - Мне жаль, Танджиро. - Вы можете ничего не говорить. Я же сказал, я знал.