Эндрю умеет хорошо рассказывать истории.
Это была первая мысль, пришедшая Натаниэлю в голову после пробуждения по приезде в общежитие.
Он медленно открыл глаза, прищуриваясь из-за света яркого фонаря неподалеку от парковки. Впервые за этот долгий день ему не хотелось бежать, наоборот, он искренне желал укутаться в плед и остаться спать на переднем сидении любимой машины. Но, кажется, даже заботливый и лояльный Миньярд был против такого времяпрепровождения, хоть и продолжал терпеливо ждать, когда рыжеволосый наконец соберется с силами покинуть салон автомобиля.
— Хочу горячий шоколад, — Натаниэль наивно и глупо улыбался, смотря на Эндрю, как раз-таки большого любителя сладкого. Тот подозрительно всматривался в голубые глаза, цвет которых было почти не разглядеть из-за расширенных зрачков и полуприкрытых век, но он не нашел там лжи или сарказма.
От заманчивого предложения отказаться сложно, ведь в общежитии нет никакого нормального автомата или растворимого порошка, чтобы желание было исполнено. Поэтому, тяжело вздыхая, блондин вновь завел машину и быстро тронулся с места, неаккуратно и резко передвигаясь по дороге в своей излюбленной манере. Викодин, из-за которого вся эта горестная ситуация произошла, в очередной раз оказал воздействие на организм, отчего Веснински начало клонить в сон.
— Знаешь, Карамелька, наверное, я
влюбился в тебя, — тихо пробормотал он своими потрескавшимися губами, а после окончательно закрыл глаза, мечтая о пробуждении со стаканом горячего шоколада в руке.
И если Натаниэль не понял вес собственных слов, то Эндрю ощутил их
полностью, притормаживая на дороге. Влюбился. Да, было понятно, что нападающий не из дружеских чувств ответил на поцелуй, но и на такое Миньярд не рассчитывал. Он же
монстр. Его нельзя любить, к нему нельзя испытывать что-то большее, чем страх.
Но тем не менее голкипер нехотя принял к сведению признание спящего придурка, которого жизнь побила не меньше, чем самого Эндрю. Возможно, только они могут полюбить друг друга.
Быть вместе и знать, что заслуживают счастье и спокойствия друг в друге.
Но это далеко не тот разговор, который хотелось бы завести сегодня.
***
— Вкусно, — Натаниэль облизал губы, перепачканные в шоколаде и маршмеллоу, а потом со слабой улыбкой обернулся посмотреть на Эндрю, который допивал напиток за рулем с максимально серьезным выражением лица. — Прошу, эксперт, выскажите свое мнение о данном продукте.
Голкипер решил подыграть парню, чтобы немного развеять обстановку, а поэтому с нарочито важным и надменным выражением лица начал выносить вердикт:
— Недостаточно цветной посыпки, зефира и сладости. Шоколад мог быть лучше, но тогда и стакан стоил бы дороже пяти долларов. Так что смело оцениваю напиток на семь из десяти баллов.
Веснински улыбался, слушая этот мини-спектакль с целью отвлечь его от мерзких мыслей. Получалось плохо, так как он чувствовал, что диалог с Эндрю состоится уже слишком скоро и он будет не из приятных. Скорее, из страшных, больных и грустных.
— Нил? — от проницательного блондина не могла остаться незамеченной смена настроения. В другой раз Натаниэль бы махнул рукой и перевел тему, но сейчас он больше ощущал себя в ловушке, понимая, что бежать некуда. И что побег приведет лишь к серьезным последствиям.
— Я бы хотел поговорить. Ответить на все вопросы, которые тебя интересуют. Поставить точки над «i», пока могу это сделать, — в этот же миг он чувствовал себя вновь маленьким мальчиком, боящимся удара отца или крика матери. Но в глубине души он не то чтобы знал, просто понимал, что Эндрю — самый надежный человек в его жизни и ни за что не навредит. — Я доверяю тебе больше, чем себе. Я не хочу ничего скрывать, ты давно заслужил правды и ответов, но я был не готов.
Натаниэль в этот же момент стал тяжело дышать, борясь со злыми голосами внутри. Действие таблеток еще не собиралось заканчиваться, из-за чего он был физически и морально истощенным. Но наконец готовым открыться близкому человеку.
— Да или нет, Нил? — Миньярд уловил тихое согласие, после чего его ладонь сразу же расположилась на затылке с рыжими локонами, а вторая рука приобняла парня, рисуя успокаивающие узоры на спине. Неудобно, очень даже — машина не позволяла полноценно обхватить Веснински и оставить в своих объятиях, даже если они оба этого хотели. Спокойный голос Эндрю перебил всхлипы нападающего. — Сейчас мы поедем в общежитие, ты выспишься и потом мы поговорим.
И даже если сам Миньярд с трудом сдерживал слезы, думая, в какой моральной яме находится парень, то об этом никто не узнает.
***
В теплых объятиях блондина Натаниэль казался очень-очень маленьким. Его худое, избитое и истерзанное шрамами тело лежало неподвижно, только грудная клетка вздымалась, подтверждая тот факт, что он не мертв. Он был настолько уставшим, что продолжал плакать даже во сне, бормоча невнятные фразы, связанные с Эндрю, родителями и Эвермором. Становилось больно и обидно, что Веснински никогда не мог рассчитывать на хорошее детство, как и сам Миньярд.
Жаль.
Поток мыслей прервало движение рыжей макушки.
— Как ты? — спокойный голос Эндрю перебил тишину в комнате. Только вот Веснински все еще молчал. Достаточно долго, чтобы голкипер подумал, что тот продолжает спать.
Но Натаниэль лишь отодвинулся от Миньярда, разрывая теплые объятия и начиная говорить тяжелые слова:
— У меня галлюцинации. Как будто все ненастоящее...
И ты тоже.
— Ты мираж.
— Я слишком хорош для глупой иллюзии, Джозеф. У тебя бы ни под какими таблетками не вышло увидеть такого шикарного парня, — слух Миньярда фокусируется на бархатном хриплом смехе Натаниэля, который одновременно такой громкий и тихий. Но голкиперу не становится веселее. Его лицо все еще бесстрастное и недоверчивое. Веснински запускает ладонь в свои волосы и оттягивает их. — Ладно, ладно. Иллюзии неосязаемые, так? Ты можешь меня коснуться, если хочешь убедиться.
Шрамированная рука через мгновение оказывается протянута вперед.
И Эндрю ее касается.
Блондин вспомнил о том случае. Натаниэль смог сделать так, чтобы он ему поверил. Значит и Миньярд смог бы, ведь так?
Он медленно протянул свою ладонь вперед и кивнул, на что Веснински лишь посмотрел с опасением и легким недоверием.
— Иллюзии неосязаемые, Нил, ты же знаешь это.
Голубые глаза боязно смотрели на все подряд в комнате, не в силах сконцентрироваться на бледной руке Эндрю. Страшно. Парень перестал контролировать дыхание и оно становилось все более частым и резким, будто в помещении совсем не осталось воздуха. Миньярд, конечно же, заметил нарастающую панику и поспешил успокоить нестабильную психику Натаниэля:
— Наркоман, успокойся. Эй, тише, все нормально. Просто коснись меня.
— Да или нет? — нападающий спросил робко, глядя уже на ладонь, уверенно вытянутую вперед. Даже вопреки своему странному и нестабильному состоянию, вызванному побочным действием викодина, он оставался понимающим и внимательным, не забывая, что блондин не любит непрошенные прикосновения.
Эндрю кивнул и одними губами проговорил заветное «да», ожидая ладонь Натаниэля. Иной раз ему хотелось бы верить в понятие «соулмейты», иначе появление рыжеволосого парня в своей угрюмой жизни, который понимает и принимает все проблемы Миньярда, объяснить не получится.
Миньярд почувствовал аккуратное касание холодных и дрожащих пальцев к тыльной стороне его ладони, из-за чего он отбросил мысли в сторону и начал осматривать несносного Веснински как в первый раз. Когда они только встретились, после какого-то глупого выездного матча Лисов, Эндрю приметил, что Натаниэль сильно выделялся своими холодными голубыми глазами, яркими рыжими волосами, уверенностью и верой во взгляде... Он всегда был белой вороной в команде, полной мрака, а потому мало кто его взлюбил. Имеющего за спиной отца-убийцу; защищающего своих единственных самых близких людей; дразнящего Рико с каждым днем все больше.
— Все это неправильно, — подумал Эндрю, когда представил, что маленький мальчик попал в Эвермор после стольких лет ужасной детской жизни. Мир несправедлив, люди жестоки, а счастье недостижимо.
Сейчас Натаниэль выглядел уже не так уверенно, он больше напоминал побитого котенка, которого хочется защитить и накормить. Но у такого котенка очень острые когти и недоверие к окружающим, читаемое в глазах. И если в машине, пока они оба пили горячий шоколад и шутили, на Веснински еще действовали таблетки, то на данный момент осталась лишь неприятная побочка, из-за которой парень страдал.
— Я верю, что ты настоящий. Честно, — Натаниэль поднял руки вверх, показывая своим действием, что сдается. На несколько секунд он закрыл глаза, борясь с чертовыми галлюцинациями, мерцаниями и всем неправильным, что вдруг начало его окружать, путая мысли в кучу. — Но я чувствую себя дерьмово. Хотя, это слово кажется сейчас слишком легким для описания.
Гостиная воцарилась в молчании. Натаниэль, Нил, Абрам,
Алекс, Крис и все другие личности, которые сменялись как перчатки, ненавидели пожирающую тишину. Для каждого из них отсутствие звуков было равно страху. Подумав лишь несколько секунд, Веснински признал необходимость разговора и свою готовность к нему.
— Но я могу отвечать на твои вопросы уже сейчас, Эндрю.
Краем глаза бывший Ворон подметил как Миньярд кивает своим мыслям и по комнате разносится спокойный голос:
— Почему убежал из клуба, кролик?
Кролик. Маленький, пугливый. Будь Натаниэлю на несколько процентов лучше, он бы закатил глаза и фыркнул на это глуповатое прозвище, но сейчас он с ним скорее согласен, чем нет.
— Я не заслуживаю
этого. —
«Я не заслуживаю тебя». Янтарные глаза голкипера приобрели менее дружелюбный оттенок, услышав эти слова.
Эндрю решил использовать зеркальную атаку, подчинившись неким высказываниям собеседника.
— Может, на самом деле, я недостоин тебя?
Лицо Веснински в тот же миг вытянулось и по сравнению с предыдущим ответом, он высказал очень громкое
«нет!». Миньярд приподнял бровь, желая услышать более развернутую фразу.
— Ты... ты достоин
всего, понимаешь? Мира, Вселенной, но это все — ничто, по сравнению с тобой. Ты как никто другой достоин любви, счастья и всего наилучшего, — Натаниэль заерзал на диване и его руки сжались в кулаки. Ногти начали впиваться в тонкую кожу на ладонях, но он лишь медленно выдохнул, попытавшись не сорваться, — а я не могу дать тебе все это. Я приношу боль, страдания — все, что угодно, но не позитивное.
Миньярд почувствовал, что он с Нилом слишком...
идентичен. Но блондин посчитал, что иметь за спиной отличного психолога намного лучше, чем придерживаться позиции нападающего по поводу ужасности мозгоправов. В этом случае ему было легче, ведь он продолжал помнить советы Бетси и знал, что мог позвонить ей в любое время суток, а она поможет.
— Да ну? Твои придурошные друзья явно так не считают, — Эндрю решил открыть глаза Веснински на то, какой он на самом деле. — У Агаты глаза сверкают, когда она видит тебя. У тебя столько связей и должников, значит, ты помог им. Даже тот адвокат беспокоился о тебе.
Что-то светлое внутри Натаниэля начало сиять, но все сомнения, говорящие о том, что
«все это игра», «ты правда веришь им?», «они лжецы», «все лицемеры», «ты умрешь и о тебе не вспомнят», «ты нравишься только помешанным фанаткам с трибун» кричали и заглушали все приятные эмоции.
— Почему ты уверен, что не можешь дать мне счастливой жизни? Ты больше никогда не услышишь того, что я скажу, но мне хорошо с тобой, придурок. Я беспокоюсь о том, где ты шляешься без вещей, меня пугает, что ты можешь вернуться в Эвермор, но больше всего я боюсь того, что ты не сдержишь блядское обещание и убежишь. Я тебя ненавижу до тряски из-за того, что ты продолжаешь быть мучеником ради кого-то, ради меня. Ради всех. Я ненавижу тебя за то, что ты убил Дрейка без обязательств, я ненавижу тебя за то, что ты снял меня с таблеток, я ненавижу тебя за то, что ты вступился за меня в супермаркете, когда подружка Дрейка появилась. Я ненавижу тебя за то, что ты называешь меня Карамелькой, покупаешь любые сигареты и мороженое. Но тебе стоит понять, что
ненависть для меня — самое яркое чувство, несравнимое с влюбленностью.
Эндрю замолчал. Конечно, не пожалел о сказанном, но темное ощущение того, что Натаниэль убежит после всего этого, стало достаточно сильным.
Голубые глаза излучали огромное удивление, а потрескавшиеся губы были чуть приоткрыты. С вероятностью в сто один процент, Веснински никогда не ожидал услышать такое откровение, посвященное ему.
— Спасибо, — нападающий робко улыбнулся и его сознание попыталось переварить все то, что сказал Эндрю. — Ты потрясающий. Ты заслуживаешь всех этих... причин твоей ненависти ко мне. Мне тоже очень хорошо с тобой. Мне сложно понять, что ты мне нравишься и что я влюблен в тебя, просто потому, что я никогда не испытывал похожие чувства? — он нахмурился. — Мать пыталась вбить мне в голову, что я не должен ни к кому привязываться, потому что это слабость. И... и Рико. Я боюсь сделать тебе больно.
— Ты сделаешь мне больно только в том случае, если не сдержишь обещание, — подумал:
«если ты не останешься тут. Со мной, с Монстрами, с Лисами». — Я все еще готов принять твой отказ от «этого», Нил. Ты не обязан.
— Я не хочу отказываться.
— Я тоже.
На их лицах появились небольшие улыбки. Еле заметные, но искренние. Глаза заблестели, переливаясь множеством оттенков.
Они оба замолчали, каждый думая о своем.
Но в тот момент сказанные признания ощущались как упавший с плеч груз, отчего на душе стало намного легче. И сознания вместе с тем прояснялось.
— Наверное, — неуверенно начал Натаниэль, пытаясь подобрать правильные слова, хотя их и не было — он оттягивал время, прежде чем продолжить диалог, который отберет у них это раннее, светлое утро, — я готов. Как минимум, это нужно сейчас, чтобы ты сделал выбор.
Эндрю ненадолго замолчал. В его голове крутились шестеренки, соображающие, о чем конкретно сейчас пойдет речь.
Хотя подсознательно он понял суть раньше, чем Веснински тише начал свой монолог.
Открывающий новые двери, вскрывающий старые раны.
