***
– С тобой всё в порядке? – Сынмин дёргается от прикосновения чужой руки на своём плече. Сиреневоволосый поворачивается и видит от чего-то улыбающегося Чанбина. – О чём думаешь? – Ни о чём, – спокойно отвечает младший, собираясь уйти. Как только он вышел из комнаты Феликса, вампир впал в ступор. Он уже видел смерть во всех её проявлениях, ещё даже при обучении на медика, но чтобы человек сам просил его убить? Это было чем-то новым, чем-то... пугающим? После просьбы Ли, Сынмин тому ничего не ответил, лишь расстерянно засобирался и вышел из комнаты. С одной стороны, он мог понять мальчика – тот попал в самый настоящий ад, а теперь ещё и ходить не может. Это уже не жизнь, а существование. Таких Сынмин тоже видел. Но эти люди были сломлены болезнью, а тут... Тут человек был сломлен изнутри. Но с другой стороны, это было чем-то неправильным, противоестевственным. Слышал ли Чанбин их разговор? И если да, является ли его улыбка реакцией на услышанное? Сынмин надеется, что нет. Сынмин – ещё один член это семьи, усомнившийся в том, а та ли эта семья, что была раньше, и кто все эти люди вокруг? Страх начинал по-тихоньку расползаться по дому, наполняя его стены и мысли тех, кто здесь живёт, отчаянием, сомнениями и желанием убежать. Но куда? – Ты куда? – снова зовёт Чанбин, но младший не отвечает, идя дальше по коридору. – Почему все стали такими странными в последнее время? – уже бурчит себе под нос брюнет, разворачиваясь обратно. И помимо избытка страха в этом доме присутствовал и недостаток. Недостаток любви и внимания, приближающий всех и вся к кульминации.***
– Ты пойдёшь к нему и точка, – холодный приказ резко отразился от белых стен кабинета. – Прошу, не заставляй меня идти туда снова. Чанни... – Хёнджин подходит ближе и почти что руки в молитвенном жесте складывает. – Не зови меня так. Ты же знаешь... – Знаю, что тебе это нравится? – перебивает старшего Джин. Он делает шаг ещё ближе и завораживающим своей соблазнительностью движением садится на колени мужчины, вводя пальцы в белые волосы. Но, кажется, это никак не трогает блондина. Он всё таким же холодным как и его голос взглядом пристально смотрит на младшего. Хёнджин тут же меняется в лице, из кокетливого в испуганного мальчишку превращается. И даже руку выпустить из чужих волос боится. – Иди, – повторяет Кристофер, следя за тем, как брюнет медленно и одеревеневши встаёт, поправляя одежду. Хёнджину хочется вспылить, заплакать, закричать, что он почти делает, однако страх превосходит эти мимолётные желания. Брюнет подходит к двери, останавливается возле неё на несколько секунд, буравя глазами ручку, и выходит. Идти туда совсем не хочется. Ведь то, что сейчас в их доме на одной из кроватей валяется сломанная кукла, его вина. Но не чувство вины, не жалость за бедного мальчика, вызывает такое нежелание снова увидеть его. Джин просто не хочет смотреть в глаза своим ошибкам, своим оплошностям, за которые ему обидно перед Чаном. Он хочет быть для него лучшим. И именно поэтому он сейчас идёт туда, а не потому что совесть заставила. Окна в комнате зашторены. Воздух затхлый с привкусом потухших свечей. Видимо тот, кто за них отвечает, забыл про свою обязанность. Но Джину всё равно. Он проходит дальше вглубь комнаты и наконец видит Феликса. Тот сидит, закутанный в одеяло по пояс, облокотившись об изголовье кровати. Как его посадили, так и сидит. Послушная игрушка. Блондин не смотрит на вошедшего. Его глаза, как два блеклых стёклышка, смотрят куда-то вниз. Волосы словно пыльные. Кожа бела, как мрамор, из которого сделаны статуи в их саду. Под глазами потемнения. Скулы отчётливо выделяются на фоне остального лица. Рубашку не меняли давно. Брюнет отводит от Ли взгляд и поворачивается к окну. По нему громко стучат капли дождя. Подходит вплотную и отодвигает одну из тяжёлых, пыльных, как и всё в этой комнате, штор. За окном темно, а по стеклу стекает самый настоящий водопад. Джин задумчиво наклоняет голову чуть вбок – он не помнит, чтобы когда-то здесь была такая погода. Лишь однажды. За день до... Брюнет оступается и отшатывается на шаг назад. Но, вспомнив о присутствии Феликса, поправляет одежду и делает невозмутимый вид. – Крис попросил меня сюда прийти. Так что не думай, что я... – Я прощаю тебя, – тихий хриплый голос не даёт договорить вампиру. Хёнджин замерает. – Что? – он недоумевающе смотрит на блондина. – Что ты сказал? – Я... прощаю тебя, – еле закончив фразу, закашливается Ли. Рука медленно ползёт к груди и сжимает рубашку напротив солнечного сплетения, будто там что-то болит. Спустя какое-то время после того, что с ним случилось, он смог снова говорить и сохранить подвижность всей верхней части тела, а вот ног он больше не чувствовал. У Хёнджина словно мурашки по спине пробежали от этого действия. Но ему было неприятно чувствовать страх перед кем-то столь жалким, как человек. Он как-то нервно ускорился по направлению к кровати, останавливаясь вплотную и нависая большой и тёмной тенью над лежащим на ней. – Повтори, – научившись у Криса, холодным приказным тоном просит вампир. Но Феликс лишь сильнее сжимает белую накрахмаленную ткань в области груди. Ему словно тяжело даже сидеть. Будто все свои последние силы он потратил на эти слова. Брюнет не выдерживает и садится. – И за что же ты меня прощаешь? – спрашивает длинноволосый, прекрасно понимая о чём говорит Ли. – За всё. Джин дёргается от яркой вспышки света, ворвавшейся в комнату из окна, и от последовавшего после неё шума. После молнии и грома дождь пошёл сильнее. Сердце пугливо трясётся в груди. Кто бы мог подумать, что вампира может напугать обычный шторм? Брюнет снова поворачивается к Феликсу и видит на его лице улыбку. Но отчего-то не хочется возмутиться за то, что над ним смеются, а скорее посмеяться вместе. Это ведь и вправду смешно. Но Хёнджин сдерживает этот порыв. – Я принимаю твоё прощение, – вампир говорит так, как-будто перед ним извинились или попросили прощения, а не простили самого. – Спасибо, – Феликс снова улыбается, как-то опьянённо. Возможно, Сынмин дал ему что-то от боли. Но после улыбки последовали слёзы. Не настоящий плач, а просто тихие безмолвные слезинки, покатившиеся по впалым веснушчатым щекам. Ли выглядит умиротворённо и блаженно, словно... прощается? – Что ж... раз ты сделал мне такой "подарок", может... может ты хочешь чего-нибудь? – Хочу... – слишком быстро ответил блондин, будто знав заранее, что его об этом спросят. – Хорошо. Говори, и я пойду, – взбодрившись тем, что скоро он сможет отсюда уйти, воодушевился Джин. – Я хочу поцелуй, – спокойно шепчет Ликс, произнося это, как своё самое заветное желание. – Всего один поцелуй? – удивляется вампир. Ли слабо кивает, как может. Если приглядется, то видно, как подрагивают ресницы опущенных вниз глаз. – Идёт, – зачем-то тоже переходя на шёпот, произносит брюнет. Он кладёт руку на постель и, опираясь на неё, приближается к юноше, нависая сверху. Внимательным к каждой мельчайщей детали взглядом скользит по бледному лицу, останавливаясь на губах. Они приоткрываются, и Хёнджин ловит лёгкий поток тёплого воздуха из чужих уст, после чего накрывает их своими, холодными. Оба закрывают глаза, замирая во времени и пространстве. В комнате становится так тихо, что становится слышно, как шуршит фитиль. Или так только кажется? Хёнджин хочет уже отстраниться, но губы под его губами тянутся вверх, не желая разрывать контакт. Они снова приоткрываются. И внутри Джина снова что-то загорается, вспыхивает, как молния за окном. Он отвечает на поцелуй. На этот раз чувственнее, настойчивее. И вот уже язык проходится по ровному ряду зубов, скользя дальше внутрь. Феликс поддаётся ему, раскрываясь ещё больше. – Ауч, – Джин резко отстраняется, прикрывая рот рукой. На ладони остаётся кровавый след от укуса, оставленного на языке. – Ты укусил меня? – то ли удивляется, то ли возмущается вампир. Он смотрит на поалевшие от его крови губы блондина. Тот тяжело поднимает руку, касается кончиками пальцев своих уст и смотрит на них. – Ты сумасшедший, – бросает брюнет, прежде чем резко подняться и выйти из комнаты, хлопнув дверью за собой. Феликс остаётся один. Он поворачивает голову к окну и смотрит на по-немногу стихающий шторм.