Короли Ист-Сайда

На горизонте уже показалась алая полоска рассвета, а Габи все еще бродил по комнате, боясь присесть на кровать и потревожить беспокойный сон горящего в лихорадке Анжело. В голове звучал собственный стук в проклятущую дверь и грозные просьбы привести врача. А потом — еще и угрозы, когда он понял, что отвечать ему не собираются, то разбушевался не на шутку и даже, кажется, дошел до весьма резких выражений, не свойственных ему в обыденной жизни. Но… как ни странно, это возымело результат. Видимо, эти головорезы цивильного языка не понимали. Сначала ему, конечно, предложили заткнуться, обещая прострелить колено, а уж потом, когда Габи в сердцах саданул по двери и кулаками, и ногами, она приоткрылась и широкоплечий человек с властным взглядом и явным, теперь хорошо расслышанным Габи акцентом — наверное, главарь охранявших их боевиков, — весьма вежливо ответил, что за врачом уже поехали. — Да вас только за смертью посылать! — в сердцах рявкнул Габи. — У него же горячка! Кажется, наконец услышав его, собеседник обеспокоился и сам вошел в комнату. Внимательно оглядев бессознательного Анжело, главарь лишь покачал головой, глядя на повязку. — Кровь вроде остановилась. А пуля где? Застряла в плече? — спросил со знанием дела. — Она навылет прошла, — ответил Габи. — Но крови он потерял много. — Он молодой и сильный. — Главарь, взяв Анжело за руку, внимательно посчитал пульс. — До врача не умрет. Но то, что у него жар, это действительно плохо… Габи уже хотел просить… Но тот, видимо, все же испугавшись, что важный пленник может испустить дух, вдруг сам начал действовать. — Эй, Чарли! — позвал он и на пороге возник весьма виноватый громила, тот самый, что Анжело и подстрелил. — Тащи сюда шприцы — они там, в несессере, и ампулы, которые док в свой последний приезд оставил. Габи хотел узнать, что они собираются делать, но его прерывали властным движением руки, попутно все же поясняя: — Такое здесь часто случается, потому док и оставил шприцы и ампулы для таких вот экстренных случаев. Когда требуемое было принесено, главарь сам сделал укол и остался рядом, пока не отметил, что, хоть рука Анжело все еще горяча, но дышит он ровнее и легче. — Если что, ты зови, детка, — напутствовал главарь Габи, уходя. А у Габи уже не было ни сил, ни желания реагировать на эту «детку». Как и есть приготовленный Люси нехитрый ужин из капустно-морковного рагу… Но Люси умела готовить и, уж конечно, умела уговаривать, и Габи кое-как протолкнул в себя пару ложек, когда вдруг увидел, что Анжело приподнялся на кровати, глядя вокруг невидящими мутными глазами. — Эй, ты как? — спросил устремившийся к Анжело Габи. Тот только поджал губы и… вдруг стал заливаться ярким румянцем. Да, точно, точно! Габи это отчетливо видел в свете разожженной Люси лампы. Но… что с ним? Жар вернулся с новой силой? Откуда румянец стыдливости у этого нахала?.. — Что с тобой? — Габи склонился к опустившемуся на кровать и странно молчаливому Анжело и в груди кольнула тревога. Где же извечное «принцесса» или «какого черта ты опять ко мне лезешь»?.. — Да что с тобой, в самом деле? Тебе плохо? Сильно болит? Потерпи, скоро будет доктор, — проговорил успокаивающе Габи, пытаясь поправить одеяло, которое Анжело вдруг натянул до самых глаз, а потом неожиданно откинул его руку, и, Габи начал догадываться, почему. Мать тоже когда-то лежала в горячке и… мочилась под себя. — Ты… — Габи не знал, как начать говорить, чтобы не смутить Анжело еще больше. — Ты… не сдержался, да? Но… это не твоя вина. Ты болен, вот поэтому и не сдержался… давай я помогу тебе… — Это последнее, чего бы мне хотелось, — услышал Габи еле слышное. Но он не был бы собой, если бы не помог… Тем более в такой ситуации. Но сперва нужно было отослать прислушивающуюся к их голосам Люси. — Люси, тебе надо поспать. А мне — помочь Анжело с некоторыми мужскими потребностями, — спокойно проговорил Габи, обращаясь к ней. — Устраивайся в маленькой комнате. — Ну, если с мужскими потребностями, то… там, на плитке, горячая вода. А вместо нужника — ведро между комнатами, — ответила догадливая Люси, за что Габи был ей безумно признателен. Люси ушла, унося с собой охапку постельного белья, а затем чем-то загремела в соседней комнате, видимо, разожгла еще одну лампу. Удостоверившись, что никто их более не побеспокоит, Габи повернулся к Анжело. Тот угрюмо молчал, продолжая кутаться в одеяло, а Габи понимал, что им надо решать проблему, а не смущенно прятаться за одеялами, как подростки, поэтому сказал: — Помоги мне… чтобы я мог помочь тебе. — И, не слушая ответа, отправился на кухню, откуда принес нагретую Люси воду и вытащил из комода свежее белье. Анжело, должно быть, поняв, что «принцесса» отступать не собирается, нехотя отбросил одеяло, сполз на край постели и начал одной рукой стаскивать брюки и кальсоны, пока Габи переворачивал матрас и менял белье… Натягивая на тяжелый матрац чистую простыню, Габи краем глаза посматривал на Анжело, совсем немного, только из соображений безопасности, чтоб тот не рухнул ненароком, но успел рассмотреть и красивые кубики пресса, и руку нервно сжимающую кальсоны, прикрывающие самое сокровенное. На этой самой руке он почему-то и застыл и только растерянно-беспомощный взгляд Анжело возвратил его в их невеселую реальность. Габи спокойно отвел взгляд, и проговорил мягко, как всегда обращался к больной матери: — Укладывайся на чистое, с твой одеждой что-нибудь придумаем. Протянув Анжело намоченное в теплой воде полотенце, чтобы мог обтереться, Габи собрал испачканную одежду и унес ее на крохотную кухоньку, где до этого готовила Люси. Габи наверняка бы побрезговал стиркой чужих кальсон, если бы не работал в том кабаке, где чем только не был заляпан пол, и не ухаживал за больной матерью. Сбросив свой дорогущий пиджак и закатав рукава измятой рубашки, он быстро простирнул и брюки, и белье, благо тут был и чан для стирки и несколько полных ведер с водой. Дел на десять минут, зато Анжело утром оденется в чистое. Развесив постиранное на натянутых тут же веревках, Габи возвратился к Анжело. Тот уже опять улегся, но, хвала создателю, похоже, больше в обморок валиться не собирался, а только прошептал: — Спасибо, Габриэль… — Значит, все-таки Габриэль, а не принцесса? — зачем-то переспросил Габи, тут же сам себя отругав за длинный язык. — Принцесса. — Лукаво прищурился Анжело, но тут… Дверь распахнулась и на пороге показался бодрый толстячок лет сорока. Доктор. И работа закипела. Габи, наблюдая за ним, отметил, что доктор явно знал свое дело — осмотрел он Анжело весьма профессионально, вопросы задавал нужные, повязку наложил тоже ловко. Сделав укол, доктор жестом подозвал к себе Габи. — Он сейчас заснет, — кивнул доктор на Анжело. — Состояние плохое, тут лукавить не буду, но парень в отличной форме. Выкарабкается. — Да, — добавил он, собираясь уходить, — я завтра еще заеду. Вставать ему не давайте пока. А если станет хуже, то — вколите ему это. — Доктор вложил в руку Габи шприц и ампулу с лекарством. — Что это? — спросил его Габи. — Наркотик. — буднично ответил тот. — Не самое лучшее, что могу предложить, но хотя бы мучиться не будет, лишний раз. — Доктор, он что, умрет? — Габи почувствовал, как по спине побежал холодок. — Я же сказал — должен выкарабкаться, — похлопал его по плечу доктор. — Да не дрейфь ты, парень. Но все — в руках Божьих, хотя все сейчас стали неверующими, — добавил он как-то невесело. — Но если умеешь — помолись… Доктор уже давно ушел, а опустошенный Габи все сидел на краешке кровати, глядя на уснувшего Анжело, а потом опустился на колени. Он всегда был дурным католиком. Смеялся над матерью с ее постоянными походами в церковь. Но, может, его, дурного католика, услышат?.. И молитва полилась сама, та самая из старого молитвенника матери. В ней, кроме обычных слов, обращенных к Деве и Спасителю — простая, но искренняя просьба сохранить жизнь Анжело. Даже если тот его на дух не переносит… Молитва, кажется, отняла последние силы. Габи с трудом поднялся на ноги и огляделся. Кровать в комнате одна. Та, на которой сейчас и спал Анжело. Есть еще стулья, но ночь на стуле… не самый лучший вариант. А потому… Ну кому будет хуже, если он ляжет в ногах? А утром потихоньку уйдет на стул, пока Анжело не проснулся и не начал язвить… С этой мыслью Габи осторожно уместился в ногах, свернувшись калачиком, вместо одеяла накрывшись собственным пиджаком. Даже не надеясь уснуть, утомленный и измученный, Габи провалился в сон мгновенно.