Воссоединение

      Благородный Лорд пика Цинцзин — Шень Цинцю, увлеченно ползал по полу своего дома на коленках, вырисовывая красной краской мудреные символы. Изящные одежды ловко избегали встречи с краской, пока Цинцю внимательно сверялся со знаками в свитке, что находился в левой руке. Красивый мужчина бегает взглядом с пола на бумагу, задумчиво касается костяшками пальцев носа и дорисовывает еще парочку элементов в печати, что заполнила уже всю комнату.       — Хмм… Вроде так, — Шень отступает и окидывает получившийся результат золотыми глазами.       Этот ритуал открывал границы прошлого и будущего, позволял заглянуть через завесу мира и приобрести способность к обретению нескольких потоков сознания. Цинцю не интересовался прошлым или будущим, его привлекали именно способности к чудесному анализу и шикарному контролю, поэтому заклинатель и пошел на некоторые риски, которые могли возникнуть в процессе. Например, он мог быть уничтожен самим миром, пытаясь заглянуть в его коморку. Но все это мелочи, которые не стоили и внимания — Шень предвкушающее облизнул губы, — он просто хотел провести этот ритуал и испытать свои силы.       Пока краска сохла, Цинцю убирал принадлежности по местам, раздавал указания ученикам и думал о ритуале. Прошлое… У Лорда был период в жизни, который он по непонятным причинам не мог вспомнить, хотя и являлся попаданцем. Он умер в своем мире и попал в пятилетнего ребенка, которого продали на аукционе в семью Цю. Не сразу тогда Юань смог разобраться и понять, где он находится, чем и поплатился сильными тумаками по худому и истощенному телу.       Шень Юань попал в тело будущего главного злодея с какими-то огрызками памяти оригинального ребенка по типу того, что он жил на улице, а до этого, вроде, у него была семья. Юань не понимал его ли это память, или настоящего Цинцю, но тогда он решил, что лучше он будет думать, что это его тело, чем он выгнал или убил душу маленького мальчика.       Так Юань и жил, приняв имя Цзю. Прислуживал семье рабовладельцев Цю, получал побои и огромные раны, дружил с другими мальчиками, а по ночам строил план побега и пытался обучаться фишкам заклинателей. Цзю тогда очень надеялся, что у него хоть что-то получается, и те теплые огоньки в районах трех дантянов ему не приснились. Делать что-то еще мальчик опасался, боясь что-то сломать, поэтому старался просто ощущать очаги энергии и иногда их распалять или тушить.       А потом, зная канон, пережив уход единственного друга — Юэ Ци, дождался У Янцзы, поджег свой адский дом и без сожалений сбежал, обучаясь у странствующего заклинателя, который шпынял его в хвост и в гриву. Жизнь у У Янзцы от Цю как-то не особо отличалась, поэтому, однажды, Цзю отравил своего учителя цветком Тысячи ядов (благо флору и фауну он знал отлично еще из прошлой жизни по Путям гордого бессмертного демона), собрал скудные вещи и отправился учиться на хребет Цанцюн, где попал на пик Цинцзин и дальше просто спокойно учился, совершенствовался, устраивал жестокие пакости своим обидчикам, заработал репутацию отстраненного, но с дружелюбной улыбкой заклинателя, который в случае чего магическим образом нашлет на тебя понос или рвоту.       — Растения нужно было изучать, — фыркал на такое Цинцю, создавая различные порошки, пока Му Цинфан качал головой, иногда жалея, что такое сокровище попало не на его пик. Лорд Цянцао искренне считал, что из Шеня мог получиться отличный медик. Но Цинцю предпочитал искусство, ужасно запутанные стратегии, игру в сёги, критиковать легкую литературу и поглощать столько информации, что у всех, кто видел этого любопытного ребенка, несущего стопку книг выше его самого в свою комнату, начинала болеть голова. Никто не сомневался, что спустя неделю заклинатели увидят новую стопку.       Цинцю поддерживал дружеские отношения с Юэ Цинъюанем, ведь он смог пересилить свою жажду мщения и выслушать старого друга. Теперь, по крайней мере, его не преследовал постоянно взгляд побитой собаки, а вполне себе гордый и довольный. Цинъюань стал настоящим товарищем и боевым братом за годы жизни на пике.       Вторым придурком, который вошел в жизнь Цинцю стал Лю Цингэ. Он представлял собой злого волка, который почему-то в соперники выбрал именно Цинцю. Шень, который по-своему любил этого персонажа из книг, прощупывал почву, а Цингэ сразу бросался на него с мечом, стараясь что-то отрезать своему совсем не уважаемому шисюну. Так было первое время: Цинцю любовно выводил Цингэ из себя, а младший яростно бросался в бой, таким образом повышая свою силу, из раза в раз проигрывая старшему.       А через несколько лет, когда они стали Лордами, но не перестали устраивать тренировочные, со стороны Лю, и словесные бои со стороны Шеня, Цингэ принес Цинцю потерянный веер. Возможно, с тех пор их отношения стали более напоминать товарищеские. По крайней мере все горные лорды могли назваться братьями.       Так Цинцю и жил, обучаясь всем заклинаниям, которые только мог выучить, изучая свою любимую флору и фауну, тренируя с Богом Войны силу своего тела, а ум с главой Цюндин. Цинцю наслаждался жизнью и планировал ей наслаждаться даже с Ло Бинхэ под боком, который заглядывал учителю в глаза.       Ло Бинхэ — проблема этого мира. Протагонист, который являлся самым настоящим антигероем был воспитан Цинцю. Он уделил огромное внимание воспитанию этого ребенка, взращивая в нем этику, мораль и высокую эмпатию. Бинхэ стал главным учеником и примером для подражания более младшим детям. Будущий правитель демонов вырос умным и терпеливым человеком, мастером шести искусств и воином, способным одолеть любого с пика Байчжань.       Цинцю думал, что он правильно воспитал Ло Бинхэ, и в момент, когда он сбросит его в Бездну, тот не сильно его возненавидит. По крайней мере, когда у ученика пробудились силы и метка ярко полыхала красным, Цинцю за тридцать секунд провел краткий инструктаж по поводу его демонического происхождения и опасности находиться среди заклинателей в таком ослабленном состоянии. Шень пожелал скорейшего возвращения своего ученика и начался трехлетний таймскип, в процессе которого Шень достиг некого просветления и нового уровня силы.       Ну а после начались догонялки с Тяньлань Цзюнем, отцом Бинхэ, попыткой его убиения, открытие правды и еще много чего интересного, что привело в итоге к единственному Правителю подземного царства — Ло Бинхэ. Хребет Цанцюн остался цел, он сам жив и мир не разрушен, так еще и душа Синьмо запечатана, оставляя владельцу способность меча, и разум главного героя цел. Что еще можно желать?       Начались спокойные деньки. Ло Бинхэ все также совершал набеги на Пик Цинцзин, дарил Цинцю подарки и называл его учителем. Смотрел взглядом полным обожания и явно надеялся на что-то больше, но не решался произнести. Цинцю много раз пытался остановить похождения Бинхэ, его попытки называть его учителем, но вскоре прекратил, потому что устал спорить с непробиваемой стеной. Да и Цинцю сам начал испытывать порочные чувства к своему ученику, что прибавило проблем на голову Лорда.       В любом случае, Бинхэ и Цинцю находились в крайне подвешенных отношения где-то в середине дороги к возлюбленным. А пока Ло устанавливал порядки в Демоническом мире, Цинцю решил испробовать свои силы и провести ритуал.       — Что ж, краска уже высохла. Думаю, пора начинать.       Цинцю лег в центр круга и активировал ритуал своей кровью. Медленно по округе разнесся его голос, комната наполнилась алым светом и возник энергетический ветер, который снес ширму и сломан несколько его вееров. Шень погрузился в себя, готовый встретиться с тьмой.

***

      Примерно с середины ритуала небо заволокло тучами, то тут, то там мелькали молнии, перепуганные ученики спасались от нахлынувшего шторма, спасали свои промокшие вещи и пытались отыскать причину столь резкой смены погоды, а затем вспыхнула самая большая молний и ударила в домик главы Цинцзин. Послышались крики учеников и все резко стихло. Главы Юэ и Лю спешно летели на мечах к дому своего друга, надеясь, что еще не слишком поздно.

***

      В это время Цинцю провалился в свои самые глубокие воспоминания. Не прошлой жизни. Этой.       Перед глазами все было темно, вокруг чувствовалось тепло, а после заклинатель услышал крик и тело сковало холодом. Цинцю не сразу понял, что кричал он сам.       — Мой ребенок, — тяжелый, усталый, но красивый мужской голос разрезал тишину. Он звучал слабо и так, словно пробежал марафон, но настолько нежно и добро, что сердце Цинцю сжалось и он… расплакался?       — Ну-ну, мой хороший, мой родной.       Цинцю почувствовал, как его взяли на руки и мягко прижали к чему-то, скорее всего груди, а после погладили по голове. От этой любви и нужности, ощущения безопасности он расплакался пуще прежнего, своими маленькими ладошками сжимая чьи-то волосы. Цинцю уже понял. Это был момент его рождения в этом мире.       — Я так рад, что ты у нас появился, Хуа Цзю, — после имянаречения, его целуют в лоб и малыш пытается открыть глаза, чтобы взглянуть на родителя.       — Я не знаю какое имя у тебя было до этого, но теперь ты наш сын, малыш. — Другой, более низкий, но наполненный любовью голос несколько выбивает из колеи и заставляет замолчать, стараясь еще слабым мозгом обработать информацию. — Ну же, посмотри на своих пап, я знаю, ты сможешь. Открывай глазки, сынок.       И Цзю пытается. Раз-два-три! Медленно, словно не контролируя свое тело он открывает глаза в попытках осмотреться, но видит перед собой только размытые пятна.       — Сань Лан, все хорошо? Почему Сяо Цзю так смотрит на нас? — Его придерживают за головку, которая слабо шевелится и дергается из стороны в сторону, в панике от страха, что что-то не так с его зрением.       — Тише, гэгэ, Сяо Цзю, — смеется красное пятно, поглаживая его по голове. — У всех новорожденных присутствуют некоторые проблемы. Не может же он сразу встать и побежать? Скоро все придет в норму.       — Ох, хорошо, — радостно проговаривает держащий его человек и заметно расслабляется. — Давай знакомиться, малыш, — его разворачивают лицом к голосу и, кажется, Цзю увидел самое красивое лицо за всю свою жизнь, и это еще при том, что видел он сейчас не очень хорошо. — Меня зовут Се Лянь, а его — Сань Лан, он мой муж, и мы твои родители. — Кажется, его детское лицо было слишком ошарашенным, потому что человек в красном тихо засмеялся, обнимая своего мужа. — Как бы тебе объяснить, неловко смеется Се Лянь. — Я — Небожитель, а Сань Лан — князь демонов и…       — Гэгэ, сейчас ты только еще больше его напугаешь. — Явно целует в щеку Сань Лан своего мужа. — Все в этом мире имеет свои законы. В том числе и рождение ребенка. Только мужчина и женщина могут породить новую жизнь. Поэтому гэгэ выпил пилюлю для деторождения, а после мы провели ритуал, чтобы призвать твою душу. Не знаю, откуда ты и кем был раньше, но прошлый ты уже умер. Сейчас ты наш сын — Хуа Цзю. Добро пожаловать.       И бывший Шень Юань протягивает свои маленькие ручки и касается ими носа своего отца и радостно смеется. Новая жизнь? А почему бы и нет? Грустно признавать, но Юань не сильно переживал, прощаясь с прошлым миром. Его там даже особо ничего не держало, возможно, кроме младшей сестры. Но у нее еще есть два брата, так что не велика потеря. Прощай его нудный и скучный мир! Теперь он попаданец, у которого просто обязана быть своя интересная история и рояль в кустах. Юань клянется себе, что он проживет эту жизнь без сожалений.       Но счастье не длится слишком долго, не даёт насладиться родительский теплом. Через два дня Сань Лан, князь демонов, который носит имя Хуа Чен заворачивает его в теплое одеяло, прижимает к себе и уносит так далеко, что его игральные кости в руках ломаются, но демон уносит его все дальше и дальше. Он несет его целых два дня, кормит молоком из бутылочки в привалах и несет дальше. Цзю, неспособный выразить как-то эмоции кроме плача, ревет и слабо дергает за рукав красных одежд. Он не хочет прощаться со своим папой — Се Лянем, он встревожен обеспокоенным взглядом и дерганными движениями своего отца. Хуа Цзю впервые страшно, что его отец молчит и так сильно сжимает губы.       На конец второго дня они останавливаются в достаточно большом городе, где люди снуются туда-сюда, громко орут и торгуют. Кажется, это был портовый город. Сань Лан читающим взглядом изучает проходящих мимо людей и занимается этим целый день, пока не находит семью Шеней, которые продвигают ресторанный бизнес.       Ночью, пока все спали, Хуа Чен силой перекроил сознание этих людей, определенно нанося вред их психике. Теперь они считали, что у них недавно родился любимый сын, ведь оба с нетерпением ждали ребенка, но не недавно потеряли его. Сань Лан кладет Хуа Цзю в кроватку и собирается уходить, но требовательный взгляд золотых глаз останавливает его.       «Ты бросаешь меня?» — Так и кричат глаза его мужа на лице их ребенка, что Сань Лан просто не может не пояснить свои действия.       — После этого мне придется запечатать твою память, Сяо Цзю. — Предупреждает демон, но он просто обязан услышать. — Ты родился в очень тяжелое и опасное время. Я — демон, твой отец — Небожитель, и на Небесах началась охота на гэг… твоего отца самим Владыкой. Он зачем-то нужен ему, и я обязан помочь своему любимому. Но Небожители хитры и изворотливы. Мы с твоим папой боимся, что они могут навредить тебе, потому что некому тебя будет защитить, пока мы боремся с Владыкой. Сейчас разгорается война между нашими царствами и даже в Призрачном городе не безопасно. Мы не бросаем тебя. Ты наш долгожданный и любимый сын, но это единственный выход спасти тебя. Клянусь, как только все закончится, мы придем за тобой и заберем домой. Ты веришь нам? — Сань Лан целует его пухленькие пальчики и плачет, роняя слезы на теплое одеяло.       У Цзю сжимается сердце и болит душа. Ему так страшно оставаться одному, словно не ему уже двадцать стукнуло, а максимум пять. Он чувствует, что не все будет так просто, что он еще не скоро увидит своих родителей. Цзю боится, что с ними что-то случится.       Хуа Чен, словно прочитав его мысли вздыхает и достает серебряную цепочку, на которой висят кольцо и янтарная бусина. Демон надевает Цзю аксессуар на шею и заколдовывает от потери, целуя сына в лоб.       — Сяо Цзю, кольцо — это мой прах, хорошенько присмотри за ним, хорошо? — Малыш беззвучно задыхается слезами, пачкая соплями одежду своего отца. Он чувствует, понимает, что если отец вручает ему свою жизнь, то дома происходит нечто по истине опасное. — А эта бусина когда-то принадлежала мое… твоему отцу. Она была со мной на протяжении 800 лет и стала оберегом. Носи ее и она принесет тебе удачу. Ну все, малыш, не плачь, все будет хорошо.       «Ничего не будет хорошо!» — хочется крикнуть Хуа Цзю, но он только громче плачет, срываясь на крик. Ему больно, и он не может больше в себе это прятать.       — Я запечатаю эти воспоминания, — продолжает успокаивать его отец. — Пусть люди думают, что ты обычный ребенок. Ты осознаешь себя где-то в шесть-семь лет, тогда твой характер могут списать на взросление, а этот разговор… я надеюсь, что ты никогда его не вспомнишь, и мы успеем забрать тебя.       Хуа Цзю не хотел забывать, хотел помнить своих родителей, хотел помнить их лица, тепло их рук и нежные улыбки, мягкие прикосновения. Хотел помнить легкий как колокольчики смех папы, счастливую улыбку отца. Хуа Цзю хотел помнить свою фамилию, то, кем он является. Цзю не хотел, но…       — Береги себя, мое самое дорогое сокровище, — и это последнее, что Цзю помнит, прежде чем провалиться в сон.

***

      — Отец, — бормочет под нос Шень Цинцю… нет, Хуа Цинцю и открывает глаза, сразу их прищуривая. Цинцю инстинктивно хватается за Сюя, готовый в любой момент атаковать.       Яркий свет больно режет по глазам, рядом шумят люди, что-то говорят, кричат, обступают его полукругом и чего-то ждут. Наконец-то Цинцю привыкает и фокусируется. На его мече ярко сияет яшмовая бусина, украшенная красивым золотым шнурком, сплетенным в защитный символ. Цинцю наконец-то понимает откуда она. Украшение, что всегда было с ним, которое приносило ему удачу. Возникает желание схватиться за кольцо, висящее на шее почти с самого рождения. Цинцю помнил как в особо тяжелые моменты своей жизни он крепко сжимал его и плакал, сворачиваясь в клубок, как шептал своей драгоценности свои мысли и переживая, не зная, но инстинктивно чувствуя ценность этого украшения.       — Ха-ха-ха!.. Вы посмотрите на него, Бог искусств, а первым делом хватается за меч, — слышится из толпы и Цинцю пытается найти говорившего взглядом, но все бесполезно: толпа слишкои плотная.       — Пропустите, — властный женский голос заставляет людей расступиться, предоставляя девушке с утонченными чертами лица и грозным взглядом дорогу. — Добро пожаловать в Небесный чертог, Шень Цинцю. Поздравляю вас с вознесением. Теперь вы Бог Искусств. Пройдемте в мой дворец, я ознакомлю вас с положением дел.       И Цинцю послушно идет, обдумывая и систематизируя в голове информацию, что радикально изменила его жизнь.