Не чужие люди

      Когда Иззи Хэндс увидел маленькие фиолетовые бантики в бороде капитана, в груди кольнуло злым шилом. Небось слюнтяй Стид сам их завязывал, а Чёрная Борода смотрел на него своими глубокими глазами. Смотрел так, как больше не смотрел на своего первого помощника. Иззи пришлось опереться на борт, до того трудно стало дышать. Миг поганой слабости. Он слишком хорошо помнил, как много лет назад собственной рукой воткнул лиловый цветочек в тёмные волосы, в которых ещё не было проседи. Он слишком хорошо помнил, как улыбался ему Эдвард Тич.       Порой Иззи проклинал себя за тó, что больше не мог обрадовать Чёрную Бороду. Порой — за то, что в попытках сделать это упускал из вида зоны своей ответственности, допускал ошибки, их команда терпела неудачи. Давно пора было уйти. С тех пор, когда его перестали ценить. Или ещё раньше. С тех пор, когда ради «Спасибо, Иззи» он начал приносить тапочки в зубах.       С тех пор, как к уважению и благоговейному ужасу начали примешиваться горячие влажные грёзы.       Капитану шёл фиолетовый. Во имя имиджа они всей командой одевались в чёрное, носили тяжёлые сапоги и выбивали ими чужие зубы. Фиолетовый камзол делал его силуэт изящнее, дорогие ткани скрывали сильное тело, способное молниеносно наносить смертельные удары, Чёрная Борода стал Эдвардом, Эдом, перестал внушать опасность. Он просто выглядел великолепно. Аристократично.       Иззи сплюнул на палубу. Капитан становился похож на изнеженного богатея, с которым спелся. Этикет, танцы, мода… Что это за жизнь для пирата? Тем более для Чёрной Бороды, безжалостного грозы морей!       — Собаке — собачий, мать его, рай! — пробормотал Иззи, вдыхая солёный воздух.

***

      Когда-то они могли схватить друг друга по-медвежьи, прижать к мачте, стоя на палубе горящего тонущего корабля, укусить и торопливо облапать где придётся, чтобы через долю секунды уже прострелить голову опрометчиво решившего прервать их солдата. Среди смерти, крови и пороха было время для нежностей и незатейливой пиратской романтики — Чёрная Борода как-то подарил Иззи ожерелье из собственноручно отрезанных ушей, и первый помощник бережно его хранил. К Тичу пытались подлизаться многие, пытались завоевать его расположение или получить какие-нибудь преференции через постель. Он не отказывал, беззастенчиво пользовался такими матросами, а взамен не давал ничего. Наверное, лишь Иззи Хэндсу был важен он сам. Его восхищение граничило с одержимостью, и Иззи сам грыз себя за это. Он стал его ревнивой тенью, и Чёрная Борода добродушно посмеивался, когда первый помощник отправлял на корм акулам не успевшего отереть рот товарища по команде. Соглашаться на подобные предложения при этом он не переставал, и у Иззи не было на этот счёт никаких претензий — капитан волен делать всё, что угодно, со своей командой.       Чёрная Борода никогда не боялся ранить его чувства.

***

      Но с аристократишкой, стоившим меньше, чем песок на пляжах, он носился как с писаной торбой! Кивал, соглашался, переодевался, пил с ним чай! Иззи скрежетал зубами в своей каюте, не зная, чем заняться — пистолеты были почищены, сабля могла рассечь волос на лету, но руки всё ещё чесались. Иззи достал золочёные маникюрные ножнички из похищенного когда-то набора. Его прежняя владелица давно покоилась на дне морском, разделив судьбу с богатым пассажирским судном, на котором так некстати решила попутешествовать. Иззи Хэндс принялся за маникюр — аккуратные ногти были его маленькой и довольно практичной слабостью. Их подстригание, однако, не прервало поток горьких мыслей. Иззи до смерти не хотелось признавать, что капитан никогда его не любил. Терпел, позволял находиться рядом, ценил верность и использовал на выгоду себе, в конце концов, но… Да дьявол!       Сорвавшиеся ножнички вошли в подушечку большого пальца, и Иззи мрачно сунул его в рот. Чёрт с ней, с любовью, любовь выдумали романтичные идиоты с головой в облаках, про любовь пишут все эти тупые аристократические книжки — пустой перевод бумаги, заполняющий непомерно огромные комнаты соплежуя Боннета. Между ними с капитаном было что-то, едва ли перекликающееся с дурацким иррациональным чувством. Им ни на грош не нужна была эта, драть её в хвост и в гриву, любовь!       Порез оказался глубоким и затягиваться не желал. Иззи рассмотрел его, досадливо цокнул языком и вернул палец обратно. Когда тошнотворный привкус терпеть стало невозможно, Иззи смыл его ромом и провалился в тяжёлый, без сновидений, сон.       Он пока не знал, что ночью его заметят сквозь открытую дверь с пальцем во рту и у никчёмной команды «Возмездия» появится новый повод для насмешек и шепотков за спиной. Ненавидеть Стида Боннета ещё сильнее было очень сложно, но Иззи Хэндс никогда не пасовал перед трудностями.

***

      Всю горечь и злобу он вложил в союз с англичанами. Всю ненависть, весь гнев, всю свою мстительность. И не смог же удержаться — отправил пропойцу Калико вытаскивать Чёрную Бороду. Тот любил… любил… ЛЮБИЛ другого. Но разве мог Иззи малодушно не уберечь того, кого столько времени звал своим капитаном?