***
— э-э-э, вань… — лебедев только спустя полчаса обратно в квартиру заходит, на ваню изо всех сил стараясь не смотреть. — ну, — бессмертных чуть ли не подрывается с места, нетерпеливо перебирая в руках край футболки. — я позвонил твоему этому, — друг машет рукой, — ну, могу сказать, что на встречу он не придёт. — почему? — он сказал, что собирается организовать качественный передоз, чтобы с тобой, качественным козлом, больше не встречаться. коля брови поднимает слегка, оглядывая внезапно ставший очень интересным потолок. а ваня смотрит недоверчиво, но уже с примесью страха. за серёжу, который… который просто еблан. — к нему поедешь? — лебедев очевидные вещи спрашивает. бессмертных же герой-спасатель, по всем канонам должен примчаться по первому зову. и он примчится, потому что боится уже очень сильно. — пьеро ебаный. ваня тому, что коля классику знает, удивляется сильно, но обещает себе потом спросить издевательски, где читал. — если он мне не ответит щас, то значит все — смерть, — вместо этого провозглашает он и чат в телеге открывает, под колино тихое бурчание: «да сдохнет и сдохнет, боже».чел только попробуй я тебя сам убью не надо
серёжа мой туалет процедурный кабинеет я надрываю свои семнадцать леет — блять, идиот, — ваня выходит с диалога, с полки сигареты подхватывая и планируя по дороге нервно скурить несколько. — че он? — песню решил вспомнить. лебедев ржёт, кажется, но остаётся позади, ибо ваня бросает: «убью нахуй» и из квартиры вылетает, даже дверь за собой не закрывая. коля смотрит вслед, обдумывая что-то, а спустя несколько минут другу набирает. — сань, помнишь серёжу? накрылся чел походу. — тебя ебет? — у парадеича голос усталый, но не запинающийся слегка, как под кайфом, и коле такое не нравится. — можно к тебе приду?***
бессмертных без происшествий добирается, даже не ругаясь ни с кем в автобусе и считая это ебейшей заслугой. правда, дом пешкова находился в пешей доступности, но об этом он не думает, когда в подъезд за какой-то женщиной проскальзывает. у серёжи в доме лифта нет, и ваня поднимается по ступеням через одну, смутно помня, как выглядит тот этаж, на котором он недавно совсем сидел, привалившись к стене и бездумно в потолок смотря. и квартиру серёжину помнит, кнопку звонка вдавливая ежесекундно и тишину за дверью слушая, которая на мозги действует получше колиного пения даже. — мальчик, тебе кого? — мне серёжу заверните, — на автомате отвечает, поворачиваясь. там та самая женщина стоит. «соседка» — догадывается ваня, и исправляется: — то есть, просто серёжу пешкова надо срочно. вы не знаете, где он? — в магазин вышел, — она свою дверь ключом, подозрительно в сторону вани повернутым, открывает и добавляет, внутрь проскальзывая: — ты тут посиди, подожди его. бессмертных знает, что за ним из глазка наблюдать будут, поэтому остаётся на месте, пялясь на лестничный пролёт. но пешкова нет долго, поэтому ваня успевает вадиму отписаться, который про всё знает давно, силой убеждения у вани выпытав. это ваня уверен, что силой убеждения, ибо считает себя «могилой» в тайнах.фак серёжа сказал что передоз хочет я стою у двери но его нет вадь держи кулаки за то что он жив
вадя <3 ваня все норм будет держу бессмертных чуть не прослезился от такой поддержки, телефон в карман наспех накинутого худи убирая. но на вадю зла не держит — знает, что тот любит, по своему, но любит.***
когда на этаже слышатся шаги — ваня даже голову не поднимает, подпирая стенку на своём месте, но когда слышит: «э-э…?» то сразу вскидывается. серёжу помотало за неделю знатно. с первого взгляда обычный, но ваня считает себя в людях разбирающимся великолепно, поэтому синяки под глазами, опухший нос и взгляд, уставший до безумия, сразу подмечает. скрыться не даёт, в три своих огромных шага пересекая расстояние и хватая того за рукав. у серёжи — взгляд побитой собачки, что сильно боится хозяина, но сменяется привычным безэмоциональным, когда с ваниной полуулыбкой сталкивается. — слушаю. — нам надо поговорить, — бессмертных волнуется заметно, сжимая рукав чужой толстовки сильнее и сильнее. — тебе надо, — пешков отвечает подозрительно сухо, но думает пару секунд, — проходи. я не козел, я тебя на пороге не оставлю, к тому же не уйдёшь. — не уйду, — подтверждает, в ставшую какой-то родной обстановку серёжиной квартиры попадая, наконец. проходит за серёжей в комнату, нервно по сторонам оглядываясь. не знает, как начать, да и что говорить — тоже. думает, пока на приподнятые брови не натыкается. — будешь смотреть, как я переодеваюсь? — что я там не видел, — ваня фыркает, забыв на мгновение, что на него обижаются, но осекается: — я на кухню. что пешков в ванной после делал пять минут — ваня не знает, капая себе уже пятнадцатую каплю валерьянки, которая, на удачу, рядом с холодильником нашлась. — идиот, — к ване прижимаются сзади на секунду, но чтобы просто отобрать пузырёк, где меньше половины уже осталось. бессмертных смотрит на парня, что убирает валерьянку обратно в холодильник и вспоминает, как час назад серёжу также идиотом называл. чтобы к этому разговору, что планировал, придти, выпитого залпом стакана не хватает, и он с выражением вселенской печали на холодильник косится, но пешковской рукой отстраняется за стол. — я слушаю, — повторяет серёжа, напротив устраиваясь, облокотившись на кухонную стойку. — мне коля сказал… — бессмертных издалека начинает, понимая, почему коле потолок тогда дома так интересен стал. на нём же всякие чёрточки и неровности можно рассматривать, пока пешков глаза закатывает и поторапливает: — знаю, что он мог тебе сказать. дальше? — ты правда хотел? у бессмертных неконтролируемо голос дрожать начинает, и, когда серёжа жестом за собой манит, у вани взгляд испуганного кота, что хозяина найти не может никак. только такие ассоциации, когда в отражение микроволновки на себя глядит мельком. у серёжи в ванной беспорядок такой, насколько возможно вообще его создать. всюду пустые упаковки от шприцов аптечных, пакетики маленькие, таблетки, которые бессмертных, конечно, узнает хорошо. «мой туалет — процедурный кабинет?». серёж, я думал, что те слова правду свою имеют, но не настолько. а серёжа ваню ближе к раковине подводит, да указывает пальцем, предоставляя самому разглядеть. на видном месте лежат шприц, использованный уже, пачка сигарет и бутылка водки дешёвой самой, которую ваня, кажется, в пятерочке по акции видел. — что? — он смотрит недоуменно слегка, в очевидную правду отказываясь верить. — я напился, накурился и обкололся, — пешков лёгким тоном бросает, в зеркало отросшие кудри, на лицо спадающие, оправляя. у вани внутри — те самые «бум» и «бах», что коля взорвать хотел недавно, а снаружи — брови приподнятые, да паника в глазах поднимающаяся. — не парься, все норм. бессмертных смотрит возмущённо. «все норм?». у меня, серёж, щас сердце из груди выскочит, а ты так отмахиваешься легкомысленно, будто действия скорого от препарата не чувствуешь? — ты, кажется, хотел извиниться? а пешков ближе к сути подталкивает, ибо чувствует он все. и головокружение лёгкое чувствует, и сухость во рту, и то, что свет ярче и темнее становится, — тоже чувствует. он ведь за водкой в магазин ходил, по пути домой ее выпив и к, перед уходом вскрытому, шприцу аккуратно ставя, чтобы… чтобы что? ваню волноваться заставить? — я не должен был тогда так говорить. а у вани в голосе волнения мало, у вани железо какое-то непонятное, вперемешку с явной виной звучит. — я не думал, клянусь, не думал. твоё тело, да, прекрасно. но и ты, твои губы, твои глаза, твои стоны, волосы, мягкие до безумия… — у бесссмертных в глазах теплота некая со слегка суженными зрачками напротив сталкивается. а из глаз карих, чей обладатель слово дал держать эмоции, слёзы течь начинают непроизвольно. непроизвольно, но так, что ваня, распинающийся в комплиментах, готов к тому списку «ты даже плачешь красиво…» добавить. слёзы на бледном, словно смерть, лице так смотрятся неестественно, что ваня совсем замирает и в мир искусств переносится, с каким-то восторгом на капли прозрачные глядя, что на пол падают одна за другой. а серёже не стыдно даже — он ведь этот поток не контролирует совсем, к лицу руки прижимая и кусая себя за ладони, в попытках успокоиться. становится только хуже. парень вздрагивать мелко начинает и ваню за футболку хватает, будто все обиды, кажущиеся страшными, в подушку криками вымещенные, забывая. у вани руки тёплые и шершавые чуть, когда он большими пальцами щеки оглаживает, в глаза затуманенные смотря в упор. говорит что-то, но до пешкова не доносится, как в немом кино персонажи рот просто открывают иногда, так и тут. в момент, когда у серёжи слёзы высыхают сами, а дыхание быстрое и прерывистое становится — бессмертных щёки изнутри кусать начинает и сдерживает себя от метания по маленькой ванной, удерживая одновременно парня на руках. укладывает на пол, когда тот сознание теряет, и, блять, воет, чуть ли не на колени рядом падая, словно с умирающим находясь. — вадь, помоги, — шепчет в трубку, серёжины кудри меж пальцев перебирая нервно. — что стряслось? этот твой выгнал, а второй этот твой домой не пускает? — у вадима голос сонный. ваня забыл совсем, что время под вечер уже. — нет, — не смущаясь, в трубку орёт уже, — у моего этого, то есть, тьфу, серёжи, обморок. — че так? — передоз, — чуть ли не вырвав серёже прядь, ваня с пола вскакивает, начиная шагами ванную мерять, — что делать, вадечка, дорогой, ты же умный, ну, придумай что-нибудь… — он дышит? — у вади же голос из сонного в деловой переходит незаметно, но бессмертных не представляет, что друг в эту секунду трясущимися руками браузер открывает. — нет, — ваня прислушивается пару секунд и в панике стучит носком обуви по плитке. — не верю, — вадим подозрительно спокойный. спокойный, потому что верить в ванины слова не хочет абсолютно, — вызови скорую. ваня через серёжин телефон, благо тот без пароля, послушно вызывает, панику сдержать пытаясь. и вроде получается, ибо ответ «через пятнадцать минут» получает. — ну что? — вадим уже интернет прошерстил, найдя самое необходимое, и теперь ваниным состоянием проникается, начитавшись вдоволь. — пятнадцать минут, — бессмертных на громкую связь ставит и телефон на раковину кладёт, шприц злополучный на пол сбрасывая, — а мне что делать? — смотри, — друг прокашливается, удобнее у себя на стуле устраиваясь, — для начала освободи шею и грудную клетку от сдавливающей одежды, что обеспечит приток свежего воздуха. — а…? — толстовку с него сними, идиот, — теперь вадя чуть не взвыл, от вани охуевая нешуточно. а он даже не обижается, серёжу к стене прислоняя и стягивая толстовку, в которую только недавно на лестничной площадке вцеплялся. у серёжи на теле сигаретные ожоги свежие совсем, и ваня ой как хочет ему пизды дать. потом. если, нет, когда пешкова откачают. — теперь тряси изо всех сил, делай что угодно, но приводи в сознание, а потом вызови рвоту. серёжу по щекам бьют и по рукам щиплют ощутимо — у бессмертных стадия паники на стадию «равнодушная серьёзность» перетекла. два пальца в рот, и пешкова рвёт долго и со вкусом. со вкусом желчи, ибо еды в желудке не было давно. он на ваню смотрит без эмоций совсем, будто не узнавая, и на «серёж…» только кивком головы отвечает. разговаривать сил и желания нет совсем. обоим стыдно и страшно. у серёжи взгляд такой неосмысленный остаётся, когда врачи скорой приехавшей уводят вместе с ваней, что один оставаться наотрез отказался. с вадей прощается уже в машине, внезапно разволновавшегося друга успокоив.***
— ну что там? — а коля, похоже, не переживает абсолютно, когда звонит ване в реанимацию. — передоз, ему щас капельницу колют. бессмертных в коридоре оставили, на вопли протестующие внимания не обращая. «молодой человек, вы работать мешаете» — и ваня за дверью на полу прямо усаживается, ноги длинные к себе прижимая. вечер, мимо только персонал проходит, кажется, не сочувствующий совсем. вадя спит давно, а лебедев, по голосу странный, поддержки не оказывает. — а я у саши сейчас, — коля просто голову себе не забивает. живет этим днём, в котором обязательно друга обдолбать надо, а самому рядом посидеть, под «треньк-бреньк» по чёрной гитаре, которую сегодня купил всё-таки. — круто. когда его… нас отпустят, я тебе напишу. ответа не дожидается. другу там, в своём мире, весело, бессмертных тут, в реальности, страшно немного и грустно. но в лучшее верится, потому что, когда спустя какое-то время к серёже пускают, он не отстраняется, ваню одной рукой приобнимая, но на расстоянии держа. — случай лёгкий, — бессмертных вроде вслушивается, а вроде на серёжу залипает, что уже чуть более живым выглядит, с щеками покрасневшими. запоминает только, что пешкова одну ночь тут продержат для наблюдения, а дальше оставляют наедине, позволяя гнетущей тишине между парнями повиснуть. — неприятно, — серёжа первый начинает, в ответ на вопросительный взгляд на капельницу кивая, — ты дохуя вовремя рядом оказался. аж бесишь. — и я тебя люблю. у вани голос дрожит, когда произносит это, а у серёжи — когда замечает саркастически: «тело мое любишь?». — да блять, — бессмертных на пол рядом опускается и голову руками дрожащими подпирает, — я дикую хуйню спизданул. клянусь, я так не думаю. ты прекрасен, серёж, как человек. я за тебя очень сильно перепугался, знал, если ты умрешь — я за тобой, вадим тому свидетель. у серёжи слёзы по щекам уже который раз катятся, но уже от какой-то радости, что не надо будет больше в подушку плакать и двойную дозу принимать, чтобы забыться от вани, который в душу запал так сильно, едва её не уничтожив. — это из жалости? — последняя недосказанность между ними, её надо решить. — я в любом случае к тебе бы пришёл. с утра планировал. у серёжи солёный привкус, от слёз, наверное, и сигарет, что не выветрились ещё. но ване плевать. ваня просто рядом быть хочет, не думая, что где-то один наркоман малолетний, но любимый очень, с собой что-то сделать пытается.***
наркотой я больше не занимаюсь.
коля зря чел я от саши этого столько бабок получил…сережа переезжает ко мне
завтра тебя не должно быть у меня дома оставь всех в покое слишком лёгкие для тебя деньги)
— давно пора, — рядом хмыкают, и из-под руки, по кудрям поглаживающей, вылазят. — давно пора у тебя напоследок капитальную уборку устроить. ваня улыбается ехидно, когда с возмущённым взглядом сталкивается. — не буду, — твёрдо возражает серёжа, готовый свою позицию отстаивать. но когда целуют нежно, за подбородок придерживая, этого делать почему-то не хочется совсем. — за дело, — садист садистский, ваней именуемый, провозглашает слишком радостно, глубоким вздохом сопровождаясь.