Дело особой важности

В гостиной у Георгия Павловича Крушинина, генерала артиллерии, за обеденным столом собралась довольно-таки специфическая публика: помимо почтенного главы семейства, его сына Алексея и дочери Ксении, присутствовал давний приятель генерала — полковник Варфоломеев, некогда руководивший охраной ныне покойного государя императора, а также генерал Вишняков из Охранного отделения. Тема для беседы напрашивалась сама собой. — И что же, если не секрет, вы намерены предпринять? — задумчиво произнес генерал Крушинин. — Я, как вам известно, по роду службы привык к подобным вещам, просто меня беспокоит то, что в городе может из-за этого начаться паника. А это нам сейчас вовсе ни к чему. Господин Вишняков вздохнул: — Увы, Георгий Павлович, расследование поручено на сей раз не мне. Сейчас им занимаются другие люди; полагаю, господин Иволгин с вами уже беседовал. — Разумеется. Но я надеюсь, Кирилл Аркадьевич, что сие.. гм.. происшествие будет взято под высочайший контроль. Всё-таки событие, согласитесь, более чем вопиющее. — Насчет этого не извольте беспокоиться. Наш уважаемый градоначальник уже распорядился прислать в помощь этим молодцам чиновника по особым поручениям, ранее успешно раскрывавшего и гораздо более сложные дела. — Он отклонился на спинку стула, давая понять, что сию кандидатуру господину градоначальнику предложил именно он. — Я дал срочную телеграмму в Париж этому человеку; полагаю, он уже на пути в Петербург. Подали блины — блюдо, редко употреблявшееся в этом доме, разве что как дань Масленичной неделе, — и хрустальный графинчик. На несколько секунд за столом воцарилась тишина. — И кто же, позвольте узнать, будет привлечен к расследованию? — полюбопытствовал полковник Варфоломеев, до сей поры не принимавший участия в беседе. — Штольман. Полковник понимающе кивнул: да, пожалуй... пожалуй. Ему это будет по силам. — Тот самый...? — переспросил старший Крушинин. — Вы, вероятно, хотели спросить: тот самый, который сумел раскрыть дело гипнотизеров? — уточнил полковник. — Да-да, именно он. Услышав знакомую фамилию, Ксения Георгиевна Крушинина, до сей поры откровенно скучавшая, окинула сидящих за столом дерзким взглядом. — Я когда-то имела случай познакомиться с этим господином, — ее выражение лица стало чуть более надменным, чем обычно. Поймав на себе удивленный взгляд брата ("Когда же?"), продолжила: — Мне как-то его представила госпожа Нежинская, как своего близкого друга, — она с трудом сдержала усмешку. — Да-да, припоминаю. Коллежский советник Штольман, чиновник особых поручений... — на секунду она замялась, видимо, восстанавливая в памяти его внешность. — Лично на меня он не произвел какого-то особого впечатления, даже не сразу вспомнился. Алексей Георгиевич иронично покачал головой: он прекрасно знал привычку сестры оценивать людей исключительно по внешнему виду (ну и по положению в обществе, разумеется). — Не имел случая с ним познакомиться, но много о нем наслышан. По слухам, госпожа Нежинская была безумно в него влюблена, и они даже обвенчались тайком... — тут молодой граф откинулся на спинку стула и насмешливо улыбнулся. — Более того, когда выяснилось, что у Нины Аркадьевны имелся... имелся незаконнорожденный сын, господин Штольман переписал его на себя, дав ему отчество свое и фамилию... Почувствовав на себе строгие взгляды папеньки и господина полковника, он вновь выпрямился, пояснив: — Никогда не понимал, зачем уважающие себя молодые люди поступают подобным образом. Как лично я считаю, принимать в свою семью чужих по крови отпрысков — дело весьма и весьма неблагодарное, поскольку, даже воспитав человека соответственно своим семейным привычкам, невозможно добиться того, что он станет вам действительно близок — как по духу, так и по крови. Варфоломеев отрицательно покачал головой: дескать, молоды вы еще, не понимаете сути вещей. Заметив это, красавица Ксения поспешила поддержать горячо любимого брата: — Вижу, что вы, Владимир Семеныч, не одобряете подобных высказываний, — томно произнесла она. — Но увы, мы с братом придерживаемся совершенно иного мнения. — Осмелюсь предположить, сударыня, что Алексей Георгиевич и вы в дальнейшем еще кардинально пересмотрите свои взгляды на семейную жизнь, в особенности, когда вы оба обзаведетесь наконец своими собственными детьми... — Даже и не надейтесь, господа, даже не надейтесь, — взгляд юного Крушинина сделался более дерзким. — Обещаю вам, я никогда не женюсь. А сестрица продолжила: — Что же до господина Штольмана Якова Петро... Якова Платоновича, если я не ошибаюсь, то у меня на его счет имеются совершенно иные сведения. Тут она гордо подняла голову, готовая поделиться теперь уже окончательно восстановленной в памяти сенсацией со всеми присутствующими: — Лично мне мои, с позволения сказать, секретные информаторы поведали все подробности этой истории. — Она слегка придвинула к себе тарелку с блинчиками. — Действительно, он имел честь взять на себя заботу о бедном ребенке Нинон... Учитывая интонацию, с которой были проговорены слова "имел честь", господам присутствующим следовало понять намек на то, что настоящий отец мальчика был (а, возможно, и оставался) весьма влиятельным господином, гораздо более влиятельным, чем коллежский советник Штольман. — Из-за нее он даже стрелялся с небезызвестным нам князем R., за что попал в немилость начальства, был понижен в чине, и, кажется, довольно долгое время служил простым следователем где-то в провинциальном Заволжске... — Затонске, — поправил ее Варфоломеев. — Благодарю. Но, как ни странно, женился он совсем на другой особе... — она переменила тон на снисходительно-сочувственный. — Бедная Нинон. Впрочем, госпожа Фортуна и без того перестала ей тогда уже благоволить... — тут она наконец умолкла, по-видимому, глубоко задумавшись. — Вашим "секретным информаторам", как вы изволили выразиться, было бы впору служить в нашем ведомстве. Ибо все сказанные вами сведения соответствуют настоящей действительности, — заметил Кирилл Аркадьевич. — Видите, Алексей Георгиевич, ваша сестра сумела вас обскакать... — Действительно, мне мало что было известно об этой истории. Но прошу принять к сведению, что я как-то не особо ей интересовался. А вот сестрица моя всегда бывает в курсе подобных новостей, особенно если дело касается ее близких знакомых. Сестрица не упустила случая закрепить свой успех: — Рассказывали, что после той истории с гипнотизером они с ней вдвоем поехали за границу. А его молодая жена увлекается спиритизмом... — Уж не та ли это особа, которая... — тут уже Алексей начал что-то припоминать. — Анна Миронова, кажется... Точно, вспомнил. По слухам, её спиритические сеансы производили большой фурор. Погодите... Кажется, она приходится родственницей Петру Ивановичу Миронову, тому... господину, которому я на прошлой неделе проиграл пять тысяч в карты. — Тому очаровательному господину, который позавчера назвал меня царицей бала? Да, это его родная племянница. — А эта история с её похищением, — тут уже сам Георгий Крушинин заинтересовался, ибо наслышан был о том из газет. — Такие страсти рассказывали, что волосы дыбом встают... После небольшой паузы он продолжил, обращаясь уже к Вишнякову: — Кирилл Аркадьевич, вы ведь занимались тогда этим делом. Неужели вы не поведаете, что же там произошло, хотя бы в общих чертах? Тот взял небольшую паузу, закашлявшись, затем опрокинул в себя рюмку вишневой наливки: — Ну что же. Могу и поведать. Но только то, на что имею право — надеюсь, вы понимаете... Крушинин-старший понимающе кивнул, его сын испытующе посмотрел на свою сестру — не разболтает ли? — и все замерли, слушая: — Было это в начале девяностых. Ну вы помните, в то время как раз начался расцвет всевозможных оккультных сообществ, преимущественно сомнительного характера. — Глупость и мракобесие! — поддержал его Георгий Крушинин, никогда не одобрявший подобного. — Так слушайте. В то время у нас в городе появился и приобрел неслыханную популярность некий Михаил Крутин, занимавшийся, как тогда считалось, лечением нервических больных при помощи гипноза... — Простите... Господин Крутин? Позвольте, ведь я однажды даже была у него на приеме... Не скажу, что меня это как-то впечатлило, но тогда это считалось крайне модным... — Ксения Георгиевна захлопала ресницами, почувствовав, что ей не избежать неприятного объяснения с papa... Ошеломленный отец едва не подскочил из-за стола: — Ты? Была у гипнотизера? — Простите, papa, просто как-то захотелось поразвлечься. Совершенно невинный визит. Да и мигрень, право слово... Простите, я не думала вас так напугать. На лбу артиллерийского генерала вздулась пульсирующая жилка. Он постучал кулаком по столу — негромко, но ощутимо — а Кирилл Аркадьевич продолжил: — Каким-то образом, — он замялся, ибо на самом деле прекрасно знал, каким именно, — каким-то образом наше ведомство упустило из виду его деятельность. Спохватились только тогда, когда после визитов к нему люди начали беспричинно кончать жизнь самоубийством... — Господи... — Георгий Павлович вытер лицо платком. Дочь его приняла легкомысленный вид: — Господа, я не понимаю вашей тревоги. Уверяю, многие наши общие знакомые, не только я, побывали на приеме у этого господина, и все обошлось без каких-либо последствий. Сын же, напротив, горячо поинтересовался: — А правда ли, что сей гипнотизер для подчинения людей своей воле использовал некую магическую табакерку? Вы не подумайте, Кирилл Аркадьевич, я не имею намерений выведывать государственную тайну, просто об этом много писали в газетах. — Увы, Алексей Георгич. Вами упомянутая табакерка действительно существовала. Во многом именно благодаря ей преступники столь долго оставались безнаказанными. Он тяжело вздохнул и вновь продолжил: — Самое страшное началось, когда мои лучшие сотрудники, которым было поручено заниматься этим делом, начали погибать. До сих пор сожалею, что отправил, не ведая, на верную гибель троих своих лучших сыщиков, да еще пятерых преданных агентов. Андрея Золотницкого, умнейшего и талантливейшего из них, было особенно жаль. — Да. Действительно, преданный был вам человек, мир праху его... — взгрустнул Владимир Семенович. — Хотя и был он, признаться, несколько слабоват нервами, но все равно мог очень далеко пойти... Жаль его. — Когда я понял, что дело заходит в тупик, а убийства не прекращаются, я решил обратиться за помощью к господину полковнику... — тут он многозначительно перевел взгляд на Варфоломеева, который едва заметно кивнул. — Он-то и предложил мне поручить расследование этому человеку... — Так он один смог со всем этим справиться? И при этом остался жив? — Ксению Георгиевну разбирало нетерпеливое любопытство, тем более она явно не ожидала подобной прыти от невзрачного, на ее взгляд, чиновника. — Ну разумеется. Не сразу, конечно, порой совершая ошибки; несколько раз едва не погиб; по всей видимости, табакерка эта сатанинская действовала даже на него... Не могу назвать его работу безукоризненной, но факт есть факт: он не только остался в живых, но и сумел раскрыть это дело. — Полно вам, Кирилл Аркадьевич, — вступился за своего давнего знакомого Варфоломеев. — В таком деле безукоризненных результатов заведомо не могло быть. — Вы правы, Владимир Семенович. Дело к тому времени зашло слишком далеко, так что избежать огласки в любом случае бы не получилось... — со стороны могло показаться, что он разговаривает уже сам с собой. — Ситуацию осложняло то, что никто этого гипнотизера не мог попросту опознать: ведь своих пациентов он принимал всегда в маске... — Это придавало ему некий шарм... — не совсем к месту попыталась вставить свое слово Ксения, но, встретившись взглядом с отцом, решила воздержаться от дальнейших комментариев по этому поводу. — И очень затруднило его поимку, сударыня, — генерал не мог никак уловить, что же такого притягательного находит светское общество в особо опасных преступниках. — Никто никогда не видел его лица... — тут его взгляд внезапно повеселел, в глазах появилось некое подобие усмешки. — А вышел конфуз: сей гипнотизер, наведший столь много шороха в империи и за пределами ее, оказался женщиной. — Невероятно! — ошеломленная Ксения едва не подскочила со стула. — Так вот почему тебе не удалось вскружить ему голову... — не смог сдержать смех ее брат. Отец тем временем густо покраснел. "О времена, о нравы..." — читалось на его лице. Вслух же он спросил: — И что произошло дальше? — А дальше, — продолжил генерал, макнув свернутый блинчик уголком в сметану, — а дальше Штольману удалось-таки наконец ее вычислить. В ходе задержания завязалась перестрелка, в результате чего этот мерзавец... простите, мерзавка была благополучно ликвидирована. Тут он умолк. Видно было, что он поглощен едой в гораздо большей степени, нежели беседой. — Ну а что по поводу похищения? — не унималась Ксения Георгиевна. Генерал был явно недоволен, что его столь бестактно отвлекают от трапезы. — Да... похищение. Так вот, господа: у этого злодея... злодейки, простите, как позже стало известно, имелось двое подручных. Один из них — бывший фельдшер, а второй — азиат, из инородцев. Вся эта преступная шайка прекрасно владела гипнозом, проводила жуткие обряды и исповедовала катарскую ересь. — Надо же... — Так вот. Эти двое, значит, ухитрились сделать господину Штольману вот такую вот каверзу. В самую точку ударили, надо сказать: среди бела дня проникли в дом его жены — который, прошу заметить, охранялся моими сотрудниками, — и вывезли ее в неизвестном направлении. Так-то... — О Господи... Что они с ней сделали? — вздрогнул Алексей, слегка побледнев. — Ничего из того, что могло бы ей повредить, если вы имеете это в виду. Их намерения были совершенно другими: первое — показать Штольману и нам, что они всесильны, и второе: воспользоваться ее магическим даром в своих личных целях. Ксения Георгиевна томно вздохнула, чуть прикрыв свои карие глаза роскошными ресницами. — Боже мой, право, в этой истории есть какая-то особенная романтика: молодая женщина, оказавшаяся во власти дьявольски привлекательного злодея с гипнотизирующим взглядом, необузданного в своей еретической одержимости... Это могло бы послужить основой для романа. — Боюсь, сударыня, вас расстроить: дело в том, что члены сей преступной группы проповедовали целибат. Мадемуазель Крушинина слегка прикусила губу. — А что же Яков Платоныч? — не удержался Варфоломеев, ибо простое обывательское любопытство было не чуждо и ему, а расспрашивать своего друга об этом лично он в свое время счел неделикатным. — О, это происшествие его деморализовало. Судя по тому, каким голосом он разговаривал тогда со мною по телефону... Как он сумел при этом не тронуться умом, для меня загадка. — Его лицо вновь нахмурилось, затем прояснилось. — Однако он как-то взял себя в руки, поднял тревогу — тем временем нам тоже уже кое-что удалось нарыть, — и лично возглавил погоню. — Как же ему удалось справиться с преступниками? — Это было самым сложным моментом. Нашим людям независимо от него удалось выяснить, куда эти двое отвезли пленницу. Когда Яков Платоныч добрался по следам к тому месту, дом уже был под строгим наблюдением... — Неужели Маргоша? — решил уточнить старый Крушинин, вспомнивший о том, как в девяносто третьем году банда налетчиков ограбила его особняк. Это-то дело и сблизило его в свое время с Вишняковым, а также познакомило со многими его сотрудниками. — Она самая. Наружное наблюдение всегда было ее коньком. Такая выдержка не каждому мужчине дана... — вздохнул он. — После этого дела у меня ее с руками оторвали, предоставив высокую должность в Москве. Да, господина Штольмана тоже повысили за это в чине. — Кирилл Аркадьевич, ну не томите же... — Алексею не хотелось ворошить неприятные воспоминания о событиях четырехлетней давности. — Как же вам удалось их захватить? Генерал вытер усы — больно уж сметанкой испачкались: — Успех операции висел на волоске: Марго с ребятами держали дом на контроле, но им хватало благоразумия туда не входить, а Штольман... Штольман сильно рисковал, когда решил в одиночку пойти на штурм. Надо сказать, он повел себя грамотно: в нужный момент ему удалось ненадолго отвлечь преступников. Это дало возможность нашим внезапно ворваться в дом, а госпоже Мироновой тем временем удалось обезвредить эту чертову табакерку. Варфоломеев с интересом слушал, затем одобрительно покачал головой: — Молодцы девочки. Не стушевались. Алексей дождался, пока горничная нальет ему еще чаю, затем спросил: — Интересно, у этой госпожи Мироновой действительно были какие-то способности к магии, или же это всего лишь плод фантазии провинциальных сплетников? Сестра его усмехнулась: — Не принимай это всё всерьез, братец. Пойми: многие девушки, от природы обделенные внешней привлекательностью и потому неспособные выделиться на фоне других, придумывают себе различные необыкновенные способности. Это позволяет им оказываться порой в центре внимания, придает некоего мистического флёру... Уж поверь мне. Полковник слегка покачал головой в знак несогласия. На его отечном лице обозначилась приятная улыбка: — Вы очень проницательны, Ксения Георгиевна, но на сей раз вы ошиблись. Дело в том, что я был знаком лично с госпожой Штольман, тогда еще госпожой Мироновой. И поверьте мне, она произвела на меня впечатление весьма привлекательной молодой особы. — Так вы были знакомы с ней? — Да, конечно. — И вы присутствовали на ее спиритических сеансах? — Нет, не имел такой возможности. Генерал Крушинин насупил брови: — Тогда я тем более не понимаю. Зачем привлекательной, воспитанной, обеспеченной молодой женщине морочить людям головы всякой чепухой? Полковник чуть приподнял на него взгляд: — Есть неопровержимые сведения о том, что упомянутые вами способности действительно имели место быть. Да и насколько мне известно, в раскрытии дела гипнотизеров она принимала весьма значительное участие. — Даже не знаю, чему поверить, Владимир Семенович, — ехидно улыбнулась Ксения, — дело в том, что слухи об этой особе ходили самые невероятные, один неприличнее другого... — тут уже она слегка наклонилась и прошептала на ухо брату что-то такое, отчего тот едва не поперхнулся. — Прошу простить, господа, это не для ваших ушей. Отец покачал головой: если уже ему регулярно приходилось краснеть из-за поведения своей дочери, то до какой же степени опустились людские нравы, что даже сама Ксения считает их непристойными? — Все эти заигрывания с магией, — твердо сказал он, — ни к чему хорошему не приводят. Взять бы, к примеру, сегодняшнее неприятное... гм, происшествие. Думаю, без этого не обошлось, — тут он поморщился. — Увлекаются эти девицы всевозможным столоверчением, посещают гипнотические сеансы... — он грозно покосился на дочку, — сомнительные. А потом они еще удивляются, когда их вот так вот нагло похищают всевозможные... преступные негодяи. У самих-то в пустых головах ума нету, а вот мужьям, родителям, полиции — расхлебывать... Вишняков поспешил утихомирить разбушевавшегося друга: — Не волнуйтесь, Георгий Павлович. Всё это уже позади. Он пригубил ароматной наливочки. "Да... А ведь, казалось, только вчера это было... Если бы сразу всё пресекли, тогда, быть может... Сколько талантливых сотрудников ни за что полегло. И сраму, сраму на всю империю... Даже вот сегодня... Как жаль, что не получилось сохранить это всё в тайне. Но увы..." — Всё позади. Заложницу освободили, с ней все в порядке; преступники получили по заслугам; государь император остался доволен результатом, а господин Штольман... Неплохо, весьма неплохо он поработал. Другой бы на его месте погиб или сошел с ума, а он, как видите, смог остаться в живых, отделавшись легким испугом и довольно тяжелыми ранениями. Ничего, после заграничного лечения будет как новый... Владимир Семенович в нем не ошибся. — Я знал, что вы оцените его по достоинству. Ваш талант разбираться в людях всегда меня восхищал. — А меня вот, — третья рюмка смогла привести наконец хозяина в доброе расположение духа, — а меня вот всегда восхищал ваш талант разбираться в оружии и охотничьих собаках. Вот знаете ли, намедни у нашей Дианы появились такие великолепные щенки... ... Дальнейший ход этой беседы уже не заслуживал особо пристального внимания, ибо большая ее часть была понятна лишь заядлым охотникам и, пожалуй, достаточно опытным заводчикам русских борзых. Тем более, что к делу это никакого касательства не имело. Что же до Якова Платоновича Штольмана, заочно ставшего в доме Крушининых героем дня, то тут можно было бы сказать еще многое...