*mus: Lord M
— Прыгай! — кричит Сириус, стоя внизу и махая ему руками. Регулус с опаской озирается вокруг. В любой момент мать может выглянуть в окно и увидеть, как он, в своем зимнем замшевом дорогом пальто, с ветки старого дерева прыгает в сугроб. Вальбурга увидит, как снег кусками приклеится к его одежде, попадет за шиворот, после чего он заболеет. Снег попадет в рот, в глаза, но он всё равно прыгает. Он падает быстро и стремительно, и погружается настолько глубоко, что, кажется, без помощи ему выбраться будет сложно. Первые большие хлопья снега падают ему за шиворот, преодолевая мешающий на шее шарф, и Регулус резко, рефлекторно поднимает плечи вверх. Но на его лице широкая улыбка, а из груди выливается заливистый смех. Сириус по колено наступает в сугроб, разгребает руками снег и хватает шестилетнего Регулуса под плечи. Тот неумолимо смеется, периодически подергиваясь из-за холодного, щекотящего и колющего спину снега. — Давай еще раз! — говорит Регулус, когда оказался уже на ногах. Он подходит к сокрушенной снежной горе и руками начинает заново возводить разрушенный сугроб. Сириус улыбается, но почему-то мотает головой. — Ну, Сириус! — разочарованно вскрикивает Регулус, когда Сириус заботливо оттягивает его за рукав от снега. — Реджи, домой пора, мама будет в ярости, ты же знаешь, — сказал Сириус, начиная мягко стряхивать с пальто Регулуса прилипший снег. Регулус окидывает себя взглядом, тоже пытается что-то стряхивать, но он более чем расстроен окончанием их прогулки. Сириус обернул младшего брата вокруг оси, — ноги Регулуса путаются, но он устоял на месте, — осматривая и убеждаясь, что снега на нем практически не осталось, и в какой-то момент замирает, держа руки на плечах Регулуса. Сириус всегда был выше. Сейчас ему было целых восемь лет, и он обгонял Регулуса на целые полголовы. Сириус мягко смотрел на Регулуса, — на красный нос и щеки, на его широко распахнутые серые глаза. Он любил своего брата, казалось, больше всего на свете. Любил в нем все — его глупые детские рассказы, то, как он интересовался самыми простыми вещами, как часто отвлекался. Любил восхищение в его глазах, восторженный голос. Любил, с каким удовольствием он играл на скрипке и фортепиано. Как слушал музыку и медленно читал ему детские рассказы по слогам. Регулус посмотрел на практически такое же, как и у него, пальто Сириуса, и тут же снял перчатку с руки чтобы лучше смахнуть снег, налипший на плечо Сириуса. Регулус улыбается. Сейчас от этой улыбки будто ничего и не осталось, думает Сириус сидя на подоконнике у раскрытого окна в их комнате в Гриффиндорской башне. От того, что с ним могли сделать, желудок сворачивается в узел. И он начинает корить себя за то, что ушел тогда. Он пытается убедить себя, что ничего не знал, но для него в этот вечер это всего лишь глупая отговорка. Альфард наверняка знает, что было с Регулусом. Сириус хочет знать точно, но он не осмелится спросить об этом. В комнату зашёл Римус Люпин. Он увидел лицо Сириуса, одиноко сидящего на подоконнике, и, видя его, что-то внутри Римуса сжалось. — Ты же с ним поговорил, — сказал Римус, мягко и аккуратно присаживаясь напротив Сириуса. Сириус кивнул. — Буквально пятнадцать минут назад, — сказал он и сглотнул, чувствуя, что его голос был на грани срыва из-за нервов, которые сейчас волновали все его тело. Сириус горько усмехнулся, отводя глаза и смотря на далекий полумесяц, прячущийся в ночных тучах. — Все будет хорошо, — сказал Римус, и Сириус пытается поверить. Сириусу хочется, чтобы Регулус тоже был свободен. Сириус начинал понимать мотивы Регулуса, причины его такого поведения. Сириус уже давно был счастлив, что Регулус попал на Слизерин, а не на Гриффиндор, что было бы безумно опасно. Он так хотел, чтобы его маленький брат был в полной безопасности. — Ты не должен винить себя, — шепчет Римус, когда видит, что Сириус мотает головой, пряча лицо за ладонью. Римус взял Сириуса за запястье — все также мягко, и нерезко отвел его от лица Блэка. Сириус прерывисто вздохнул. — Что-нибудь придумаем, — сказал Римус, — Альфард придумает. Тонксы. Ты. Я. Мы все. — перечисляет Римус и он близок к тому, чтобы задохнуться из-за того, что произнес все эти слова на одном дыхании. — Столько лет, Лунатик, — шепчет Сириус, — И тут ты узнаешь что все то была... Игра. Игра на выживание, — сказал он, все также отрицательно мотая головой. — Мы столько потеряли, Римус. Теперь Римус мотает головой. Он все еще держал Сириуса за руку и слушал, давая ему выговориться. — Это было недоразумение, Сириус, так бывает, — произносит Римус и кладет вторую руку Сириусу в ладонь. Тот незамедлительно ее сжимает, и тепло от руки Люпина распространяется по всему телу. Только с ним Сириус мог быть таким. Только к нему он мог прижаться и рассказать совершенно все. Как им повезло, что в комнате никого не было. Римус подсел немного ближе, и теперь Сириус мог упереться головой в плечо гриффиндорцу. Жар от волнения все еще не сходил с лица Сириуса, и даже через теплый свитер Римус почувствовал горячий лоб Блэка. Римус положил левую руку Сириусу на шею, мягко поглаживая ее, путаясь в шелковых длинных волосах. Сириус вдохнул запах друга, и сердцебиение успокоилось. Дыхание стало ровнее, и сам он начал остывать. — Все оказалось так просто. — на выдохе говорит Сириус. — Вы оба повзрослели и теперь смогли все понять, Бродяга, это нормально, — говорил Римус и словно убаюкивал Сириуса. Его голос был мягок как свежий тягучий мед. Сириус закрыл глаза. — Даже если это риск... — сказал Блэк, думая о том, что все могло оказаться обманом. Параноидальная, надоедливая мысль, однако, имеющая право быть. — Пойди на него, — сказал Римус. — Тем более, что он весьма обоснованный. Снова умные слова. Грубые и прямолинейные размышления. Сириус снова сглатывает, и словно пытается врезаться в плечо Римуса ещё глубже. Утонуть в колком свитере, задохнуться от его запаха, повиснуть на Люпине, схватиться и не отпускать его. Даже если их найдут вот так, прижавшись друг к другу — разве это могло иметь значение? Сириус сидел с закрытыми глазами. Он слышал детский смех Регулуса. Видел его улыбку. Видел его. И так хотел, чтобы его маленький брат вернулся. Нет. Это Сириус к нему вернется. Это я к нему вернусь, думал Сириус. Поглаживания Римуса делали голову тяжелее. Сонливость сковала тело Сириуса, и он бы начал дремать, если бы Римус легко не приподнял его. Тепло карих глаз проникало через голубые глаза Сириуса в самую душу Блэка, снова зажигая потухшие фитили его свечей жизни. Они заставляли мурашки бежать по телу, чувства обострялись. Они были уже в своих кроватях, когда в комнату влетели Джеймс Поттер и Питер Петтигрю. Римус расслабленно читал Диккенса, а Сириус, что было для него не характерно, казалось, крепко спал, совсем немного не прикрыв свои балдахины до конца. — Что это с ним? — шепотом спросил Джеймс, после того как Римус шыкнул на него, чтобы тот не орал. Поттер заглянул внутрь к Сириусу. — Это после...? На этот вопрос Римус лишь слабо улыбнулся. Джеймс в недоумении уставился на Люпина. — Если он захочет, то расскажет, — сказал Римус. Питер в непонимании завалился в свою кровать, глядя на силуэт своего спящего друга. Джеймс еще долго бросал взгляды на Сириуса, и было видно, как Поттер борется с соблазном разбудить своего лучшего друга и обо всем расспросить. Но Сириус вовсе не спал. Стоило голове дотронуться до подушки, как сон покинул его. Перед глазами мелькали воспоминания. Регулус играет на скрипке, пока он, Сириус, неловко аккомпанирует ему на фортепиано. Потом он начинает набирать обороты, и хотя он давно мажет по неправильным клавишам, а Регулус ужасно фальшивит, им обоим невероятно весело. Когда рояль закрывался, его накрывали большой, плотной хлопковой тканью темно-красного цвета, и иногда она спадала так низко, что Регулус и Сириус, немного стягивая ее в одну сторону, полностью скрывались под ней. Сириус вспомнил, как они плескались в море на юге Франции. И он даже вспомнил Камиллу, о которой совершенно забыл. Он вспомнил, как они забирались в одну кровать и спали до самого утра держась за руки — чаще всего так случалось после родительских наказаний. Сириус отчетливо помнил, как Регулус на цыпочках, в тайне от родителей, пришел помочь ему и дрожащими руками, медленно, но очень аккуратно промывал ему раны на ногах. Его маленькие руки были неуверенны, движения медленные, но он делал все так безболезненно. И он вспомнил, как он боялся докоснуться до худых ног шестилетнего Регулуса, который впервые почувствовал «лесаро» на себе. Сириус помнил, с какой нежностью он старался обработать маленькие кровоточащие царапины, и как ему было жаль, что он не может чувствовать чужую боль, чтобы всегда понимать, когда давить нужно меньше. Чтобы понимать, когда кто-то скрывает свою боль. Его желудок скрутило. Горло сжало. Первые слезы подступили к глазам, но Сириус замер, не смея шевелиться или хоть раз шмыгнуть носом. Все думали, что он заснул.***
Март. Слышалось слабое потрескивание свечей. Регулус был в кабинете профессора Розенберг. Было пройдено многое за этот час. Регулус понял куда больше, чем рассчитывал сегодня понять, и теперь сомнений в том, что вскоре он сможет с поразительной легкостью посылать невербальные заклинания, совершенно не было. — Мне удалось найти одну книгу, которая может показаться вам весьма интересной, — начала Розенберг, когда час подходил к концу. — Пройдем в мой кабинет. Это был первый раз, когда Регулус переступил порог этой комнаты. Если раньше казалось, что похожие помещения напоминали бы скромную каморку, то теперь Регулус убедился, что это достаточно просторная комната с высокими потолками и большими окнами. Наверное, комната была даже больше, чем их с Барти комната в общежитиях Слизерина. Старые шкафы, не менее старый ковер, мебель — успели пропитать за много столетий это место своеобразной таинственностью, а книги, стоящие на полках, интриговали своими названиями. В комнате было тепло. Из нее вела дверь в другую комнату, наверное, в спальню, но Регулус не знал, решила ли Розенберг жить в стенах школы или же поселилась неподалёку, в Хогсмиде. Однако ее рабочий кабинет был совершенно обжитым. Уставший после вечернего занятия он проходил вдоль шкафов, рассматривая книги и другие мелкие безделушки на полках. — Всего за одно занятие вы весьма преуспели, мистер Блэк, — сказала Андреа Розенберг, заходя в комнату. В ее руках была небольшая потрёпанная книжка. — Вы занимались сами? — Совсем немного, — ответил Регулус. Он практически ничего не успевал. Новые темы закончились, и теперь пятикурсники усердно готовились к СОВ. Регулус чувствовал ужасное истощение, но даже сейчас не осмеливался сесть на стул. Его взгляд скользнул по нескольким фотографиям в рамках, откуда ему улыбались незнакомые люди. — Столько фотографий... — сказала она внезапно, видя, как уставший взгляд студента плавает по чужим лицам. — Вдали от обычной жизни иногда можно сойти с ума, — она ухмыльнулась, глядя на людей на фото. Она медленно подошла к одному из шкафов, возле которого и стоял Регулус, и протянула руку к ближайшей фотографии. Регулус без труда среди компании из десяти человек узнал профессора, только моложе лет на пятнадцать. В глазах Розенберг потеплело. Рукавом она протерла совсем не запылившееся стекло рамки. — Кто эти люди? — не сдержался Регулус, но прикусил после вопроса язык. Розенберг ничего не заметила. Она улыбнулась, наверное, еще шире, но и грустнее. — Это прекрасные авроры, Регулус. Лучшие. И я около них, — сказала Розенберг, — Только я никогда не была одной из них. Зато мой кузен, — она показала на человека, стоящего рядом с ней, — Был выдающимся волшебником. У нас достаточно большая разница в возрасте, но он был мне невероятно дорог. Регулус замер на месте. Он всматривался в лицо мужчины, и оно показалось смутно знакомым. Приятные черты лица, темные глаза, но он был невероятно уставшим, потрепанным. Регулуса стало жалко этого человека, хотя он и не понимал почему. — Это фото было сделано еще в самом начале этих лет, когда хаос и многочисленные идеи встали во главенство, — сказала она жестче. — Все они погибли. И, наверное, мой кузен, Эдгар Таллеман. Но никаких новостей о нем после 1960х годов не было. Хотя верить во что-нибудь туманное все равно сложно. Сердце Регулуса пропустило удар. Он слышал в голосе Розенберг упрек, силу, он слышал каждый намёк. Эдгар Таллеман. Регулус практически забыл историю одного из преподавателей Защиты от Темных Искусств. Практически забыл историю любви Эдгара и Аннабель. Регулус нахмурился. Знает ли Розенберг о существовании его квартиры, которая все еще практически в целости и в относительной сохранности находится в деревне, лежащей буквально в километре от этого кабинета? — Он когда-то преподавал здесь. И жил, прямо тут, где мы сейчас стоим. — сказала Розенберг. «Нет, он жил в Хогсмиде», — поправляет про себя Регулус, и мысль эта оказалась куда громче. — Почему он пропал? — спросил Регулус. — У него было много тайн. И человек он был необычный. Регулус внимательно смотрит на профессора и не верит ни единому ее слову. Неужели ей вовсе не страшно говорить все это ему — неразумному пятнадцатилетнему подростку, который с огромной вероятностью станет Пожирателем Смерти и ему не составит труда прийти к ней домой ночью и убить ее. Все эти вопросы он задает через глаза, не произнося вслух. Через секунду они вырываются из него. — Вы не боитесь своих слов? — спрашивает Регулус совершенно по взрослому и почти что вздрагивает от своего голоса. Лицо Розенберг по прежнему напряжено, но ее смиренный взгляд лишь уверенно смотрит в серые глаза Регулуса. — Нет, Регулус. Мне уже нечего бояться, — говорит она тихо. — Когда-нибудь вы это поймете. Ее слова посеяли в этой тишине напряженность. Регулус натужно сглотнул, не понимая, почему она рассказывает это именно ему. «Когда-нибудь вы это поймёте», сказала она, а в ее словах слышалось все равно что «совсем скоро ты сам все узнаешь, Регулус». Но ему показалось, что это его фантазии. Бурное воображение, которое всколыхнулось при упоминании знакомого имени, при мысли, как тесен мир. Ему хотелось столько расспросить, но язык не поворачивается. Ему приходилось молчать просто потому, что так было необходимо. Даже в своих мыслях он счел попытку расспросить о большем крайне нетактичной и, в какой-то степени, опасной. Розенберг, кажется, сказала все, что хотела. Она продолжала кидать Регулусу редкие, обрывочные фразы. Они были связаны общим контекстом, но многие из них были совершенно самостоятельны. И он не понимал, почему она выбрала его. Неужели, только из-за его таланта, способностей, жажды к знаниям? Все должно было быть наоборот. Своим дерзким выпадом в сентябре он должен был стать учеником, которого она бы не любила. Учеником, которому она бы занижала оценки, давала дополнительные, непосильные нагрузки. Но она продолжала тянуть его. Подсказывать. Помогать. И не потому, что он наследник древнейшего рода. Он знал, что не будь он таковым, профессор Слизнорт, например, его бы и не заметил. Его бы не замечали еще пара мелких учителей. Но Розенберг не могла быть такой. И Регулусу стоило бы держаться от неё подальше — он чувствовал это на подсознательном уровне. Интуитивно он почему-то знал, что родители бы не хотели, чтобы такой человек как Андреа Розенберг преподавал в школе. Но в ней была какая-то тайна. Тайна, которую Регулусу нужно было узнать. Регулус повертел в руках книгу, которую ему дала профессор. — Здесь собраны некоторые советы, похожие на те, что я вам рассказала. Можете оставить ее, наверное, вплоть до самых экзаменов. Не думаю, что кому-то эта старая книга может понадобиться. — сказала профессор, смотря на Регулуса немного склонив голову. — Спасибо. — сказал он, открывая форзац и первую страницу, читая название книги. Его мысли все еще занимало упоминание об Эдгаре Таллемане. — Не торопитесь с прочтением, — сказала Розенберг, — Лучше читать медленно, зато вникая. Регулус кивнул, сглатывая. Он закрыл книгу, стараясь обращаться с ней как можно бережней, ведь та была настолько потрепанной, что, казалось, вот-вот рассыплется. На минуту их окружила тишина. Регулус не торопился уходить, хотя с другой стороны ему было бы очень к стати поскорее уйти и все обдумать, но что-то держало его. Профессор Розенберг терпеливо выжидала, скажет ли Регулус что-то, потому что определенно видела, как всколыхнулась юная душа, как задели его ее недавние слова и как много вертится в его голове. — Вы хотели что-то ещё спросить? — спокойно спросила женщина, но Регулус медленно помотал головой. — Нет. Нет, профессор, — сказал он не поднимая глаз, не отрывая их от книги в руках. — Хорошо. Через неделю можете прийти в это же время, если будет необходимость. Я всегда здесь, чтобы вам помочь, — доброжелательно сказала она с мягкой улыбкой, а Регулус был готов только на скромный кивок. Когда он уходил, то ограничился крайне сухим «до свидания», и в очередной раз усомнился, стоит ли ему к ней приближаться.***
**mus: extremely loud and incredibly close
Экзамены с каждым днем становились все более и более тяжелым грузом для студентов пятых и седьмых курсов. Казалось, от напряжения скоро треснут вековые каменные стены, некоторые вот-вот бросятся в панику и истерику, и, сказать честно, сохранять спокойствие в такой атмосфере было гораздо сложнее. Регулус и Сириус, проходя мимо друг друга в коридорах, пересекаясь в классе Слизнорта на дополнительных занятиях по зельеварению, или просто случайно находя друг друга за столами в Большом Зале — никак не могли осмелиться сказать друг другу «привет», не говоря уже о том, чтобы спросить, как у кого дела. Но взгляды стали более спокойными. В какой-то степени смущенными, потому что их последний разговор на астрономической башне оба помнили совершенно ясно, словно каждая реплика и эмоция была записана на лист пергамента в тот же вечер и выучена наизусть. Больше не было острых и быстрых взглядов, глаза не бегали и из них не лилась ненависть. Лишь что-то наподобие непонимания. Что-то, похожее на вопросы. Тоска была на месте, и возможно, она даже усилилась. Теперь она ощущалась еще явнее. Он стал ближе. Его взгляд изменился. Теперь все заныло еще больше. Неужели Сириус действительно мог быть настолько ему важен? Регулус сидел в кресле в выручай-комнате, полусонный, с закрытыми глазами. В кресле напротив него сидел Барти, не менее уставший и унылый. Их разделял небольшой чайный столик, на котором расположилась шахматная доска. Шел второй час их игры. Время близилось к комендантскому часу, но казалось, что сил волочить ноги в подземелья совершенно не было. Завтра был очередной учебный день, и Регулус совершенно не представлял, как ему дотянуть эту неделю. Он быстро и незаметно отдал Сириусу письмо для Альфарда на прошлой неделе, в классе Зелий, и тот быстро засунул его в маговский конверт с липкой лентой. Они не обмолвились ни словом, но оба уже привыкли, что все, что касается писем от Альфарда или Андромеды — касается их двоих. Но снова не было ответов. Он уже должен был привыкнуть к новому времени, но гложущее чувство с болезненной натугой сжимало грудь, когда Регулус думал о них. О них всех. Действовал ли так на него оттаивающий март, или это последствия его усталости, он сказать не мог. Иногда он выпивал две таблетки и погружался в глубокую работу. Затем сон. Пробуждение. Учеба. Домашнее задание. И дальше по кругу. — Ты теряешь ферзя, — еле размыкая губы сказал Барти, потирая глаза. — Ты тоже, — сказал Регулус осевшим от молчания голосом и прокашлялся. Они оба замолчали, снова пялясь на доску. — Я хочу спать, — промямлил Регулус. — Я тоже, — ему в тон ответил Барти. — Какая интересная беседа! Регулус вздрогнул от неожиданного громкого голоса, Барти резко повернул голову в сторону источника звука, и тогда они увидели Доркас Медоуз, стоящую меж старых шкафов. От резкого восклика шестикурсницы у Регулуса практически сразу неприятно заныла голова. Полусонный транс, в который он впал вместе с Барти, был безвозвратно нарушен, и ему очень захотелось упасть на пол, чтобы закрыть глаза и провалиться в самый глубокий в его жизни сон. — Выглядите оба просто ужасно, вам бы пойти спать, — сказала Доркас, цокая. — А ты почему не спишь? — спросил Барти, делая ход пешкой. — Я не хочу. — Не знаешь, чем себя занять? — еще более безразлично спросил Регулус, получая от Доркас усмешку. — Знаю. Мне было скучно. И я пошла вас искать. И нашла. — сказала она. Ее голос был очень громок, так что Регулус рефлекторно незаметно хмурился, словно это поможет уменьшить громкость Медоуз или заткнуть его уши. Барти одной рукой тут же смахнул все шахматные фигуры с доски, немного раздосадованный тем, что их партия прервалась. Регулус вскинул брови, смотря, как белый ферзь катится к краю стола, в затем звонко падает на пол. — Ничья. — хмуро говорит Барти. — Ладно. — соглашается Регулус, окидывая взглядом площадь вокруг себя чтобы найти свою кофту, которую он оставил где-то невдалеке от их места. Он тихо натянул ее на себя, заметив, что немного замерз в практически неотапливаемой выручай-комнате, и лишь потом он посмотрел на Доркас, вспоминая ее слова. — А зачем ты нас искала? — спрашивает он, надев кофту на половину и взглядываясь в Доркас. Барти словно очнулся от глубокого сна, потому что тоже теперь понял, что ему интересно узнать, зачем Доркас их искала. — Собирала самые интересные слизеринские сплетни, Рег, — широко улыбнулась она, а Регулус закатил глаза. В гостиной очередная заварушка, снова дебаты богатеньких детишек, которые Доркас так любила слушать. — А потом мне стало скучно. Вот и все. Но она бы очевидно не стала их искать. Она никогда не ищет Регулуса или Барти, она обычно идет к Марлин Маккиннон или Пандоре Олливандер. — Могучая кучка что-то обсуждает. Лапочат на языке круассанов. Имя там твое мелькало, — сказала она, обращаясь к Регулусу, — Ни у кого не должно возникнуть мыслей, что это я вас позвала. Никто не видел, как я вышла из гостиной, никто не знает, что я что-то слышала, но, черт возьми, это наверное, надо слышать, — с азартом проговорила Доркас, заправляя черные пряди волос за уши. Ее ослепительная улыбка пробуждала, а искры в глазах не давали повода думать, что она встала сегодня в семь утра и весь день провела на ногах, усердно учась. — А если я не хочу никуда идти, — спросил Регулус, с тоскливой усталостью рассматривая стены замка. — Повернешь и просто уйдешь. Скоро все равно комендантский час. Да и я не поверю, что вы оба не хотите упасть в кровать, — без споров говорит Доркас, но с детским лукавством. Они спустились в подземелья. Холодная, сыроватая тишина оглушала, но вскоре они попадут в гостиную Слизерина, где ты начнёшь скучать по этим промозглым коридорам. — Я зайду немного позже, — сказала Доркас ухмыляясь, но какая-то обеспокоенность промелькнула в её глазах. Она направилась в сторону потайного прохода в подвал школьной кухни, собираясь посидеть там около пятнадцати минут. — Бред, — сказал Барти. Регулус кивнул. — Пойдем? — спросил Крауч, И они зашли. Стоило тяжелой двери закрыться, как в углублении Регулус увидел около десяти студентов. На возвышении, стоя на кофейном столике посреди темно-зеленых диванов стоял Кристиан Нотт. Внешне он напоминал поэта, декламирующего свои стихи — в правой руке был зажат пергаментный лист, левая рука гордо вскинута вверх. На диване сидела Элизабет Гринграсс. О руки она оперлась своей головой, глаза с упоением глядели на освещаемое светом лицо Нотта, на губах цвела завороженная улыбка. Семикурсник Рабастан Лестрейндж, стоило ему обернуться к выходу, заулыбался вошедшим, но более всего, разумеется, Регулусу. — Super, celui qu'on veut! — сказал он, вскакивая с своего места. Регулус сразу же увидел Северуса Снейпа, сидевшего за Рабастаном. Шестикурсник бросил Регулусу неоднозначный взгляд, расшифровать который было, кажется, совершенно невозможно, но Регулус его проигнорировал. Рабастан подлетел к нему, Регулус двинулся навстречу, стараясь держать расстояние между собой и Лестрейнджем, и оказался около сдвинутых вокруг столика диванов. — Content de te voir, Regulus, — сказал Нотт, приветствуя Регулуса по французски. Регулуса смена языка ничем не смутила. Французский вполне имел право называться его первым языком, на котором Регулус способен не только свободно говорить, но и не прочь думать на нем, однако, не все были с этим согласны. На краю дивана с гордым видом сидела однокурсница Регулуса — Эмибет Парсон. — Нотт, я ни слова не понимаю из того, что ты говоришь. Что вы все говорите. Почему нельзя говорить по-английски? Регулус знал ее крайне плохо, никогда с ней не общался, и наверное впервые за пять лет они посмотрели друг на друга более внимательно. Ее руки были скрещены на груди. Каштановые прямые волосы заправлены за уши. Она взметнула свои карие глаза, посмотрев на крайне спокойного Регулуса своим диким и яростным взглядом из-под тёмных бровей. Кристиан Нотт усмехнулся. Со всей своей харизматичностью он слегка наклонился в ее сторону, отводя руку, и с широкой улыбкой сказал: — Ты попала туда, куда так долго хотела попасть, Эми, так в чем дело? — тихо и с усмешкой спросил Кристиан. Парсон немного осела. Ее глаза опустились, руки обмякли, взгляд стал рассеянным, хотя она и пыталась держать себя в руках, Регулусу все равно стало ее жаль. — Бедная полукровка так и не догадалась, среди кого она, — подал голос Теренс Паркинсон, — Я давно заметил что все, в ком хоть как-то проплывает частичка магловской крови — чудаки. Теперь вместе с Парсон на Теренса взгляд кинул и Северус Снейп, чей отец был самым настоящим маглом. Да, в этой компании были еще пара других полукровок, но те тихо сидели в углу, слушая, что говорят их чистокровные сокурсники. — Захлопнись, Паркинсон, — грубо ответила Эмибет, без нужды нервно поправляя прядь волос за ухом. Паркинсон вернулся в свою позу, и теперь посмотрел на Регулуса — немного сверху вниз. Барти словно почувствовал, что все это надолго, поэтому в его руках уже была чашка чая, которую ему любезно преподнес домовой эльф. Он с умиротворенным лицом сел около Элизабет Гринграсс — забавы ради или поблизости действительно не было свободных мест, — было не важно. — Тебе стоит выучить французский, если хочешь влиться в коллектив, — хохотнул со стороны Эван Розье. — Не все имеют французские корни, — попытался его угомонить Кристиан, поправляя назад свободной рукой растрёпанные черные волосы. Он кинул взгляд на Регулуса, — Au voleur. . Он протянул Регулусу листок. Ледяными пальцами Регулус перенял листок и заметил, как вокруг воцарилась тишина, словно они все как-то могли помешать ему читать. В руках у Регулуса оказалось письмо, написанное по-французски, аккуратным, но каким-то хаотичным почерком, вероятно, имевшим в прошлом свою мягкую изящность и элегантство, но со временем трагично утраченную. «Вскоре будет вскрыта вся поднебесная Дамблдора. С каждым днем приспешников и вардов становится больше — нам не оказалось слишком сложно найти единомышленников на европейском и даже далеком американском континентах. Темный Лорд хочет проникнуть глубже в Хогвартс, и здесь необходима ваша помощь. Соберите людей, которым, как вы считаете, можно довериться. Есть несколько преподавателей, в чье доверие можно попробовать войти — в частности глупец-зельевар Слизнорт, который легко может рассказать все, либо преподаватель Рун, который достаточно близок с Дамблдором. Самый желанный преподаватель — профессор Защиты от Темных Искусств. Она знает очень многое, и Темному Лорду хотелось бы ее расспросить. Студенты могут оказать ему помощь, что будет поощрено в будущем. Действовать нужно аккуратно, но быстро. Нужна информация о тайных ходах, точном устройстве замка, заклинания, наложенные на замок, все мелочи, которые можно будет собрать в большую картину. Доставайте все, вы — будущее. Наше будущее господство, наша будущая власть, наши последователи». Письмо закончилось, Регулус прочитал его очень быстро, но вникая в каждое слово. Кристиан не вырвал из его рук письмо, он достал второе, уже свое, но совершенно идентичное. — Это написал Рудольфус Лестрейндж. Регулус, понимаешь, нам дали полное право вершить правосудие! — последние слова Кристиан прокричал, ловя на себе восторженные взгляды некоторых чистокровных студенток и маленьких, ещё почему-то не в своих комнатах, младшекурсников. — А если кто-то настучит? — с опаской спросил третьекурсник, внезапно оказавшийся около них. Его глаза горели, губы в испуганном восторге приоткрыты, и Нотт не смог оставить его без внимания: — Тот сделает хуже самому себе, — заговорщически проговорил он, — Ужасная участь будет ждать того. — И не обязательно в стенах школы, — закончил за Нотта Рабастан. Регулус посмотрел в его сторону и увидел характерное семикурснику выражение лица. Выражение, так похожее на привычный вид лица его старшего брата Рудольфуса, с которым Регулус сталкивался достаточно часто. Его желудок мог бы сделать кульбит, но на свое же удивление, Регулус ничего не почувствовал. Он успел совершенно забыть то чувство, когда тебе нужно принимать вид совершенно другого человека, но сейчас он спокойно влился в него. Рабастан смотрел на Регулуса пристально. Крайне пристально, не отводя взгляда, прежде чем он с расстановкой заговорил: — Блэк, ты ведь в хороших отношениях со старухой Розенберг? — спросил Лестрейндж, и только сейчас Регулус похолодел. Его сонливость сняло рукой, слабое волнение подобралось к его голове, но он невозмутимо и коротко ответил: — Да. Повисла тишина. Рабастан лукаво улыбался, словно он что-то знал. — Ну вот и замечательно, — медленно проговорил он, наконец отводя взгляд, — Ты один из немногих, кто смог стерпеть ее и расположить к себе. Регулус не знал, чего хотел Рабастан, но он уже смутно понимал, что его снова хотят втянуть в дело, в котором он участвовать не хочет. Также, как не хотел участвовать в находке материалов для «оживления» артефактов Нотта. Только теперь это не была пустая забава для отвлечения души. Одно резкое движение — и его дни будут сочтены. Регулус бросил взгляд на Барти, который периодически перешптывался со старостой Слизерина — Элизабет Гринграсс, но было видно, что всеми ушами он в разговоре Рабастана и Регулуса. Регулус захотел сглотнуть, но сейчас любая мелочь могла сдать его нервозность и нежелание во что-либо ввязываться. — Ты не договорил, я полагаю, — тихо сказал Регулус не своим голосом, отчего некоторые студенты от неожиданности ощутили холод на своих спинах. И Регулус тоже его ощутил. Он ощутил на себе грязную маску, которую перенял у своих родителей. Он чувствовал, как чернели его руки, как затуманивался его собственный рассудок и на то место приходил совершенно чужой мозг. Черная вязкая масса, с которой он родился и которая еще на зачаточном уровне была генетически ему приписана, стала густеть. Включилась самозащита. Регулус понял, что если бы сейчас не пришел, то Рабастан бы подловил его в другой день. Доркас вовсе незачем было его звать. Возможно, было бы лучше, если бы он один на один переговорил с Лестрейнджом. — Я не договорил, — в тон отвечает Рабастан. — Розенберг это препятствие. Дамблдор не зря ее поставил. Я узнал, что у нее какие-то исключительные способности. Невероятный сильный маг. И ты уже сделал первый шаг в том, чтобы понять, кто она, когда понял, что было наложено заклинание ограничения, тогда, еще на первом уроке. — он снова замолчал, глазами проковыривая Регулуса насквозь, — Как ты понял это, я, скажи спасибо, спрашивать не буду. Регулусу в голову ударил жар. Взгляд нужно было оставлять невозмутимым. Словно ничего не происходит. Безумие. Что-то происходит, Регулус, думал он, но все его инстинкты кричали, чтобы он оставался спокоен. Вдруг Розенберг уже знает, что с нее будут сдирать информацию до тех пор, пока она находится в стенах этого места? Вдруг она уже поняла, что участь эта ляжет на Регулуса, и все ее слова, которые были сказаны ему накануне были чем-то провидческим, чем-то, что его бы предупредило? Он ходил по тонкому лезвию. Снова. — Я знаю, да ладно, все знают, что ты молчаливый и пассивный человек, Блэк, но в этот раз тебе придется попотеть. Темный Лорд будет рад узнать, что наследник Блэков принес ему пользу. Регулус поймал на себе несколько восторженных и полных уважения взглядов. Кристиан уверенно сошел со стола. — Пришел ты немного поздно. Пропустил много, — сказал он Регулусу, на что тот пожал плечами. Наступила пауза. Регулус задумался, но после вольно взял в легкие побольше воздуха и спросил Рабастана: — Что же конкретно нужно узнать? Ее личную жизнь? Количество человек в семье? Что она любит есть на завтрак? — саркастически, но без явной злобы сказал Регулус. Он смотрел на Рабастана, хлопающего глазами и пытающегося понять, всерьез ли говорит Регулус, а сам Блэк потянулся за сумкой, которую кинул около кресла. — Нет, стой, — Рабастан остановил Регулуса за левую руку, и Регулус держал себя всего чтобы не одернуть ее. — Что? — выжидающе спрашивает Регулус. — Не торопись, Регулус, — Рабастан сел на свое прежнее место, приглашая Регулуса сесть рядом с собой, но тот предпочел сесть на ручку дивана, чтобы не оказываться около них настолько близко. — Розенберг может еще ничего и не дать. Это так, чтобы ты был начеку. Регулусу надоело, что Рабастан тыкает в него своими словами, его начинало это почему-то выводить. — Это уже в какой-то степени традиция, — сказал Рабастан, ухмыляясь, — Нападать на Хогсмид в конце учебного года. Внутри Регулуса все похолодело. Его глаза дернулись ближе к силуэту Рабастана, но Блэк держался внешне как только мог. Регулус чувствовал, что Барти, неспешно попивавший час, сейчас сидел как взвинченный и вот-вот готовый подлететь на месте. — Зачем же в этот раз? — спрашивает Регулус. — Любопытство это хорошо, — как-то предостерегающе говорит Лестрейндж. — Запугать. Осадить волю народа к победе. Подчистить Орден Феникса, аврорат Министерства. Они же все прилетят мгновенно, как только узнают, что у стен школы снова кишат Пожиратели Смерти. Регулус все еще слышал эти звуки и видел эти яркие картины. Нет. Этого не может произойти во второй раз. Тогда погибли невинные люди. Было ранено столько студентов. Один студент был убит. Убит его двоюродной сестрой Беллатрисой. Тошнота подкатила к горлу. — В одном из тихих магазинчиков есть старый телепортационный шкаф, — продолжил Рабастан, — О нем никто не знает. Мы использовали его для того, чтобы протаскивать алкоголь, — он ухмыльнулся и пожал плечами, — Через две недели этот шкаф послужит порталом нескольким десяткам пожирателей и ещё больше вардов. Все произойдет быстро. Когда люди поймут, откуда появляются Пожиратели, будет слишком поздно. Последние слова он прошептал на одном дыхании. — Все, кому уже есть семнадцать, смогут получить там же маски и мантии и попробовать себя в качестве пожирателя. Только под чьим-то присмотром. Рудольфус уже обещал мне чистую мантию и индивидуальную маску, — самодовольно произнес он. Со сторон послышались вздохи, восторженные реплики. С таким же заносчивым лицом сидело еще двое-трое студентов с седьмого курса, — их лица выражали полнейшее превосходство, такое, что даже самый глупый человек на свете понял бы, что испытывают эти семикурсники. В голове Регулуса было сплошное отрицание. Как это предотвратить? Как предотвратить новые жертвы, смерти? — Но есть одно но, — начал Мальсибер. Все глаза сразу перешли на него, — Если кто-то что-то расскажет, то ему не сдобровать. И об этом человеке я узнаю сразу же. Его глаза метнулись в сторону болтливых Паркинсона и Нотта. В следующий момент глаза Мальсибера встретились с глазами Регулуса. — Блэк. — четко произнес он, заставляя внутренности заворачиваться в узел, — Жди поручения в ближайшие дни. Мы с Рабастаном на пути чтобы подготовить карту с путями из Хогсмида в Хогвартс через лес, подземные ходы и ходы через чужие дома. Ты передашь ее Беллатрисе, своей кузине, потому что именно она сейчас является самой близкой преемницей Темного Лорда, — не без уважения сказал Мальсибер, — И он бы хотел, чтобы именно в ее руках оказалась эта карта. «Нет, нет, нет», — думал Регулус. В голове творился полный хаос: «Нет». — Хорошо, — холодно выдает он в противовес своим мыслям. Ему чертовски тошно от самого себя. Он снова и снова задается вопросом, почему он не родился в среднестатистической магловской семье, без этих глубоких корней и идиотских ценностей. Зачем он в это ввязался. Как он попал в эту тьму. Он не хотел быть ее частью, но неизменно она чувствовалась в нем. Это были глубокие корни, вросшие ему в грудь, в самое сердце. Мальсибер улыбнулся. — Четырнадцатое марта. — произносит он и на этом заканчивает. «Четырнадцатое марта» — проносится в голове Регулуса.***
— Что будем делать? — спросил Барти у Регулуса, когда он плотно закрыл за собой дверь в комнату. В Регулусе зарождается отчаяние. Отрицание. Ненависть. В следующий момент ему хочется просто сдаться. Почему рядом нет Альфарда или Андромеды, которым можно на ухо нашептать все, что ломит душу и сердце? Отдать им часть ответственности, разделить это тайное и страшное знание. Регулуса некому защитить, к кому бы он не пошел. Они пойдут от большего. И закончат меньшим. Они узнают, что это был именно он, кто их сдал. И тогда пострадают все. Как это всегда и происходит. Регулус смотрит в пустоту и понимает, что просто передав карту и тихо уйдя в свою комнату, он не сможет продолжить жить. Он не сможет забыть о том, на что согласился и что помог сделать что-то страшное. Регулус молчал, даже не смотря на Барти. — Ты собираешься сделать это? — спрашивает Крауч шёпотом. — Выхода нет. — холодно и с отчаянным отрывом говорит Регулус. — Это полное безумие! — голос Крауча звучит с неприкрытым упреком, весь его корпус обернут в сторону Регулуса, в глазах пылает ярость. Он вот-вот готов прижать Регулуса к стене, схватить за воротник белой рубашки, вытрясти его. — Ты не можешь этого сделать! — голос срывается на крик. Регулус резко подходит к нему, закрывая рот ладонью и прижимая Барти к стене. Дыхание Блэка резкое. Обрывочное. Оно жгет ему легкие и трахею. Каждый мускул напряжен. — Не смей кричать, — произнося по отдельности каждое слово говорит Регулус. — Не смей, — повторяет он и лишь посла этого отпускает свою хватку, давая Краучу возможность свободно дышать. Регулус ниже Барти, однако это не мешает ему прижать друга к стене, приковать его взглядом, немного повысить голос и добавить в него жестокости и решимости. Добавить прямоты. Это было лучше, чем врать. Лучше, чем ходить вокруг да около. — Но... — произносит Барти. — Подумай, — шепчет ему Регулус. Его рука все еще держит Барти за плечо, вторая немного спустилась по руке к запястью Крауча, однако, к нему не прикасаясь. Лицо Регулуса крайне напряжено. Барти видит его, и ему становится не по себе. Он словно вспоминает, что его друг не просто Рег, с которым он пятый год живет в одной комнате. Не тот мальчишка, с которым он пообещал никогда не ввязываться в эту пучину. Но Барти был немного другим. Он сам решил не ввязываться. И решил вовремя. Регулусу это было предопределено. Барти понимает, что его друг — чертов Блэк. Самый настоящий, чистокровный Блэк. Он не узнает похолодевших от активного размышления глаз, он не хочет видеть нахмуренные черные брови. Он чувствует на себе хватку Регулуса, который схватил его специально, чтобы никто не услышал какого-то постороннего и подозрительного движения. Регулус был прав, когда напал на Барти. Но Барти не хотел этого принимать. — Скажи, что ты что-нибудь придумаешь, — шепчет Крауч, беря Регулуса за свободную руку, — Скажи, пожалуйста. Теплая рука Барти сжимает ледяное запястье Регулуса. Регулус не может устоять. Он закрывает глаза, опускает голову, рука на плече Барти слабеет. Он все еще стоит, но ему хочется сесть на колени, упасть, забыться, проснуться, что угодно, лишь не быть сейчас здесь. — Рег... — шепчет Барти. — Ты сможешь кому-то рассказать об этом? Отцу, матери, какому-либо профессору? — спрашивает Регулус у Барти на выдохе, а сам вспоминает свои слова, сказанные Сириусу на Астрономической башне. Его сковывает боль. «Неужели ты даже не попробуешь ухватиться за что-либо?» — спрашивает голос внутри Регулуса. Но Блэк его бесцеремонно затыкает. Барти берет воздух, он смотрит на черные волнистые волосы Регулуса. — Как Мальсибер или кто-либо из них сможет узнать, кто рассказал о планах? — вопросом на вопрос отвечает Барти. Регулус собирается мыслями. Он достает бумажку, которую получил каждый, кто сидел на креслах. Бумажку, которую ему дал прочесть Кристиан. Мотивационное послание. Точная копия лежит в карманах в брюках Барти. — Темная магия. Докаснувшись, ты уже не имеешь права говорить об этом. На листочке Мальсибера сразу же выпишется, кто кому что разболтал. Слова табуированы. — А письма? Регулус жмет плечами. Писать письма некому. Он отходит от Барти, и лишь в этот момент Крауч понимает, что теперь может свободно дышать. Действительно свободно. Регулус не смотрит на Барти. Он стоит к нему спиной, не смея смотреть другу в глаза. Кажется, что придумать что-то совершенно невозможно. Кажется, что это тупик. Бумажка лежит на тумбе. — А если попробовать что-то с ней сделать? — спрашивает Барти, хотя он уже прекрасно знает ответ. — Жди расправы четырнадцатого числа. — сухо отвечает Регулус. Он бесконечно холоден, но внутри столько страха, сколько он уже давно не испытывал. Регулус услышал, как за ним хлопнула дверь. Барти ушел из комнаты. Наверное, он пойдет обратно в выручай-комнату, где и ляжет спать. И Регулус не может его винить. Даже не имеет права. Он смотрит в открытое окно, а жизнь кажется ему просто отвратительной. Не менее отвратительным он находит в ней себя. Регулус больше не чувствует готовности умереть. Он в этом признается себе. Он хочет защитить их всех. Барти. Пандору. Доркас. Сириуса. Даже друзей Сириуса ради него. Всех. Он узнал то, о чем еще никто не знает и узнает лишь в тот мартовский теплый день, когда веселый звук весенней капели в перемешку с радостными голосами сменится на взрывы, плачь и крики. Он обязан что-то сделать.