Flashback.
— Я чувствую, что на месте этой сорванной розы твоя мама представляет меня, — вполголоса произнесла Нари, наблюдая сквозь окно, как госпожа Чон орудует садовыми ножницами в своём саду. Женщина очень любила это занятие и никогда никого не подпускала к своему детищу. — Прекрати, — по-доброму произнёс Киён, который стоял по правую руку от девушки, заложив руки в карманы брюк, — она просто ревнует, не более. — Женщина, которая ревнует – это страшно. Поверь! — Юн повернула голову в сторону Чона и с опаской произнесла: — Я иногда её боюсь, честно. — Нари, — парень прокашлялся в кулак и не смог сдержать улыбки. Она была так уверена в своих словах, а вкрадчивый взгляд и приподнятые брови, делали её слишком милой для таких заявок. Пожалуй, для Киёна она всегда будет той самой маленькой девочкой, которая убегала от собаки в один из летних дней. Иногда ему было трудно принимать те ощущения, которые повзрослевшая Юн так исправно ему дарила. Казалось, если кто-то осмелится его подтолкнуть, он больше не сможет остановиться и сорвётся в пропасть. — Что? Вы оба не видите очевидных вещей. И это понятно. Она ваша мама, — девушка быстро попятилась назад, стоило госпоже Чон обернуться в их сторону и мило улыбнуться сыну. — Ладно-ладно, — успокаивающим тоном сказал Киён и приблизился к брюнетке, — дождёмся Хосока и поедем к речке. Хочешь? — Хочу, — тут же согласилась Нари на предложение от парня. Друзья любили отдыхать у реки. Это было особенное место для них, где они однажды встретились и с тех пор не расставались. Юн любила рисовать пейзажи сидя у воды, а братья были рядом и о чём-то болтали, не мешая ей и при этом были вместе. Сегодня Хосок вновь был занят, помогая кому-то на машине в качестве водителя. Поэтому с университета Киён и Нари приехали вместе. Этот дом действительно стал родным для девушки, несмотря на странные взаимоотношения с госпожой Чон. Между ними не было явных споров или неприятных диалогов, скорее это всё было интуитивно и в скрытых намёках. Просто женщине не нравилось общество обычных людей около своих сыновей. Госпожа Чон всегда говорила, что родила их, чтобы они блистали, словно звёзды, и добились самых больших высот. Она всегда любила гордиться своими мальчиками. Когда семья узнала, что их ждут близнецы, это повергло всех в шок, так как уже давно в роду не было таких случаев. Но госпожа Чон сразу приняла это как двойное счастье. Но чем старше становились сыновья, тем труднее женщине было с ними справиться. Покладистый Киён и бунтарский нрав Хосока – это постоянные, тернистые и эмоциональные горки, по которым ей приходилось шествовать. Больше всего она не могла понять поведение младшего. Потому что прекрасно знала, что и Киён имеет похожий стержень в характере. Но он, в отличие от брата, знал, в каком русле его лучше применить. Хосок же любил растрачивать ресурсы, как ему вздумается, и обязательно делал всё на зло, привлекая к себе ещё больше внимания и отчаянные попытки матери образумить. Но если бы госпожа Чон знала, что такие же разные они были и в отношениях с Юн. Как огонь и лёд. Как холодный камень и громкая вода. Абсолютно разные, но одинаково сильно любящие её. Но этот тандем имел заблаговременный успех по разным причинам. Например, то, как Нари нужно действовала на каждого, успокаивая огонь и растапливая лёд. При всём при этом, из-за совокупности столь разных стихий этим троим не всегда было комфортно только в таком составе. Поэтому каждый мог смело заявить о том, что ощущал иное удовольствие, если получалось провести время только вдвоём. Это те же чувства и эмоции, тот же любимый человек. Но такая интимная история для каждого момента. В частности, Нари была той, которая легко держала баланс в подходящем общении с братьями. Девушка чётко знала, чего бы ей хотелось от каждого. Она с лёгкостью могла выбрать и не лукавила, но при этом никогда не оставляла ни одного из них без взаимных чувств. Поэтому сейчас, когда маленькая тревога вот уже несколько дней поселилась в её сердце, она старалась быть ближе к Киёну. Парень всегда находил нужные слова поддержки. — Пойдём пить чай, — молодой человек привычно приобнял девичью талию и направился к столу, который подготовили к полднику. Примерно в одно и то же время госпожа Чон уделяла время прессе и выпивала чашку фруктового чая. Откуда-то женщина нарисовала в себе привычки англичанки. — Сейчас? — Нари прекрасно знала эту традицию и заранее отрицала своё присутствие за столом, но лёгкий кивок от Киёна говорил ей обратное, — а может, пойдём в библиотеку? Ну, или там... — Ладно, ты её боишься. Допустим... — Мне некомфортно, — неуверенно перебила его Юн. — Это всё взаимосвязано. Но ты должна научиться находить язык с разными людьми, выкидывая свой страх куда подальше. Тебе ли не знать это, малыш, — уже более спокойным голосом произнес Киён. — Да, я понимаю. Но, например, от этого страха я могу сбежать прямо сейчас, а от остальных – нет. — Я каждый день перед собой вижу один и тот же страх. Но я ведь с тобой, — парень устал уговаривать и просто настоятельно помог девушке занять место за столом, а сам расположился по правую сторону. — Какой это страх? — любопытно поинтересовалась Юн, и полностью уделила всё своё внимание Киёну, который был абсолютно расслабленным. И предугадать его эмоции было трудно. — Страх потерять тебя. Всегда боюсь. И по твоей логике, мне не следовало бы приближаться к тебе и на миллиметр. — Это... Это совсем не то, — задумалась Нари и рассеяно помешивала ложкой чай. — Это то. Но разные варианты, — неуклонно говорил старший Чон. Он бы, возможно, продолжил эту тему, но в гостиную еле слышно приближалась госпожа Чон. Киён услышал её попытки спрятаться молниеносно, — Вам налить, мам? — Хосок всегда шутил над братом, что его любят больше, потому что он вежливый с пелёнок, несмотря на то, что родители не настаивали на официальном общении. Причём с отцом Киён мог переключаться в ходе диалога, а с госпожой Чон это не получалось. — Благодарю, сынок, — женщина так же села за стол, прямо напротив Нари, — не любишь фруктовый чай? — госпожа кивнула в сторону Юн, которая по-прежнему неуклюже пыталась сконцентрироваться на чашке, прокручивая в голове слова Киёна. Они были достаточно логичными, чтобы так старательно раздумывать над ними, но с другой стороны, ощущались как долгожданное признание, к которому нужно привыкнуть и успеть насладиться. — Простите? — девушка подняла свой рассеянный взгляд, встряхнув головой мешающий локон волос, но старалась уверенно наблюдать за женщиной. — Не помню, какие ты напитки обычно предпочитаешь? — Мне не принципиально, — поделилась простой правдой Юн и невзначай пожала плечами, что не очень-то понравилось хозяйке дома, ведь женщина расценивала это как нежелание идти с ней на контакт. — Ну да... Ну да, — женщина слегка переигрывала в своём недовольстве, поэтому тут же уловила строгий взгляд сына, который придвинул к ней чашку с чаем. — Но это правда. Я люблю разные вкусы. Иногда хочется чего-то терпкого, крепкого и горького. Тогда я завариваю чёрный чай без дополнительных добавок. А порой хочется чего-то светлого, яркого и воздушного. То, что преподносит тебя к небесам. Для таких случаев на нашей кухне есть фруктовый чай. — Красиво описала, — с некой гордостью проговорил Чон и отпил со своей чашки. — Нарисовать захотелось... — девушка опёрлась локтями на стол и склонила голову таким образом, чтобы воодушевлённо наблюдать за Киёном, сидящим рядом. Порой в институте он приходил к Нари и методом повторения рисовал что-то лёгкое. Можно сказать, что Юн научила его расслабляться таким образом. Впервые он застал Нари за этим занятием, будучи не в самом лучшем настроении. Но близкое нахождение девушки, её рука в его, пушистый кончик кисти по чистой бумаге, привели Киёна в равномерные чувства. С тех пор в трудные дни он знал, где искать утешения. — Можем подняться наверх, пока ждём Хосока, у меня остался ещё огромный лист для рисования, который ты мне приносила. Можешь использовать. — Хочу, — Нари так быстро согласилась, что это не осталось без внимания любопытной госпожи Чон, которая ни на секунду не отрывала своего взгляда от сына и его подруги. Хотя женщина уже давно стала замечать, что сыновья относятся к девушке иначе. Оба. Но в чём был парадокс, который она пыталась не брать во внимание всерьёз – это то, что от Нари исходили такие же одинаковые импульсы для ребят. На самом деле сейчас девушка не ощущала острой необходимости в рисовании, но это был отличный повод уйти. Юн ощущала прикованное любопытство от госпожи на каждом участке своего тела. Вот так обычно и проходило взаимодействие между ними. Хватало буквально пары минут, и Нари превращалась в ёжика, кропотливо пытающегося уйти. Дела обстояли лучше, если семья была в полном составе. Господин Чон вызывал у девушки приятные чувства и благодарность. — Киён, ты не забыл о своей предстоящей поездке? — внезапно плавный тон матери оглушил парня, потому что его мысли упорхнули в тихое место, где он останется лишь с Нари. — Нет, — всё же достаточно уверенно отвечал Киён. — Тогда, может, ты ещё раз поговорил бы с Хосоком? Вместо блужданий не пойми где, лучше бы помог тому, кто действительно в этом нуждается. Отец говорит, что эти партнёры достаточно привередливы, — госпожа Чон отодвинула стул и аккуратно встала с него. — Не думаю, что это хорошая идея, — Киён был уверен в своих словах, но так непривычно перечить матери, потому что он не любил её расстраивать. Но парень не хотел допускать мысль, что Хосок уезжает с ним, а Нари остаётся одна, потому что именно сейчас у девушки был не самый простой период в жизни. — Почему? Он всё равно не имеет никаких важных дел. Мне показалось, что он свободен. — Это не совсем так. — А чем же он занят? Семья должна быть на первом месте. Своя семья, — госпожа Чон обошла стол и оказалась рядом с Нари, а Киён стоял напротив них и сразу же уловил подозревающие намёки матери. — А ещё ты учила нас быть щедрыми... — Ох, — женщина легко перебила сына и направилась в сторону своей комнаты, — наверняка это был отец, а не я, — госпожа Чон покинула пределы гостиной так же тихо, как и появилась в ней. Шлейф тяжёлых мыслей всё ещё остался витать в стенах дома, а обидчивое выражение лица Юн никак не сходило. Поэтому Киён невесомо взял её за руку и направился в свою комнату. — Она меня не любит, — настоятельно твердила Нари. Она поняла с первой же фразы, что конкретно подразумевала в своих словах женщина. В последнее время ребята часто находились рядом с девушкой. Потому что конфликтные ситуации в её семье не стихали, как и её депрессивные приступы. Поэтому братья старались быть по возможности рядом. Именно сквозь окно они попадали в девичью комнату и совместно оберегали. — Просто ревность, — Киён не менял своего мнения, хотя подозревал, что в словах Нари может быть больше правды. — Всё взаимосвязано. Ты сам так сказал. — Эх, — шутливо вздохнул парень, открывая дверь комнаты, — моим же оружием. Юн легко выдохнула, как только оказалась внутри. Было не так много безопасных для неё мест в этом доме, но, конечно, комнаты Хосока и Киёна – это главные тихие стены. — Так отчётливо видно, что ты очень похож на мать, — Нари аккуратно забралась на кровать Киёна, которая была довольно высокой, и села, сложив ноги, подобно позе лотоса. — Думаешь? — Киён расположился напротив неё, полностью отзеркалив положение и даже лёгкую ухмылку. — Угу, но тебя я не боюсь. — А я порой боюсь сам себя, — Киён отвёл уверенный взгляд от лица Нари и опустил его к её рукам, в которых она то и дело перебирала свою запасную резинку для волос. — Мне кажется, себя бояться – это нормально. — Моя мудрая малышка, — парень опёрся ладонями на кровать и придвинулся поближе к Нари, вновь умышлено наблюдая за её лицом и тем, как нервно она покусывала свои губы, — расскажи мне, почему ты себя боишься? — Ну... Потому что я делаю то, что не все поймут. Потому что иногда я хочу сбежать из дома. Потому что... — Довольно, — голос Киёна звучал строго, но не осуждающе, — ты боишься своих чувств? — Получается, что да. — Тогда люди настолько склоны к боязни, что их обременяют собственные чувства? — И это? — Абсолютно нормально, — с улыбкой произнёс Киён, наблюдая облегчение на лице девушки. — Мы все чего-то боимся. Даже наш бесстрашный Чон Хосок, — парень по-доброму вспомнил брата, — на самом деле ты не можешь себе представить, насколько сильно он любит тебя и по этой причине боится себя. — Знаешь, — девушка завела свои руки за спину и так же застыла, оперевшись ладонями о кровать, по-хитрому отдаляясь от Киёна, — о тебе он говорит то же самое. Это у вас игры какие-то? — Нет, — брюнет отрицательно мотнул головой, — так странно вообще это слышать. — Но, по-моему, мы договорились не врать друг другу, — напомнила важную деталь девушка. Нари выпрямила ноги и без преград закинула их на бёдра Киёна. — Похоже, я из тех людей, кто предпочитает не всё знать. — Может, ты такой же ревнивый, как и мама? — Абсолютное нет. — Точно? — Нари умело манипулировала Киёном, несмотря на весь его ясный ум. Потому что отрицать чувства настолько тяжело, что ни один расчёт наперёд не поможет. — Значит, — девушка ловко придвинулась и перенесла руки на шею Чона, оказавшись сверху него, — такой же сдержанный, как и она, — её улыбка была слегка натянутой, потому что ей не нравился этот факт. Хосок дал Киёну всевозможные рычаги и разрешения, но Нари до сих пор не ощущала его чувства на себе. Порой это сводило её с ума. Как пару дней...***
— Это кто? — лучи солнца всячески мешали Нари сконцентрировать своё внимание на девушке, которая уверенно шла рядом с Киёном. Но вот такую же яркую улыбку у старшего Чона она заметила с лёгкостью. Девушка крепче сжала ладонь Хосока, который на удивление был абсолютно спокойный. — Понятия не имею, — честно ответил брюнет, — мама постоянно подыскивает нам каких-то подруг, — Хосок специально выделил последнее слово другой интонацией, прекрасно зная, как на это может отреагировать Нари. — Нам? — Юн вскинула бровью и убрала свою руку, размыкая их ладони. — Ты же знаешь, что это бессмысленно. Даже Киёну. Ему нахрен никто не сделался, — парень вновь приблизил Нари к себе с помощью перенесённой руки на её плечо, а второй свободной ладонью слегка потрепал девичью макушку, развевая волосы по ветру, — дай ему время, — вкрадчиво произнёс Хосок, склоняясь к уху девушки, прекрасно видя её эмоции на лице. Как усердно она следила за парой в саду и постоянно облизывала пересушенные губы. — Я его понимаю, — тяжело вздыхая, ответила Нари. — Просто... Можно я буду сейчас честна? — брюнетка с трудом оторвала свой взгляд от Киёна и повернула голову в сторону Хосока, сразу же ощущая приятные мурашки по всему телу. Иногда Нари боялась столь огромных чувств. Казалось, если Хосок не улыбнётся ей хоть разок за весь день, её жизнь потеряет определённый смысл. — Конечно, Чанъми моя, — парень определенно понимал её на каком-то новом уровне с тех пор, как признал свои сумасшедшие чувства к ней. Поэтому порой он заранее мог предугадать о её словах, просьбах или каких-либо реакций. Хосок знал, что именно так она отреагирует на Киёна, который уделял своё время кому-то другому. Он знал, что Нари нуждалась в нём гораздо больше, чем сам Киён догадывался. Самое интересное было в том, что чем больше существовала пара Нари и Хосок, тем больше девушке не хватало старшего брата. — Я скучаю по нему всегда, — Нари болезненно сжала губы и потупила свой виновный взгляд. Потому что... Разве нормально говорить о таком своему парню? — Я знаю, — Хосок приподнял её голову, перенося пальцы на подбородок, — ты понятия не имеешь, как сильно он тебя любит. Но, кажется, единственная одинаковая вещь, помимо одного лица, которая у нас есть – это сильная любовь к тебе. Ему не так легко поддаться своим истинным желаниям. — Но ты тоже сопротивлялся, — Нари показательно цокнула, вспоминая, что и Хосок, и она не сразу поняли, как им быть после внезапных перемен в их общении. — Я боялся другого, Чанъми. И боюсь до сих пор. А он точно не сможет тебя обидеть. Он правильный и такой, с которым спокойно. — Снова ты эту ерунду говоришь. Кто тебе сказал, что ты не такой? Меня всё устраивает, — девушка приподнялась на носочки и крепко обняла Хосока за шею, — спасибо, что стараешься для нас всех. Я иногда мало понимаю свои чувства и теряюсь. Только ты и Киён меня понимают. — А как же Чимин? — специально съязвил Хосок, и невесомо поглаживал девичьи руки. — Чимина не тронь, — тут же возмутилась девушка, — он прав. Вы украли меня у него, — пусть и в шутливой форме, но Нари констатировала правду, которую никто среди них не должен отрицать. — Хочешь? Можем вернуть. — Не хочу. Верни мне Киёна, — устало захныкала Нари, утыкаясь в крепкую грудную клетку парня. — Верну. Обещаю, — Хосок устремил свой пронзительный взгляд на брата, который тут же обернулся, стоило ощутить, как чьи-то зрачки делали в его спине дыру. И Киён определил уровень серьёзности, как только увидел Нари, которая обнимала Хосока, как спасательный круг.***
— Чего задумалась? — тихий голос Киёна вынул Нари из свежих воспоминаний. Но эмоции того дня вновь вернулись и образовали в её грудной клетке такую же обречённую пустоту и несправедливую обиду. Девушка не должна что-либо требовать от Киёна, но подавить это нарастающее желание у неё никак не хватало духа. — Ты меня любишь? — на этот вопрос она тоже с трудом решилась. И она не боялась ответа, более того, знала его. А утвердительный кивок от Киёна тому подтверждение. Но Нари ничего не ощущала вместе с этими словами. Ей хотелось поделиться этим с ним. Она бы с удовольствием отдала ему часть своих сомнений через терпкий поцелуй. Смотри, как мне тоже страшно, но давай попробуем сгореть из-за чувств вместе. Нари была готова сокрушаться в его объятиях каждую последующую секунду. Покажи мне с помощью желанных прикосновений, насколько тяжело тебе бороться с собой. Потому что меня не спасает ничего. Я падаю, но ты не ловишь. Киён бы обязательно доказал ей своё крепкое люблю, интенсивно впиваясь в губы, при этом нежно поглаживая волосы. Никто так усердно не тянулся ко мне. Если это и есть «сойти с ума» пожалуйста, давай не будем вызывать врача. Он бы медленно и невесомо дарил ей свои первые прикосновения на коже. Я не представляю в своей жизни никого другого, кроме тебя. Если ты мираж, пожалуйста, не дай мне прийти в себя. Иногда Киён представлял, как превращал Нари в женщину. Но теперь, когда это сделали за него, почему ему так тяжело сорваться и продолжить? Я не знаю, слабость ли это или сила. Но помоги мне, пожалуйста, начать. — Покажи, — томно произнесла Нари, подняв на парня чувственный взор. Зрачки брюнетки были расширены, как никогда ранее, показывая всё её скопившиеся нетерпение. — Нари... — Нет, покажи, — настоятельно перебила его Юн. Девушка слегка отодвинулась от парня, оставаясь сидеть на его бёдрах. Нари медленно приподняла руки и так же неторопливо лишила себя кофточки. Всё, что ей удалось распознать, это тяжёлый вздох от Киёна. Потому что её слух перестал что-либо воспринимать после того, как её рука бесконтрольно стала скитаться по собственным ключицам. К тому же пронзительный гул в голове помешал уловить, как Киён наспех освободил её от бюстгальтера, откинув его куда-то в сторону. Парень обхватил девичьи полушария своими ладонями и склонился ниже, медленно осыпая её грудь поцелуями. Ему всё казалось таким долгожданным и значимым, а собственное воображение рисовало их на холсте. Таких покорных и наконец-то свободных от личных предрассудков. Нари запустила руки в его волосы, легко запрокидывая голову назад. Движения Киёна становились всё напористее, а их тела всё ближе. Юн стала понемногу покачивать вперёд тазом, специально цепляя пах брюнета. Парень издал сдавленный стон, выбрасывая вперёд белый флаг. С одной стороны, ему хотелось, чтобы кто-то постучал в дверь или внезапный звонок прозвучал в комнате, но он знал, что никто никогда не тревожил его на личной территории, и что никакое оповещение на мобильном устройстве не даст ему нужного повода оставить тело Нари без его осторожных прикосновений. Киён не имел сил останавливаться. Вся его слабость вышла наружу, и он не боялся показать её девушке. Чон аккуратно отстранился и, немного колеблясь, поднял голову так, чтобы видеть лицо Нари напротив своего. Он боялся, что уловит отдалённые сомнения или то, что она передумает и решит, что ей это не нужно на самом деле. Ведь у неё есть Хосок, зачем ей кто-то ещё? Но во влюблённом взгляде Нари не было ничего, кроме яркого света, призывающего на действия. Девушка первая накрыла губы Киёна своими влажными устами. Она должна вернуть ему все глубокие поцелуи. Каждый миллиметр его кожи должен ощутить, как она тоскует. Юн наспех освободила тело парня от кофты, нежно прикасаясь ладонями после. — Я хочу быть твоей, как и его, — умоляющие прошептала Нари, ощущая, как тело откликалось лишь от звучания этих слов. И, видимо, на Киёна они подействовали таким же образом. Парень тут же уложил Нари на поверхность кровати, не переставая оставлять хаотичные поцелуи на её теле. Лёгкие касания его губ оставались где-то в районе шеи, ключиц, груди, спускаясь всё ниже и ниже. — Это начало конца, — неоднозначным голосом проговорил Чон, а непослушные руки снимали джинсы с Юн. — Всё только начинается, Киён, — успокаивающе проговорила Нари, когда Киён полностью лишил её одежды. Голос ни капли не выдавал девичьи эмоции, а вот ответные прикосновения, которые она оставляла на теле парня, и первый сорвавшийся тихий стон, стоило Чону заполнить её собой, показал всё долгожданное удовольствие. Девушка покорно принимала ритмичные толчки Киёна, крепко обняв его талию ногами. Она не могла не отметить разницу того, что в их первый раз она может наблюдать за выражением лица напротив. Нари закусила нижнюю губу и обняла руками шею Киёна, медленно скитаясь ладонями выше к волосам, зарывалась пальчиками и возвращалась ими обратно. Ей нравилось, как бережные прикосновения его руки оставались на её бедре и такие же неторопливые толчки, позволяющие заполнять её без остатка. — Я люблю тебя, слышишь? — Киён ускорил свои фрикции, ощущая, как стенки влагалища сокращаются в скором приближённом оргазме. Парень склонился ещё ниже, оставляя вторую руку около головы Юн. Ему нужно было запомнить каждую деталь того, как его девочка встретит первое удовольствие от него, — я обещал не срываться, но это сильнее меня. — Я люблю твою слабость в своём лице, — Нари слегка изогнулась, когда Киён приподнялся и стал активнее в своих толчках, перенося обе ладони на её талию. Ей показалось, что только сейчас он стал более откровенным и не боялся своих действий по отношению к ней, — пожалуйста, не оставляй нас никогда, — на одном выдохе прошептала Нари, встречая неизбежный оргазм. — Не буду, — убедительно проговорил Киён, сильнее насаживая девичье тело на свой половой орган, замечая, как медленно шевелятся её ресницы на закрывшихся глазах. На самом деле он не был уверен в своих словах, да и врать Нари не привык. Но Чон действительно не знал, к чему приведут их изменения. Единственное, что предпринял Киён – это больше прислушиваться к себе и не разочаровывать Юн. Вся его ответственность за неё возросла теперь в стократном размере. Ещё парень понял мотивы Хосока, который постоянно подталкивал его на действия. Он сейчас ощутил, как сильно она нуждалась в нём и как скучала. Настолько глубоко, что они лежали в обнимку на кровати уже более двадцати минут. И неловкая тишина вокруг не напрягала. Нари аккуратно выводила узоры на грудной клетке Киёна, чуть медленнее на том же месте, где у Хосока была татуировка. — Почему ты не сделал себе тоже? — спустя время отозвалась девушка. Глаза её закрылись, чтобы ещё ярче ощущать руку парня на своей спине. — Возможно, чтобы ты различала нас? — сдерживая свой искренний смех, ответил Киён, улавливая, что его настроение давно не было настолько приподнятым. Что, если это и есть счастье? Позволить себе быть любимым и любить.The end of flashback.
Нервный смех мигом разлетелся по комнате Нари, как только мучительные воспоминания закончились, оставляя послевкусие с ядом на её щеках в качестве слёз. Теперь у неё было только одно отличие... Убивающее её прошлую и настоящую. Только одно... Один из них больше никогда не придёт. Чанъми моя 19:27 Я скучаю по нему ВСЕГДА!!!!!!!! Хосок наспех откинул телефон в сторону, который ранее достал из кармана, так не вовремя тревоживший его, и в таком же торопливом темпе приподнял девичье тело перед собой и перевернул блондинку на живот. — Эй... — сконфуженно протянула Мика, но заняла нужную коленно-локтевую позу, к которой её так настоятельно подталкивал Хосок. Парень стоял около кровати и в спешке освобождал свои штаны от ремня. Как только у него получилось, он без особых нежностей завёл руки блондинки за спину, заставляя её тем самым полностью упереться лицом в матрас. Девушка охнула от неожиданности, когда ощутила сдавленность на кистях собственных рук, а следом за этим присоединилась неожиданная ноющая боль внизу живота, потому что Хосок достаточно резко заполнил её собой и так же агрессивно толкался вперёд бёдрами. Его не заботило её состояние и уж тем более получение удовольствия. — Будет больно, — констатировал он и без того ощутимый факт, потому что отчётливо ощущал сухость девичьего лона. Но Хосок знал, что Мика получит меньшую боль, будучи под воздействием расслабляющих таблеток. Да и девушка привыкла к такому поведению своего непостоянного гостя, поэтому со временем подарит ему свои вызывающие стоны. А ему бы мёртвую тишину. И такие таблетки, чтобы опустошили душу и стёрли память. Но даже то, что предлагали ему ранее, не спасали его ни на грамм. Наоборот, каждую ночь послушно искал окно.