***
— Акт первый… — Звучит мурчащий голос Микаэля Эстранео. — Маленькая бетонная тюрьма.
Кулисы поднимаются и Бриз обнаруживает себя в маленькой бетонной комнате, в которой её в детстве запирал отец. И самого отца, что сидит в ней, обхватив голову руками, раскачиваясь… Он шепчет: — Это я виноват… Прости… Прости… Если бы я только был другим… Если бы я только был смелее… — он плачет. Дым сигарет больше не скрывает его лицо и теперь она может увидеть уставшего человека с глубоко залёгшими мешками под глазами. И ей… Не жаль его. Она вспоминает свой страх и одиночество в этой бетонной комнате и ей действительно не жаль его. Единственное, что её интересует это: — Зачем? — вопрос эхом ударяется о стены. Мужчина затихает, и она продолжает. — Зачем всё это? — Кристина… Моя бедная Кристина, — вздыхает мужчина. — Если бы всё было иначе. Если бы всё сложилось по-другому… В другое время, в другом месте. Мы бы были счастливы? — вопрос в никуда. — Это всё я виноват, я знаю… — Ответь зачем! — трясёт она его за плечи, не выдерживая и пытаясь вглядеться в лицо и увидеть ответы хотя бы там. Ей не нужно его самобичевание и признания вины. Ей нужна правда. — Оглянись, Кристина… — она вздрагивает, когда их взгляды встречаются. Отскакивает и… Обнаруживает себя в самой обычной детской комнате. Которая выглядит слишком знакомо… Безумно знакомо. Голову пронзает боль и уже девушка опускается на пол, хватаясь за неё. Какой-то невнятный шум, словно сквозь толщу воды, звучит отовсюду. Разговоры белых халатов что-то о наследственности, о неизбежности. Бриз ловит ртом воздух, моля, чтобы всё это прекратилось… Звон посуды. Она вздрагивает и всё прекращается. Отца нет. Теперь только эта детская комната с мягкими игрушками и розовыми обоями… Её комната. Сомнений нет. С трудом поднявшись девушка направляется на звук. В коридор, затем к кухне… Она слышит крики. — ТЫ! ТЫ БЫЛА С НИМ! — злобно кричит мужчина. — Я?! НЕТ! НЕТ! Я ПРОСТО ПЫТАЛАСЬ УЗНАТЬ У НЕГО ПРО ТВОЮ ШЛЮХУ! ЭТА ПОТАСКУХА БЫЛА И С НИМ Я УВЕРЕНА! — отвечает ему женщина. — ДА НЕТ НИКАКОЙ ШЛЮХИ! НЕТ! — снова звон посуды. — ТЫ СЧИТАЕШЬ МЕНЯ СУМАСШЕДШЕЙ?! ТЫ ДУМАЕШЬ, ЧТО Я, НЕ ВИЖУ?! — ноги становятся тяжёлыми. Каждый шаг ощущается почти пыткой. Бриз не хочет туда идти… Точнее маленькая девочка, Кристина, не хочет, а Бриз понимает, что надо. — КАК ТЫ СМЕЕШЬ! ДРЯНЬ! — на миг всё затихает. — Я НЕ СУМАСШЕДШАЯ! НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ! НЕТ! НЕ ТРОГАЙ! — истошный женский вопль и вот Кристина уже срывается с места, боясь, что не успеет спасти маму, но… Вместо мужчины, напавшего на женщину, она видит безликие белые халаты, что заламывают руки маме. Её отец, с совершенно отрешённым лицом сидит на стуле, пуская в воздух дым от сигареты. Что-то подсказывает ей, что раньше он не курил… Какое-то изумление. — Подпишите, пожалуйста, здесь и здесь… — главный безликий белый халат подаёт отцу такую же безликую бумажку, и отец, даже не глядя, подписывает. Всё затихает… Мать с людьми в белом медленно растворяются, как сигаретный дым отца. — Это я её погубил… — заключает отец этот акт. — Я виноват… Он медленно встаёт и подходит к маленькой Кристине, наклоняясь над ней и кладя большую тёплую руку ей на голову. — Я не дам с тобой такому случиться… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… — с каждым словом он становится всё темнее и больше. Его безучастные слова становятся всё злее, рычащее. — Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Не дам… Всё окрашивается в красный.— Акт второй, — мурчит под нос Микаэль. — Детство Кристины.
Бриз открывает глаза и на миг видит перед собой темноту, но затем картинка постепенно проясняется. Совсем другая, но всё же детская комната, больше прошлой, с огромным, красиво обрамлённым занавесками, окном. От этого места ей становится тепло на душе, спокойно… Словно в чьих-то тёплых объятиях. — Тебе снились хорошие сны? — девочка вздрагивает от тихого голоса. Микаэль сидит на краю кровати, отрешённый и спокойный. Красивый и словно искусственный. Единственный не скрытый волосами глаз как будто светится загадочным синим цветом, а безмятежная улыбка заставляет сердце сжаться. — Кристина? — спрашивает он, слегка поворачивая голову в её сторону. — Когда ты меня удочерил? — спрашивает она невольно. Вопрос странный, если всё это её воспоминание и он его часть, однако ответ звучит как ни в чём ни бывало: — Давно, — но не даёт точной информации. — Что ты попросил у меня при удочерении? Каковы были условия? — пальцы невольно сжимают одеяло. Сердце ускоряет свой ход, отдавая гулом в уши. Кажется этот стучащий звук везде… — Чтобы… — он делает паузу. — Чтобы ты была счастлива. Я попросил, чтобы ты была счастлива и делала всё, что пожелаешь. — Почему? — к горлу подкатили эмоции, которые смешались в комок и встали поперёк. — Почему? — Благодарность, грусть, жалость, радость. Ненависть и любовь. Брось меня, разочаруйся, растопчи, прижми к себе, скажи, что любишь и не отпускай. — Потому что могу, иногда большего и не надо, — улыбнулся шире парень, щуря глаза, расслабленно откидываясь назад. — Ты знал всё обо мне, верно? — всхлипнула она. — Всё-всё. — Ну, не всё, я не всезнающий, знаешь ли… но достаточно, чтобы понять, что ты хороший человек, Бриз. Этого было достаточно… — он рывком поднялся с места. — Ложись спать дальше, Кристина. Утро ещё не скоро… — А что с Мартой? Ты знаешь, что с Мартой? Почему она не появляется? — ложась в постель и укутавшись поудобнее, интересуется девушка. Если это его сценарий, то он должен знать… — Крис… — он тяжело вздыхает. На миг в глазах появляется какое-то сожаление. Тяжесть. — Завтра мы идём к доктору, спросишь у него, хорошо? — Хорошо… — кивает она автоматически. Спектакль идёт без неё. — И, давай-ка выпьем таблетки… — Но мы уже пили вечерние! — возмущается она. — Пожалуйста, Кристина, — она вздыхает кивая. — Спасибо… Последняя мысль, что приходит в голову: «таблетки горькие…».— Спи, моя хорошая… — заботливо гладит он её, — Скоро конец… Акт 3. Взрослая жизнь.
Открывать глаза мучительно трудно. Но Бриз справляется. Она обнаруживает себя в небольшой комнате с несколькими кроватями. Скрипящий деревянный пол с ворсистым ковром, запах пыли и солнца. Она вспоминает это место. Одна из комнат приюта… Вот шкаф с большим зеркалом, Кристина часто гоняла оттуда детишек, решивших поиграть в призывателей всяких призраков и разрисовать его. Вот коробка с игрушками. Столы для письма со свечкой, ведь летними ночами отключают электричество… Книжный шкаф. Она выходит в коридор, пахнущий сыростью и плесенью. Запах, что они никак не могут вытравить… Здание слишком старое и никакие новомодные средства не помогают. Иногда ей кажется, что они убираются даже слишком много, больше, чем стоит. С другой стороны они так приучают детей к порядку, как говорит директор… Кажется его зовут Александр. Его кабинет в конце, около лестницы. Бриз рассматривает извилистый узор на обоях, ступая по сухому ковру. Считает двери. Раз, два, три, четыре… Пять и шесть и наверху ещё восемь. От трёх до семи кроватей в каждой. — Сестра Кристина! — голос идёт откуда-то с улицы. — Сестра Кристина! — мужской, не детский… Память подсказывает, что это директор. Входная дверь отворяется с коротким скрипом. В глаза бьёт летнее солнце. Звучит детский смех. — Нам нужно пополнить запасы сока! — говорит директор, вальсируя между столами, что выставлены на улице. Дети, что сидят за ними, смеются, что-то обсуждают… Они празднуют победу. Во главе стола сидит светлый мальчик — Полукас. Именно он сегодня причина праздника… Победитель конкурса талантов. Их юная звездочка. Как же нервно прошёл этот конкурс… Она совсем сбила режим из-за него, задерживаясь в приюте иногда сутками. Пропускала приёмы еды, контролируя состояния Пола, ведь этот мальчик так хотел выиграть, что тоже совершенно забывал обо всём на свете. Она просто не могла допустить, чтобы до оглашения результатов с ним что-либо случилось, ведь… Ему и так не так много осталось. — Сестра Кристина? — не услышав ответ, останавливается директор, поворачиваясь на неё. — Да, я сейчас сбегаю, — улыбается она, спускаясь по старой лестнице. — Какого сока не хватает? — Любой, главное литров десять купить, — отвлекается мужчина на одного из детей. — Хэй! Не баловаться с огнём! Если продолжите, то запрещу свечи на территории! Свечи… Бриз смотрит, как один из детей торопливо убирает спички в карман. И словно наяву видит, как кто-то зажигает свечу. Никто не поджигал приют. Это был несчастный случай. Но… Марта в это не верит. Холодные и обгоревшие руки ложатся на её шею со спины, заставляя покрыться мурашками. — Мы отомстим… — шипит Марта, а приют вспыхивает алым, мелкая бликами по земле. — Некому мстить… — шепчет Кристина.— Акт 4. Трагедии.
Бриз просыпается под белым потолком. Поднимаясь, она осознает, что находится в больнице… Где-то пищат приборы, за дверью слышны тихие перешёптывания медсестер. Она у Марты? Марта тогда кинулась в огонь, но откуда она была там? Бриз не помнит её на празднике… Взгляд падает на руки. Они в бинтах, зудят, горят… Это ожоги. «Но в огонь бросилась Марта…» — подскакивает Бриз, однако в тот же момент кто-то цепко ловит её за плечи и роняет обратно на постель. Она слышит тяжёлое, злое дыхание. И нет сомнений о том, кому оно принадлежит. — Марта? — ответа нет. Вместо этого откуда-то из-за двери доносится разговор. Её разговор с Микаэлем. — Время пришло, Кристина… Мне надо уйти, — его голос звучит спокойно. Даже холодно. — Нет, нет, нет… Пожалуйста, не уходи… — её истерично, надломленно. — Крис, если я останусь, то ничего хорошего из этого не выйдет. Я просто не могу остаться, как бы не хотел… От этого зависит не только я и ты, а еще очень многое, — спокойно объясняет он. — Ты всегда знала, что я уйду. Я понимаю, что сейчас это трудно принять и это сложный период, но… На самом деле мне стоило уйти гораздо раньше. — Пожалуйста, я не смогу одна… Снова одна, — кричит она надрывисто. — Ты не одна, Кристина. У тебя есть воспитанники, у тебя есть ты сама в конце концов, а ещё столько хороших воспоминаний… — она буквально чувствует, как он гладит Кристину по голове. — Однажды мы снова встретимся, я уверен… Не в этом мире, не в это время, но встретимся, — кажется он её обнимает. — Кристина, я действительно очень сильно хочу тебе счастья… Пожалуйста, будь счастлива.Бог умер, Кристина.
Она слышит вой. Вой Марты. Словно вой подстреленного зверя. Отчаявшегося, загнанного в угол. — Время смерти 10:25, — бесцветный голос мужчины. Безликого белого халата. Она так и не научилась воспринимать докторов нормально… — Сестра Кристина… Это было ожидаемо… В конце концов ему и так давали недолго… — голос директора лишён эмоций. Слишком лишён эмоций. Он словно опустел. — Полукас был для нас всех яркой звездой… Нам всем сейчас больно. Но ради него мы должны продолжать жить. Должны продолжать воспитывать детей, дарить им счастье…Не уходите.
Снова мигающий фонарь. Бриз обнаруживает себя на той же улице с окровавленными руками и ножом. Только на этот раз она видит причину — на одной из её рук, под рукавом длинный глубокий порез. И она не сомневается кто его автор… Она сама. И сделала она это потому, что… — Тебе снилась Марта? — спрашивает Микаэль, согнувшись, сидя на краю её детской кровати, скрыв лицо замком рук. — Да, — отвечает она заторможено. Парень поднимается и, оперевшись по обе стороны от неё руками, наклонившись над ней, заглядывает в глаза, словно пытаясь общаться без слов, донести мысль только ими. — Бриз, Марты не…Акт последний. Осознание.
— Не существует… — наконец произносит Бриз. — Марты не существует, — звучит странно, но в голове складывается пазл. Марты не существует. Никто не видел их рядом. Кристина… В шесть лет её мать напала на отца с ножом. Её забрали. Выяснилось, что она была больна, но отрицала это. Как начал отрицать и отец. Он считал, что он виноват, что он довёл… А когда ему сказали, что скорее всего больна и Кристина. Он начал отрицать и это. Он стремился сделать из неё нормального ребенка, пытался всё «исправить». Опекал как мог и сам не видел, как душил её и убивал. Он запрещал общаться с другими детьми, боясь, что это сделает её ненормальной… Либо боясь, что кто-то поймёт, что с ней что-то не так. Он запирал её в комнате, что с каждым разом для неё все больше и больше казалась обычной бетонной коробкой. Из-за вечного стресса, страха и одиночества он стал для неё монстром, а не спасителем. И тогда она придумала Марту. Идеальную подружку. Красивую, умную и смелую… Которая не боится отца. Которая говорит то, что думает. — Или Марта придумала Кристину… Добрую и послушную дочь? Девочку, что очаровательно ничего не умела и по-детски бесполезна, когда же все заслуги Марты не видели в упор? — Мика горько смеётся над её этой мыслью.Кто кого придумал из них? Кто настоящий?
— Это уже не важно, ведь ни Марты, ни Кристины больше нет, Бриз… — она оборачивается и правда обнаруживает лишь пустой мост. Никого нет. — Твоя память была твоими оковами, — продолжает Микаэль. — Вся твоя память… Ни ты, ни никто другой не может сказать какая же твоя история верная… Кто же всё это время был рядом со мной. Но важно ли это? Финал настал. Сказка кончилась, как кончаются все сказки. В ней, как в другой выдумке, есть капелька и правды, и много-много декораций. Но настоящие ли они? Кто знает… Единственное, что в ней верное — это чувства. — Но я — часть этой сказки, кем бы я ни была… И я здесь, — она чувствует какую-то протяжную тоску, похожую на тоску по дому. — Нет, Бриз. Ты давно уже не здесь. Тебе стоит отпустить это… — она чувствует его за спиной. Медленно обернувшись, она натыкается на протянутую руку. Парень стоит на перилах моста, приглашая её словно на танец. — Бриз. Грустная сказка кончилась. Сказка, где ты не могла ничего сделать прошла… Теперь ты можешь. — И что же мне делать, папа? — спрашивает она беспомощно. Микаэль тяжело вздыхает и немного требовательно машет протянутой рукой. — У тебя теперь есть люди, что тебя ждут… Есть люди, которые стали дороги. Даже если невольно. Даже если теперь рушат это доверие. У тебя есть новая жизнь, которую теперь предстоит прожить. Совершить ещё ошибки, понять новые вещи, ощутить неизведанные эмоции. Всё это часть жизни и это прекрасно… — Но смогу ли я? — с сомнением произносит она, подавая руку и забираясь на перила вместе с ним. — Ну, не сразу… Ничего не происходит сразу, но счастливый финал гарантирован, — он оборачивается. — Попрощаешься? — спрашивает он. Обернувшись следом за ним она видит двух девушек. Яркую аловолосую Марту и невзрачную шатенку Кристину. Они стоят, держась за руки, на другой стороне моста и тоже смотрят на них. Они — это она. Тем, чем она была. Теперь же нет их. И нет её. Однако она благодарна этим воспоминаниям… какими бы болезненными они ни были. — Прощайте, — кричит им Бриз. — И спасибо! Спасибо вам обоим! — чужая рука тянет её вниз, и дыхание захватывает. Она теперь просто Бриз… Навсегда.Теперь она не несёт ответственность за чужое прошлое.
***
Лёгкие жжёт болью. Рука впивается в пол, словно пытаясь его сломать, сдавить, но причиняет лишь боль. Светлые волосы перед глазами заставляют истерически засмеяться, но смех резко сменяется кашлем новорождённых лёгких. Это оказалось действительно очень больно. Циркон не лгал… — ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ, САБО! ОТВЕЧАЙ! — кричит самый дорогой ей человек. Шаман держит его крепко, прижав к земле. — Хорошо… Как же хорошо… — шепчет сам мужчина. — Это почти идеально! — вскрикивает он. — Никогда не видел столь идеального контракта!!! Вы были просто были созданы для него! — Так будет лучше, Луффи. Бриз — дух. Она оружие массового поражения… А у тебя нет сил её защитить. Остановить тех, кто рано или поздно решит взять её под контроль. А это неизбежно случится, стоит вам сунуться чуть глубже на Гранд Лайн. Не я, так кто-нибудь другой, так пусть лучше я… — твёрдо отвечает брату брат. — По крайней мере это послужит благой цели. — Ты грёбаный лгун, Сабо, — буквально выплёвывает с обидой Бриз. Она чувствует, как он вздрогнул от яда в её голосе, от первых её слов, что направлены хоть и к нему, но… Он думал, что будет готов к её ненависти и злости. Он действительно думал, что это не ударит так больно… А Бриз слишком хорошо знала, как ударить побольнее. — Не ищи оправданий… Я знаю… Я знаю, что эта справедливость… — тело ватное, плохо слушается, поэтому она может только беспомощно сесть, не в силах даже поднять головы. Она может только злобно резать его словами, оставляя на сердце новые кровавые шрамы и вскрывать старые. — Одно. Сплошное. Лицемерие. И ты тоже это знаешь… — он поджимает губы, упорно делая вид, что не слышит её хлёстких слов, что не чувствует их. Что ему всё равно. Её обманули… Как дуру. Она чувствует, что нет никакой связи, никаких обещаний… Есть только ошейник. Поводок. Цепь. Тот, кому она хотела верить до последнего, обманул её… Обманул… — Ты грёбаный лгун… — как-то даже без злости повторяет Бриз. Она ошиблась… Снова ошиблась. — И я об этом знала… — ОНА НЕ ОРУЖИЕ! ОНА МОЯ НАКАМА! — кричит Луффи. Его слова и уверенность в них заставляет Бриз улыбнуться. Действительно улыбнуться, несмотря на то, что только что произошло. В следующий момент Луффи с криком сбрасывает с себя Шамана взрывом слабо знакомой энергии… Королевской воли. Он бросается на Сабо и тот с готовностью бросается в ответ. Брат против брата… Как же трагично всё сложилось, а она ведь хотела наоборот, как лучше.«Не все хорошие поступки приводят к хорошим последствиям, Бриз… Благими намерениями вымощена дорога в Ад.»
— Останови их, — на плечи падает какая-то одежда, похоже плащ. Бриз поднимает голову, встречаясь с голубыми кошачьими глазами Шуукаку Саи. — Зачем мне это делать? — спрашивает Бриз. — Хм, ня… Похоже произошло что-то интересное с тобой, да? — она осторожно, почти заботливо, помогает Бриз встать и, когда они ровняются, беззаботно произносит: — Пусть у мальчишки Драго-ня есть королевская воля, но Сабо явно сильнее него. Ты прекрасно понимаешь, что можешь потерять одного из них. Так не лучше ли сейчас смириться с участью и попытаться банально понять что произошло? — в её словах есть зерно истины. Бриз задумывается какой исход сейчас бы пожелала… Желает ли смерти Сабо? И… нет. Она не прощает его. Она злится. Она чувствует себя зверем в капкане, рабом, но… Сабо стал ей дорог. Он стал ей действительно дорог и именно сейчас она чувствует это, как нельзя лучше. Она чувствует, что несмотря на всю ту жгучую обиду и ярость внутри, есть и нежность… Есть воспоминания о мальчике, что учил её писать и мечтал о лучшем мире. Что учился и достигал своих целей. Что слишком погряз в чужой тьме… Она не хочет ему смерти. Не сейчас. — Луффи, Сабо, пожалуйста… — это заставляет обоих замешкаться и в дело снова вступает Шаман, на этот раз используя какую-то способность, связывая Луффи чем-то вроде энергетических пут. Парень кричит, требуя его освободить и продолжить бой. Требуя вернуть Бриз… — Так надо, Луффи. Однажды ты поймёшь… — говорит ему Сабо, поправляя шляпу и подходя к девушкам. — Чёрта два я пойму такое предательство! Она наша подруга! Она моя накама! Она живая! — кричит на него Луффи, но Сабо не реагирует, осторожно беря Бриз под руку и пытаясь увести. — БРИЗ! — она вздрагивает от своего имени. Порывисто оборачивается. — Зачем… Ты так? — его выражение лица… Она впервые видит… его одиночество. То самое одиночество, с которым она встретила его много лет назад и которое связало их. Нет. Слишком много ударов судьбы на сегодня. Ей хочется плакать. Ей хочется броситься к нему, обнять и сказать, что вернётся, что всё будет хорошо. Что она разберётся с этим и они снова будут вместе. Обязательно будут. Навсегда. Но на это потребуется слишком много слов. И это слишком просто… Вместо этого она хочет сказать лишь одно. То, что больше всего ранет Сабо. То, что больше всего она хочет произнести слишком давно. И что не даст Луффи сейчас пойти за ней: — Стань королём пиратов, Луффи и… Я люблю тебя, — она чувствует, как хватка Сабо на руке становится почти стальной. Как он мрачнеет и в душе что-то цветёт. Шуукаку рядом усмехается. Кажется для неё любая драма лишь представление. — Уходим… — говорит Сабо, утаскивая её за собой волоком. Оставляя за собой лишь тишину…Я люблю тебя… поэтому стань сильнее, Луффи. И выживи, пока меня нет рядом.