Восемнадцатое января.

      Весьма морозный выдался день — самый разгар зимнего стремени. Отличное время для того, чтобы устроиться поудобнее в собственной берлоге под пледом и пить горячий напиток под просмотр любимого сериала. Наилучшее для любителей зимы. Наилучшее и для одного Героя, что только-только стал отцом. Первый ребёнок. Первая надежда и достижение непоколебимой мечты.       Тодороки Тойе день отроду, и он уже стал разочарованием для своего отца.       Этот малыш ещё ничего не смыслит во внешнем мире. Не сказал первого слова под ласковым присмотром матери, не сделал первые шаги, неуклюже после этого валясь на пол под горделивые взгляды родителей. Ничего. Однако на этой только увидевшей белый свет душе уже поставили крест, растоптав его будущие надежды в ярком пламени, кое явилось к нему с возрастом. Одно лишь слово: — Ещё.       Тодороки Тойе четыре, и у него начала проявляться причуда. Святейший, ещё не узнавший всю горечь бытия, пунцово-наивный ребёнок со счастливыми воплями побежал к своей младшей сестрёнке, на чьей шкале под названием "идеал" тоже поставили крест, как только сероглазая малышка появилась на свет. — Ещё.       Его маленькое хвастовство, что для самого Тойи являлось гигантским достижением, подаренным самими небесами, подхватила и Фуюми. Она была единственной, кто обрадовался за него искренне в тот час. Мать лишь скромно улыбнулась и дала наказ быть осторожнее с новоприобретенной силой. Отец же…удостоверился в том, что светлое будущее героического наследника ему не светит.       Тодороки Тойе пять, и в его теле выявилась патология, проявляющая себя в выдержке преимущественно низких температур. При его огненной причуде-то? Именно так. Крест на его карьере стал жирнее, а надежды взрослого иссякали с каждой попыткой. — Ещё.       Тодороки Тойе всё также пять, и он украдкой с невинным любопытством заглядывает в коляску недавно родившегося младшего братика. Нацуо также не удалось исполнить мечту их отца, и тот отправился в кипу к неудачным экспериментам, бегающим по дому и живущим существующим для главного в семье. — Ещё.       Тодороки Тойе исполнилось восемь, и с тех самых пор его некогда ещё непоколебимая детская натура непонимания намерений родителей пошатнулась. Он впервые увидел малыша, что был буквально поделён на половины белого и красного с четко виднеющейся гетерохромией и переснявшимися от обоих родителей чертами.       Тодороки Тойе восемь, и он впервые испытал ревность, бегущую целый бесконечный марафон за руку с конкуренцией… — Хватит. Отец? Взгляни на меня. Я смогу превзойти его, отец. Ты смотришь? Я смогу, только взгляни на меня. Заметь меня.       Тодороки Тойе одиннадцать, и он начинает сбегать из дома. Юношеский максимализм? Возможно, но его проявление настигает в бесконечных тренировках. Возвращается он под вечер, пытаясь позже доказать отцу, что он чего-то стоит в этом мире. Однажды его засекли с многочисленными ожогами по всему телу, однако девственное пламя азарта уже не потушить…так ведь? Взгляни на меня.       Тодороки Тойе шестнадцать, и три года назад он испарился в тени собственного желания. Есть ли уже смысл что-то доказывать, когда ты буквально мёртв для человека? Для него смысл имело всё, помимо режущих, словно наждачкой по ушам, слов отца. На его теле все ещё растягиваются ожоги, однако теперь они не красные и не высыпаются волдырями. Фиолетовый. Таковым стал цвет ороговевшей кожи на локтях и подбородке. Теперь он был предоставлен самому себе, и эта агония свободы лишь больше загоняла его в омут, в коем где-то вдалеке находилась клетка попыток признания, к которой он так и не найдёт верного пути. Ты смотришь?       Тодороки Тойе двадцать три, и он впервые совершил убийство. Всего лишь жертва обстоятельств. Этот дрянной ублюдок мог вообще не появляться в той подворотне и не мешать ему? Мешать…чем? Очевидно собственным присутствием и осуществлению плана. Несбыточного плана признаний. Вдохновившись идеологией некого "Пятна", он словно слетел с катушек и стал уничтожать всех, кто, по его мнению, не достоин стоять на одной линии с его отцом. Первой целью стал его младший брат, что с самого детства носил прозвище "шедевр", однако…       Тодороки Тойе двадцать пять, и по-настоящему уничтожил он лишь самого себя. Отец..?       С трудом опознаваемое обгорелое до угля тело, что напоминало забытое на костре на долгие сутки мясо, огонь которого умудрялись ещё как-то поддерживать. Кругом суета и громкие новостные возгласы буквально на каждом федеральном канале. Тихий плач мужчины, что только осознал собственную потерю. Я смог превзойти его..? Всему приходит конец, верно? Его зажженное ещё в далеком в детстве пламя надежды погасло навсегда.       Тодороки Тойе двадцать пять, и его портрет выбит на могильной плите, обрамлённой строгостью и минимализмом. На земле рядом с мраморным кенотафом лежат цветы. Белые хризантемы, которые когда-то ещё с невинной смелостью, смешанной со счастливым смехом ребёнок сорвал для собственной матери. Под аккуратным, влекущим профессионализм мастера, портретом легким шрифтом были выбиты две даты: 18.01.ХХХХ-18.01.ХХХХ. Сын, я смотрю на тебя. До его ушей и сознания так и не дошли эти слова. Тодороки Тойе навсегда останется двадцать пять.