Единожды солгав

Зося ушла тихим пасмурным октябрьским днём. Присутствовали при этом Селиванов и Юля. Яков опоздал на полчаса. И теперь курил на балконе незряче глядя вниз. На плечо легла рука Юры. - Не буду утешать. Слова не помогут. Последние её слова были "Ванечка, я иду к тебе..." Держись, брат. И девушку свою береги. Она у тебя чудесная. Всему отделению стала сестрой милосердия и утешением... Яков молча кивнул. Когда бы он не вырвался к матери с работы, Юлька всегда была в отделении. Через неделю такой жизни пришла к Селиванову и попросила чтобы он взял её санитаркой. Чтобы не уговаривать каждый вечер дежурного врача разрешить остаться на ночь. И Юрий без вопросов оформил ее на месяц. Юлька сумрачно посмотрела на него и не спросила почему на месяц. Поняла. А потом как-то так получилось, что справившись с уборкой, затем пообщавшись с Зосей и сделав всё, что необходимо у неё в палате, Юлька шла по другим комнатам. Приносила воды, меняла белье, помогала поесть тем, у кого не было сил сделать это самостоятельно, просто разговаривала. Рассказывала о том, что в городе выключили фонтаны, но буйно цветут астры. Распрашивала больных о том, что их волнует. Притащила из дому кучу книг и читала их вслух. Поначалу Зосе. Потом из палаты напротив попросили открывать двери когда читают. Потом начали подтягиваться ходячие из других палат. Закончилось тем, что с разрешения Селиванова такие чтения устраивали в холле. Добавили туда банкеток и стульев и там собиралось пол отделения. Книги были Юлькины любимые. И по ним можно было понять, что она очень молода ещё. Хотя на поверку выходило, что душа у неё повзрослевшая и мудрая. Она читала для больных "Два капитана" Каверина и тут же "Дорога уходит вдаль" Александры Бруштейн. Очень много было книг Владислава Крапивина. Единственная книга Стругацких, которую принесла Юлька, была "Понедельник начинается в субботу". На вопрос Якова почему только она, Юлька посмотрела на него как на ребенка и пожала плечами. " Остальное, то, что у меня есть, слишком тяжело для них... Ну ты понимаешь..." Он понимал. Понимал, что судьба привела к нему очень чуткого к чужому несчастью человека. А сейчас ему было очень больно и пусто. Он ел себя за то, что не успел попрощаться с матерью. Всего каких-то тридцать минут и не успел. Теплая рука легла на его руку, вцепившуюся в перила балкона. - Вот .. Зося Матвеевна оставила для тебя... Юлька протягивала ему белый конверт. Яков молча взял его. Потом быстро обнял Юльку. - Прости... Я должен немного побыть один... Она кивнула и шагнула с балкона, но потом притормозила и обернулась. - Я с тобой. Помни. И ушла не оглядываясь. Яков посмотрел ей вслед и осторожно открыл конверт. Всего один листочек исписанный меньше, чем наполовину стремительным маминым почерком. У неё была своя манера. Все буквы были отдельно, не связанные никакими хвостиками и черточками. Аккуратные округлые буквы. " Мой дорогой мальчик, не печалься сильно. Я всегда буду рядом. Ты же унаследовал папин дар. Так что я буду приходить. Не очень часто. Не стоит привыкать. Но ты знай, что мы с папой всегда с тобой. Береги Юленьку. Она очень ранимая, хоть и не показывает этого. Она сильная, но даже сильной женщине необходима поддержка и любовь. Целую тебя, милый. Твоя мама" Яков сжал захрустевший листик бумаги. Он знал, что если позвать, мама придёт. Но не мог пока. Не потому что никогда сам не призывал ушедших. Потому что ел себя за опоздание. Проведя ладонью по лицу, с удивлением обнаружил, что ладонь мокрая. Он не плакал лет с семи и сейчас не сразу понял, что слезы просто сами текут по щекам. Можно было позвать маму и она бы пришла. Но не получится больше никогда уткнуться ей в колени, почувствовать ее ласковую руку на своих волосах. В мире живых Зоси нет. И это было невыносимо горько.