Eden

      Калеб лежит под раскидистой ивой среди распустившихся цветов, словно драгоценность. Сокровище, которое дозволено видеть только Филиппу. Разморенный и уставший после работы в порту, он дремлет в тени дерева, и дикие ландыши с редкими каплями маков окружают его, трепетно касаясь лепестками бледной кожи.       Филипп знает, что говорят про Калеба, как смотрят в спину или какие гадости говорят в лицо. Знает и мстит. Тихо, как умеет, без сожаления и раскаяния. Флипп покажет недалеким тварям, что такое настоящий демон.       Калеб во сне ерзает, удобнее устаивая голову в жестких корнях, светлые ресницы дрожат. Филипп нервно облизывается и наклоняется над братом, так, что его дыхание щекочет кожу.       Филипп очень хочет поцеловать Калеба. Прижаться ртом к растрескавшимся, полным губам, попробовать на вкус, огладить ладонями выступающие ребра, почувствовать на себе его хватку… и жар, от которого разум уносит далеко-далеко. Филиппа все чаще охватывает пламя, которое сначала было размеренным и спокойным, которое согревало его изнутри в лютые зимы. Но с каждым днем все неумолимо менялось и жар нарастал, крошил ребра, обжигал щеки и тяжестью сладкой оседал внизу живота. Филипп пытался сопротивляться ему, но стоило только Калебу улыбнуться, как он сгорал без остатка и ночью прижимался к нему спиной, закусывая кулак до крови, чтобы не выдать себя.       Филипп сглатывает. Ему кажется, что сейчас кожа почернеет и свернется, такой силы бушует в нем пожар.       — Филипп? — Калеб промаргивается, будто бы вынырнул резко из объятий дремы.       — Спи, — Филипп успевает отшатнуться, смотрит глазами шальными в сторону. — Я посторожу.       — Мне холодно, — Калеб говорит почти жалобно, а затем тянет к себе Филиппа, он действительно холодный, даром, что солнце уже греет. — А ты такой горячий, как печка, — и стискивает его в крепких объятиях. — Ты как огонек, к тебе иду зимой, с тобой прячусь от дождя, осенью мы переносим вместе все невзгоды и весной встречаем долгожданное лето. С тобой темнота не страшна, ни злые люди.       Младший знает, про кого он говорит. И ненависть вскипает в нем черной пеной. Если бы Филипп был сильным. Если бы он мог стать для брата полноценной опорой.       Мальчик представляет, как становится воином, грозным и в маске из золота, как взмахом клинка отправляет на смерть врагов Калеба, как старший смотрит на него с благодарностью. Как маска падает на землю и Калеб берет его лицо в свои руки, дарит ему свой поцелуй…       — Опять размечтался? — Калеб смотрит на него, в алых глазах сияют солнечные блики.       — Н-ни о чем я не мечтаю… — отвечает мальчик, опустив глаза.       Щеки у него предательски розовеют.       — Врушка! — Калеб легко сминает его в объятиях и Филиппу кажется, что он сейчас треснет пополам и изнутри искрами прыснут бабочки.       — О чем бы ты не мечтал, — старший прижимается к его макушке щекой. — Я приложу все усилия, чтобы твоя мечта сбылась.       Филипп хочет плакать от счастья и выть. Запах цветов, сырой земли и брата кружит голову, дурманит. Филипп изворачивается и упирается лбом в челюсть Калеба.       Во рту становится сухо, как в пустыне, а взгляд цепляется за пульсирующую венку на шее. Хочется дотронуться до нее языком. Хочется отдать Калебу всю нежность, что не снедает его изнутри.       Хочется вцепиться в его горло крепкими зубами и почувствовать во рту вкус крови. Хочется стать с ним единым целым и больше никогда не испытывать боли, которую приносит с собой пламя.       Хочется, хочется…       Филипп выдыхает, плотно стиснув челюсти. Калеб возится, а затем открывает глаза, шумно втянув в себя воздух. Он все так же не выпускал Филиппа, будто младший был его плюшевой игрушкой. Но Филипп и не возражает.       — Мне снился сон, — тянет задумчиво и жует губу, словно раздумывая, говорить или нет. — Мне снился Рай.       — Рай? — Филипп неоднократно читал про Рай, но представить так и не смог.       — Ага, — Калеб поворачивает голову и смотрит на осколки неба. — Там было много цветов и плодовых деревьев, и тепло, так тепло. И там мама с папой были… — его голос дрогнул и сорвался.       Филипп косится на брата. Знает, что тот скучает. Не понимает, почему, ведь они вместе.       Разве это не самое главное?       — Скажи, Филипп, — Калеб находит его руку и сжимает, он все еще холодный, будто зимний лед въелся в кости, — ты думал о том, какой он, Рай?       Филипп понимает, что ответ очень важен для Калеба.       — Да. — Кивает. — Мне кажется, — алое зарево обращено только на него, — что там спокойно. — Он гладит большим пальцем тыльную сторону огрубевшей кисти брата. — И… там есть те, кого мы любим. И только они.       — Как думаешь, Рай красивее, чем наша поляна? — бутон мака, примятый юношей, падает тому на грудь, будто пятно свежей крови.       Филипп смотрит на него завороженно.       — Если и красивее, то ненамного, — едва шевеля губами, произносит младший.       Калеб смеется.       — Я хочу, — он прикрывает глаза, — чтобы мы прожили жизнь долгую и счастливую, такую, чтобы Рай не казался для нас чем-то недосягаемым. Чтобы он был в мелочах. В солнце, ивовых листьях, — Филипп чувствует, как Калеб прижимается сухими губами в его лбу. — И людях, которых я бесконечно люблю.       Филипп жмурится, но слезы по щекам все равно бегут.       Калеб не знает, что Рай уже здесь, сосредоточенный в одном человеке, в одном сердце, которое ценнее для Филиппа его собственного. Калеб не знает, что Рай о котором он мечтает, недостижим для Филиппа. Ибо нет там места ни для кого, кроме них двоих.