***
Утро у неё не задалось, как можно понять по беспокойному сну… Бриз проснулась, словно от пощёчины, взлетая к самому потолку. Сначала был страх, потом растерянность, потом новый страх, что она могла проспать очень-очень долго, но короткий взгляд на календарь, что висел на стене, позволил ей выдохнуть всё беспокойство, спускаясь обратно на постель. Пустую постель. Ей нужно было найти Луффи. Она чувствовала, что только с ним сможет окончательно проснуться и забыть тот ужас, что до сих пор стоит перед глазами. Только его яркий свет сможет осветить ту тьму, что сейчас творилась на душе. Только он может исцелить её раны, сам того не замечая. Луффи нашёлся на кухне, где, видимо, только-только прошёл завтрак, так как Санджи неспешно мыл посуду, а капитан сонно дожёвывал какие-то то ли вафли, то ли оладьи, что-то тихо ворча про мясо. Тут же была и Нами, что занималась своим любимым делом — пересчитывала***
— Как вижу, не у одного меня новости не самые радужные, — заметил Айсберг, когда дверь тихо открылась и на пороге показалась Мари. Несмотря на привычную улыбку и несколько мечтательное выражение лица, он знал и чувствовал, что на душе у неё неспокойно, что её медленно, но верно грызёт тревога. И уже давно. Плавно поднявшись с кресла, мужчина подошёл к духу на пороге. — Присядь, отдохни… Мы успеем им всё рассказать, — осторожно, словно боясь сломать её, положил он руки ей на плечи. — Не факт… Ситуация накаляется с каждым днём, Айсберг… Впрочем, ты и сам это чувствуешь, — подавшись вперёд, ловко прошмыгнула под его рукой Мари, избавляясь от прикосновений. Не то чтобы ей было неприятно, но когда есть тот на кого можно опереться — невольно теряешь часть стойкости. — Мы на грани взрыва. И этот взрыв принесёт изменения. Какие? Хорошие или плохие? Счастливые или трагические? Этого не знаю даже я… — проследовав вглубь коридора, девушка осторожно села на стол, убирая перед этим все бумаги с места. — Возможно без этих изменений не будет прогресса… Не важно, плохих или хороших. Трагедии тоже ведут к результату, — тяжело вздыхает он, массируя виски кончиками пальцев. — Марин, ты сама знаешь, что течение прогресса непредсказуемо. И плохие события тоже необходимы, — повернулся он к ней, тяжело вздыхая. — Мы справимся с ними. Ты и я. Поверь мне, — подойдя к ней, мужчина поймал руку духа и переплёл их пальцы, словно пытаясь лучше почувствовать и удостовериться, что она действительно рядом с ним. Что она тут. — В пути совершенствования главное не забывать ради чего всё это делается. — Ради чего всё это делается… — эхом, словно завороженная, повторила его слова Маринелла, глядя на их сплетённые руки. — Прибудет адмирал… — Айсберг едва ощутимо вздрогнул из-за чего Мари слабо и невесело усмехнулась. — Шаман уже прибыл в город, впрочем, о чём о чём, а вот об этом ты знаешь не по слухам… — Вы меня дискредитируете, моя леди, — оставляет лёгкий, неощутимый поцелуй на её руке мужчина. Но он не чувствует ни запаха, ни текстуры её кожи… Он слишком часто забывает, что перед ним — иллюзия. Просто водный дух, что нарисовал себе образ. Такой прекрасный, но такой нереальный образ… Обман, в который он готов верить вечно.***
А тем временем, пока одни находили спокойствие, кто-то всё больше и больше разрывал свою душу на части в попытках справиться с чувствами и желаниями. Усопп то подрывался с места и ходил широкими кругами, то вновь садился на одно место, безучастным взглядом буравя Мерри. Он… Знал, что предложение Френки было актом милосердия. Способом на время сгладить углы. Тот, кто лжёт большую часть своей жизни просто не может не видеть чужую ложь… Но как порой хочется в неё верить. Просто искренне обмануться. Увы, ему это больше не дано. В мире лжи нет места доверчивости. И он не хочет этого… Он не хочет верить здесь в прекрасную ложь, что всё будет хорошо. — Я так больше не могу… Не могу, Мерри, — наконец всхлипнул парень, кусая губы. Умирающая, больная… Самая дорогая ему накама сейчас стоит перед ним не величественным судном, а старой и разваленной. Тень себя прошлой. Всего лишь тень. Может это наказание? Его личное наказание за всю ту ложь и трусость, что он нёс собой на ней? Может она её износила? Может он виноват? Может быть. А может и не он. Разницы нет. Ясно одно — так больше продолжаться не может. Он не может продолжать быть трусом и лгуном, когда та, кого он любит, медленно умирает. Он не имеет права на это. Он не простит себя сейчас и не сможет иметь права носить титул воина моря, если отступит сейчас, если сбежит, струсит. Если не попытается, хоть как-то защитить то, что ему дорого. Пусть и от тех, кто дорог не меньше. Подскочив, Усопп решительно направился к выходу. В его голове зрел план. Если не попытается убедить Луффи оставить Мерри, то… Остается только уйти из команды и забрать её с собой во чтобы это ни стало. Но до двери он не дошёл. — Стой, стой, стой, братишка, куда это ты направляешься с таким решительным лицом? — Усопп вздрогнул, так как не услышал того, как Френки зашёл и даже прошёл мимо него… А судя по всему он уже давненько здесь. Киборг стоял у корабля, с прищуром смотря на канонира. — Так. Я вижу по лицу, что ты задумал что-то очень-очень опрометчивое. Давай-ка ты лучше посидишь тут со мной и выпьешь коллы! — символично отряхнув руки, махнул ему парень. — Нет, я не могу так, — сам от себя не ожидая, выпалил громко канонир мугивар. Однако дальше слова сами полились рекой. — Если я останусь и промолчу, если проглочу всю эту ситуацию, обиду и боль… То я… То я не знаю кем я после этого буду! Но точно не собой! Я трус и лжец. Я притворщик и слабак. Но я не предатель. Слышишь меня, не предатель! Кто угодно, но только не тот, кто оставляет накама в трагедии, боли и страхе! Однако… однако как же случилось так, что… Что… — в носу защипало. Слова застыли комом в горле, неприятно душа крик. — Что предатель я в обоих случаях, — тяжело вздохнул Катти. От его слов Усопп даже замер, удивлённо хлопая глазами. Плотник сказал именно то, что было у него на уме. Именно то, что он не смог произнести… И от того, что это сделал не он, по сердцу лгуна растекалось тепло благодарности. — Садись, садись… — взяв два стула, придвинул Френки их к рабочему столу, хлопая по месту. — Чувствую одной коллой мы не обойдёмся… Иногда надо остановиться, приятель, и подумать с кем-то. Громко шмыгнув носом, Усопп на негнущихся ногах проследовал к предложенному стулу и буквально упал на него, почти кукольно развалилась. Он чувствовал, что если откажется сейчас, то случится что-то очень-очень плохое… он боялся. Френки без слов смешал коллу с секретным ингредиентом, так подозрительно похожим на ром. Когда-то точно также ему наливала Маринелла… Были времена. Тогда было пасмурно. По окнам бил холодный дождь, а он сидел, как громом поражённый, ошалелый и потерянный, молча пил всё, что подавала ему Мари. Даже если бы она дала яд — он бы не задумываясь выпил. Впрочем, лучше бы яд — так тогда он думал. Потому что смерть стала бы лучшим лекарством. Спасением. Милосердием. Хорошо, что Мари не милосердна. Хорошо, что духи не знают о таких людских глупостях. Хорошо, что тогда рядом была именно она… Ведь это самое ужасное, что с ним могло случиться. Пили молча. Один стакан за другим. Каждый думал о своём, но думал не в одиночку. Когда ты один — в голову частенько лезет то, что с другим не надумаешь. Самые великие подвиги совершают те, кто над ними думал один. Однако живым после них остаётся тот, кто не один. Усопп жить хотел. Даже очень. Правда он никогда не задумывался почему, в отличие от Френки. Великим воином моря можно стать и умерев. А вот агентом одного ёбнутого духа и незримым защитником (пафосно, что аж тошнит) Ватер 7 — нет. Тут ты либо жив, либо проваливай. — Знаешь, у плотников есть легенда… Даже не так, — почесал подбородок Катти, задумываясь как же сказать то, что хотел. Что надо. — В общем. Когда команда любит корабль всем сердцем, каждый накама отдаёт ему часть своей души, чтобы из вселенной родился дух. Защитник корабля — Клабаутерман. — Клау… Что? — нахмурился Усопп, пытаясь сосредоточиться. После очередного стакана ему было нелегко, однако что-то шептало, что то, что он сейчас узнает — очень важно. Важнее всего, что происходило до. — Клаубатерман. Дух-защитник корабля. И я не буду ходить вокруг да около и скажу прямо. Он у вас есть. Мерри не одна.***
Усопп стоял перед окном дома мэра весьма помятый, но даже почти трезвый. Бриз догадывалась что произошло… Даже не так. Она знала то, что произошло. На каком-то абсолютно интуитивном уровне. Это было что-то на подкорке её сознания. Что-то, что она пока плохо понимала… Может это и есть голос того мироздания, чей частью являются все обычные духи, подобные ей? — БРИ… — Усопп давится воздухом. Точнее своим криком от резкого порыва ветра. — А? Ты здесь?! — покрутил он головой и поёжился, толи от холода, толи от жути. Тот, кто побаивался её больше всех из накама, сейчас готов встретиться с ней лицом к лицу, чтобы добиться правды. Чтобы измениться. — В общем, неважно! — отмахнулся Усопп от каких-то своих мыслей. — Ты знаешь кто такой Хару? Это правда? Он есть? Бриз тяжело вздохнула. Она… Знала. Она знала, что случилось с Хару. Она знала… «Да. Хару — это Клаубатерман. Он — защитник Мерри», — написала она на бумажке, что суетливо достал из своей сумки Усопп и подал ей. От этого текста парень просветлел. Впервые за пребывание в Ватер 7 у него загорелись глаза. Он получил надежду. — Он есть… — с придыханием прошептал парень. — Он действительно существует… Бриз почувствовала себя виноватой. Она почувствовала себя действительно плохо… Потому что… Е͚гͪо͘ ̰нͅе͗т͠. — Значит о смерти Клаубатермана ты уже знаешь… — услышала она голос Маринеллы. Она не приняла физическую оболочку и сейчас была просто каплями, что туманом застыли в воздухе. — Меньше забот. А теперь скажи ему то, что должна, Бриз… Лиши его надежды. Реши проблему своей команды. Пересиливая тяжесть, Бриз вывела на бумаге слова. «Он был замечательным…» — Был..? — похолодело всё внутри Усоппа. Он побледнел и медленно опустился на колени. — Бриз… Скажи, что это ошибка в твоём тексте. Что значит… Был? Был… Он был. Был тем, кто тихо ворчал по вечерам на грозовые тучи. Тем, кто смотрел с завистью на то, как люди сходят с кораблей, как они смело идут вперёд. Она помнит его… Дыхание маленького духа, что бродил по огромному судну. Его взгляд в бесконечный горизонт океана и тихое желание дотронуться до этой линии, что разделяет небо и воду. Он был тем, кто желал свободы. Он был тем, кто хотел быть не просто частью. Кто хотел стать целым, кто хотел стать общим. Кто им так и не стал. «Ты играешь в жестокие игры, Маринелла», — с горестью прошептала Бриз. — Не одна я, — кажется океанида тихо рассмеялась. — В любом случае. Мне надо кое-что тебе рассказать, как закончишь с этим. Жду тебя в доках… «Клаубатерман умирает тогда, когда умирает корабль, Усопп. Хару же решил пойти на риск. Он решил стать высшим. Он решил не зависеть от корабля. Бросить Мерри. Но не смог. У него не хватило сил…» — неспешно вывела Бриз. — «Нам стоит смириться с этим. Всё, что мы можем — это запомнить то, что они были. Запечатлеть их в своей памяти.» — Как?! Как мы, чёрт возьми, это сделаем, если… Если мы не знали его, — парня била крупная дрожь. Его знала Бриз. Она знала, что несмотря на то, что его не видят, — он любил наблюдать за Мугиварами. Просто смотреть на то, как они живут и радуются мелочам. Тогда и на его лице появлялась мимолетная улыбка, которую он сразу же скрывал, как только видел Бриз. Он любил их. «Он был замечательным. Прошу тебя, Усопп… Поверь в это. Запомни это», — смирись с этим. Хару больше нет. Он растворился. Стал частью того, частью чего был изначально. Его не будет завтра. Сегодня. Никогда. И где бы он сейчас ни был — она уверена, что он проклинает себя за идиотскую идею стать чем-то большим. Он скучает. Скучает по тем, кого любил всем сердцем и ради кого совершил столь глупый поступок… И он не считает его глупым, вспоминая своих накама. Но почему же Бриз ничего не чувствует.