per la prima volta

Первый раз, как и первый поцелуй, у Ируки произошёл тоже спонтанно, неожиданно и нежеланно. Хотя сначала он думал, что это именно то, чего он хочет, но чутка повзрослев и научившись анализировать свои чувства, эмоции и страхи, понял, что глубоко ошибался. Но ведь запретный плод так сладок. С ним никто никогда не говорил о сексе, не говорил о защите или о том, как ухаживать за девочками. Ему эти девочки, конечно, были не особо интересны, но все же. Поэтому как и любой нормальный пятнадцилетний подросток, не имеющий доступа ни к каким  развивающим или расслабляющим метериалам, Ирука очень сильно мучился. Мучился больше из-за непонимания своего организма и стыда из-за этого непонимания. Ну вот объяснили бы ему, что по утрам семяизвержение бывает, он бы, наверное, так сильно не пугался бы. Нет, Бивако была прекрасной женщиной, воспитавшей двух сыновей, но то ли из-за факта, что Ирука ей не родной, то ли из-за чего-то другого, личных тем она не касалась. Про гигиену рассказать? Пожалуйста. Купить подростку все необходимые дезодоранты, духи, первую бритву, рассказать об изменении голоса и успокоить по поводу слишком обильного потоотделения и слишком активно появляющихся прыщей? Вообще не вопрос. Но ни про поллюцию, ни про презервативы, ни про, не дай бог, смазки, поцелуи, ЗППП, отношения и всему прочему, что носило уж слишком личный характер, речи и быть не могло. Ирука сам спрашивать очень стеснялся, а больше и не у кого, хотя, казалось бы, полный дом мужиков. Один приёмный брат погиб уже пару лет, с Асумой они как-то после того поцелуя перестали особо пересекаться, а старик Хирузен и дома-то почти не появлялся. А если и приходил, то сидел весь такой уставший, что к нему подходить было совестно. Поэтому молча терпел Ирука все странности и закидоны своего организма, пока наконец не встретил его. Своего самого первого настоящего друга. Мизуки был его одногодкой, тоже был сиротой, и обладал дивным кротким нравом. Ируку от хулиганов оберегал, советом помогал, последней рубашкой был готов поделиться, лишь бы друг его был счастлив. Ирука такое отношение к себе очень любил, поэтому очень быстро обозначил для себя Мизуки как лучшего друга. Они подолгу проводили время вместе, выбирались на совместные миссии. Проведённые вместе вечера, расказанные истории, пережитые холодные дни на разведках, сдача экзамена на чунина – все это прошли бок о бок. А потом Мизуки начал меняться. Более долгие прикосновения, переглядки, частые объятия, а один раз даже поцеловал в щеку на прощание. Ирука был в шоке, но виду не подал. Он не понимал, что он чувствовал по этому поводу. Ему вроде и нравилось такое внимание, льстила влюбленность Мизуки в себя, однако что-то в груди тяжко тянуло вниз. И сладко и гадко, как говорится. Мизуки же продолжал свои переглядки и робкие поцелуи в плечи, шею, макушку или щёки, будто и правда на что-то надеялся. Нет, Ирука не любил Мизуки, но бесконечное одиночество, подростковые гормоны и желание хоть какого-нибудь внимания сделали свое дело, и он все-таки поддался. Ответил взаимностью, взял в свои руки аккуратные бледные ладони Мизуки и заглянул в самые глаза. Осмелев или обезумев, Мизуки сначала долгие минуты не двигался, а потом набросился на Ируку, как будто он был каплей воды в пустыне. Такой напор сначала испугал Ируку, но затем последовали мягкая хватка на его затылке, тонкие губы на его губах, тихий стон, донесшийся откуда-то из глубины души, и Умино чуть-чуть успокоился. Дальше поцелуев у них дело не зашло, но когда они оторвались друг от друга, Ирука почувствовал, что дороги назад уже не будет. Мизуки смотрел на него совершенно влюбленными глазами, гладил кончиками пальцев по смуглой коже, проводил ногтями по волосам, шептал что-то на ухо, а Ирука сидел и ничего не слышал. Мизуки красивый. Мизуки любимый. Но Мизуки все равно не тот. Не тот человек, который ему нужен. И когда Ирука успел стать таким жестокосердечным? Играет с чувствами лучшего друга, даёт ему ложные надежды, не отталкивает его. А тот ведь не отлипает, прижался к боку и лежит, мурчит что-то.  Провстречались они так около трех месяцев, и Ирука даже начал потихоньку привыкать. Мизуки был ласковым, постоянно миловался и жался к Ируке, целовал его при каждом удобном случае, перебирал длинные вороные волосы своими тонкими пальцами. Да, Ируке это нравилось, и он решил, что раз у них так хорошо все идет, то значит, они всё делают правильно. Он не замечал участившиеся укоры и жалобы по пустякам, всплески безосновательной ревности, маниакальное желание быть всегда рядом и постоянные проверки, где он и с кем. Ну подумаешь, что ревнует, это же нормально? Значит Мизуки о нем беспокоится. А ещё Мизуки явно хотел чего-то большего. Ирука прекрасно понимал, на что именно он все время намекал, однако пойти на такое он просто не мог. Хотя бы потому, что не знал, как это делается. У стандартных пар мальчик-девочка все еще было примерно понятно, а если непонятно, то добро пожаловать в секцию 18+ Первой Библиотеки Конохи, там материала хоть на всех девушек на планете хватит. А что с однополыми парами? Просто самоудовлетвориться рядом друг с другом? Как-то звучит странно. Подрочить друг другу? Ирука боялся рассмеяться посреди процесса от неловкости всей ситуации. А если делать прямо как мальчик-девочка... Господи, ужас-то какой. Нет, свою тощую задницу Ирука не отдаст никому,  да и такую же тощую задницу Мизуки тоже брать как-то не очень хотелось, если честно. Хотя вот он, вроде, даже был не против. Ирука давно приметил, что во время поцелуев, когда они сидели ночью у кого-нибудь на койке в маленьком бараке, Мизуки пытался будто навалиться на Ируку, сесть практически впритык, руки распускал, переходил быстрыми поцелуями от губ к шее и обратно. Нет, у каждого свой вкус, бесспорно, но Ирука таких страстей не разделял. Мягко отталкивал от себя руки, чуть давал себе личного пространства, а под конец и вовсе ложился и обнимал Мизуки. Тому казалось, что это от переизбытка чувств, но Ирука делал это просто для того, чтобы скрепить вечно шастающие по его телу бледные ручонки. Так у них ничего и не вышло ни в этот вечер, ни в следующий, ни через неделю. Ирука каждый раз оттягивал момент, вздыхал, а один раз даже сорвался и обиделся на Мизуки. Тот сначала ему не поверил, сам первым из комнаты сбежал, но спустя пару недель игнора и тотального нежелания Ируки идти на компромиссы, все же оттаял. Мягонько, аккуратненько, на цыпочках пробрался в архив, где сидел на смене Ирука, зашёл со спины и закрыл глаза Умино руками. Потом, как только он умел, начал целовать ушки, щеки, в конце чмокнул в нос и взял со стола принесенную с собой кассету с фильмом, который очень хотел посмотреть Ирука. Ну и как его, такого кота, не простить? Да, он был странным в каких-то моментах, был слегка неуравновешенным, иногда Ируке казалось, что Мизуки как будто всегда находился на грани, всегда ходил по краю, но в чем именно он не понимал. Зато он был искренним и солнечным, за что Ирука даже его вроде бы любил. Мизуки был отличным психологом по оценке Ируки из прошлого, а по оценке Ируки из настоящего – обычным нарциссом и манипулятором. Долго подбивая клинья к парню, Мизуки перепробовал вообще все варианты осады и наконец нашёл то самое – обостренное чувство вины Ируки. Осталось лишь дождаться удобного момента, и тогда птичка уйдёт под лёд. Ждать пришлось недолго. Мизуки возвращался с одиночной миссии и попал в облаву. Ему сломали несколько пальцев, очень сильно ударили в почки и завершили все легким сотрясением. На самом деле, не так уж страшно для обычного шиноби, но как Мизуки играл! Любая актриса из экранизаций книг Джирайи позавидует. Делал он это исключительно наедине с Ирукой. С ним он и плакал и вздыхал, и стонал и жался от боли, но стоило только появиться кому-то рядом, концерт прекращался. И не только потому, что врач сразу поймёт, что пациент симулянт, а потому, что у Ируки создавалась идея мнимого превосходства – он был единственным, кому Мизуки мог доверить свои самые сокровенные чувства. После выписки у Мизуки оставался только гипс на обеих руках и дикое неудовлетворенное желание. Дома Мизуки вёл себя примерно так же, умело чередуя показушницу и приступы холодности. Сперва он пугал Ируку неожиданными вскриками, собирался весь, будто воробей в луже, но больше ни звука не произносил. Он "незаметно" прятал руки под рукава или подушки, в потом ложился сверху. Мол, суставы так ломит, что ничем их успокоить нельзя. Ирука каждый раз подбегал к нему, обнимал и спрашивал, не нужна ли ему таблетка какая-нибудь. Мизуки, уставив чахоточный взгляд в стену, сдержанно качал головой и клал голову на плечо парню. Он почти доплел свою паутину, ещё чуть-чуть и бедный парнишка окажется наконец в его лапках. Гипс сняли. "Боль" осталась. Теперь Мизуки уже театрально заламывал пальцы, ойкал и жмурился, пока Ирука горестно смотрел на него, не в силах помочь. В одну такую горестную ночь, проснулся Ирука от тихих всхлипов. Повертев головой, он понял, что звуки идут от Мизуки. Ирука немедленно вскочил, отдернул одеяло и попытался было раскрыть залитое слезами лицо, которое Мизуки прятал в ладонях, но у него ничего не получилось. – Мизуки, – шепнул он, нерешительно проводя ладонью по чужой макушке, – Ну чего ты, Мизу? Болит? – Ой, болит, – всхлипнул Мизуки и сильнее сжался в одеяло. – Давай поцелую. Хочешь, согрею или мазью намажу? – Не руки болят, – завыл фальцетом Мизуки, чуть поворачиваясь бочком к Ируке. – А что же? – С...Сердце у меня болит. От того все, что ты меня не любишь. Ирука замер в замешательстве, переваривая то, что он сейчас услышал. – Не любишь, и все. Я все время что больной лежал, тебя так ждал, думал, что тебе время нужно, а ты! – Мизуки оторвал руки от лица и резко притянул Ируку к себе за шею. – Ну что же ты сидишь? Поцелуй же хоть, раз только это тебе от меня нужно, – и сам не дожидаясь действий со стороны Ируки, впился в его губы. – А... А что же... еще от тебя... мне нужно? – выдохнул Ирука как только поцелуй их закончился. – Ну как же, Иру? Все люди нормальные любят друг друга по-нормальному, а ты все ждёшь. Неужели я тебя совсем в этом смысле не привлекаю? – Мизуки умел плакать красиво. Еще в детстве он усвоил этот урок – все шиноби таяли перед его огромными голубыми глазами, ангельски покрасневшим личиком и абсолютно страдающим взглядом из-под скленных ресниц. Ирука тоже не устоял. Заглянул зачарованно в самую глубину взгляда, не догадываясь, что это ещё даже не прибрежная насыпь, и потерял голову. Один, два, три, и Мизуки сорвался с места, опрокинул Ируку на спину и принялся снимать с него пижаму, отвлекая его поцелуями и поглаживаниями. Ирука был бессилен. Особенно когда чужие руки добрались до штанов. Вот тогда Ирука уже потерял связь с миром окончательно. Удовольствие было. Да, было даже очень хорошо. Ирука не знал, была ли у Мизуки связь до этого, все-таки дрожь его выдавала, но действовал он умело. Минетом вечер не ограничился, Мизуки, как настоящий герой романов Ичи-Ичи, оседлал бедра Ируки и аккуратно сел на возбужденный член, тихонько покачиваясь. Он был чистым и мягким, видимо, подготовился заранее. Только вот смазку с собой взять не подумал – какие оставались ещё остатки от его подготовки, такими и пользовались, из-за чего сам процесс растянулся почти на час. Ирука за это время уже успел 100 раз передумать и 1 раз даже решиться прервать Мизуки, как вдруг тот нашёл в себе ту самую точку удовольствия, и остановиться уже обоим стало труднее. Под конец Мизуки выбился из сил, пот стекал по его лицу, а горячие ладони сжимали ладони Ируки. Тут он ускорился, на последнем качке вскрикнул, запрокинул голову и задрожал. Из члена его брызнула сперма, окрапляя капельками живот Ируки. Умино даже внимания не обратил – сжал бедра Мизуки, притянул ближе и застонал громко и протяжно. Мизуки обо всем позаботился: салфетки достал, сам Ируку быстренько вытер, себя тоже не забыл и мигом под бочок тепленький юркнул, целуя то в шею, то в плечо. Ирука пока отходил от оргазма, пока пытался понять, что сейчас только что произошло, уже успел устать смертельно и согреться теплом прижавшегося к нему тела. Там, гляди, уже и дал кумаря. Так и проснулись потом утром вдвоём. Ирука проснулся первым, удивленно и слегка испуганно осматривая Мизуки. Что вчера произошло? Ирука точно был рад этому? Нет, ему было приятно, но хотел ли он, чтобы ему было приятно? Мизуки его принудил? Хотя принуждение это ведь позиция Мизуки. Как же можно принудить запихнуть член кому-то в задницу? Если кто узнает такой способ изнасилования, мигом Ируку засмеют. Мизуки потянулся во сне, муркнул как котик и прижался ещё ближе. И так от этого действия стало Ируке противно, так липко и склизко. Еще не понимая, какими эмоциями движим, он соскочил с кровати, отыскал свою форму и быстренько выбежал из квартиры. Вернувшись домой к Сарутоби, Ирука упал на диван в своей комнате и закрыл руками глаза. Не вспоминай, не вспоминай, не вспоминай. Что было, то прошло. У всех все бывает в первый раз, Ирука даже должен быть благодарным, что у него все так хорошо прошло. Но если он благодарен, почему тогда сейчас лежит у себя дома и пытается не стошнить от одной мысли, что завтра ему снова придётся увидеть Мизуки? Сильно нажав на глаза, так, чтобы перед ним заплясали цветные пятна, Ирука встал и медленно подошёл к зеркалу. Он оторвал пальцы от глаз, все еще держа ладони на щеках. Да это ведь просто он странный. В Асуму влюбился – поцеловал, и все прошло. К Мизуки испытывал чувства – переспал, и все прошло. Вот такая у Ируки любовь, такой Ирука надёжный. Махнув рукой сам на себя, парень быстро настрочил записку, что заболел, просунул её под дверь и лёг досыпать. С Мизуки он больше не увидится, это точно. Пусть он и будет постоянно ходить вокруг, караулить его на работе, на миссиях, у дома, у ларька с раменом, в Академии – Ируке будет все равно. Жестоко? Очень. Отвратительно по отношению к партнёру? Ещё как! Но Ируке впервые в жизни было не до этого. Он видел слезы в глазах Мизуки, даже видел среди них настоящие, злые, грустные. Слышал проклятия в свой адрес, стоны и мольбы простить, манипуляции и принуждения, но ничему Ирука не поддался. Гордо шёл с высоко поднятой головой и на Мизуки внимания не обращал. Тому было обидно и горестно, но потом он встретил девушку, и Ирука как-то постепенно забылся, пусть и отношению к нему теперь у Мизуки было явно враждебное. Ну и пускай. Ирука же смирился со своим вечным одиночеством. Ещё несколько раз после этого он пытался завести отношения, несколько раз ходил на свидания, оставался на ночь, но не чувствовал абсолютно ничего. Полнейшую пустоту. Успокаивая себя тем, что не каждому ведь суждено умереть в один день, он предпочел забить на судьбу и просто наслаждаться теми связями, которые у него были. Обо всем другом он подумает позже.