Перенасыщение

      — Агент Феникс выпил и пытался завести дружбу, я ответил категоричным отказом, но он продолжал настаивать. Мне пришлось взять его в захват и прижать к стене, чтобы показать, что я воспринимаю его негативно, на меня попала его дезоксирибонуклеиновая кислота и отсек D10-3 занялся его обработкой, которая выявила, что моя задача в том, чтобы преследовать нового радианта.       Кай/о не может поверить -- он говорит это. Он не может поверить в то, что Сова спросил именно про это.       —Мне пришлось отключить его, потому что он не контролировал себя, и перенести в его дом на ночь. Следующим утром, агент Феникс вновь пришел ко мне с агентом Джетт и вернул мне рубашку. Я поблагодарил их за визит, потому что Бримстоун приказал мне проявлять терпение к радиантам, но они начали оскорблять мою одежду и вновь пытаться разговорить меня. Агент Феникс в пыле разговора случайно обжег радианта Джетт. Я предоставил ей аптечку для залечивания ожога, не приближаясь к гостям. Агент Феникс вновь приблизился, утверждая что я не смогу его убить. Я использовал подавление, ударил об стол и сказал, что могу всего лишь сильно покалечить. Придавил к столу и он пытался оказать сопротивление ногами и оттолкнуть меня. Однако…       Кай/о всеми силами пытается задержать свое самостоятельное тело и приказать ему заткнуться, однако все что он может сделать вызвать на экране восклицательный знак кислотного неонового цвета. Сова вероятно хотел услышать от него, что Кай/о испытывает непреодолимое презрение и ненависть к радиантам, что могло сделать робота потенциальной опасностью, а не то, что он испытывает проблемы девочки подростка за двенадцать, едва справляющейся с бушующими гормонами.       — Он вызвал какую-то реакцию. Мне захотелось смотреть на него, заставлять его дрожать и молить о пощаде. Мне хотелось видеть все его тело, касаться его тела и получать ответные прикосновения. Чувствовать жар и исступление. Чувствовать себя освобожденным от мыслей о будущем, хотя бы ненадолго. Я смог дать примерное определение, хотя оно не будет до конца верным. Я классифицировал это как позыв к размножению, что с точки зрения моей конструкции невозможно и недопустимо.       — Понятно. Спасибо. — Тихо и холодно говорит Сова. А как же иначе? Какая другая должна быть реакция у самого расчетливого и серьезного агента протокола? Лишь пустота в голосе и непоколебимость эмоций. От холодного тела Кай/о рядом становится на душе легко, а мысли проясняются. Теперь все встало на свои места, и можно рационально подумать над решением данной проблемы. Но дело в том что Сова не видел в этом проблемы. Совсем.       — Из моих уст не услышишь брань. — Говорит разведчик со всей своей внимательностью наблюдая за изменениями на экране Кай/о. — Это действительно интересно. И раз твоя конструкция для такого не предназначена, но все же подобное случилось, значит...ты можешь развиваться самостоятельно, добавляя себе новые функции.       Разведчик был свидетелем его позора, и Кай/о нечего добавить, когда под его тело встраивается управление. Он молча сверлит визорами чужое лицо, не понимая эмоции, которая могла бы описать внутреннее отвращение мужчины к роботу.       Сову ведёт разум. Никакого осуждения, никаких насмешек в сторону Кай/о. Лишь видимость текущей проблемы и неподдельный интерес. Может, многим бы показалось такое поведение Совы слишком скучным — отсутствие истерик и подколов действительно быстро надоедает. Но сейчас для них нет места.       — Никто не узнает об этом диалоге. Обещаю. — С этими словами он невесомо касается плеча Кай/о, и уходит обратно в дом чтобы наконец привести себя в порядок.       Мимолетное прикосновение Совы к плечу, вызывает сумрачный трепет и желание идти вслед, что он и делает. Однако, опомнившись на середине пути, он понимает, что после оказания помощи, Кай/о может быть нежелательным гостем и оставить Сову, чтобы он спокойно провел остаток своего отпуска без участия робота.       Кай/о делает вид, что возвращается за рубашкой и нагибается над ней, чтобы подхватить на руку. Перебрасывая ее через плечо, он останавливается на выходе.       — Ты останешься? Или есть дела? — Спрашивает Сова с полотенцем на плече прежде чем пройти в ванную комнату. — В любом случае можешь заходить в гости когда хочешь. Я всегда тебе рад.       Разведчик замер, касаясь ручки двери, задумчиво и как-то грустно смотря куда-то в пол. В голове шуршат мысли, но выделяется одна единственная, что едко прожигает разум, заставляя Сову сто раз ещё подумать прежде чем робота отпустить.       — У меня нет дел. Мне нравится твоя компания. Но я не хочу навязываться, — относительно честно произносит он, натягивая рубашку на плечи. — Я бесполезен на острове без оружия или того, кого нужно уничтожить. Поэтому просто болтаюсь повсюду пытаясь принести пользу. И, спасибо за помощь. Я знал, что могу тебе доверять.       Он обходит Кай/о и преграждает ему выход. Явно желает что-то сказать, но долго мнется и нужные слова подбирает. Чтобы не звучало слишком плохо.       — Нравится...? Я рад. — Да, пришлось переспрашивать, ведь социально не развитому разведчику чужды такие эмоции.       Кай/о едва умещается в дверном проеме, слегка пригнувшись, когда Сова останавливает его мягко заблокировав путь на улицу и начинает говорить. Мужчина высокий, но робот даже сантиметров на десять больше, не выдерживает конкуренции в подаче авторитета. И Кай/о это нравится. Нравится надежность, не настойчивость и знание своего дела. Подаваемый за прохладу интерес и все что делает агента Сову, агентом Совой.       Сова задумчиво смотрит на робота и говорит, понизив голос.       — Если думаешь, что после этого случая что-то изменилось, то выбрось эту мыслю из головы. Мое отношение к коллегам не меняется так быстро из-за какой-то ерунды. Которую, между прочим, мы уже успешно решили. — Ему совершенно не нравится эта поспешность в действиях Кай/о, как будто тот хочет убежать. — Держать тебя тут насильно не собираюсь, но и не хочу чтобы ты выстроил в голове ложные представления об наших взаимоотношений.       — Я знаю,Сова. — Он собирается дополнить что-то, однако его визоры фиксируют всплеск радиантовой энергии, в области кибернетики Совы. Мужчина в этот же момент быстро моргает, будто справляясь с болью и пытается это скрыть. — Буду откровенен, если ты доверяешь мне так же, как я тебе, тебе действительно нужно рассказать, что с твоим глазом. Ты в порядке?       На экране высвечивается вопросительный знак, когда Кай/о выходит из заточения дверного проема ближе к Сове.       — Ах... мой глаз. — Отсраненно шепчет Сова, отводя взгляд и касаясь рукой правой стороны лица. — Он действительно мешает. Когда радианита слишком много, или он слишком активный, появляются...так скажем, не очень приятные побочные эффекты.       От напора Кай/о пришлось отойти на пол шага назад и голову приподнять чтобы и дальше держать зрительный контакт. Хотя где у робота глаза — не понятно. На фоне крупного Кай/о Сова кажется непривычно маленьким и хрупким. До той поры, пока не начнёшь с ним диалог или просто не взглянешь в глаза.       — Кровь это лишь вершина айсберга. Неприятностей намного больше. И иногда...— Он шумно сглотнул подступивший к горлу ком сомнений. — ...боль доводит до безумства.       Не сказав больше ни слова, он нырнул обратно в дом, ведь снова голодный желудок дал о себе знать громким ворчанием. Завтрак Сова решил не разогревать — схомячит его так, ведь его совсем не волнуют потерянные питательные вещества в пище. Разведчик давно позабыл что такое правильное питание, ел всегда как попало. Да и крепкий желудок вполне этого позволял.       Кай/о следует за Совой, тяжелый и слишком высокий для потолков и дверей. Когда они заходят на кухню, робот садится на стул, который однажды уже смог его выдержать, а не на хлипкие кухонные табуретки. На этой кухне он тоже чувствует себя слишком габаритным и даже не может просунуть ноги под стол.       — К Сейдж и Киллджой я не стал обращаться, да и вообще никому не говорил. Сам знаешь почему. Не хочу лишних хлопот. Но вот сейчас достаточно времени для изучения этого феномена. — Кажется, рассказать придется больше чем планировалось. — Глаз создан из тонкого мягкого пластика, но от него лишь оболочка. Все остальное из чистейшего радианита тех времён. Тогда он был немного другим. И глаз напрямую соединён с живой плотью, с мозгом. Но я не могу сказать точно что это — причина боли.       Сова сидел за столом, но пока говорил к еде даже и не притронулся, все внимательно смотрел на Кай/о и размышлял как лучше передать ему своей проблемы. Может, решение найдется.       Выслушав агента, он кивает, показывая, что полностью понимает Сову. И это отвечало на вопрос, почему он уловил вспышку радианита.       — В моих библиотеках есть информация по починке имплантов и кибернетики, ты хочешь, чтобы я посмотрел, что можно сделать? Даже если это старая модель или модель прекращаемая производиться, моих ресурсов хватит для поисков. — Внезапно отклоняется он от поисков и склоняет голову. — Почему бы тебе не поесть? Или я так паршиво готовлю?       Робот старается быть участливым, но у него плохо получается, ведь весь внутренний мир и пылающие ощущения, преданность и желание спрятаны под обшивкой и голоэкраном, показывающим скудные знаки препинания или в некоторых случаях фразы. Его голос становится не слишком механизированным, только когда Кай/о острит или шутит, что он считал неправильным в этом доме, с этим человеком.       На предложение найти информацию в базе данных кибер-агента, Сова согласно кивает, а второй вопрос, о еде, вызывает невольную улыбку. Он протыкает вилкой остывшую яичницу — золотистая корка аппетитно хрустит, и отправляет ее в рот.       — Нет, конечно же нет. — Добродушно отвечает Сова, прожевав кусочек завтрака. — Я редко когда беседую за столом. Так бабушка учила, но раз такой случай, то могу сделать исключение.       У Совы нет потребности быть понимаемым, ведь он сам очень плохо проявляет какие-либо эмоции. Но, безусловно, его радует эти капли заботы, что он едва улавливает в действиях Кай/о. Правда разведчик засунул эту радость в самые глубинки огромной души.       Он запинается, вспоминая как нелепо Кай/о смотрится в этом крошечном домике, и как жалобно скрипят половицы под каждым его шагом, поэтому Сова, съев уже почти все на тарелке, предлагает:       — Если тебе некомфортно, то мы можем пойти прогуляться. Да и не волнуйся на счёт солнечного удара, я в полном порядке.       Кай/о дожидается, пока Сова заканчивает трапезу, находя странное волнующее удовлетворение в том, что кто-то ест то, что он готовит - не то, чтобы робот когда либо сомневался, что в своих кулинарных навыках - и выходит на улицу под сухой ветер. Прежде чем выйти вслед за коллегой, Сова наскоро переодевается, выкинув эту старенькую футболку в стирку и, конечно же, не забывает про панамку.       Солнце медленно расцветало в зените, так что под пальмами, должно быть стоять приятно. Кай/о садится в песок.       — Так как называется твой имплант? Или год? Или какое нибудь условное значение? Будет трудно искать без данных. — На всякий случай он разделяет библиотеки будущего времени и настоящего, кто знает, к какой путаннице это может привести? Перед ним миллиарды моделей начинающиеся с самого зарождения цифровых имплантов.       — Вектор 94, 2042 года выпуска. Как раз после первой вспышки. — Задумавшись, отвечает Сова, присаживаясь в тень на песок совсем рядом, облокотившись о ствол пальмы. Дерево едва пошатнулось от веса мужчины.       Кай/о поднимает голову к солнцу, регулируя экран для снижения яркости. Он мог искать и не пользуясь им, но он хотел полностью посвятить свой мощный мозг помощи и не отвлекаться ни на что другое.       Вектор 94 находится не сразу и инструкция из будущего к нему выглядит так, словно ее клепали еще в Советском Союзе. Кто бы не хотел делать все возможное, чтобы соглядатаи не обнаружили документы и методички, у него это почти получилось. Однако, Кай/о может многое вернуть, просто переключившись на точно такой же документ, но из настоящего, до которого еще не успели добраться. По виду и по установке, такой же как у Совы. Он приступает к чтению.       Обняв колени, Сова устало уставился на пляж, что всё ещё лишен каких-либо признаков жизни — лишь вдалеке бегло прошли от бунгало к бунгало пару рабочих. Удивительно, что протокол умудрился забронировать целый остров на месяц лишь для того, чтобы агенты хорошо отдохнули. Правда они не учли, что для некоторых членов протокола Валорант отдых превратится в нервотрёпку.       Сова чувствует эту манящую прохладу титанового сплава у себя под боком, и волей не волей сползает к ней. Ленивое солнце едва процеживается через плотные и широкие листья пальмы, а мягкий ветерок убаюкивает и успокаивает, и вот вот Сова просто грохнется на плечо Кай/о — уже щекой чувствует этот холод. Но, как подобает хорошему агенту, он отстраняется и головой мотает, убирая подступившую сонливость.       Заметив, как Сова едва не прислоняется к нему от жары, робот включает больше внутренних вентиляторов, чтобы с небольшой вероятностью холодный поток добрался и до мужчины, который не переносит жару. Он вспоминает людей из самолета, которые смотрели на него как на самое страшное событие в жизни, когда он ворвался туда в пляжном наряде и сел в одно из кресел принеся из багажа всего один голографический журнал. Ближе к середине душного пути, от сломавшегося кондиционера пеклись все, кроме двух пожилых путешественниц, которые не отлипали от него всю дорогу и говорили, что Кай/о “хороший мальчик” и предлагали ему леденцов.       Кажется, это не помогает.       — Тебе не обязательно умирать от жары и сидеть в полуметре от меня. -произносит он, читая методички и инструкции. — Ничего страшного, если ты прислонишься. Я вытащил тебя из дома с кондиционером, теперь моя обязанность предоставить холод.       — Не нужно, я ведь сам первым предложил пойти на прогулку. Мне нужно привыкать к новым условиям, ведь в будущем это обязательно пригодится. - Сова улыбается уголком рта. -Хотя, судя по прошлым миссиям, я всецело отдаюсь заданию и никак не реагирую на какие-то условия. Как-то, на одном из заданий, куда отправили только меня, Рейз и Чембера, я настолько сильно забылся, что грохнулся в обморок во время патрулирования. Это было в Марроко, там, где Кингдом…       Сова резко замолкает, замечая за собой излишнюю разговорчивость, но также чувствует как приятно стало на душе после небольшого монолога.       — Просто сохраняй баланс. — Кай/о пожимает плечами в ответ на слова Совы и продолжает чтение. — Я нашел инструкцию по твоей модели. Есть заметки, что их больше не выпускают и все готовые прототипы подлежат уничтожению из-за нарушений правил безопасности. Я не могу не согласиться с техниками техасского университета.       Исходящий от Кай/о поток свежего воздуха все же заставил Сову передумать, и разведчик осторожно падает на плече робота. Жёстко, непривычно чувствовать под своей щекой безжизненный титан, но ничего не поделать. Зато теперь мысли не скукоживаются как тихоходки при высоких температурах. Сова на этом не останавливается, и прижимается уже всем боком, ведь желанный холод так и манит.       А теперь оставалось только ждать пока Кай/о найдет нужную информацию. И надеяться что проблему получится решить очень быстро. Даже забавно получается — Сова столько лет мучается с дефектом глаза, а сейчас есть вероятность того, что боль уйдет надолго за сутки или за двое.       Кай/о возвращает визоры к норме и все пылает яркостью. Песок насыщенно желтого, небо - синего. Он убавляет контрастность, потому что остров уже немного поднадоел обилием цветов. Робот поворачивается к Сове, который трепетно прижимался к его руке ища холод. Кай/о решает оставить эту картину до поры, когда он будет в комнате в одиночестве и ему нужно будет полюбоваться на что-нибудь красивое.       Он никогда не рассматривал людей так как сейчас. Не было привычки. В настоящем у него много времени, чтобы вычерпывать из памяти крошечные моменты и находить красоту. Бримстоун однажды случайно коснулся его своей бородой, и ощущение шерсти впало в мысли надолго. Ему пришлось покупать и прятать в комнате сразу несколько жесткие кисти, на которые он глазел и трогал их часов пятьдесят. Кажется, следующий на очереди Сова с изображением его лучистых ясных глаз.       — Есть на примете J38. Американская модель. Можно выбрать любой цвет зрачка. Он совершенно безопасный и безболезненный. Ты можешь посмотреть на него.       Он плавно поворачивает к Сове экран и предлагает взглянуть на крутящийся кибернетический имплантат состоящий из прозрачного зрачка и тонкой скрученной нити, которая по сравнению с беспощадным твердым стержнем нынешнего глаза, выглядит невинно.       — Я могу провести замену, это легче чем кажется. Мы можем извлечь кибернетику вместе с “хвостом”, и сразу поставить новый. Только ждать придется несколько дней, пока его не доставят на остров.       Сова нутром чувствует как его разглядывают невидимые глаза. Хотя скорее всего датчики, экран, ну или что-то ещё. Поэтому, вдоволь пропитавшись холодом, он отсраняется и поднимается, отряхивая шорты от песка. А после бросает оценивающий взгляд на изображение, предоставленное Кай/о.       Этот глаз кажется таким маленьким, блеклым, хрупким и совершенно ненадежным, но кто Сова такой чтобы отказаться от здравого решения поменять, наконец, старый имплант? И пусть в душе предупреждающе скребут мыши, Сова даёт свое согласие простым вопросом:       — Сколько за него надо отдать?       Робот не был готов к тому, что Сова согласится на замену так быстро. Все таки, такие вещи обдумывают днями, может неделями, но стало понятно, особенно после последней фразы, что боль разъедает Сову слишком долго. Движения мужчины становятся нетерпеливыми и жесткими.       — Если отдать старый образец, новый предоставляется с семидесятипроцентной скидкой. Плюс, я добыл к нему пару купонов так что конечная цена за него будет составлять две тысячи пятьсот долларов вместе с доставкой. Остров недалеко от склада, прибудет сюда в воскресенье.       Обойти пару блокировок с парой купонов и выбить совершенный представитель сегмента за один процент от реальной стоимости, Кай/о считает, что он хорошо поработал. Иногда хорошо, когда твой мозг суперкопьютер, который кроме убийств, может хакать и проводить химические анализы.       Ждать Сова может сколько угодно, но вот снова пробирается под кожу это треклятое покалывание, тянется через висок в мозг, и распространяется жгучей болью, заставляя разведчика едва содрогнуться. Он отворачивается, чтобы Кай/о не дай бог почувствовал неладное, и устремляет свой взор на чаек, которые копаются на побережье океана.       И что на этот раз? Тут нет радианита, ведь Сова проходил под этими самыми пальмами столько раз, что уже можно спокойно присваивать этот песок и три несчастных дерева им, ставить под ними шезлонги для отдыха и наслаждаться прохладой и кокосовым молоком.       Боль распространяется медленно, но тянет разум вниз, отчего мыслительный процесс замедляется, сбивается пульс, дыхание. И Сова уходит ещё дальше от Кай/о, но всё ещё остаётся в тени, и не сводит взгляда с птиц, как будто они его очень сильно заинтересовали. Но вот чайки улетели, и Сове больше не на что смотреть. И только тогда, когда разведчик потерял видимый объект для наблюдения, в голове пролетела серьезная мысль.       — Мы можем удалить глаз до прибытия нового? Мне не привыкать. — Тихо и не оборачиваясь просит Сова, пряча руки в карманах шорт. Его голос предательски дрожит, ведь разведчик явно не хочет испытывать события прошлого вновь. Даже не смотря на то, что теперь это все будет происходить в более...адекватной обстановке.       Сова отходит от него, стараясь укрыть глаз. Но для того, чтобы понять, что друга пожирает адская боль, Кай/о не нужно подходить ближе и смотреть на корчащееся лицо. Достаточно проверить внезапно замедлевающийся пульс и измерить частоту дыхания.       Кай/о кивает и поднимается с песка. Ему жаль, что Сова не рассказал о боли раньше, потому что операция это неприятный, но быстрый процесс.       — Да. В любое время. Для работы мне нужен будет только свет и пинцет.       Они возвращаются в дом и Кай/о, не обращая внимания ни на что, идет к стойке с алкоголем. Откупорив новую бутылку кроваво красного вина, он с механической точностью и расчетом наливает ровно половину и кладет рядом три белые таблетки.       — Это может быть немного больно, потому что искусственная плоть срослась с мозгом. Под этим я подразумеваю - будет очень больно. Я буду делать извлечение постепенно, чтобы ничего не повредить. Тебе лучше уснуть.       Кай/о делает всё очень быстро, в чем Сова даже не думает сомневаться, поэтому разведчику остается только перевести на счёт коллеги названную сумму да лечь под пинцет. Волнующе? Нет. Постепенно, с каждым отпечатком на песке, Сову тревожит лишь рокочущий страх, что зыбким болотом тянет его на дно и заставляет остановится. Потерять зрение? Снова?       Но разведчик движется, вопреки мыслям, ступает вслед за Кай/о, все еще смотря в никуда. Он зациклен. Зациклен на бессознательном восстановлении памяти, что с точностью показывают ему события из прошлого: обрывки фраз, яркие моменты. Все то, что он давно спрятал и оставил гнить в глубоком темном погребе своего разума.       Он не замечает, как врезается в Кай/о, почему-то замершего на кухне, а только потом до Совы доходит смысл сказанных слов.       Манящая прохлада...       — Не обещаю что буду адекватно мыслить после алкоголя и болевого шока. — Хмыкает Сова, послушно сгребая все приготовленное со стола и отправляя в рот, уже на первом глотке вина чувствует, как теплый алкоголь разливается, кажется, по всем кровеносным сосудам.       — Но я полностью тебе доверяю. — Напоследок говорит Сова и ложится прямиком на аккуратно заправленную кровать.       Снотворное действует быстро, и уже через десять минут, здоровый зрачок Совы не показывал реакции на свет. Кай/о погружает комнату в сумрак и делает имитацию выдоха, больше для успокоения себя, чем для реальной нужды в воздухе.       Кай/о наклоняется над чужим лицом и внимательно осматривает кибернетику, продолжающую бороться со сном и следить за роботом отдельно от соседа. Ее можно выключить только световой командой, прежде чем вырывать из гнезда с корнем и Кай/о вызывает необходимые сигналы своим же экраном. Зрачок тускнеет и возвращается в неподвижное состояние.       Снотворное действует не сразу, но сонливость медленно расползается по телу, а и без того удобная кровать становится ещё мягче и теплее. Цвета вокруг тускнеют, стены сжимают со всех сторон, как будто запечатывая разум Совы в картонную коробку с поролоном. Рядом мелькает голова Кай/о, и разведчик хочет её рассмотреть, но сфокусироваться попросту не может.       Проходит время, и он засыпает. Не до конца — протез ещё работает, противится, создавая в голове Совы лишь размытые образы, ибо спящий мозг совсем не хочет принимать сигналы от бушующего глаза.       Бот поддевает зрачок пинцетом и приподнимает, вытягивая вместе с плоской линзой еще и провода, обернутые полимером. Все едва держится друг на друге, и казалось, потяни за линзу посильнее и она взорвется прямо над лицом Совы оставившего свое тело на распоряжение Кай/о, явно не для этого. Вытянув полимер на толщину пинцета, он медленно вырывает его из глазного шара, вместе с кусками мяса древних и недавно вскрывшихся ран. Кровь не останавливаясь течет, и временами ее было слишком много, чтобы ее могли убрать обычные ватные шарики, так что Кай/о использует полотенце.       Когда полость ножки скрытая глазом была выставлена на свет, Кай/о начинает действовать как рыбак, чередуя постепенно тянущие и толкающие движения, позволяя приспосабливаться к пустоте, возникающей за движениями. Это было непросто, потому что корень сидел глубоко под черепом и Сова даже дернулся пару раз, то ли во сне, то ли Кай/о все же задел нерв мышечного аппарата. Но кажется все обходится, потому что с легким сопротивлением на конце, роботу удается держать в руке весь имплант без повреждений или отпавших кусочков стекла, полимера или резины. Без связи с мозгом, радианит входит в простой, прекращая искрить.       Он отмывает протез под проточной водой, насухо вытирает и кладет на тарелку, чтобы не потерять. У кровати с мужчиной, он окунает все оставшиеся ватные тампоны в кровь, протирает глаз с пустой областью зрачка и плотно заматывает бинтами. По пробуждению, его ждет невыносимая боль. Кай/о надеялся, что все время, пока проходит послеоперационное состояние, Сова будет спать и восстанавливаться, но на всякий случай кладет рядом с тумбочкой стакан и воду.       До пробуждения остались какие-то несколько часов. У него есть время полистать журналы, заказать новый глаз, бесцельно побродить по дому, измеряя человеческий пульс каждые три минуты.       Сон тянется одной белой линией посреди чернеющей пустоты. Больше ничего и не видно, лишь контрастные полосы, пропадающие далеко за невидимым горизонтом. И чувство умиротворения, забрызганное вокруг. Но проходит время, и яркая вспышка возникает из ниоткуда, ослепляя Сову. И постепенно свет рассасывается, отдавая цветными мыльными пятнами, а те уже пропадают в непроглядной темноте.       Он ничего не видит?       Он ничего не видит! Разведчик просыпается шумно, резко садится, но сдерживает вопль, полный дикого ужаса. Прикусывает губу до крови, но это не помогает заглушить пульсирующую боль, что пылает и сводит мышцы по всей правой половине тела. Разум противится, не понимает, не хочет принимать факт того, что одного из органов зрения уже нет. Всячески строит картины в голове, где показывает как хорошо жить с парой глаз, где нет этой боли, где нет помех, а лишь чистое человеческое зрение.       Сова стискивает одеяло до боли в костяшках, и глубоко вдыхает, пытаясь восстановить сбитое дыхание. На месте правого глаза дыра, а левый попросту не справляется с поступающей информацией, вгоняя Сову в ужас. Но он терпит. Ибо помнит, что на сей раз не его вина в случившимся.       Он отчаянно рыскает здоровым глазом по комнате, пытается найти что-то или кого-то, за что можно зацепиться. И натыкается на Кай/о, что виднеется неподалеку. Поворачивается к нему, и хочет что-то сказать, но на язык попадает солоноватый вкус жидкого железа. Кровь. Сова касается дрожащими пальцами своих губ, понимая, что кровь везде — на руках, на кровати, на лице и одежде.       Кай/о наблюдает за Совой, испуганно-болезненно стягивающего к себе простыни, на грани сознания мешкаясь и не зная какую помощь можно предложить. Он вертит в руках обезболивающие - много их, он бы сказал все что есть - и подходит на расстояние вытянутой руки.       Сейчас ему очень сильно нужна поддержка. Поэтому дрожащий Сова тянется к Кай/о замечая за собой поведение маленького ребенка. Ну и что... Лишь бы найти покой.       — Должно быть, это ужасная боль, — говорит он и приседает на одно колено у кровати. -Я здесь, старый друг.       Он неловко разводит в сторону руки и приобнимает Сову так легко и безопасно как только может. Кай/о даже забывает о рубашке, которая будет покрыта плохо смываемыми пятнами крови и отдает каждую работающую ветвь своего процессора на страдающего друга. После дневной мучительной операции, мужчина горячий на ощупь, его мокрые волосы прилипают к экрану. Сквозь одежды, Кай/о ощущает дичайшую дрожь, но ничего не может сделать, чтобы ее остановить. Он не разрывает объятий и продолжает легко поглаживать мужчину по спине, чувствуя себя в замешательстве от своего внезапного порыва, а также редкое ощущение недостатка слов.       Объятия Кай/о крепкие и холодные — чувствительное после операции тело ощущает тяжесть его рук через ткань. И Сова чувствует себя защищённым.       — У меня есть обезболивающее. Тебе нужно выпить.       Он увеличивает работу кулеров и движения хладагента, чтобы сбросить температуру еще ниже. Кай/о не нашел здесь мешочков со льдом, поэтому придется временно побыть легким сортом местного лидокаина.       — Я останусь с тобой, пока боль не утихнет.       Он едва отстраняется, оперившись о плечи Кай/о и медленно моргает. Здоровый (и уже единственный) глаз вновь меняет свой цвет. Постепенно он переливается от тёмно-синего к серому, теряя свою яркость и блеск — Сова наблюдает этот процесс в отражении зеркала, кусок которого виднеется в коридоре через открытую дверь спальни. Блуждающая по голове боль забирает все соки, высушивая эмоции, которые хорошо отражаются в глазу. Видит он и этот уродливый бинт, закрывающий правую часть лица и уже пропитавшийся кровью.       Он отворачивается, не в силах больше смотреть на свое изуродованное лицо.       — Я в порядке. Лучше чем в прошлый раз. — Устало говорит он, но слова слипаются, а речь становится неразборчивой. Кай/о, наверное, должен все понять.       Он осторожно поворачивается всем телом, свесив ноги с кровати, и только сейчас замечает за собой неприятную дрожь. Совсем как маленький продрогший щенок в дождливый день — слабый и беззащитный. Точнее — Сова устало пялится на Кай/о — не способный защитить сам себя.       — Я справлюсь. — Добавляет Сова, и алые от крови губы дёргаются в подобии улыбки. Но глаз...левый глаз совсем уже ничего не выражает. И даже не блестит.       Мысли о попытках встать он сразу отбрасывает, но и просто лежать разведчик тоже не может. Он уже достаточно наотдыхался за первые дни отпуска. Совсем не хочется быть вновь прикованным к кровати.       Кай/о находится при Сове до самого вечера. Его сильно напрягает состояние здоровья друга, однако чувство, что ему нужно уйти и оставить одиночку-агента восстанавливаться после исчерпывающего общения было выше. Все же, он не первый день торчит здесь, пора бы и уйти. Оставив рядом с мужчиной на тумбочке лекарства, воду и алкоголь (на всякий случай), он прощается, говоря, что зайдет завтра, если Сове что-нибудь понадобится.       Дома, он прибирается после Джетт и Феникса, непонятно что делавшими у него на кровати - он и не хочет знать. И оставшееся время до рассвета листает журнал, часто прерываясь просто для того, посмотреть, нет ли пропущенных от Совы. Да, телефон буквально встроен в него, но его всегда терзают сомнения и переживания, когда дело касается Совы или Бримстоуна.       Он лежит на кровати и совсем не хочет знать, какой классный новый прицел можно приделать к номеру три. Он думает о происходящем сейчас. Почему ему так хочется перепрыгнуть выше себя, когда дело касается его друзей.       В настоящем, ему не приходится сидеть на дежурстве целый месяц, просто чтобы разбить одного единственного радианта, которого боялась половина штата. Здесь у него много времени в обществе, которое еще не сталкивалось с кровавыми ямами, вместо целых государств. Теперь он часто болтается в кабинете Сейдж и помогает ей таскать тяжелые фармацевтические коробки под вес тонны, попутно выслушивая от всех жалобы, жалобы, жалобы. Уничтожительный сарказм не раз спасал его из таких сентиментальных ситуаций, предлагая понаблюдать за происходящим с его холодной и стратегической стороны. Сломалось изобретение? Ну, могли и убить. Нет работы? В будущем, твоей единственной работой было бы выживание. Не можешь найти ключи от дома? Представь, что ты спишь в коробке на улице, потому что твой дом уничтожил радиант, а рядом шныряет еще один, способный вытягивать из людей жизнь во сне. Это как правило, заставляло несколько раз подумать прежде чем заговаривать с ним и отталкивало от него, потому что Кай/о испытывает нестерпимое раздражение к людям, которые любят жаловаться на все подряд.       Наверное, поэтому, он и не обладал повышенной заботливостью к людям. Ее должно хватать, просто чтобы хрупкое человеческое сердце продолжало биться, а его хозяин продолжать ходить. Он видел слишком много трагедий и принимал их со всем почетом и скорбью, но редко показывал свое сожаление людям даже там и никогда не подбадривал их словами. Он просто делал, что мог, чтобы отомстить за убитого брата, за уничтожение приюта с беженцами, за похищенную мать. Молча. Без лишней болтовни. Кай/о думает, если бы люди того времени, тоже не видели таких ужасов, они бы тоже раздражали его.       Они все, но не Сова и точно не Бримстоун.       Если Бримстоун говорил о какой-то проблеме, которая беспокоила его, он говорил об этом в шутку, словно бы больное колено было мелочью. И даже не смотря на то, что Кай/о не был до конца согласен с этим, подача жалобы была безупречной с точки зрения апокалипсиса из которого он пришел. Роботу тут же хотелось узнать побольше, помочь и сделать так, чтобы мужчине было легче и полностью внимал. Он дорожил временем проведенным с ним и не допускал мысли о том, что Бримстоун умрет. Только не здесь. И не снова.       Сова был откровенной загадкой, что здесь, что там. Не любил тревожить кого либо своими проблемами, и Кай/о уже приходилось выдавливать информацию кусками. Сова будущего не отличался. Он рассказал о том, что попал в медвежий капкан на перевале, только когда один из радиантов на которого они охотились был устранен. Все сорок километров назад в село, Кай/о пришлось нести Сову на руках, в любой момент опасаясь, что мужчина умрет на месте от кровопотери или холода.       Он и сам не понимал, почему так печется о них и переступает потолок своего программирования для готовки, элементарных бытовых дел. Они были близкими ему друзьями, но у него были и другие друзья. Солдаты, ветераны войны, которые в настоящем еще курсанты, не представляющие о существовании Кай/о. В отличие от Совы или Бримстоуна, как то слишком легко признавшим факт, что робот сражался с ними, и отдал бы все, чтобы защитить их.       Эта мысль была приятной.       Кай/о пролистывает журнал и решает дать Сове время. Он уже дал понять, что сделает все и придет в любой момент, он уже видел ту боль, разрывающую мужчину напополам. После такого вряд ли он откажется от помощи, если она действительно ему потребуется.       А на часах уже почти завтрак.