Аша, не выходи!..

Он вздыхает. — Хорошо. Ты спрашиваешь, почему, при всём видимом объединении, нельзя встречаться в открытую. Глаз с белой радужкой поднимается к ней от пустого бокала, в полумраке жёлтым кругом блестит зрачок. Щёлкает медицинский жгут, и она чувствует, как её кровь течёт свободнее по прозрачной силиконовой трубке на его стеклянное дно. Капля за каплей. Очень медленно. Ненормально густая. Но, для её жизни, в самый раз. Она поднимает глаза и встречается с его глазами. Как и его губы, они хитро улыбаются, а белая радужка освещает белые ресницы. Всё также улыбаясь, он прикусывает губу и поднимает белую бровь. — Ты мне скажи. Ты и я плаваем здесь на равных условиях. Она хмурится и начинает думать. Для неё встречи с акшари были вопросом выживания. Нестандартным, но таковой она выбрала для себя сама. На её стороне барной стойки другой бокал, внутри — тёмный, как ночное небо, напиток, градиент синего к низу становится почти чёрным, перекликается с синими прядями у неё в волосах. Напиток мягко сияет в едва разгоняющем сумрак акцентном освещении его квартиры. Добавленные из пипетки светящиеся капли медленно опускаются на дно и похожи на звёзды. Бокал украшен цветком ночной фиалки, его глаза красноречивее всех слов обещают ей весь мир, и она продолжает повторять про себя, что так он ведёт себя с каждой, но… это вызывает улыбку, заставляет теплеть на душе. Она чувствует под пальцем ровный стеклянный край, ведёт по нему. — Я никогда этого не понимала. Нас насильно сближают, но патрульные вечно проверяют документы, чтобы убедиться, что ты меня не жрёшь, а, стоит выразить свои чувства, так все вокруг начинают показывать пальцем и превращают жизнь в настоящий ад. Она видит, как меняется его взгляд. Незаметно. Он тоже прошёл через это, но заглушил в себе так сильно, что не отводит глаз. Осталась лишь тень… Он осторожно убирает иглу из её руки, и наливает в бокал мартини, помешивает, разбавляя кровь. Её кровь. Пробует, заглядывая в глаза. Медленно смакует, перекатывая вкус на языке. Наконец, с улыбкой, глотает. Она улыбается ему, отвечает на взгляд. Он покатывает бокал между пальцами. — Дело не в том, что встречаться с человеком против каких-то там правил. Это против нашей природы. Между нами лет пятьсот открытой войны, потом идут тысячелетия, которые в учебниках зовут «Тёмными Веками» — и всего какая-то сотня лет навязанного сверху мира. И, пусть и не осталось тех, кто жил иначе, общество ещё не готово. Мы попросту не знаем, что друг с другом делать, и тот парень, который убивает блондинок, быстрее придёт в голову при упоминании межвидовых отношений, чем, ну, мы. Он делает глоток, потом вспоминает о чём-то, поднимает палец и ставит бокал на стойку. — Уверен, ты знаешь историю. Об Алии и Альберте — красивая, слезливая. Она была акшари, он — нет. Они полюбили друг друга, но не могли быть вместе — и не могли жить друг без друга; в финале они решают умереть, бла-бла. Мой отец всегда рассказывал её иначе и говорил, что так передают в его семье. Алию на самом деле звали Аша, Альберта — Джон. Жили они за кучу лет до войны, дай Мать, чтобы веке в десятом. Они действительно любили друг друга, он знал, кто она, она собиралась от него понести, пока… — он замолкает с широкой улыбкой и театрально опирается на стойку. — Впрочем, сама история… ⇥ — Аша!..       Она только хихикнула и затаилась, пока мать не ушла. Прятаться от неё с каждым разом, становилось всё проще, Аша давно поняла: если она не видит тепловой след своей матери — то и её не видно.       Аша. Её имя было сокращено от Ашала, что на старом языке означало «цветок василька». Саге, её матери, часто говорили, что называть ребёнка в честь дневного цветка — не к добру, но… Сага редко слушала, что говорят другие. И теперь, с каждым рассветом, вместо того, чтобы идти спать, Сага брала мужа и отправлялась искать свою непутёвую дочь.       Голос матери стих. Аша подождала ещё несколько ударов сердца, чтобы только после этого подобрать юбки и неслышно выбежать из своего укрытия.       Их всех пугали рассказами о Солнце. Страшной Орлице, что обрубила когтями хвост Великому Волку и скрывала людей под своими горячими крыльями. Аша не боялась Дневную Птицу. Она знала, что Хозяйка Солнца и Владыка Тени продолжали любить друг друга, хоть и воевали в прошлом. А, раз так, то и она могла выходить под Солнце. Если будет вести себя осторожно и проявлять уважение.       Их деревня была совсем небольшой и, как подобные ей, обходилась без названия. Из населения в ней было три семьи, староста и Наречённая. Деревня скрывалась в подземных пещерах в глубине леса — Ивар говорил: «в норах» — специально, чтобы было сложнее найти и легче защищать. Аша всегда понимала, что от людей. Люди были пищей. А ещё — опасным врагом. Когда с охотой становилось плохо, можно было несколько месяцев жить на крови животных, но от неё начинались болезни.       У сети пещер-нор пять было выходов. Один — на западе. В окружении густых зарослей, большой и красивый. Главный выход. Его использовали, чтобы охотиться и встречать гостей. Через него Лая отправлялась каждые шесть ночей на рынок, чтобы обменять украшения, которые делала, и привозила назад красивые вещи, сырец ткани и сложные лекарства. Через него к Ие на надвечерник приходили знакомиться молодые парни из соседних деревень. Ия всего на год старше, и, когда она уже выберет себе жениха, очередь, наконец, перейдёт к Аше. Остальные выходы при Аше не использовались. Один из них далеко на востоке выходил к реке, другие — через сеть тоннелей терялись в горах. Их держали в тайне, но, излазив все тоннели и несколько раз там потерявшись, Аша, разумеется, смогла найти их все. Ивар говорил, чтобы не совала нос. Ивар смешной и часто ворчит. Он был самым старшим, и к нему прислушивались — даже Мораг, их Наречённая, иногда с ним советовалась, когда возникали особо сложные вопросы. Что же касалось потайных выходов, отец Аши говорил, что они на случай, если деревню найдут люди. Аша еженощно возносила мольбы Волку, чтобы этого никогда не случилось.       Стараясь не выдавать себя, Аша добралась до тоннеля, который выводил на восток. Спустя время, она услышала шёпот воды, тоннель начал светлеть, и вот голос реки уже сильнее, а Аша закрывает глаза рукой, чтобы защитить их от рассветного солнца. На границе тени и света Аша молитвенно подняла руки, прося разрешения у Волка покинуть Его тень, а, сделав шаг — у Птицы ходить под Её светом. А после — с широкой улыбкой выбежала под Солнце.       Днём всё было иначе. Всё окружение, словно, сливалось в единые сияющие силуэты: красные и светло-белые. И, если в светлых ещё можно было различить отдельные формы, то в красные, словно, наливалась густая кровь — но Аша больше не боялась споткнуться или упасть. Она уже давно научилась наступать, не видя, находить, не зная. Она бежала под солнцем, словно все её чувства обострялись, ощущала предметы вокруг себя, словно паук накидывал на неё свою сеть. Она знала, что Птица благоволит ей. И, что её никогда не поймут.       Но ей было всё равно.       Река начинала свой путь прямо над подземным выходом, и Аша шла в густой тени леса вдоль берега, любуясь слепящими бликами там, где солнце, сквозь ветки, касалось воды. Солнце давит на кожу, оно горячее и тяжёлое, но Аша знала, что, если не быть под ним слишком долго, всё будет в порядке, и поэтому никогда не отходила далеко и никуда не уходила из чащи. Молодой девушке это и не нужно. Она была счастлива уже тем, что могла не создавая проблем ходить под Солнцем.       В песню реки закрался новый звук, и Аша остановилась. Прислушалась. Звук был ещё тихим, но повторялся слишком ровно, чтобы принять за зверя. Где-то сбоку от неё, Аша знала это, были кусты, и она решила затаиться, создавая как можно меньше шума: люди, обычно, не заходили настолько глубоко в лес, но, кто знает, вдруг кто-то потерялся и, найдя реку, пойдёт по течению, а там и выйдет к…       — Кемпирь!..       Это слово она знала. Так люди называли их. Аша слишком увлеклась, пытаясь спрятаться, и не заметила, когда он подошёл слишком близко. Такой же напуганный, как и она, по голосу, немногим старше. По теплу его тела, она видела, как он застыл, выставив вперёд руки, в них что-то длинное, тонкое… удочка? Аша ещё никогда не выходила на охоту в одиночку, но, если с ним никого нет — она сильнее, и он знает это…       Парень говорил что-то ещё. Медленно. Положил свою удочку, развёл руки в стороны. Аша плохо знала их язык, слишком гладкий, на её слух, но… он не выглядел враждебно. Настороженно, испуганно — но не враждебно. Возможно, потому что она сама не была готова нападать. Внимательно за ним наблюдая, Аша вылезла из укрытия.       — Ты — один? — также медленно, показывая на него. Шанс, что человек знает язык акшари был ещё ничтожней, чем наоборот.       Он кивнул. Потом повторил её жест и указал на неё. Аша не стала врать. Напротив, ей было интересно. Это был первый человек, который спокойно стоял перед ней, вместо того, чтобы убегать или драться. Аша осторожно подошла ближе, пригляделась к рисунку его крови. Что-то в нём было не так. Что-то в теле не давало ей течь спокойно и ровно. Что-то в сердце. Что-то было явно лишним. Протянула руку, едва не касаясь его груди.       — У тебя… — конечно, он не поймёт.       Подняла к нему взгляд, ошарашенный, взволнованный, снова показала на грудь. При свете дня он был для неё лишь набором ярких цветов да переплетением вен — Аша не могла различить выражения его лица, но по тону его вопроса, она поняла, что он удивлён. Аша показала себе на глаза, туда, где у переносицы была особая тепловая точка.       — Я вижу, — и снова ему на грудь, к сердцу, скрестила руки, пытаясь сообразить, как сказать ему…       Он прижал к груди ладонь, потом ещё раз и снова — и замотал головой — видимо, и сам знал, что что-то не так. А потом засмеялся, расслабился — и Аша расслабилась вместе с ним. Он показал на себя.       — Джон.       Это она понимала. И повторила за ним.       — Аша.       — Аша… — Она услышала в его голосе улыбку. Потом протянул ей руку. Аша потянулась ему за запястье, но он перехватил ладонь и сжал её. Непривычно короткая широкая кисть, непривычный смешной жест. Она засмеялась, смущённо, неосознанно показывая клыки. Он не побежал. Это смущало ещё больше, но отчего-то ей, вместе с этим, становилось радостно. Аша ещё раз глянула на него и поспешила обратно в лес, прочь от реки, чтобы даже случайно не привести его к деревне. Разбавленный мартини густо перекатывается в бокале, в сумерках он кажется почти чёрным, но она не смотрит туда — она слушает с улыбкой, не отрывая взгляда от смеющихся довольных белых глаз. — Начало историй не отличается друг от друга: Аша была несносной и любопытной девушкой, которая постоянно убегала из укрытия в глубине леса, чтобы однажды, наконец, встретить одинокого рыбака, который, наоборот, забрёл слишком далеко от привычных себе мест. Они были молоды, непуганы, а, что главное, в том прекрасном возрасте, когда гормоны превращают любую смазливую мордашку в потенциального партнёра — дай только побольше времени. И, о — у них оно было. Не отрывая взгляда, он медленно обходит стойку, подходит почти вплотную, касается её ноги, ведёт по ней пальцами, приглашая. — Тебе, случайно, не хочется переместиться отсюда куда-нибудь в более подходящее место? — поднимает бровь, почти кокетливо, в ней же просыпается озорство. — Тебя смущает, что здесь нас может застать твой молодой непуганный друг? Он сдерживает смех, улыбка становится шире. — Милая, я за всю жизнь так и не понял, что такое смущение, но сказки всегда вызывали во мне странное желание залезть на диван с ногами и обнять за раз побольше женщин. С виноватым видом он закусывает костяшку пальца, а она смотрит, искренне наслаждаясь и понимая, что в нём пропадает прекрасный актёр. Подаёт ему руку, забирает свой бокал — он подхватывает свой, они неспешно идут из бара, а он продолжает рассказ…