Так, как должно быть

      Минхо резко открыл глаза.       Кошмары ему никогда не снились, и было бы странно, начнись они сейчас, в возрасте двадцати одного года, при том, что излишней впечатлительностью парень не страдал. Но непонятное тревожное ощущение, вызванное сном, который он теперь не мог вспомнить, окутало его с головы до ног и грубо выдернуло из дрёмы.       Ли потянулся к телефону и посмотрел на часы: 03:15. Раздражённо выдохнув, он откинул одеяло и, поёжившись, отодвинул шторку на кровати, опуская ноги на пол.       Херня какая-то.       В комнате царила уютная, сонная тишина, только противно тикал механический будильник возле кровати Сынмина. На кой черт он ему сдался, когда на дворе двадцать первый век и он встроен в каждый телефон, Ким ответил взглядом из разряда «мне тебя даже немного жаль». На этом все разговоры кончились, и маленькое механическое исчадие ада своим тиканьем теперь капало Ли на мозг.       Парень поднялся и, крякнув, как старый дед, тихонько побрёл в ванную, по пути растирая лицо руками в попытке сбросить непонятную, безосновательную нервозность, но стоило ему дойти до двери, он остановился, как вкопанный, а едва начавшая успокаиваться тревога накатила с новой силой. Что-то было не так.       Темнота царила кромешная, но он отчётливо слышал доносящиеся из ванной звуки, которые в тишине погруженного в сон общежития казались настолько неестественными, что у Минхо по телу побежали колючие мурашки.       Кто-то плакал, и Ли понадобилась буквально секунда, чтобы распознать в надсадных всхлипах, раздающихся с той стороны, голос Хана.       Остатки сонливости слетели с него в мгновение ока, парень рефлекторно дёрнулся вперёд, хватаясь за дверную ручку, но замешкался. Иррациональный инстинкт защитника, который включался в присутствии младшего, требовал ворваться в ванную и устранить проблему, какой бы она ни была, но его здравомыслящая сторона успела среагировать. А нужен ли он там? Джисон неспроста укрылся в уединённом месте, возможно, все в порядке, у него просто зашкалили эмоции и ему нужно побыть одному. В конце концов, будь ему нужна помощь, он разбудил бы Ли даже в такое время, тот был в этом уверен. Но внутри всё бунтовало, и парень так и стоял под дверью, как идиот, не уверенный, что имеет право здесь находиться и подслушивать то, что младший пытался скрыть от чужих ушей.       За этими внутренними колебаниями прошло около минуты, как вдруг до Ли долетел звук, который заставил все волоски на теле встать дыбом. Этот сдавленный хрип просто не мог принадлежать Джисону, нет, он не должен был раздаваться его голосом. Ничего не в порядке.       Минхо влетел в ванную, сразу же нащупывая выключатель встроенного в шкафчик с зеркалом светильника. Как только приглушённый свет заполнил помещение, он захлопнул дверь, отрезая весь остальной мир, и, промаргиваясь, повернулся к источнику звука.       Джисон сидел на полу. Нет, точнее будет сказать, что он скорчился на кафеле, обхватив себя руками и судорожно шевелил ногами, словно пытаясь вжаться в стену ещё сильнее.       Господи...       — Хан-и...       В секунду оказавшись рядом, Минхо упал на колени возле младшего и растерянно протянул к нему руки, не зная, что делать. Джисон дёрнулся, абсолютно невменяемо шаря взглядом по помещению. Его грудь часто вздымалась, и с каждым выдохом изо рта вырывались высокие хрипы, которые эхом отражались от стен. Он не понимал, где находится, и кто рядом, это было очевидно.       — Хан-и, это я. Джисон...       Голос надломился. У Минхо не было опыта в обращении с паническими атаками, все его знания ограничивались парочкой статей, которые он пролистал, узнав, что у Хана случаются такие приступы. Но это было давно, и Ли старался задвигать эту информацию куда поглубже, малодушно надеясь, что она ему не пригодится. И вот он, здесь, сидит напротив всхлипывающего младшего и понятия не имеет, как ему помочь.       Титаническим усилием воли сохраняя спокойствие, Ли протянул к нему руки и мягко обхватил лицо, пытаясь перехватить полный ужаса взгляд. Джисон вскрикнул и попытался уйти от прикосновения, начав сучить ногами по полу с новой силой, его босые ступни скользили по плитке, а на ладонь Минхо скатилась слеза.       — Джисон, — осторожно, но настойчиво разворачивая парня к себе, сказал Ли, сглатывая ком в горле. — Джисон, посмотри на меня. Это я, Минхо. Я держу тебя, всё хорошо. Пожалуйста, Хан-и, посмотри...       Джисон вскинул на него остекленевший взгляд, его колотило. Тихий голос Ли мягко проникал в помутненное сознание. Паника не давала вздохнуть, всё вокруг, казалось, представляет угрозу, но нежные интонации знакомого голоса пробивались сквозь эту пелену, вынуждая тянуться к единственному источнику безопасности. Сипло застонав на выдохе, Хан вскинул руку, загребая в кулак футболку Минхо на груди, а ладонью другой зажал себе рот, затравленно дыша через нос. Его лицо исказилось в смеси страха и недоумения, он неотрывно смотрел старшему в глаза, отчаянно сминая ткань чужой футболки. Ему было будто физически больно.       Ли сглотнул, медленно выдохнув. Поглаживая большими пальцами щеки младшего, он не моргая удерживал зрительный контакт.       — Чш-ш-ш, вот так, ты молодец, смотри на меня, только на меня, Хан-и, я рядом. Дыши со мной, хорошо? Постарайся дышать со мной.       Минхо бормотал на автомате, не до конца отдавая себе отчёт в том, что именно он говорит. Имеющиеся у него жалкие крохи информации подсказывали, что Джисона нужно отвлечь во что бы то ни стало, сосредоточить его внимание на каких-то механичных действиях. Грудь неприятно обожгло, когда Хан судорожно стиснул ткань, оцарапав кожу под ней ногтями. Лёгкая боль немного привела Ли в чувство.       — Хорошо. Смотри на меня, ладно? Дышим вместе, Хан-и. Давай, вдох...       Минхо нарочито медленно вдохнул, следя за выражением лица Джисона, и так же медленно выдохнул, повторяя этот процесс раз за разом. Хан глядел на него во все глаза затравленным зверьком, не разжимая рта. Однако постепенно, под влиянием ласковых уговоров и пристального мягкого взгляда, подстроился и задышал чуть размереннее, интуитивно повторяя за старшим. Затуманенный взгляд немного прояснился, став чуть осознаннее. Хан ещё крепче вцепился в Ли, заторможенно смаргивая слезы.       Потребовалось не меньше пяти минут, чтобы неадекватная дрожь в теле младшего начала стихать, а вздохи перестали напоминать предсмертные хрипы утопающего, и эти пять минут стали для Минхо одними из самых сложных в его жизни.       Он был в ужасе.       Как это часто бывает, если ты слышал мельком, что у кого-то где-то там произошло что-то плохое, ты можешь посочувствовать, можешь попытаться представить, каково это, кто-то очень неравнодушный даже попытается помочь, но чаще всего ты мысленно вздыхаешь с облегчением, что это случилось не с тобой, и как бы ни старался, не можешь до конца это прочувствовать. Минхо тоже не мог.       Он знал, что у Хана такое случается, и узнал об этом случайно из непреднамеренно подслушанного обрывка разговора между ним и Чаном, но никогда не видел, как это происходит. Джисон же ни разу не поднимал эту тему даже с ним, хотя симптомы его тревожности сложно было скрыть, когда она накатывала на него в толпе или на вечерних репетициях, когда он был эмоционально измотан к концу дня. И тем не менее, Хан помалкивал в тряпочку, запираясь на замок в своей черепной коробке, и одному богу известно, что там у него происходило. Но, чем бы оно ни было, в итоге усугубилось настолько, что окончательно вышло у него из под контроля. И Минхо было паршиво, как никогда, от мысли, что Джисон всё это время был один на один с этим, а он даже не попытался помочь и надеялся, что оно рассосётся само собой каким-то магическим образом.       Горло сдавило, а сердце было готово разорваться, пока он смотрел в перепуганные глаза напротив и ощущал груз такой неподъемной вины, что она грозила раздавить его в любую секунду.       От того, чтобы окончательно погрязнуть в самобичевании, Минхо отвлёк гортанный звук, вырвавшийся у Джисона. Его взгляд прояснился, и на смену бушевавшему там несколько минут назад ужасу пришла тупая боль. Парень опустил голову и крепко зажмурился, хватаясь за Минхо теперь двумя руками, а его плечи мелко затряслись. Начался отходняк.       Старший среагировал мгновенно и подался вперёд, обхватывая Джисона руками и крепко прижимая к своей груди. Рыдания сотрясали худое тело, а из горла время от времени вырывались неконтролируемые стоны, резонируя у Минхо в грудной клетке.       Ли баюкал его в руках, шептал ему в волосы всякую чушь, мягко поглаживая по трясущейся спине, целовал взмокший висок и изо всех сил старался не заплакать сам, сдерживая всхлипы, раздиравшие ему горло. Было просто невыносимо. Хотелось выдрать это дерьмо прямо у Джисона из головы, оторвать липкие щупальца, которыми эта дрянь опутала его всего изнутри, и сжечь на ритуальном костре, но всё, на что он был способен, это сжимать его в объятиях ещё крепче, силясь спрятать от всего мира, когда спасать нужно было от того, что находится внутри него самого.       Неизвестно, сколько времени они провели вот так, сидя на полу и вцепившись друг в друга, пока дрожь в теле Джисона не утихла, а жалобные стоны перестали срываться с губ. Минхо пребывал в полубессознательном состоянии, встреча лицом к лицу со страхами Хана оказалась для него слишком тяжёлым ударом. Он продолжал нежно гладить парня по спине трясущейся рукой, пока тот тихо сопел ему в грудь. Спустя ещё несколько минут Джисон разжал мёртвую хватку на теле Ли и медленно, обессиленно откинулся назад, стукнувшись затылком о стену. Остатки минувшей истерики ещё прорывались наружу в том, как судорожно он время от времени втягивал воздух сквозь стиснутые зубы. На Минхо он не смотрел.       Старший сидел рядом на пятках, по инерции продолжая дышать с ним в унисон, боясь, что если он перестанет это делать, Джисону снова станет хуже, и наблюдал за ним огромными глазами. Пережитый только что страх давал о себе знать мерзким покалыванием в ослабевших конечностях. Его потряхивало от эмоций и ощущения беспомощности, которую он испытал, а чувство всепоглощающей вины накатило с новой силой. Воцарившаяся тишина оглушила его, он хотел что-то сказать, но мог только шевелить губами, как рыба, выброшенная на лёд.       — Прости...       Что?       Минхо таращился на Хана с отвисшей челюстью. Что... Он только что... Что происходит?       Часто моргая, старший глядел на уставившегося в пустоту Джисона и не мог поверить своим ушам. Он извиняется перед ним?..       — Нет.       Хан медленно поднял на него взгляд. Глаза красные и опухшие от слез, которые ещё не высохли на его щеках.       — Что «нет»...       — Нет! — Минхо била крупная дрожь, он окончательно потерялся в происходящем. Постепенно осознавая, какие демоны жили в этой милой голове и терзали Хана изо дня в день, пока сам Минхо делал вид, что их не существует, он укреплялся в желании разбить голову о стену. Но то, что Джисон считал нужным извиняться за это, стало для Ли последней каплей.       Вымученно вздохнув, Минхо протянул к нему руки, вновь обхватывая заплаканное лицо, и приник к его взмокшему лбу своим.       — Больше никогда не извиняйся за такое. Слышишь меня? Никогда. Не передо мной, Хан-и, — прошептал Ли на грани слышимости.       Это ощущалось, как полный бред. Они были друг для друга самыми близкими людьми, порой настолько, что грань между ними стиралась, и они существовали, как одно целое. Минхо знал про Джисона всё, и понимал, что тот знает о нём ещё чуть больше. Они словно существовали на одной частоте, и когда Хан терялся в открытом космосе своих мыслей, только Минхо мог послать сигнал, который достиг бы его и вернул обратно из холодного и кошмарно одинокого Ничто.       И так было почти с самого начала, пока эфемерный монстр, живущий у Хана в голове, не стал обретать чёткие очертания и не заявил на него свои права, буквально выдирая младшего у Минхо из рук. И столкнувшись с ним лицом к лицу, Ли понял, что как бы ему ни было страшно — Хану ещё страшнее, и оставить его с этим ужасом один на один он теперь физически не способен.       Он любит Джисона. Не той оголтелой фанатичной любовью, которую ему порой приписывали: он знает его недостатки, не раз видел в не самых красивых ситуациях, и идеализированного образа после нескольких лет жизни под одной крышей у него тоже не осталось. Но всё это не имело никакого значения в те моменты, когда Хан улыбался ему своей неповторимой улыбкой, мирно сопел под боком, отключившись за просмотром фильма, или молча брал его за руку, когда Минхо в этом нуждался. И Ли знал, что Джисон чувствует то же самое.       Слегка приоткрыв глаза и выдохнув через рот, Минхо сократил остававшееся между ними расстояние и нежно коснулся его губ своими.       Он не углублял поцелуй, не усиливал хватку ладоней на горячем лице младшего, даже не шевелился, только медленно дышал, снова зажмурившись, изо всех сил стараясь передать Джисону то всеобъемлющее чувство безусловной любви, что буквально затопило его изнутри.       Не было никакого вау-эффекта и бабочек, дыхание оставалось размеренным, хотя до этого они никогда не пересекали эту черту. Это всё казалось попросту неуместным, да и взяться этому было неоткуда: Минхо знал, что Джисон не оттолкнет его. Просто сейчас он ощущал жизненную необходимость донести до младшего, насколько тот дорог, дать почувствовать ту нежность, что тисками сдавливала его сердце, но он не смог бы выдавить из себя ни звука, и это был лучший и самый естественный способ донести все без слов.       Хан обмякал в его руках, как медленно сдувающийся воздушный шарик. Всё напряжение от пережитого постепенно покидало его, но покидало кошмарно медленно, словно усталость яростно отвоевывала каждую клеточку в его теле у сковавшего их страха. Он дышал поверхностно и с большими паузами, прижимаясь к старшему и едва ощутимо сжимая руки на его боках. Было тепло. Спокойно.       Глубоко вздохнув напоследок, Хан чуть крепче прижался к нему губами и отстранился, опираясь на стену, устраивая обессиленные руки у Минхо на бёдрах.       Снова воцарилась тишина, но в этот раз никто не спешил прерывать её, наслаждаясь спокойствием, которое внезапно окутало обоих пуховым одеялом. Так бывает, когда после вспышки страшной боли она вдруг резко отступает, и ты, наконец, можешь вздохнуть полной грудью, не боясь скорчиться в новом приступе агонии.       Парни сидели напротив друг друга, Хан вяло водил пальцами по ногам Минхо, пока тот укрывал его ладони своими.       — Давно?       Минхо заторможенно моргнул и медленно кивнул несколько раз, отвечая на единственный вопрос, который должен был быть задан.       — Давно.       Они помолчали ещё какое-то время.       — Почему не сказал?       Минхо ответил не сразу, задумавшись. Хотел ли он признаться? Да, мысли были. Ещё на первых порах, когда он только-только начал понимать, что это за чувства. Почему он этого не сделал?       — А что бы это изменило? — Он мягко посмотрел на Хана, без упрёка, просто констатируя факт.       И это было правдой. Он не озвучивал своего признания, они не обменивались обещаниями вечной любви или чем-то в этом роде, но в остальном всё было так, как должно быть, и Минхо было... достаточно.       Возможно, когда-нибудь они пришли бы к этому разговору другим путём, более романтично, со свиданиями, смущенными улыбками или ещё какой банальной, но заставляющей сердце трепетать ерундой, которая была в их отношениях с самого первого дня и могла за секунду поменять свой эмоциональный окрас, стоит заменить слово «друзья». Но сейчас, сидя в полумраке на полу, оба ощущали такую неприкрытую любовь, что она не требовала никаких слов.       Джисон взял Минхо за руки и подался вперёд, возвращая ему поцелуй.