Just close your eyes

- Брат, что ты делаешь? – Сенджуро вопросительно выгибает брови, заглядывая к Ренгоку старшему в ванную. Тот уже как двадцать минут стоял напротив зеркала, вглядываясь в свое отражение и часто хмурясь. Желтые глаза – они особенно сильно выделялись на фоне залегших темных кругов – уставились в ответ, и парнишка вздрогнул, стоило Кеджуро тяжело выдохнуть. Таким Сенджуро видел его редко. - Мне недавно признались в чувствах. - О! – Ренгоку младший просиял, едва ли не хлопнув в ладоши от радости, но сдержался, одаривая брата лишь теплой улыбкой. Он вошел в комнату, встал подле старшего и смотрел на того через отражение. Затеянная игра казалась ему довольно забавной. Кеджуро ответил мягкой полуулыбкой. – Кто это был? Кто-то из коллег? - Учеников. - Интересно. И кто же? – У Сенджуро слегка заалели щеки от радости. Они редко говорили с братом о чем-то подобном: Кеджуро предпочитал не поднимать тему отношений, и Сенджуро уважал его желание. Теперь же брат решил поделиться сам, и парнишка с удовольствием готов был ответить на сделанный шаг, если бы не подавленное состояние Кеджуро. Уже какой день брат, приходя с работы, был рассеянным, и взгляд его каждый раз при разговоре уплывал, задумчиво бродя по комнате. – Ты потому был таким странным последние дни? Это признание что-то торкнуло в тебе? - Это был Танджиро. – Улыбка Сенджуро вмиг спадает, оставляя лишь яркую растерянность. - Это…неожиданно. - Правда же? – Кеджуро отчетливо видит озадаченность на лице младшего брата и мягко треплет его по светлым волосам, прося не беспокоиться об этом. Они с Танджиро, кажется, решили все, как могли. Да, странно было в свои двадцать с лишним вести себя немного по-ребячески. Он всяческими способами пытался избегать Танджиро, как того советовал ему Узуй и как хотелось самому Камадо. Мальчишка максимально отгородился от него, и стоило Кеджуро в коридоре заприметить знакомую фигуру и едва махнуть рукой, Танджиро излишне вежливо кланялся и скрывался в других классах. На уроках едва ли можно было заметить привычный внимательный взгляд, а на вопросы тот отвечал нехотя и скупо. Длинные рассуждения и интерес к предмету сдулись, словно проткнутый воздушный шарик; так стремительно, кажется, на памяти Кеджуро еще никто не менялся. Танджиро весь, до краев, наполнился неловкостью и грустью, его движения стали вялыми, и Кеджуро мог поклясться, что видел на побледневшей коже темные пятна от недосыпа. Сказать, что Кеджуро это расстраивало? Да, очень. Он никак не мог сообразить, что можно было бы сделать, чтобы возвратить время вспять и, возможно, что-то изменить. Возможно, ему все же стоило подумать над признанием Танджиро, рассмотреть под другим углом и…ответить? Нет, какой кошмар. Кеджуро покачал головой, едва не роняя рис. Сенджуро с беспокойством следил за каждым его движением. Кажется, Кеджуро недостаточно проснулся, чтобы здраво рассуждать над такими сложными для него темами. Ладно, думает он, накладывая редис в тарелку. Предположим, что что-то получится, им теперь до самого выпуска Камадо скрываться? Прятаться, точно нерадивым любовникам, и целоваться в кустах? А потом притворяться, что все в порядке, что они друг для друга по-прежнему ученик и учитель? Ну, с кустами Кеджуро, конечно, переборщил, но в остальном он явно видел проблески безумия и недочетов. Они спаляться в первый же день: у Кеджуро лицо – сплошное полотно с гаммой эмоций, едва увидев Танджиро он будет либо сиять, точно лампочка в 220 вольт, либо его лицо будет выражать жуткую скорбь, потому что все это неправильно. Ренгоку твердо уверен, что чувства Танджиро – лишь легкая влюбленность, ему же 16. В 16 всякая симпатия гиперболизируется, любовный объект становится слишком идеальным, а он… - Брат, - Сенджуро мягко накрывает его руку, заставляя поднять на себя глаза. Кеджуро опять слишком глубоко ушел в себя. Который час? – Не стоит снова грузить себя мыслями. - Я не- Сенджуро хмурится, скрещивает руки на груди, и Кеджуро мягко улыбается – брат все больше теряет свою детскую скромность и охотно вступает в дискуссии, высказывая свое недовольство. Если раньше Кеджуро позволял себе самостоятельно решать свои проблемы, не подпуская никого, то теперь, когда Сенджуро все чаще и чаще навещает его, младший отчего-то стал считать, что дела брата – его дела. И, если Кеджуро снедает себя тяжкими думами, он должен ему помочь. Не сказать, что Ренгоку старшему это не нравилось. Он просто чувствовал себя очень некомфортно в такие моменты, - жесткое воспитание отца все еще имело свои последствия. - Ты опоздаешь на работу. - Точно, - Кеджуро благодарно улыбается, поднимаясь. *** Кеджуро остановился, потер переносицу и еще раз внимательно посмотрел вдаль. Действительно, Танджиро не был плодом его больного воображения, приправленного тепловым ударом, - мальчишка сидел под густыми ветвями дерева около школьного двора и листал книгу, задумчиво жуя кончик карандаша и щурясь от ярких солнечных пятен, проникающих сквозь листву. Ренгоку озадаченно моргнул; если его не подводила память, у класса Камадо уже давно должны были закончиться все экзамены. Мужчина неуверенно посмотрел на экран телефона – третье августа едва просвечивалось на темном экране. - Камадо? Что ты тут делаешь? - Р-Ренгоку-сан? – Камадо вздрагивает, и книга на его коленях подскакивает, закрываясь и падая на горячий асфальт. Кеджуро будто прошибает током – все слишком похоже на день, в который ученик решился ему открыться. Щеки мальчишки наливаются румянцем, точно яблочки, и когда Кеджуро опускается, чтобы поднять книгу, их взгляды сталкиваются. Неловкая минута повисает так ощутимо, что Ренгоку сам чувствует, как густеют кончики ушей, и прокашливается, но книгу отчего-то так и не отдает. Она так и остается лежать, лишь корочка жалобно скрипит, прося окончательно ее отпустить. Учитель растеряно смотрит в вишневые глаза; сегодня они невероятно чистые и ясные, и Кеджуро готов поклясться, что видит в них отражение шуршащей листвы. - Что вы тут делаете? – Танджиро наклоняется, сокращая между ними расстояние, и Кеджуро опасливо отшатывается, понимая ситуацию неправильно. Камадо краснеет сильнее, поднимает книгу и старательно не смотрит на учителя. Неужели Ренгоку подумал, что Танджиро хочет его поцеловать? Неужели ему настолько противна эта мысль? Камадо настолько неловко, что он едва ли дышит, почти даже не двигается под пристальным взглядом старшего и теснее жмет книгу к груди. - Работаю, - Кеджуро касается собственной шеи. Кожа липкая и влажная, белая рабочая рубашка кажется слишком тяжелой, горячей, оставляющей на теле болезненные ожоги. – А ты? - Жду Зеницу, - Камадо кусает губы. – Вы к Узуйю-сану? - Да, - Кеджуро не знает, что делать и куда себя девать. У них явно проблемы. И Кеджуро видит – Танджиро думает о том же. Они больше не могут общаться, не могу даже смотреть друг на друга. Кеджуро каждое движение воспринимает с каким-то скрытым любовным подтекстом, и подобный расклад вещей ему не нравился. Он вел себя хуже пятилетнего ребенка – тот хотя бы открыто говорит, что он чувствует. Мужчина подавляет тяжкий вздох и растерянно трет щеку, бросая нерешительные взгляды на Танджиро, а после все же сдается, присаживается рядом и подавляет теперь еще и разочарованный вздох. Танджиро дергается, отодвигается, словно от чумного, а потом и вовсе вскакивает. Когда он смотрит на Ренгоку, тому хочется в очередной раз отвесить себе оплеуху – вот если бы он проявлял крупицы здравого смысла и не был настолько мнительным, они бы сейчас нормально поговорили. Впереди четыре недели – четыре долгих мучительных недели, и Кеджуро бы не хотел оставлять между ними недосказанность. Хотя бы это он мог бы исправить. - Присядь. - Но я…но вы…Р-Ренгоку-сан, думаю, мне лучше пойти. - И что ты скажешь Зеницу? Он будет искать тебя, - «Давай же, Танджиро, нам надо поговорить». - Я напишу ему смс. - Я не кусаюсь, - «пожалуйста, не оставляй меня наедине с моим безумием». Камадо напряжен, он затравленно смотрит на мужчину и озирается по сторонам, словно ищет пути отступления, но сдается. Дрожащими руками расправляет белый флаг и присаживается рядом, как раз туда, где Кеджуро в приглашающем жесте похлопывал ладошкой. - Я думал, вы избегаете меня. - Я думал, ты избегаешь меня. - Отчасти. – Честно отвечает Танджиро, и пальцы его начинают хаотично перелистывать страницы. Они жухлые, желтоватые, и книга явно старая, с отчетливыми вмятинами от пальцев. У Танджиро красивые пальцы, длинные, аккуратные. Ему бы в пианисты, думает Кеджуро, и глаза его удивленно расширяются. Куда-то не туда ведут его мысли. - Как думаешь, что нам делать? – Камадо мгновенно поднимает взгляд на учителя, и Кеджуро не понимает, откуда на лице мальчишки играет злость. Она яркими искрами сияет в вишневых глазах, колет почти физически. - Ренгоку-сан, вы правда не понимаете, что вы творите? – Камадо поджимает губы. – Я…Ками-сама, вы серьезно спрашиваете, что нам делать? Что нам делать? Я четко обозначил вам свою позицию. Я вас, кажется, люблю. - Кажется? – На устах Ренгоку играет нежная улыбка, и Камадо вмиг стушевывается. – Я думал, что ты возненавидишь меня за…ну…в общем, прости. Мне действительно стоило держать дистанцию, просто… - Я знаю, Ренгоку-сан, - Танджиро отвечает слабой улыбкой, - вы знаете, вы, оказывается, эгоист. - Сам не ожидал, - мужчина облизывает нижнюю губу и бросает внимательный взгляд на Танджиро, - ты, скорее всего уже догадался, но я все же скажу. Мне не хочется терять тебя, терять наши отношения, наши посиделки. Наши…всё. Я ничего из того, что у нас есть, не хочу терять. - Я тоже, Ренгоку-сан. Но, видите ли, так случилось, что я неожиданно влюбился в вас. Хотя, мне кажется, все было вполне закономерно. Танджиро грустно улыбнулся, сжимая книгу пальцами. От таких откровений его бросало в такой жар, что мальчишке казалось, он горит весь. Сильно и ярко, словно угли. Камадо поражался собственной выдержке, тому, как четко говорит его вязкий язык. Он сам так дрожал от волнения, буквально всем телом, каждой клеточкой, и диву давался, как от нервов еще не прикусил язык. – Вы добрый, внимательный, такой позитивный и почти весь идеальный. – Кеджуро хотел было возразить, но мальчишка предупреждающе выставил ладонь. - Для меня вы почти идеальны. Вы любите свою работу, и каждый раз, как вы что-то рассказываете на уроке, ваши яркие глаза горят, как солнце. В них столько света и страсти, что мне невольно хочется пойти по вашим стопам, хотя мне, вроде как, нужно будет помогать родителям с их бизнесом. – Танджиро смущено улыбнулся, вытирая выступивший на лбу пот. Он чувствовал себя голым и беззащитным, позволяя увидеть Ренгоку не только переживания, его мысли, но и что-то большее, чем «вы мне нравитесь» или «я люблю вас». Танджиро не думал, что его слова смогут что-то изменить – разве что удовлетворить самолюбие Ренгоку, но Танджиро знал, что для Ренгоку подобное явно не станет причиной почувствовать себя лучшим. Особенным? Возможно. Да, Камадо хотел бы, чтобы Кеджуро хотя бы на долю, совсем маленькую дольку смог ощутить, как он важен для Танджиро. Каким Камадо его видит. И пусть Ренгоку будет считать, что он – еще слепой мальчишка, ребенок в розовых очках, подросток с бушующими гормонами, идеалист. Пускай. - Вы очень нравитесь мне. И каждый раз, как вы радуетесь, каждый раз, как грустите, я словно чувствую все это на себе. Я радуюсь и грущу с вами. Каждый раз, как я смотрю на вас, мне хочется улыбаться, потому что один ваш вид дает мне столько сил, что я горы готов свернуть. И мне нравится делить эти эмоции на двоих. С утра, когда я только открываю глаза, мне хочется увидеть вас, обнять, понять, что вы рядом. – Танджиро неожиданно замолк, и, когда Кеджуро посмотрел на него, лицо мальчишки зарделось. Он был смущен собственными словами настолько, что подтянул ноги, прячась в коленях и пытаясь сделаться физически меньше. Его желание говорить от самого сердца было настолько сильно, что он не заметил, как стал забегать куда-то слишком глубоко, в самое сокровенное, во что еще даже самому не хотелось пока влезать. Танджиро запретил себе мечтать, запретил анализировать собственные чувства, потому что Ренгоку яснее некуда дал понять: между ними ни-че-го быть не может. А тут, боги, он сказал Ренгоку то, в чем сам себе не хотел признаваться. То, что отделяло его симпатию от любви. - Простите, - он бурчит так тихо, что Кеджуро едва ли может его понять. – Простите, Ренгоку-сан. Забудьте, пожалуйста, что я сказал. - Что именно? – Кеджуро даже не думает паясничать, хотя какая-то его отдаленная частичка так и мечется, пища от восторга, какой Камадо милый. Смущенный, сбитый с толку, такой невинный и открытый. Откровенный. Впервые за три недели глухого молчания, в течение которых Кеджуро неизменно ходил на работу, а Танджиро…чем бы он ни занимался (его же каникулы, в конце концов), они нормально разговаривают. Мужчина ощутил, как потеплело под ребрами от осознания этого. Танджиро рядом. Все правильно. Все на месте. Все так идеально, что плохое настроение Кеджуро сошло на нет. Мужчина замер - Танджиро об этом говорил? - Ренгоку-сан, - Танджиро выглядывает из «укрытия» и с упреком смотрит на старшего, - вам лишь бы поиздеваться. - Отнюдь, - Ренгоку показывает на свои румяные щеки. – Твои слова заставили меня смутиться, Танджиро. – Мальчишка стыдливо трет лицо, желая провалиться под землю. Более нелепой ситуации и представить невозможно: Кеджуро по-прежнему не принимает его чувства, Танджиро по-прежнему говорит ему о своих чувствах, и они оба не знают, что делать. По-хорошему - все это прекратить. Камадо больно, страшно, и в то же время избегать мужчину выходит просто отвратительно. Он намеренно пошел с Зеницу, скорее даже заставил друга пойти в школу во время летних каникул. Узуйю вдруг приспичило вызвать блондина к себе, и Танджиро не был удивлен, когда Агацума тупо решил продинамить учителя искусств. Он каждый раз жаловался Танджиро на то, как сложно управляться с этим упрямым ослом, который пользуется Зеницу, словно бесхозной лошадью. Танджиро же прослеживал в этом совершенно другую причину, но предпочитал оставаться при своем мнении молчаливо и занимать исключительно наблюдательную позицию. Лишь раз он решил вмешаться. В этот самый раз. Потому что шанс увидеть Кеджуро в школе был выше, чем случайно столкнуться с ним на улице. Танджиро изнывал, мучался от собственных чувств, но скучал так, что готов был стерпеть все, лишь бы снова увидеть солнечные глаза, огненные волосы, мягкую улыбку, услышать низкий бархатистый голос, от которого в груди расцветали бутоны, в голове образовывался штиль. Ренгоку одним лишь своим присутствием мог успокоить смертоносную бурю. Кроме тех, что сам и порождал. Как сейчас. Ироничный парадокс. - Что же мне тогда делать, Танджиро? – Кеджуро не ждал ответа. Этот вопрос сорвался скорее сам, будто наконец желал вырваться на свободу и освободить его от многонедельных дум. Камадо вздохнул, показывая еще не остывшее лицо. - Я не знаю, Ренгоку-сан. Смириться? – Он прямо смотрит на учителя, и, несмотря на показное спокойствие, мужчина видит уже знакомую боль. – Я не могу заставить свое сердце разлюбить вас. Не могу просто приказать себе не испытывать хоть какую-либо симпатию в вашу сторону. Может, ваш друг прав? – Кеджуро озадачено хмурится. – Я про Узуйя-сана. Он рассказал Зеницу, а тот – мне. - Очень мило, - выдавливает Кеджуро и закатывает глаза. Вот и ходи в разведку с другом, так сказать. - Не вините его. У них с Зеницу явно отношения ближе, чем вы думаете. – Ренгоку сконфужено смотрит на носки собственных ботинок. В груди сжимается обида – Узуй ему ничего не говорил. - Мне просто нужно время, вам нужно время. У нас остался последний год, Ренгоку-сан. Вам нужно лишь немного потерпеть, и я исчезну из вашей жизни. А вы – из моей. Все снова встанет на свои места. - Но это не то, чего я хочу. - Разве? – Губы Камадо трогает слабая улыбка. – Не стоит отрицать этого, Ренгоку-сан. Я – ненужный элемент в вашей жизни. Мои чувства стали помехой для нашей дружбы. Скажите, что я не прав? - Не прав. – Кеджуро отчаянно хочется сбежать, Камадо был отчасти прав. Если откинуть все чувства и взглянуть рационально – чего Ренгоку старался придерживаться всегда, когда дело касалось отношений – именно любовь Танджиро стала их палкой в колесе, тележка дружбы не просто остановилась или застряла, она сломалась. Потеряла первое колесо, и следующие бросились ему вдогонку. Они падают в неизвестность вместе, и Танджиро – неожиданно для Кеджуро – поддерживает его в намерении поставить на этом точку. Кеджуро не готов. Он не хочет, чтобы они притворялись, что не знакомы; не хочет делать вид, что Танджиро у него никогда не оставался на ночь; не хочет лгать, что с Танджиро он чувствует себя полноценным. Но не в том смысле. Не в том, блять, смысле, в каком следовало бы. - Можете хотя бы себе не лгать? - Ты слишком проницательный, Танджиро. – Кеджуро упрямо смотрит в ответ, словно у них началась неожиданная игра в гляделки. – Но недостаточно, чтобы понять, что просто уйти из чье-то жизни не получится. - Кого вы пытаетесь убедить? - Это реверсивная психология? - Что? – Камадо отстраняется, разворачивается полностью к Кеджуро и аккуратно устраивает ноги так, чтобы не задеть учителя. - Очень похоже на психологический прием. Когда человек хочет прыгнуть, ты убеждаешь его сделать это. Манипулируешь, чтобы потом он из принципа ушел с крыши. - Нет, Ренгоку-сан, вы же знаете, я бы даже не подумал делать подобное. – Танджиро прикусил губу, опуская взгляд. – Наверное, это я скорее пытаюсь убедить себя. *** - Мы остались одни. - Да, - Танджиро бросает в сторону учителя напряженный взгляд, и пальцы его суматошно обхватывают локоть, начиная массировать. После того разговора Зеницу решил вытаскивать друга как можно чаще на улицу, даже не чурался играть в баскетбол по несколько часов, стоя под палящим солнцем. Танджиро каждый раз отвечал ему благодарной улыбкой – несмотря на покрасневшую кожу и редкие ушибы, хандра из-за болезненного признания отступала. Медленно, но верно мальчишка снова мог смотреть на манящую улыбку и любимые золотые глаза. – Вы уверены, что хотите пойти именно со мной? - Я хотел спросить тебя о том же. – Кеджуро прикусывает кожу на нижней губе, и весь его вид выражает сожаление. Он прекрасно чувствовал исходящие от Танджиро неловкость и напряжение, но они остались действительно одни. Танджиро слишком поздно сообразил, что ему надо было озаботиться поиском партнера, а Кеджуро понятия не имел, что ученики решат устроить этим летом проверку на храбрость. Обычно они подходили к этому даже слишком ответственно, с детским энтузиазмом углубляясь в историю предков и выискивая самые пугающие легенды. Ренгоку же настолько ушел в себя, погрузился в работу, спрятавшись в листах и конспектах, что напрочь пропустил подготовку. В итоге все испытание было устроено как-то скомкано – ученики объединились с учителями, последние декорации доделывались литературным и театральным клубами, а количество участников перемешалось, затрагивая и смежные классы. И при всем при этом они с Танджиро – все еще смущенные произошедшим, так и не нашедшие в себе ни силы, ни смелости обговорить, что им делать дальше – остались совсем одни. Последняя пара ушла десять минут назад, и Танджиро даже с отправной точки слышал крики Зеницу. Тенген, который также стал его случайным напарником, страдал, казалось, не меньше. Его возмущенные крики грозным рыком отзывались следом. Либо Камадо послышалось, либо учитель искусств, нарушая этику, угрожал Агацуме жестокой расправой и смертью. - Послушай, Камадо, если ты не хочешь- - Нет-нет, Ренгоку-сан, я рад оказаться с вами в паре. – Кеджуро щурится, не замечая, как собственное дыхание сбилось. Раньше Ренгоку принял бы слова мальчишки за чистую монету, отвечая искренней улыбкой и коротким кивком. Но теперь сердце сотрясалось от мысли, что Танджиро был бы счастлив при первой же возможности сбежать от него. - Никогда не спрашивал: ты боишься темноты? – Кеджуро сделал первый шаг в сторону тропинки, ведущей глубже в лес, и Танджиро последовал за ним. - Нет. А вы? - Нет. Леса? – Танджиро отрицательно закачал головой. – Насекомых? Приведений? - Ничего такого. - Значит, прижиматься в страхе не будешь? - Не буду. – Камадо болезненно заламывал пальцы, ковыряя ногтями заусенцы и старательно призывая себя не думать ни о том, что между ними до сих пор был ощутимый холодок, ни о том, что собственное сердце стучало слишком громко в ушах. Танджиро мог слышать только его, и, когда Ренгоку что-то спрашивает, он отрывает взгляд от влажной травы и потерянно смотрит на учителя. – Что, простите? Я задумался. - Я спросил, ты ужинал? - Нет. Я слишком нервничал перед проверкой. Я должен был идти с Зеницу, а он…ну, вы знаете. Его напугать слишком легко. А он еще в таком состоянии пораниться может или сознание потерять. Так что я волновался, что у нас будет слишком много проблем и забот. - Ну, сейчас он с Тенгеном. Так что волноваться не о чем. - Я бы не был так уверен. – Камадо улыбается с теплотой, и Кеджуро подхватывает его настроение. Они оба – незаметно друг для друга – расслабляются, и каждый вдруг ощущает себя в своей, идеально подходящей по форме тарелке. – Вы наверняка слышали, как Узуй-сан возмущался перед нами. - Тенген часто кажется недовольным. Но это для вида. На самом деле он очень ранимый и добрый. - Как Шинадзугава-сенсей? - При чем тут Санеми? – Кеджуро задумчиво смотрит на поваленное дерево, перекрывающее дорогу, и осматривается. С дороги лучше не сворачивать – им не хватало только заблудиться. Он мягко касается ствола – холодная влажная кора немного скользит под пальцами, и Кеджуро осторожно перелезает, протягивая Танджиро руку. Мальчишка подвисает, смотрит на Ренгоку нерешительно и все же решает перелезть самостоятельно. Но по всем законам подлости ладонь соскальзывает со ствола, и Камадо мысленно посылает свою неуклюжесть в пешее эротическое. – В порядке? - Простите, - Камадо извиняется прежде, чем понимает, за что. Он уже приготовился падать, только вместо этого его резко дернули за предплечье и спасли. Правда, вместо романтических объятий Камадо – видимо, пешее эротическое для неуклюжести должно начаться сейчас – испачканными в сырой грязи кроссовками наступил на ноги Ренгоку. – Ками-сама, Ренгоку-сан, простите! Я не хотел!..Мне правда очень неловко! И очень жаль! - Ты о чем? - Ваша обувь, - Танджиро разочарованно вздыхает, присаживает на мокрое дерево и скрывается за ладошками. Оттуда доносится очередной вздох, и Кеджуро присаживается рядом, дожидаясь каких-либо объяснений: Танджиро сегодня был страннее обычного. По-прежнему неуклюж, но слишком нервный, дерганный, будто ему… -… некомфортно со мной? Может, нам не следовало идти вместе, если дело во мне- - Нет, все в порядке. – Камадо замялся. – В смысле, не в порядке. Я, возможно, испортил вам обувь. - Камадо, с каких пор меня подобное волнует? – Кеджуро добродушно улыбнулся, потрепав мальчишку по волосам. – У тебя действительно все в порядке? - Мне недавно признались в любви. - Оу, - Кеджуро замер, буквально впиваясь в спокойное лицо мальчишки напряженным взглядом. В груди все замерло, словно Камадо вот-вот должен был выкрикнуть «шутка» или, наоборо, заявить, что решил попробовать с кем-то встречаться. Мужчина поджал губы, понимая, что не может выдать из себя ничего. «Молодец»? «так держать»? «я рад за тебя»? Ренгоку не мог точно сказать, что он испытывал. Но это явно была не радость, даже не облегчение, что их дружба могла бы устоять, - ребра словно потеряли все мышцы между ними, и легкие должные были лопнуть, покатившись противной массой вниз. Мужчина поморщился, он вдруг почувствовал легкую тошноту и поспешил сделать глубокий вдох. Сладкий воздух застрял в горле. - Ой, не подумайте… не подумайте, пожалуйста, ничего такого, - спохватился Танджиро, и Кеджуро увидел на его лице обеспокоенность и смущение. Порозовевшие щеки не вызвали былого очарования, сейчас Кеджуро нашел их раздражающими. Танджиро на секунду показался ему предателем, хотелось повести себя иррационально, словно ребенок, «от души» пожелав счастья и уйти по-английски. Ками-сама, как мелочно. Ренгоку тряхнул головой, заставляя нормальные мысли вернуться в нужное русло. Он сейчас приревновал? - Я не к тому говорю, чтобы вы подумали, что я так пытаюсь вызвать у вас ревность или что-то такое. Просто я вдруг понял, как вам неловко было все это время выслушивать мои признания…и-и все эти великие слова о любви. Простите, наверное, вы чувствовали себя очень некомфортно, а я еще каждый раз масла в огонь подливал. Блять. - Не выражайся, - выдыхает Кеджуро и…и все. Это все, что он смог сказать. Ты не прав, Танджиро, знал бы ты, насколько не прав. Если не лукавить, если сдаться на милость честности и откровенности, если от Кеджуро тоже потребуют обнажить душу, он скажет, что от каждого комплимента его сердце превращалось в птицу. Оно вырывалось из груди так настойчиво и бойко, что Кеджуро опасался честности Танджиро. Его теплые, искренние чувства сбивали Ренгоку, давали ложную надежду на счастливый конец, и, если продолжать эту пытку с честностью, Кеджуро был благодарен за каждое слово, которое подарил ему Танджиро. Это пугало настолько, что Кеджуро хотелось отстраняться, дистанция должна была помочь. Она же должна была его и убить, - мужчина не мог отрицать, что Камадо был ему нужен. Черт уже только скажет, для чего и почему рядом с Танджиро Ренгоку чувствует себя так правильно – дружба ли лежала в основе или Ренгоку все же конченный педофил, позарившийся на малолетку – но избегать так долго Танджиро он не мог. Все те дни на каникулах, которые он пытался заполнить работой, не проходили без мыслей о мальчишке. Без редких, но заманчивых возможностей провести вечер в компании Танджиро на одном диване, смотря аниме, деля одну кружку чая на двоих. А еще каждый вечер, проходя мимо маленького магазинчика, где они могли застать друг друга, Кеджуро думал о том, чтобы купить любимые Танджиро клубничные мотти. Это нездорово, неправильно. Кеджуро знает этого пацана с 14 лет, он буквально растет у него на глазах. Ками-сама, какой же он отвратительный. - Кто это был? - Что? - Кто признался тебе в чувствах? – Кеджуро смотрит на Танджиро пронзительно, и мальчишка тушуется. - Это неважно. - Нет, это важно. – Танджиро хмурится. Ему явно не нравится, с какой силой напирает Ренгоку, и мужчина не то, что видит это, кожей чувствует чужое недовольство. – Нет, Ренгоку-сан, это неважно. - Ладно, пускай будет неважно. – Кеджуро замолкает. Воцарившаяся между ними тишина нарушается лишь стрекотанием цикад и шелестом листвы. – Тебе стоило бы ответить на эти чувства. - Чего? - Попробуй встречаться с этим человеком.