Перенасыщение

      — Что случилось, почему ты не отвечаешь? — Шепчет Сова, судорожно сжимая смартфон. Прошел всего день и половина второго с ухода Кай/о, и все это время мужчина лишь спал, глотал антидепрессанты и дырявил потолок единственным глазом, изредка выбираясь в уборную чтобы справить нужду. Он чувствует, что что-то внутри с треском сломалось, но это что-то заставляло звонить на номер робота вновь и вновь. Но Сова в ответ получал лишь тишину. Тревога и неизвестность.       А бинт уже весь практически сполз.       Сова мог бы его поправить — сил ему хватало, ведь голова уже не отдавала болью при каждом шаге. Но он не делал этого. Просто не делал.       А когда на очередной звонок разведчик вновь не получил ответа, он устало выпустил телефон из рук, и все же вылез из темной спальни. Вновь солнечный свет, застывший на кухне, его ослепляет, но разведчик приводит себя в более менее нормальный вид, поправив грязный бинт и сменив одежду. Накинув панамку, он выходит из бунгало и двигается в сторону номера Кай/о.

***

      Он ушел с поля боя поджав хвост. Полная неразбериха с ошибками доконала его до такой степени, что он решил перейти в состояние спячки, потому что путевок назад в ближайший месяц не было.       Кай/о не любит чувствовать себя беззащитно, или не контролировать время и ситуации вокруг себя. Состояние стазиса полностью отключает организм, однако во время него тело не перегревается, мысли представляют собой своеобразный список событий, который можно отсортировать. Прибегнув к помощи Совы, он защитил других от своего вредоносного сбоя, теперь настала очередь защитить самого себя. Ведь вероятнее всего, если не решить вопрос с ошибками и едва преодолимыми желаниями робот перегорит. Или взорвется. Или потеряет доверие всей команды во главе с Бримом. Последний вариант самый страшный. Ему уже хватило тех эмоций Совы, когда переглянулись последний раз.       Иногда он “просыпается” и ковыряется в своих схемах, сняв со всех возможных частей углепластичное волокно. Весь его номер представляет собой замененные платы низшего функционала. Ему приходится перепаивать сомнительные места, присоединять свой мозг к компьютеру и проводить постоянные диагностики, которые занимают всю его память и не дают ничем заниматься. На всякий случай, он настроил свой экран, который теперь работает исключительно в тандеме с мыслительными процессами и не реагирует на сигналы тела, которые можно подчинить программе. Ему тоже хочется говорить, когда у него заткнут рот.       Все его попытки - просто чтобы Сова не думал о нем так, как возможно думает сейчас. Кай/о хочет вернуть доверие. Чтобы он снова стал “одним из лучших агентов”. Но робот чувствовал, что теперь между ними всегда будет тонкая прохладная преграда. Этого не изменить.       Когда к его дому подходят усталые шаги - трудно сказать. В широком пространстве его мозга время течет по разному. Он мог сказать одно, едва заслышав их, он покинул стазис, бросился к двери как цепной пес, с волочащимся по полу проводами, торчащими из спины, головы и живота.       Открыв дверь Кай/о моментально теряет мысли, которые пытался систематизировать все время. Но не от “ошибок”, а от напряжения и беспокойства.       Он просто стоит не зная, что сказать или что предложить. Сова едва стоит на ногах - Кай/о был уверен, что о мужчине сможет позаботиться кто-то другой.       — Сова? Ты в порядке? — Спрашивает он уже готовясь метнуться на любую часть острова и принести все что только захочет его внезапный гость. — Прости, я не функционирую нормально, так что выгляжу сейчас как мейнфрейм 60х.       — Ты чудесно выглядишь. — Мягко отвечает мужчина, проигнорировав вопрос о его самочувствии. Сова не в порядке. Но стоит ли вновь и вновь напрягать Кай/о из-за такой чепухи как вдруг навалившееся желание его увидеть?       Таблетки начали действовать, Сова немного воспрянул духом, отсортировал все свои мысли и все для себя решил. Но все равно он выглядит неопрятным — одно растрёпанные волосы, торчащие из бинта в разные стороны.       Комплимент возвращает его в состояние нездорового интереса и ужаса, от которого он быстро отмахивается, затормаживая фоновыми процессами свой мозг. Он пропускает мужчину вперед, переступая через свои кабели. Шутка о том, что ему не нужно пить, приходит слишком поздно.       — Все хорошо. Мне намного лучше. И боль немного угасла. Не хочешь составить компанию за чашечкой кофе и поговорить? — Просит он, и в голосе читается несвойственная Сове лёгкость. — О моем глазе...       Он поднимает взгляд на Кай/о, и левый глаз снова переливается зелёным, также, как и в день когда они играли в покер. В этом дверном проходе Сова кажется очень крошечным, но от мужчины исходит яркая аура непоколебимости и знания своих намерений.       — Конечно. Присаживайся.       На кухне он отодвигает высокий барный стул, находит листовой чай и ставит воду. Пока она закипает, робот неловко ищет позу, в которой как можно меньше его внутренностей выставлены наружу.       — Я думал мы сходим в кафе. Но и тут тоже очень хорошо. — Говорит Сова в своем привычном спокойном тоне, и проходит вслед за Кай/о. Разведчик тщательно петляя через мебель и раскиданные провода, но все же, в силу своей временной инвалидности, задевает несколько углов, отбивая себе бока.       Кухня оказалась более обширной и светлой, поэтому Сова хорошо все видел. И то, как Кай/о заваривает чай, и то как он мнется, пытаясь найти хорошую позу — разведчик наблюдает за каждый его действием. Нет, не потому что он как-то мысленно проклинал его. Сове просто нравится наблюдать за чем-то живым и интересным. Ведь возможность видеть — высший дар.       — Насчет глаза. Мне написали, что поставка задерживается. — Он не отрывает взгляда от повязки, странно съехавшей набок. Сова вообще менял бинты? — Он будет на острове только во вторник.       — Долго... Я уже составил график йоги для наших агентов. Поменяю. — Разведчик присаживается на высокий стул, держа от Кай/о дистанцию, но продолжая держать на нем взор. — Хочешь поучаствовать...? Да, тебе это не нужно, но, думаю, все ребята будут рады если ты присоединишься как наблюдатель.       — Я…подумаю. Спасибо за предложение.       Нет ничего хуже, чем в таком состоянии куда-то выходить. У него уже была неоднозначная реакция на тело Феникса и тело Совы, а видеть других агентов скрученных в разных провокационных позах будет просто полнейшим истреблением его системы. Но мужчине, свои опасения, он высказывать конечно же не будет. Придумает отмазку, когда мозг будет работать активнее.       — Скажи…может быть такое, что новый не приживется? — Разведчик отворачивается. — И можно ли починить старый?       Вода вскипает и Кай/о заваривает чай.       — Сможет прижиться или нет - вопрос индивидуальный. Я не смогу гарантировать, — он говорит медленнее обычного, но стабильно поддерживает разговор. — В таком случае, кибернетику можно вернуть и заказать новую. Это не проблема.       Он берет с полки большую декоративную кружку. Ему нравится ее цвет и керамическая шероховатая текстура, которая издает шум когда проводишь по ней пальцем. Цвет градиентных волн и синего неба. Насыщеннее чем вид из его номера.       Кай/о замечает, что держит кружку в руках слишком долго. Все его высшие мозговые функции заняты до предела и теперь его сознание представляет собой любопытствующий молодой организм, которому интересна каждая деталь или красота. Особенно Сова.       — Я не слишком всматривался в твой протез. Приметил только пару утечек в сердцевине. Это легко починить, но у кибернетики небезопасный вид. Честно говоря, будь я человеком, я бы остановился на этом варианте в самую последнюю очередь. Даже карандаш стоял бы раньше.       Он ставит чашку прямо перед Совой и наливает горячую воду внутрь. В рецепторы врывается химический ожог из листьев шиповника и малины, густой и приятный.       Кай/о ведёт себя как обычно, и это очень хорошо, ибо Сова постепенно успокаивается вместе с ним.       — Хорошо. Но я немного беспокоюсь. — Тихо говорит разведчик, грустно улыбаясь. — Наверное знаешь, что первый протез мне не подошёл, и пришлось делать повторную операцию. Поэтому я вот и решил поинтересоваться.       "На самом деле нет? Ты ведь хочешь спросить что-то другое? В конце концов, ты просто хочешь поговорить с ним о чем нибудь не важно о чем!"       Сова качает головой, чтобы вязкие мысли не лезли на первый план, и вновь смотрит на Кай/о как раз в тот момент, когда он достает кружку. Разведчик видит несколько других красивых и, наверное, дорогих кружек, но Кай/о все равно ставит перед Совой её.       Её красивый синий цвет отражается в левом глазу, и он вновь меняется под стать окружению, как будто пытаясь слиться с посудиной — Сова замечает это в своем отражении в воде. Двумя руками касается кружки, грея холодные пальцы теплом свежего чая.       — Спасибо. Я не мог заварить себе чай самостоятельно. Нет, нет, не потому что я потерял много крови... — Глубокий вздох, протяжный выдох. — Я очень сильно волнуюсь за твоё состояние, Кай/о. Пожалуйста, рассказывай обо всех изменениях. Я ведь ответственен за безопасность наших радиантов. И за твою.       Заторможенный мозг привлекает цвет единственного глаза. В памяти всплывают разные моменты, когда он всегда был разным. Почти зеленый, темно-серый, тяжелый стальной - как будто бы менялся от настроения и ситуации. Кайо фиксирует что-то новое. Солнце боязливо пробежалось по его лицу и скрылось за тучей, всего на секунду показывая цвет близкий к кристальной морской воде.       Теперь, кажется, это его любимый оттенок.       — Я всегда держу тебя в курсе. Тем более теперь есть экстренный ключ к моим тормозам. — Снова недоговорки и вранье, были бы у Кайо лицевые мускулы, они бы содрогнулись от омерзения к себе. Но сейчас по-другому нельзя. — Но даже этого не понадобится, я быстрее выжгу свою память и ядро, чем подведу тебя или Брима.       Сова внимательно слушает, наблюдает и молчит, хотя хочет сказать многое. Но он уже достаточно наговорил позавчера, так что впредь разведчик вновь не наступит на одни и те же грабли. Говорить по делу, не показывать свое беспокойство.       Бот садится напротив и вертит в руках отвертку, плотнее вкручивая плату во внешнюю обшивку своего углеволоконного корпуса.       — Ты как всегда, думаешь обо всех, кроме себя. Я не медик, но разве бинты не нужно менять каждый день?       Он указывает отверткой на лоб мужчины на который падали сползшие бинты. Им точно не меньше двух дней. Почему Сова не попросил о помощи кого-то из радиантов или персонала, раз не сделал сам?       Вопрос про бинты вытащил Сову из размышлений, и он сфокусировал взгляд на Кай/о. Сейчас опять разведчик что-то ляпнет, и все пойдет крахом. Кай/о не нужно знать о приступе пониженного серотонина в организме.       — Да... Я переспал и забыл. Мне пока сложно контролировать приступы усталости. — Сова касается рукой лба, и бинт сползает вниз, на пересоницу, закрывая ещё и левый глаз. Мужчина медленно и осторожно собирается спускаться со стула. — Я схожу в медпункт за бинтом, и вернусь, если ты не против.       Кайо соображает медленно, но всю работу за него сделали рефлексы, заставив робота почти в паническом жесте положить руку на ладонь Совы. Кружка едва не опрокидывается.       — Тебе не обязательно. В моем номере есть бинты, — он резво убирает руку, кипящую от прикосновения. — Не рекомендовал бы сейчас выходить на улицу. Там солнцепек. Подумай о себе.       Кай/о касается правой руки Совы, с той самой стороны, где все тело намного чувствительней и живей. Оттого разведчик дрожит — холодные мягкие пальцы вновь напомнают ему изоляторы на стреле. Но вот в отличии от убийственных стрел, это касание выглядит нужным. Необходимым. Разведчик осторожно проводит большим пальцем по большому пальцу робота.       И Кай/о вовсе не виноват в том, что его тело пробуждает не самые приятные воспоминания. Сова это прекрасно осознает.       После такого выпада, вряд ли мужчина захочет видеть его в ближайшее время. Кайо напрягается еще больше. Он не может задержать, но и отпустить одного тоже. Он выдергивает несколько кабелей из своего тела и резво закручивает на место все снятые углепластины.       — Прости. Давай, я хотя бы провожу тебя, просто дай мне минуту.       — Да. Ты прав. — Непринужденно улыбается Сова, придерживая кружку. — Я ещё не привык к солнцу и путь к тебе занял много сил. Помоги мне, если не трудно.       Правую руку занять нечем. Тонкие пальцы судорожно сжимаются, ища чье-то тепло (или холод), и Сова, обхватив ладонями кружку, что приятно щекочет пальцы текстурой, отпивает чай. На лице в один миг читается блаженство, но вновь становится спокойным. Только вот неровный стук сердца, отдающиеся в висках, выдает некое чувство, похожее на волнение.       Кай/о заканчивает с обшивкой и натягивает на тело розовую рубашку. Проведя диагностику, он не находит громких нарушений, помимо того что испытывает тягу неизвестного происхождения к Сове. Особенно после того, как на его резкий выпад в сторону кружки, мужчина едва погладил его большим пальцем руки.       — Мы можем идти.       Сова встает с места, но моментально опускается назад, словно бы события его жизни полностью разбили его. Как будто бы он и сам не знал, насколько вымотан и сломлен слабостью. Он едва не падает от нее. Кай/о сверяет едва теплящийся пульс и дает неутешительный прогноз - он точно не дойдет до больницы самостоятельно.       Попытки Совы встать закончились неудачно, и он даже задел кружку, пытаясь найти опору со стороны стойки. Красивая кружка падает на чистую поверхность стола, и горячий чай растекается темной лужей, обжигая Сове пальцы. Он отстраняется, и тут же заваливается на Кай/о, ударяясь лбом о его грудную пластину и цепляясь за предплечья в попытках найти равновесие.       Голова кружится, перед глазами...глазом все плывет. Цвета искажаются, отдают темно-красным, тяжесть в ногах не дает двинуться с места, а ощетинившаяся боль позволяет лишь согласно мычать.       Ещё чуть чуть, и Сова точно бы отключился. Если бы не прохлада, исходящая от металлического тела. Нужно его как нибудь отблагодарить.       — Дело плохо. Тебя нужно срочно доставить медперсоналу. — Кай/о мучительно соображает, как поступить. Ничего толкового не приходит на ум, кроме того, что робот может тащить мужчину на руках. — Я думаю…мне придется нести тебя туда. Ты не будешь против?       Разведчик прячет лицо в твердой грудине робота, но глаз не закрывает. Боится что больше никогда в жизни не сможет видеть. И этот страх доводит аж до озноба, хотя в тоже время все тело пылает от поднявшегося давления и температуры.       Сова в его руках, в безопасности и аккуратности ведь почти ничего не весит для него. Он мог бы пошутить или похвастаться тем что может подбрасывать его в воздух, как котенка, но он слишком озабочен и напуган. Кай/о двигается по направлению медицинскому корпусу, одновременно пытаясь дозвониться до них, чтобы те встретили нового пациента в неотложном виде и проверяя состояние Совы. Датчики с осторожностью фиксируют температуру, сердечный ритм и количество раз, когда хрупкая человеческая грудь едва поднимается от крошечного вдоха - для персонала больницы. Другая же сторона Кай/о собирает все остальное для личных соображений. Каждый палец на плече, тепло человеческого тела, пространства между одеждой с голой кожей, на которые случайно легли его пальцы, когда бот поднимал Сову. Иногда ему удается ловить взгляд мужчины, умирающего у него на руках и от этого робот все больше понимает, что все, что так беспокоит его, все что он принимал за ошибки было всего лишь одним простым выражением, которое Сова упоминал.       Он и в самом деле по уши в него влюблен.       Это отвечает на многие его вопросы, но и создаёт немало новых. Он знает, что способен на самостоятельное существование от своего первоначального программирования и работает почти как человек. Кай/о испытал боль, страдания, преданность, глубокое безграничное уважение, не менее безграничную скуку и раздражение. Однако когда его хладагент распадается на молекулы пара в его трубках, когда ядро оказывает невероятное давление на внутренние системы, и хочется выдрать его из тела и размазать по стене - такое с ним впервые. Легко принять это за нарушение работы тела.       Ему нужно обдумать это.       Яркие пятна лишь алых оттенков то вспыхивают, то растворится в реальности, и Сова не видит перед собой ничего кроме бешеного круговорота цветов. Его куда-то несут, и чувствуется как крепко, но в тоже время бережно Кай/о прижимает сломленное тело к себе. Когда-то он поступал также со всеми другими? Нет, не просто нес на руках как раненного и слабого по своей природе человека, а трепетно оценивал свой каждый шаг, избегая излишней тряски или дискомфорта. Сова не замечал. Да и не мог замечать.       Разведчик не ломался во время наисложнейших миссий в пустынях, в джунглях, в поселениях, полных атомных бомб, которые при любом неправильном движении расцветут оранжевыми грибами. Он преодолел многое, никогда не жаловался, никогда не давал слабину, но сейчас все разваливается с громким треском. Кто бы мог подумать, что отдых так губительно на него действует?       Они входят в главные двери медотсека и их направляют дальше по коридору. Люди шарахаются от него, как будто он лично забил Сову до смерти, но Кай/о не привыкать. Он коротко поблагодарил девушку с респшена и находит нужную палату.       Внутри прохладно, чисто. Есть большое окно с выходом на море. Безопасно во всех смыслах. Кай/о кладет мужчину на кровать и регулирует температуру местного кондиционера немного пониже. Вторым действием, он наливает воду из хрустального графина в чистый стакан и подает Сове.       — Отдыхай, друг. — говорит он, присев на стул рядом. — Врач скоро подойдёт.       Его бережно укладывают на кровать, но мягкая подушка кажется бетонным кирпичом, а свежий больничный воздух, чистый, прогоняемый через тысячу фильтров, подобен токсичным химикатам Вайпер. Сова видит... Нет, скорее слышит шум воды, и ведёт усталый взгляд на стакан. Куда-то за него. Тянется к чистой воде, но за место этого игнорирует холодность стакана и крепко сжимает запястье Кай/о дрожащей рукой.       — Я так рад что ты вступил в наши ряды. — Тихо шепчет Сова, наблюдая как свет играет в гранях стакана. — Самый лучший агент.       Ему хочется сказать, что ему тоже, но Кай/о просто не может найти подходящих слов. Даже если он влюблен, ему нужно держаться от Совы дальше, ведь мужчина - одиночка, к кому внезапное чрезмерное внимание будет губительным. Да и есть проблемы совместимости и чувство неправильности происходящего. Даже думать о том, что они могут быть вместе было кощунственным надругательством над биологией и моральными устоями общества.       Он не отпускает руку, неуверенно посмотрев на нее и мягко сжав. Для него остаток комментария звучит как подбадривание собаки от горячо любимого хозяина. От этой мысли ему и жарко и до дрожи отталкивающе.       — Я буду здесь.       Слова уже на языке, но с губ срывается лишь вздох. Воздух нынче дорогой. Собрав все свои оставшиеся силы в мышцах, Сова приподнимается, опираясь на крепкую руку Кай/о, замечая как аккуратно он сжимает человеческую ладонь. Разведчик не ожидал, что боевые роботы на такое способны.       В движениях Кай/о, его словах и действия отлично читается забота, но холодное сердце Совы от этого, увы, не тает. И он не знает растает ли совсем.       Мужчина плавно тянется и утыкается носом в плечо робота, заключая робота в объятия. Сейчас ему нужна поддержка больше чем Сове, и разведчик это видит, понимает и старается дать все что у него есть. Он четко знает зачем это делает, даже если сердце не екает от присутствия Кай/о и каждого его движения, Сова должен показать, что робот нужен и важен для него. Хотя бы как коллега.       Если бы Кай/о мог, он бы прямо сейчас растворился в объятиях. Он знал, что могло сподвигнуть Сову на такой шаг, ведь всегда казался отстранённым в вопросах человеческой близости. Он плавно обхватывает мужчину в ответ, чувствуя чужие прикосновения. Мягкие, подбадривающие, отдающие лёгкой тоской, но не нуждающиеся, что подтверждает мысли бота о том, что ему стоит держаться от Совы подальше. Даже если это больно, ужасно и тоскливо.       Он запечатлевает каждую деталь в своей памяти. Нажим, давление и размер каждого пальца. Скорее всего, другого шанса обнять у него больше не будет.       В дверь стучат, и разведчик отстраняется, наблюдая как в палату заходит врач — невысокая пожилая женщина. Она трепетно осматрела Сову, спрашивала обо всем, касающееся его здоровья, но получала лишь вялые ответы, не дающие никакой конкретики. А вопрос про глаз он совсем проигнорировал, оставаясь лежать на койке и безразлично смотреть в потолок.       Кай/о выходит из палаты, все ещё ощущая на себе чужие следы ладоней и тепла; он подождёт, что скажет врач, поможет чем сможет и попрощается.       Сделав необходимые проверки и взяв у Совы анализ крови, она вышла из палаты и постучала большого робота по плечу.       — Молодой человек получил тепловой удар, поэтому я дала ему жаропонижающее лекарство и взяла кровь на анализ. — Она замолкает на время, поднимая взгляд на Кай/о. — Он почти ничего не рассказывает, и у меня есть подозрения, что дело не только в перегреве. Пожалуйста, останьтесь рядом с ним пока я не вернусь.       — У Сов…Александра возможна анемия. Он перенес операцию по удалению протеза. Проверьте количество гематокрита, пожалуйста. — Кай/о прислонился к больничной плитке и сложил руки на груди. — И еще у него аллергия на декстран, если будете выписывать железоповышающие препараты. Вряд ли он сам вам скажет.       Она записывает информацию в планшет удаляется в соседний кабинет, оставляя его наедине с палатой. Кай/о возвращается внутрь и садится на стул рядом. Он ничего не говорит, да и не может найти утешительных слов, потому что сократил высоту получаемых импульсов и теперь, любое треволнение выше беспокойства за здоровье друга не проходит через его схемы. Робот не хотел прибегать к этому, да и раньше не догадывался, что всему виной его влюбленность - эмоции - но теперь выбора особо не остается. Сократив импульсы - он перестанет беспокоиться об этом вообще. Ядро в состоянии полного покоя и жесточайшего контроля.       У него все еще остались тянущие мысли по этому поводу, и ощущения постоянной узды на себе, неправильности своих поступков. Однако это лучше чем то, что бот переживал, когда ковырялся у себя в мозгу и точно лучше переноса такого внимания на Сову, который прямо сейчас снова умирает от слабости. Что бы он подумал, если бы робот сказал, что ставит фильтр на свое тело, предпочитая не чувствовать ничего? Вряд ли, он бы поздравил его. Поэтому, Кай/о будет молчать.       — Я устал. — Тихо говорит мужчина, переводя взгляд, в котором читается глубокая грусть, на подошедшего робота. — Не хочу скрывать свои эмоции и чувства. Но уже не могу открыться. Как бы не пытался.       Он вновь тянет руку к Кай/о как к спасательному кругу, но уже не сжимает его ладонь так крепко, как раньше. Сова смотрит перед собой и усмехается, продолжая свою речь:       — Люди боятся быть непонятыми. Боятся отказа. И понятно почему. Но так тяжело, когда ты полностью закрываешься от мира, и постепенно все что ты не сказал раньше копится, разрушая изнутри. Разве мы развивали речь тысячи веков ради того, чтобы молчать?       — Мы же на отдыхе. Если это не поможет тебе разрешить внутренние конфликты, то что сможет? — Его голос немного статичен, потому что даже не смотря на блок, его тело пытается сбросить оковы под выжигающую совесть реплику Совы. — В мире откуда я прибыл, люди тоже опасались говорить. Вместо того, чтобы попробовать договориться все предпочли совместное уничтожение из-за страха и ненависти, хотя начало было неплохим.       Кай/о отстраняется, держа в руках чужую ладонь и немного поглаживая ее. Он вспоминает речи на огромных площадях, где выступал будущий Сова. Его голос сотрясал землю, испепелял надеждой. Каждая искра его эмоций была глубока и ясна, и от каждого слова хотелось продолжать жить, любить и сражаться. Даже Бримстоун уступал ему все выступления, оно и было понятно почему. Брим больше просто солдат, чем оратор. Сова же был обычным парнем из глуши заполярья. Кажется, Кай/о слышал о том, что тому больше не за что было бороться. Больше не было дома.       — Не в моей власти заставить тебя говорить о своих чувствах, ты не машина. Да и я бы не стал, если бы у меня был над тобой контроль. Однако, ты не должен бояться говорить, даже если это сложно и ты думаешь, что уже не сможешь. — Он смотрит в окно, на пролетающую мимо чайку не выдерживая напряжения. — Мы с тобой мало разговаривали о чем-то, что не касалось боя, но я за все время, пока мы знакомы, я не видел человека бесстрашнее тебя, так что ты должен попробовать рассказать мне. Если что-то не получится, ты можешь удалить последние пять минут наших разговоров из моей памяти. У тебя есть способ.       В палате вновь появляется старушка с бумагами и пакетиками для капельницы. Она подходит к Сове, с интересом поглядывая как пациент крепко сжимает металлическую руку большого робота. Женщина улыбается, но ничего не говорит. Она хлопочет, что-то записывает в медкарту, сверяясь с бумагами, а уже только потом идёт ставить капельницу.       — Вот тут, — закончив, она постукивает пальчиком по оставленным на тумбе бумагам, пока Кай/о расписывается размашистым строгим почерком. — Анализ крови и рекомендации. Скоро я принесу нужные лекарства. Вы были правы – это анемия, ему нужен покой.       — Закрой глаза и представь, что ты ничего не теряешь. — Продолжает как небывало Кай/о и кладет бумаги поблизости, когда женщина покидает палату.       Сова послушно закрывает глаза — веко едва вздрагивает, противится первобытному страху ослепнуть —, и несколько раз прокручивает фразу, произнесенную Кай/о. Точно. Он уже ничего не потеряет, рассказав все. И не вернёт.       — Влюбиться без памяти, да? По-твоему я бы мог? — Тихо говорит Сова. Даже не удивительно что он запомнил именно эту фразу, и смог её в точности повторить, ведь она и все ее подобия отпечатались в памяти жгучим клеймом. Со временем, с той поры, это клеймо зарастало новыми воспоминаниями как плотью, но Кай/о неосознанно поставил новое.       — Он сказал так однажды. И умер. По моей вине. — С каждым словом голос Совы затихал, и также потухал и его глаз. — Прошлого не вернуть. Нужно оставить его, забрав только опыт, и шагать в будущее. Я это знаю. Но все равно с того дня, как он вдруг пропал, а мне сообщили о смерти, я сражаюсь с пустотой. Я не просил о помощи сразу, ведь бабушка мне говорила, что такое бывает у всех, кто потерял близкого человека, но…       Сова замолкает и отнимает затекшую руку от руки Кай/о. Смотрит перед собой.       — Время шло, а пустота пожирала меня. Все мои эмоции, чувства, разум. Я ничего не делал, не имел мыслей, целей. Плохо спал и мало ел. И только тогда, когда я грохнулся в обморок от истощения, бабушка вызвала скорую. Врачи не нашли физических изменений в моем теле, если не считать недостаток пищи. Они направили меня к другому, который поставил мне диагноз тяжелой клинической депрессии. — Вздох, голос сильно дрожит. — Меня спас Бримстоун, выдернув из деревенской рутины на поле боя. Там, где смерть частая гостья, эмоции не нужны...       И больше Сова не проронил ни слова, лишь крепко сжал одеяло свободной от капельницы рукой и отвел взгляд, чтобы скрыть от Кай/о подступившие к глазу слезы.       С ужасно напряженной реплики Совы его эмоциональные барьеры разрушаются. Стало понятно, что об этой истории теперь в этом мире знают всего трое человек и то, Кай/о под вопросом, потому что его память как свежий холст, который можно стереть просто одним словом.       Когда Сова отворачивается от него пряча слезы, он даже не думая приближает к его лицу свою руку, и мягко поворачивает обратно к себе, прижимая их лбы со всей доступной аккуратностью. Если Сове это не понравится, он может заставить его прекратить. Он также может заставить прекратить проявлять заботу или внимание и забыть о всем, что происходило между ними во время отпуска. Для них обоих это, возможно, стало бы решением всех сентиментальных неудач. Для машины, которая пытается решить человеческие эмоции, боясь говорить об этом, и для человека, который хочет переступить через свою человечность и стать машиной, чтобы загнать эмоции глубоко в себя.       — Мне жаль, что тебе пришлось пройти через это. — Замечал мужчина или нет, но у Совы очень выразительные глаза. Может он не говорил до этого о чувствах языком, его глаза говорили за него. Например, о тоске и о невыносимом количестве ядовитой памяти, что нужно отпустить и двигаться дальше. — У многих складывается впечатление о тебе, что ты сильный, поэтому на тебя нужно складывать все проблемы, но я думаю, что тебя от них нужно ограждать по этой причине.       Он не имел понятия, кем был предполагаемый возлюбленный Совы из прошлого, но тяжесть этого груза, казалась такой же значительной как потеря целого мира для Кай/о.       — Будь у меня возможность, я бы никогда не позволил тебе страдать ни в том мире, ни в этом. Но я не успел и Сова будущего умер. — Он делает паузу. — У тебя есть доступ к моему телу и мозгу, ты можешь просто спросить меня как я себя чувствую. У меня такой опции нет, ты можешь улыбаться, когда готов умереть. Я бы не хотел найти тебя в ванной с перерезанным горлом от того, что твоя боль оказалась сильнее тебя.       Кай/о не склонный к мелодрамам или сентиментальности, просто переступает все возможные пункты крутости, которыми славился до того, как по уши влюбился в своего коллегу.       — Прошу, если тебе нужна помощь или поддержка, не скрывай это. Я готов пойти на все ради тебя. Я уже иду, потому что ни с кем не был так близок и не становился не крутым, разговаривая о чувствах. Если не хочешь говорить со мной, есть много других людей, готовых выслушать тебя.       — Почему... — Его голос срывается, становится тоньше, но Сова закусывает губу и утыкается лбом о лоб Кай/о. — Почему мне говорит то, в чем я нуждался несколько лет, машина...? А не близкие мне люди тогда, когда я просил?       Он чувствует, как горячая слеза проскальзывает по щеке и падает вниз, на койку. А с другой стороны капают слезы красные, оставляя на подбородке легкие полосы, так похожие на шрамы. Глаз неприятно щипет, но Сова терпит, пытаясь держаться и не показываться той тряпкой, которой себя чувствует. Разведчик крепко прижимается к Кай/о, утыкаясь щмыгающим носом в его шею, не в силах ни контролировать свои действия, ни сдерживать поток эмоций, превращенный в воду. Плечи беззвучно трясутся, пока он старается держать себя в руках и тихо рыдает, выпуская тяжелые воспоминания как губка.       Он сидит так пять или все десять минут, понимая, что слез больше нет. Есть только странное сонное ощущение.       — Спасибо, я з-закончил. П-пойдешь со мной на йогу после операции? — Тихо и сонно спрашивает он не поднимая головы с плеча Кай/о.       — Пойду, — соглашается Кай/о. — Куда угодно.       Быть в искренних объятиях самое приятное ощущение за всю его жизнь. Им обоим казалось этого не хватало все время, пока они бродили вокруг да около и пытались молча решить свои проблемы. Кай/о забывается и обнимает в ответ сильнее и напористее чем обычно, но не превышая норм, не желая вредить или ломать чужие кости. Для удобства угла, он приседает на край кровати и наслаждается полным доверием и комфортом, до тех пор, пока под ними не слышится отчаянный скрип кровати и она не падает под избыточным давлением.       Кровать оказывается на полу, Кай/о в легком замешательстве осматривает повреждения, понимая, что механизм держащий матрас не подлежит восстановлению. Но главное, что Сова оказался на мягкой поверхности в это время падения.       Сова не ожидал, что робот окажется посочуственней некоторых людей. Не ожидал он и сломанной койки, развалившейся чуть ли не в щепки, ставя все точки над й — только по настоящему влюбленные люди способны совершить такую глупость. Кай/о обнимает крепко, слышно как скрипит и трещит его основное ядро. Но вот холодный торс отодвигается, руки уже не держат так крепко, и Сова падает вместе с мягкой частью койки на пол. Отделался он лишь лёгким испугом.       В комнату вбегает половина местного мед персонала, для которых это выглядит пожалуй более странно, чем есть на самом деле. Кай/о держит лицо как может, однако их молча выпроваживают выдав лекарства и наставление на бумажке.       Кай/о даже представить не может, что нарасказывают Бримстоуну в письме или по телефону.