Калейдоскоп

Кайло не соврал, когда сказал Хаксу, что даст показания, подтверждающие алиби фройлен Винтерс в ночь убийства. Он как следует подготовился, продумав свою версию до мелочей и, вооружившись всей необходимой информацией, самолично заявился в полицейское управление. Как на зло, после всей этой унизительной и долгой процедуры, он столкнулся именно с Гербертом. Сноук, казалось бы, был прекрасно осведомлен о целях визита своего воспитанника, но вместо взбучки, неожиданно одобрил его действия. - Хорошо, - шепнул он мужчине на ухо, - она не должна попасть в их лапы, - и, сказав это, с невозмутимым видом отправился в отдел судебно-медицинской экспертизы, где был частым и уважаемым гостем. Не попадет в их, так попадет в твои, - мрачно ответил ему Кайло, радуясь, что наставник всего лишь крайне проницательный человек, а не телепат. Потому что впервые за тридцать семь лет совместной жизни между учителем и учеником появилась по-настоящему весомая причина для раздора. Женщина. Кайло когда-то мог сколько угодно бесноваться и демонстрировать характер, затевая ссоры и конфликты из-за своего юношеского максимализма, нежелания заканчивать навязанное ему образование, прихотей вроде военной службы или безумных экспедиций, но все это было мелочами жизни по сравнению с тем, что происходило сейчас. Эта женщина – ключ к тому шифру, который они с Гербертом пытались разгадать последние десятилетия. Кульминация всех опытов, исканий и экспериментов. Она – возможное лекарство для старого немца, ведь с годами его здоровье не становилось лучше. Он умело держал лицо на людях, но в верхнем ящике его рабочего стола всегда лежал кожаный кофр с ампулами и шприцами. Потому что боль могла вернуться в любой момент, ломая сильное пока еще тело старика, как сухую ветку дерева и он пытался быть к этому готовым. Если к такому вообще можно подготовиться. Эгоистично возжелав спрятать Винтерс подальше от наставника только для себя, Кайло предавал не только того, кто воспитал его как сына. Он предавал саму идею, саму их мечту однажды использовать его необычную природу во благо человечества. Но какой ценой… Стоило ли всеобщее благо жизни одной удивительной девушки? Кайло с удовольствием предложил бы Сноуку продолжить свои эксперименты на нем, но достаточно времени провел в обществе этого образованного человека, чтобы понимать, что для изучения целого вида одной особи не достаточно. Они уже пытались это провернуть и забрели в тупик в своих исканиях. Поэтому он долго стоял на ступеньках полицейского управления и остекленелым взглядом блуждал по нагромождению хмурых облаков над крышами средневековых зданий. Из ступора мужчину вывело появление красивой, статной женщины, которая вела за руку рыжеволосого мальчишку лет десяти. Он не обратил бы внимания на эту пару, если бы из деревянных дверей здания навстречу им не вышел Брендол Хакс собственной персоной. Мужчина, конечно же, заметил присутствие Кайло и нахмурился. В его холодных голубых глазах плескалось целое море презрения и недоверия, пока он дежурно целовал жену и трепал по волосам сына, обмениваясь с ними какими-то простыми, бытовыми фразами. - Гер Рен, - выдавил он сквозь зубы и сделал приветственный жест рукой, словно они не разговаривали перед этим битый час во время процедуры дачи показаний. Кайло был совершенно уверен в том, что рыжий ищейка не поверил ни одному его слову, хотя и не имел возможности уличить его во лжи. Глупо было надеяться, что он отцепится от Винтерс и перестанет досаждать ей своим вниманием. Хакс на самом деле вполне заслуживал уважения, хотя бы потому, что обладал редким для своей профессии чутьем. Но певицу он все равно не получит. Как и Сноук. Освободившись от необходимости проводить каждый вечер в кабаре «Зеленый фонарь», Кайло рассматривал две вероятности возможного времяпровождения: навестить Герберта и напиться в одиночестве. Поскольку смотреть в глаза своему наставнику он сейчас не решился бы, да и как-то не сильно горел желанием путаться в паутине лжи, мужчина остановился на втором варианте. Нужно было тщательно обдумать, каким образом уговорить упрямую певицу уехать из Берлина, если она стоически игнорировала все разумные и неразумные доводы. Кайло уже почти готов был всерьез рассмотреть возможность вывезти ее из города силой, если бы у них на хвосте не болтался внимательный и крайне подозрительный детектив Хакс. Едва ли этот рыжий прохвост не заинтересуется похищением девушки, за которой наблюдал такое продолжительное время. Кайло злился и пил. И Наворачивал круги по своей довольно просторной и комфортабельной квартире, которую получил когда-то за заслуги на военной службе. Просторной и пустой, потому что у него не было ни желания, ни мотивации здесь обживаться и наполнять ее предметами, не являющимися первой необходимостью. Сноук воспитал в нем склонность к аскетизму, потому что единственной ценностью, по мнению пожилого немца, достойной внимания, были книги. Он и сам прожил почти всю жизнь как какой-то монах, обложенный толстыми, пыльными фолиантами. Кайло знал, что его настоящие родители были довольно богаты, потому что из обрывочных, почти истлевших воспоминаний об их жизни, он почерпнул вычурную роскошь интерьеров и обилие картин, скульптуры и других произведений искусства. У них были слуги, эти лица почему-то отпечатались в его сознании куда ярче, чем образы отца и матери. Но даже наличие прислуги не помогло им уследить за единственным ребенком. Поэтому он не хотел быть на них похожим и во всем подражал Сноуку, являвшему собой полную противоположность того утерянного, буржуазного мира. Пусть дом будет пустым. Пусть книги, единственное, что имеет хоть какую-то цену и функциональный смысл, валяются на полу, на подоконниках, на диване, в полном беспорядке, но не стоят ровными рядами в красивой фамильной библиотеке. Пусть немногочисленная посуда покрылась трещинами и пылью. Пусть в полупустом шкафу на вешалке висит только военная форма. Форма, которую после произошедшего несколько лет назад, ему хотелось выбросить, сжечь или разрезать на куски. Обесцененная, несущая в себе клеймо позора, а не гордости. Он пришел в армию наивным мальчишкой, полевым медиком, который хотел помогать людям. Ему приходилось ампутировать безнадежно израненные конечности, сообщать пациентам безрадостные новости о необратимости их травм и грядущей инвалидности, проводить последние часы вместе с солдатами, потравленными газом и задыхающимися в кровавом кашле. И он делал все это, уверенный, что служит благой цели. Служит своей стране и ее гражданам. Он не подписывался становиться палачом и насильником. В очередной раз за последние три года, шаткой походкой уже изрядного подвыпившего человека, Кайло добрел до спальни и распахнул шкаф, размышляя над тем, чтобы уничтожить то, что лишний раз заставляло его вспоминать о том, о чем помнить ему совершенно не хотелось. А ведь Сноук был прав. Он еще тогда сказал, что его воспитаннику не стоит отправляться на фронт и повторил это, стоило начаться новой войне. Нужно было слушаться мудрого старика, а не играть в геройство. Грань между совершением подвига и совершением преступления оказалась слишком хрупкой. В этом проклятом мире, где все истины вывернулись наизнанку, их нелицеприятное нутро мозолило глаза. Кайло так и не решился что-то сделать с проклятой формой, уселся на пол в спальне и сделал глоток прямо из горла бутылки, которую держал в руках. Он прекрасно понимал, что уничтожение этого ненавистного напоминания ничего не изменит. Ему все равно будут сниться кошмары, хотя, к счастью, это стало происходить довольно редко. Встреча с Винтерс содрала корку с только немного затянувшейся раны, и теперь он был уверен, что скоро снова увидит сон из серии тех, после которых прежде частенько просыпался в холодном поту. Память милосердно стерла черты той девчонки, и в каждом новом кошмаре у нее было другое лицо. Другой цвет волос и платья. Другой рост и форма ногтей. Другой голос. Но слова, которые произносил этот охрипший от слез голос оставались неизменными от разу к разу. «Пожалуйста» «Пожалуйста» «Пожалуйста, не надо» Кайло зарычал и швырнул опустевшую бутылку о стену, даже не попытавшись увернуться от сияющего града осколков. На безликих обоях в растительный орнамент осталась вмятина в месте удара. Он запустил руки в волосы, стряхивая с них стеклянную крошку. - Я же, блядь, хотел как лучше, - пробормотал он, не зная, к кому обращается. Возможно, к безмолвному призраку, стоящему перед глазами, как живой. Нельзя винить себя за убийство из милосердия. Он бы сошел с ума, если бы думал обо всех тех людях, которым подарил медикаментозную смерть во время войны, избавляя от страданий и куда более долгой, мучительной кончины. Они сами просили об этом. Крошечная инъекция была желанным освобождением. Но сколько он не повторял себе это, пытаясь убедить, что в тот раз тоже поступил по совести, поверить в это не удавалось. «Пожалуйста» Тихая трель дверного звонка оторвала мужчину от очередного адского круга болезненной рефлексии. Он никого не ждал, но с радостью уцепился за эту возможность вырваться из лабиринта собственных мыслей и сожалений. Таких приступов с ним не случалось достаточно давно и он утратил способность справляться с ними самостоятельно, а Герберт… у Герберта были проблемы с эмпатией. Он мог внимательно выслушать, но не принять хотя бы часть эмоционального груза своего воспитанника. Когда Кайло увидел на пороге своей квартиры фройлен Винтерс, он сначала подумал, что допился до галлюцинаций и протер глаза. Но это не дало никакого результата, девушка была вполне реальной, и исчезать не спешила. - Можно? – спросила она вместо приветствия, и мужчина отодвинулся в сторону, пропуская ее в прихожую. Судя по яркому макияжу и аромату табака, шлейфом тянувшемуся за гостьей, сюда она заявилась прямиком после выступления в «Зеленом фонаре». Она по хозяйски прошлась по квартире до кухни, с любопытством оглядываясь по сторонам. - Откуда ты знаешь мой адрес? – осторожно спросил Кайло, решив, что эта тема для разговора максимально нейтральная. - Вы недооцениваете женщин, гер Рен, - Винтерс хитро улыбнулась и специально проигнорировала его попытку вернуться к более неформальному общению между ними, как в гримерной, - если нам что-то нужно, мы этого добиваемся. - И что же вам нужно, фройлен? – поддержал ее игру Кайло. Девушка взяла со стола непочатую бутылку шнапса, неторопливо откупорила крышку и огляделась в поисках чего-нибудь хоть отдаленно напоминающего бокалы. Увы, ничего подходящего для торжественного распития напитков в хозяйстве мужчины не имелось и ей пришлось остановить свой выбор на простом, стеклянном стакане, пылившимся на подоконнике рядом со стопкой книг. - Я сочла себя обязанной поблагодарить вас за заботу, - наконец-то решилась заговорить гостья, - мне известно, что вы дали показания, чтобы обеспечить меня алиби. Не стоило. Но… спасибо. Она пригубила напиток из стакана с таким изяществом, словно присутствовала на приеме в королевском дворце. Кайло отметил эту черту – ее хорошее воспитание – и невольно подумал о том, что многие еврейские семьи давали своим детям великолепное образование. Он по-прежнему пытался по крупицам собрать ее биографию, скрытую, спрятанную в мельчайших деталях. - И это все? – нетерпеливо спросил мужчина. Ему хотелось глотнуть шнапса из горла, но как-то не хотелось в присутствии этой девушки, поэтому он поискал хотя бы чашку. В ответ на его вопрос Винтерс только загадочно улыбнулась. Ее намерения по-прежнему оставались неизвестными, но, по крайней мере, она не спешила уходить. Странная девушка. Прогоняла его и просила больше не приходить, а после этого заявилась сама. - Вы всегда так много пьете? – полюбопытствовала она. - Осуждаете? - О нет! – певица миролюбиво подняла в воздух узкие ладони, - ни в коем случае. Мы живем в… такое время, что сложно устоять, - ее взгляд был крайне многозначительным и Кайло все гадал что за эмоции сейчас в него вложены. Под тонким слоем насмешливости плескалось целое море колкой тоски. - А как же величие Рейха? – поддел он девушку. Винтерс скривилась. - К черту Рейх, - произнесла она одними губами и, склонив голову на бок, осведомилась, - сдадите меня гестапо за такие слова? Она прощупывала почву и, вероятно, была убеждена, что Кайло достаточно пьян, чтобы поддаться на ее провокации. Вместо обиды он испытал восторг от того, как изощренна и изящна она была в своих методах. Если он в первую встречу, чуть ли не силой пытался выбить из нее информацию, то она разыграла тонкую, хитрую партию, аккуратно подбираясь к интересующим ее вещам. Теперь мужчина был почти стопроцентно уверен в том, что она шпионка. Она не просто бездумно убивает нацистских офицеров, а действует по продуманному плану. И он помог ей, отмазав перед Хаксом. Возможно, и сюда она заявилась, чтобы сделать свое алиби более надежным и получить живых свидетелей того, что между ними была связь. Но это не имело значения. Ничего больше не имело значения. - Я не стал бы вас оправдывать, если бы хотел посадить, - резонно заметил Кайло, и Винтерс кивнула, удовлетворенная этим ответом. Судя по ее лицу, она мысленно сделала себе пометку, что он не настолько пьян, как кажется, и пока неплохо соображает. Поэтому она подтолкнула к мужчине бутылку, предлагая выпить еще. - Зачем вы следите за мной? – прямо спросила девушка, сверля собеседника своими невозможными зелеными глазами. Словно пыталась загипнотизировать. Кайло тяжело вздохнул, потому что ему надоело играть в эти игры и увиливать, но и сказать правду до конца он не имел права, чтобы не подвергать риску Герберта. - Вас подозревают в убийстве, - сказал он и поправил себя, - убийствах. Винтерс заливисто рассмеялась. - Я хрупкая женщина, - напомнила она. - Женщины добиваются того, чего хотят, так вы сказали? – напомнил Кайло и хитро прищурился. В уголках губ девушки притаилась легкая, почти незаметная улыбка. Она стянула с головы шляпку и тряхнула волосами, возвращая прическе прежнюю форму идеальных волн, примявшуюся из-за головного убора. - Вы не из полиции, - констатировала она, - на кого вы работаете на самом деле? - А вы? Винтерс хмыкнула и поджала губы. Вероятно, ей и самой порядочно надоело их противостояние, и она поняла, что не сможет получить желаемого. Если, конечно, ответы на интересующие ее вопросы были единственным, ради чего она потратила кучу сил, чтобы добыть его адрес и явилась сюда после выступления. По напряженной складке между бровей девушки было понятно, что она пытается придумать новую тактику для своего наступления. Но Кайло решил ее опередить. - Все это не имеет значения, - вкрадчиво заговорил он, - вам угрожает опасность. Уезжайте из Берлина. - Нет. - Черт возьми, - не выдержал мужчина и запустил руки в волосы, с трудом сдерживаясь, чтобы не вырвать себе несколько прядей от раздражения, - как можно быть такой… - Какой? – ухмыльнулась девушка. Вместо ответа Кайло схватил ее за руку и дернул на себя, сгребая в объятия. Винтерс испытующе уставилась ему в лицо, дожидаясь дальнейших действий, и нервно облизнула губы. Он не торопился, наслаждаясь возможностью вблизи рассмотреть аккуратные, симметричные черты девушки. Ее кожа была белоснежной, но около носа виднелись едва заметные следы веснушек, которые, вероятно, проявляются отчетливее, когда она проводит больше времени на солнце. Если она вообще выходит на улицу днем, а не ведет исключительно ночной образ жизни. - Это все очень плохая идея, - заметила девушка почему-то шепотом, словно кто-то мог их подслушивать. Кайло тяжело вздохнул и послушно отпустил ее, смутившись своего порыва. Очень плохая идея. Винтерс отошла к окну и выглянула на улицу, слегка отодвинув в сторону запыленные шторы, висевшие тут еще с момента приобретения квартиры. Свет фонарей с улицы красиво лег на ее лицо, окутывая его флером загадочности и легкой меланхолии. Сейчас она уйдет, а Кайло только и останется, что дальше пить и ненавидеть себя. Но эта девушка умела удивлять. Она обернулась к нему лицом и неторопливо развязала пояс пальто. А затем спустила его с плечей таким ловким, красивым жестом, словно целыми днями только и делала, что танцевала стриптиз. Потому что под верхней одеждой на певице ничего не было кроме туфель, пояса и чулок. Она выглядела бесконечно соблазнительной и опасной, но взгляд ее был робким и неуверенным, словно она боялась отказа в ответ на свой смелый жест. Возможно, если бы она сделала так с самого начала, а не теряла время за разговорами, Кайло рассказал бы ей абсолютно все. И даже больше.