«Мамочка довольна. Мамочка в восхищении».
.
2 июля 2022 г. в 21:22
Конечно, он, Уильям, Спрингтрап, никогда не был тем самым послушным мальчиком, которого сладко нежно можно было хвалить за прекрасный характер. Что вы. Он же такой суровый, грубый, непринужденный, как бы это прилагательное не звучало рядом с предыдущими… Но, конечно, всегда есть то самое исключение из правил. Оно есть и тут.
Но на то оно и исключение, что оно одно — единственное. Находиться в лице лишь одного человека, одной девушки. Единственной.
Только для нее. Только для своей плутовки по имени Деви Дэй Спрингтрап готов быть послушным мальчиком. Настолько послушным, что это радует глаз. Это заставляет ее саму полюбить образ послушного Спрингтрапа.
Насколько же этот образ любимым им двоим… Никто даже представить себе не может. Даже они.
В его жизни, в жизни Уильяма, Спрингтрапа, никогда не было женщины, что одним своим присутствием заставила бы его без шутливости сесть на колени. Примкнуть к ногам, как послушная псина. Он — послушный, но все же — не псина.
И как же он сильно довольствуется, когда он, такой послушный, сидит перед ней — перед своей единственной и неповторимой богиней, и получает ее внимание, ее ласки. Довольствуется тем, как она проводит руками по его лицу, как тихо посмеиваясь, касается носа, поднимает пальцы выше, дотрагивается ушей, нежно проводит по проводкам…
И Спрингтрапа как током бьет, когда Деви так делает. Но, блять, как же ему нравится.
И когда она так пленительно улыбается ему… Он не выдерживает. Он так сильно хочет быть ее послушным мальчиком. Да хоть псиной. Он согласен назвать себя послушной псиной, лишь бы это продолжилось чуть больше.
Спрингтрап согласен назвать себя послушной псиной, лишь бы Деви посмеивалась над ним… Для него.
Она — его богиня. Он — ее верный раб. Мученик. Наслаждающийся своей беспомощностью мученик.
И каким же униженным он себя чувствует, когда его богиня даже не думает опускать руки. Они все еще на его ушах. И он тихо беспомощно постанывает под, кажется, еще таким нежными движениями.
Но когда Деви останавливает движение пальцем, вмиг прекращая эту сладостную пытку, Спрингтрап рычит. Как ебаная псина.
Он не хочет, чтобы она переставала. Он хочет лишь стонать. Уже полноценно стонать, будто бы это он тут сучка. И Спрингтрап готов назвать в такие моменты Деви сучкой. Готов. Он хочет.
Но он послушный мальчик. А послушные мальчики зря зубами не щелкают. Ртом не щелкают. Молчат. Лишь напоминают собственной богине ее мощь. Ее силу.
И когда Деви делает так, хочется совсем позабыть о стыде. Хочется, чтобы она похвалила. Назвала послушным. Потому что, блять, он такой послушный и только для нее.
Она такая невыносимая, когда становится великой богиней.
О, никто не смеет сомневаться в ее величии. Деви из него состоит. Из величия. Не Спрингтрап, а Деви.
Потому что он ебаная тряпка.
Потому что он ничтожно слаб, особенно, когда дело касается ее.
А Деви? А что Деви? Деви — лучшая во всем и поэтому она и состоит из величия.
— Мамочка недовольна, — шепчет она так и тихо, и приторно, и нежно, и величественно, и как самая настоящая диктаторша. И у Спрингтрапа муражки.
И еще долго в голове повторяется это «мамочка недовольна».
Мамочка недовольна. Она недовольна. Богиня недовольна. И он тоже недоволен. Недоволен, потому что недовольна она и это самое лучшее.
Но как это может выглядеть сравнимо с наказанием, когда Деви садится намного ближе и Спрингтрап так хорошо чувствует ее запах?
Он всегда разный. Такой разнообразный. Но любимый. Любимый настолько, что в голове так и остается этот запах. Чуть ли не навечно.
Когда от Деви пахнет кофе — этот запах привычный. Когда от Деви пахнет клубникой — этот запах привычный. Когда от Деви пахнет виноградом — этот запах привычный. Когда от Деви пахнет — этот запах привычный.
Когда от Деви пахнет алкоголем — этот запах непривычный. Такое ему не нравится.
Но Деви так почти не пахнет.
И он спокоен, пока это именно так.
Хотя… Это Деви. Ей можно все. Ей дозволено.
Когда Спрингтрапу хочется, чтобы Деви была более властна, он шепчет ей вранье.
«Я представлял другую».
И это работает. Работает. Так хорошо работает, что даже если Деви знает, что это ложь, она показывает свое недовольство.
А зачем Спрингтрапу другая, когда у него есть такая властная Деви? Другой девушке он не позволит такого. Он не дурак. Он знает, перед кем высунуть язык в наслаждении, а перед кем лишь бросить унизительный взгляд.
И он никогда не посмотрит так на Деви. А она может.
И когда она смотрит на него унизительным взглядом — он готов исправиться. Он готов быть таким, каким она только пожелает его видеть. И она всегда выбирает послушного Спрингтрапа.
Потому что это сравнимо с наслаждением. Это наказание. Но зато какое.
Так вот: когда Деви садится намного ближе, прижимаясь к Спрингтрапу грудью, и чуть елозя на его ноге, заставляя член встать ебаным колом, он понимает почему любит именно ее. Почему только она заслуживает видеть его таким жалким и ужасно, просто ужасно послушным.
Потому что ему нравится, когда в ее глазах буквально горит огонек и ей самой начинает нравиться эта сумасшедшая игра.
И ему нравится, как совсем скоро, прекращая просто смотреть ему в глаза и улыбаться, Деви уже дотрагивается до его члена. Потому что в таком состоянии он больше о другом и не желает. Лишь ее касания. Лишь ее палец на головке члена в издевательском коротком поглаживании. Это все, что ему нужно, чтобы начать скулить. Скулить как животное.
Потому что именно это происходит каждый раз, когда Спрингтрап — послушный мальчик. Послушная псина, как он, серьезно, не против называть себя.
И в такие моменты, когда остается только желание опозориться, продолжая скулить и тяжело постанывать от каждого движения, когда остается только желание закатывать глаза и вновь высовывать язык от нахлынувшего наслаждения, которое скоро станет еще больше, чем до этого, Спрингтрап хочет, чтобы его хорошенько наказали.
Наказали так, будто бы он сделал что-то плохое.
А плохое сделано.
Его всегда стоит наказывать за то, что он не всегда такой послушный.
Если последнее слово и за Спрингтрапом, то только «слушаюсь».
И ему нравится, когда Деви начинает сладостно шептать, что «мамочке хотелось бы видеть, что ее послушный мальчик наслаждается также, как и она».
Другие бы сказали, что в этот момент она на себя не похожа, а Спрингтрапу лишь хочется выкрикнуть «пиздеж».
Потому что Деви просто молчит, а так ей ужасно нравится это. Ей так ужасно нравится повиновение Спрингтрапа.
Потому что не только ему быть невыносимым. Не только ему наслаждаться в полную силу.
И именно поэтому, когда до конца остается совсем ничего, Деви опускается. Опускается лишь для того, чтобы взять его член в рот. Взять? Нет, сначала нужно лишь легонько коснуться языком, вновь заставив свою послушную псину задрожать.
Каждое движение величественной Деви для Спрингтрапа как удар током.
И он никогда не скажет, что ему не нравится.
Но когда Деви — величественная, когда Деви — богиня, она не позволяет просто кончить ей в рот. Нет. Она знает момент, когда нужно прекратить. Знает момент, когда ее рука заставит Спрингтрапа заскулить намного громче, чем до этого, срываясь на тихое «блять».
Если последнее слово и за Спрингтрапом, то только «позволь мне кончить».
И тогда Деви приподнимает бровь, останавливаясь.
Он отлично знает, что этого ей не хватит.
Ей нужно что-то большее.
Если последнее слово и за Спрингтрапом, то только <b>«мамочка, прошу, позволь мне кончить».
И она позволяет.
Но это никогда не значит, что Деви закончила.
Потому что это до сих пор не все.
Глупо полагать, что это могло бы быть все.
Глупо полагать, что это все, потому что Деви все еще не получает своего заслуженного наслаждения.
Именно поэтому она садится. Иногда медленно, иногда быстро. Но это всегда значит, что теперь его член в ней и когда речь идет об величественной Деви — она не дает ему действовать.
А он хочет. Ужасно хочет.
Именно поэтому он так сильно ненавидит это.
Но она лишь тихо посмеивается, двигая бедрами. Иногда чуть наклоняется туловищем. Ближе. Намного ближе. Ее руки касаются плеч и остаются там. Она держится, но лишь чтобы заставить его ненавидеть этот момент, когда он нихрена не может, кроме как смотреть. Кроме как ощущать. Потому что Деви всегда сжимается на его члене.
Потому что это почти ее собственность.
Потому что его член — только для ее вагины и задницы. Только для них.
Никто не может спорить.
Никто не может спорить, что это идеально, когда она — на его члене.
Никто не может спорить, что это идеально, когда она — властная.
Никто не может спорить, что это идеально, когда он — послушный.
Никто не может спорить, что это идеально, когда она — властная и на его члене, а он — послушный, словно домашняя животинка.
И тогда, он, уже наконец-то кончает так, как хочется ей. Как нужно по приятной для них двоих игре.
И в последний момент, перед тем, как это происходит, Спрингтрап просто для себя думает, что было бы просто замечательно, если бы Деви села ему на лицо.
Потому что он умеет работать языком не только, когда говорит то, что совсем не должен.
Потому что он умеет работать языком и между ног. Особенно между ног.
И в этот последний момент, он слышит то, что он так долго хотел…