Eden

      Перед большим праздником всегда следует много работы. Только вот День Благодарения праздник скорее для тех, у кого есть семья и большой дом с жарким очагом, а не для двух сирот, но Калеб был иного мнения, поэтому ушел на целые сутки, чтобы помочь мельнику и, кто знает, получить дополнительную награду за тяжелый труд.       Филипп бы больше предпочел посидеть голодным и провести время с братом, чем шататься всю ночь, снедаемый бессонницей и одиночеством. Но не дано иного, Калеб хочет, чтобы младший учился, писал в прописях, читал книги, которые старшему с трудом удавалось купить и наслаждался детством. Он еще успеет ощутить и нужду, и людское безразличие, но пока Калеб Виттебейн жив, он будет отодвигать это мгновение до последнего.       Филипп слушает пение утренних птиц, морщится. С холма, на котором стоит амбар, открывается хороший обзор на тропинку, ведущую к мельнице и глянцевую ленту речки, но щебет мешает сосредоточиться.       Мальчик встает с гнилой бочки, на которой сидел, достает рогатку и, наметанным взглядом приметив шевеление в редеющих кронах, пускает хищно свистнувший камень. Тревожно вскрикнули птицы, прыснув в небо разрозненной стайкой.       Шлепок.       Виттебейн довольно хмыкает, убирает рогатку и подбирает трофей. Камень оставил в тушке сойки кровоточащую лунку, приглядишься — видны тонкие белые косточки. Красиво.       Улыбка пропадает с лица Филиппа быстро, стоит только вспомнить о том, что Калеба расстраивает, когда младший делает подобные вещи, а значит, трофей лучше спрятать, пока брат не пришел…       Он воровато оглядывается на тропу. Никого.       Хорошо.       — Иди сюда, — Филипп замечает у стены амбара толстую крысу и, опустившись на корточки, подманивает ее поближе.       Крыса лениво семенит к Виттебейну, в конце концов, он подкармливает ее не в первый раз.       — Какая ты жирная, — Филипп тискает крысу, совершенно не опасаясь, что его укусят. — Здорово, наверное. — На мясе птиц грызун действительно отъелся и стал в два раза больше сородичей.       Филипп не уверен, хотел бы он быть круглым мягким воланчиком, а вот большим и сильным - очень.       Крыса же не задается глупыми вопросами и, когда ее, наконец, отпускают, тут же направляется к птице.       — Филипп! — Калеб окликает его неожиданно, когда только успел.       Мальчик резко оборачивается, после ночи на мельнице, Калеб казался чуть ли не прозрачным, словно морок у моря, но иллюзия развеивается, Калеб настоящий, Калеб пришел к нему, и сердце наполняется искренней радостью.       — Брат! — он бежит навстречу, и только рядом с возлюбленным братом осознает, какими же долгими были прошедшие сутки.       — Ты хорошо себя вел? — Калеба шатает, и он по привычке утыкается лицом в плечо Филиппа.       — Ага, — Филипп почти не врет, мертвая птица всяко не злой поступок.       — Хорошо, — щеки у Калеба холодные, как пара льдинок.       Филипп вспоминает недавнюю книгу, о мальчике, которого смогло спасти от проклятья ледяной королевы пламя любви. Интересно, сможет ли он согреть Калеба своей?       Младший зарывается носом в мягкие, вьющиеся от сырости волосы Калеба и осторожно касается губами тонкой кожи на виске.       Калеб даже не замечает, он хочет спать, есть, а еще плясать от радости, ведь сегодня прекрасный день, потому что вечером мельник принесет им мешок муки и корзинку с яблоками, которые так любит Филипп. Но пока эти вести маленький секрет, который он потом раскроет брату.       — Сходим на нашу поляну? — спрашивает Филипп.       Калеб отстраняется, стараясь не выдавать усталости, и кивает. А затем, ведомый озорным порывом, хватает Филиппа за лицо и звонко чмокает в нос.       — На перегонки! — заливаясь смехом, почувствовав странный, будто подаренный небом прилив сил, он срывается с места в сторону лесной опушки.       Не заметив, как зарделось лицо брата.       Калеб хохочет и петляет между деревьев, поднимая ворох желто-красных листьев. Филипп едва поспевает за ним, льдистый утренний воздух колет пылающие щеки, но ни за что в жизни он не остановится сейчас, упиваясь счастьем брата.       — Не отставай, не отставай! — Калеб запыхался, это слышно по голосу, но ему слишком хорошо, слишком радостно от того, что у него спустя долгое время будет полностью свободный день, что листья кружатся вокруг в волшебном танце, что сегодня все будто бы создано только для него. — Филипп! — он круто разворачивается на пятках и широко разводит руки.       Мальчик чувствует, как сердце подкатывает к горлу и мир сужается до одной только фигуры Калеба.       Он прыгает в объятия брата, и Калеб падает, чувство невесомости дарит страх пополам с эйфорией, а затем они ныряют в гору палой листвы.       — А раньше я мог тебя удержать, — Калеб держит его крепко, не отпускает, и Филипп явственно ощущает, как под ребрами бушует жаркое пламя. — Мой брат, мой лучший друг, — в его голосе столько нежности, что хочется утонуть в ней.       — Я всегда буду твоим другом, — Филипп не протестует, Филипп будет для Калеба кем угодно, если он будет любить его, если они будут вместе всегда.       — Спасибо, — искренне.       Филипп прикрывает глаза, уткнувшись лицом в грудь Калеба. Сердце брата доверчиво бьется в щеку, шумное, живое.       Это успокаивает, дарит чувство защищенности.       — Ты потом пойдешь же на праздник? — Филипп бы предпочел, чтобы они остались здесь на весь день или отправились в ставшую им домом брошенную времянку.       — Ага. — Калеб перебирает отросшие волосы Филиппа. — Мисс Фелпс сказала, что для нас найдется индюшка, сможем приготовить, будет настоящий праздничный стол, — в словах проскальзывают нотки гордости, заслужить уважение в городе тяжело, ничего и никогда не давалось старшему Виттебейну просто так.       — Здорово, — младший знает, что Калебу не нужно было бы так тяжело работать, если бы он был один. — Знаешь…       — М?       — Я благодарен, что ты у меня есть, — Филипп поднимает голову, смотрит Калебу в глаза, две алые звезды. — Я люблю тебя.       Калеб улыбается, и душу Филиппа разрывает на части.       — Я тебя тоже люблю, — он прижимается лбом к его макушке, и стена льда, которая неумолимо растет между ними все выше и выше, разделяет их все больше.       Филипп не знает, почему ему так сильно хочется плакать.