Little Deceptions

Лёгкий звон фарфоровой посуды, ритмичные шаги прислуги и спокойные непринуждённые голоса доносились из обеденной залы. Вся семья, за исключением главы семейства и старшего сына, собралась за столом, чтобы позавтракать. Несколько девушек в фартуках сновало с кухни к столу и обратно, выполняя свои обязанности. Солнечный свет, наполнивший светлое помещение, способствовал приподнятому настроению всех присутствующих. Почти всех. Лицо Минхо было нечитаемым, пока он водил серебряной вилкой по тарелке от одного кусочка к другому. Аппетит отсутствовал вовсе. Джисон, как раз сидевший между Минхо и Чонином, заскучав и не найдя компании в младшем брате, с озорной улыбкой повернулся к рыжеволосому. – Чего скуксился? – старший игнорирует вопрос, продолжая смотреть в тарелку. – Прогуляемся после завтрака? Мне тут нашептали, что отцу привезли новые револьверы для охоты из-за границы. Не хочешь пострелять? Минхо продолжает молчать. – Да брось, я больше не наврежу твоим четвероногим друзьям. Это было всего раз и то случайно. Постреляем по воронам. Их как раз сейчас пруд пруди, – не отстаёт шатен, придвигаясь ближе, от чего его колено начинает касаться соседнего бедра. Брату эта близость не нравится. Он наконец обращает своё внимание на младшего, фыркая тому прямо в лицо, и отодвигается вместе со стулом левее, ближе к краю стола. Джисон поджимает губы и отворачивается обратно к себе. На всю залу разносится заливистый смех самого младшего. Это ещё больше бесит Минхо. Он смотрит вокруг, ища причину такой бурной реакции Чонина, и видит Хёнджина, перепачкавшегося в заварном креме. Тот мизинцем вытирает белый крем с пухлых губ и вытягивает их в притворном поцелуе, обращённом к смеющемуся, но потом его окликают, и брюнет поворачивается на голос Чанбина, играющего бровями и такими же выпученными губами. Джин тоже начинает громко смеяться, после чего изображает отвращение к старшему. Взрослые парни, а ведут себя, как дети – думает Хо, но глаз с Хёнджина не сводит. От всего этого балагана отвлекает вошедший в обеденную Кристофер. Белый комзол подчёркивает широкие плечи, а золотая вышивка на нём сверкает на солнце. Молодой мужчина подходит к матери, сидящей во главе стола, становясь у неё за спиной, и кладёт ей на плечо руку, обращая всё её внимания на себя. И не только её. Братья смотрят, как те о чём-то тихо разговаривают, пока один из них не подмечает это вслух: – Больше двух говорят вслух, – улыбается Сон, облокачиваясь на спинку стула. – Джисон, – с упрёком обращается к шатену мать. Видимо, разговор вызвал у неё лёгкое напряжение. – Что-то случилось? – с широко раскрытыми и любопытными глазами смотрит на родителя и брата Чонин, делая остальным одолжение, ведь Чан отвечает младшему, при этом смотря на всех. – Крестьяне продолжают бунтовать. – Скоро и до наших дойдёт, – себе под нос произносит Минхо, но слышат все. Братья помладше напрягаются. На их лицах заметно волнение. – Отец этого не допустит. Наши помещичьи его боятся и уважают, – парирует Крис, продолжая стоять рядом с матерью. Та выглядит задумчивой. – Был бы он ещё здесь, – усмехается Сон, – а не в своей любимой Франции. Может у него там тоже есть семеро сыновей? – Вон! – вскрикивает неожиданно хозяйка поместья, вставая из-за стола так резко, что бокал падает, и вода из него выливается на белую скатерть. Шатен смотрит злобно, обиженно, но слушается. Так же, как и мать, резко поднимается и уходит, схватив перед этим со стола яблоко. – Разойдитесь все, – продолжает женщина. Она облокачивается ладонями о стол. Её голова склонена вниз, пряча лицо. Грудь встревоженно вздымается. Все начинают выкорабкиваться из-за стола и уходить друг за дружкой. Последним выходит Минхо, задерживая взгляд на старшем брате, что выглядит спокойным, но так же, в глазах Хо, зазнавшимся, раз ему позволено остаться. О чём они говорили дальше, никто не знает. Все расходятся по комнатам, только Минхо направляется в сад. Погода немного испортилась, как и настроение всех живущих в этом доме, однако подышать свежим воздухом хочется гораздо больше, чем снова сидеть в четырёх стенах, терзая себя мыслями, давно не дающими покоя голове. Все они направлены на одного определённого человека, а именно – Хёнджина. Старший давно стал замечать странное поведение Джина, когда тот взаимодействует с Чаном. То, что между ними происходит, далеко не братская любовь. Это неправильно. И Минхо хочет так же. Он заметил это в себе ещё до того, как братья сблизились, тая в сердце лёгкое, окрыляющее и опьяняющее чувство. И он бы его так и таил, но секрет его раскрыли, и раскрыл никто иной, как сам Хёнджин. Замечал он на себе эти долгие, исследующие и заинтересованные взгляды Минхо. И решил ответить тем же. Всё это привело к тому, что братьев стало связывать нечто большее, чем просто братские узы. А потом Хёнджин ушёл к Чану. Просто взял и ушёл в один день. Хо не знает, в чём на тот момент была причина, но теперь ему остаётся таить в сердце помимо влюблённости ещё и моменты, запечатлённые воспоминаниями. То, как они целовались под дождём. Чёрные локоны, обрамляющие очарованное лицо лежащего на коленях у старшего Джина, пока тот читал ему какую-то книжку про любовь. Их тёплые объятия и совсем не человеческие, а будто подсмотренные у кошек, бегающих у них в саду, ласки на постели у младшего. Всё это разрушил Чан. Сам того не зная или зная – Минхо плевать. И сейчас, стоя как раз под дождём, как в тех воспоминаниях, он захлёбывается слезами. Спустя пару часов он, весь мокрый до нитки, возвращается в дом. Бредёт по коридору, направляясь к себе, но его останавливают, касаясь предплечья. Мать смотрит на своего сына опечаленно. Видит, что с ним творится что-то неладное, но сказать – ничего не говорит. Пытается преободрить того улыбкой и обнимает, не боясь намочить собственную одежду. Минхо очень её любит. Любит, но иногда не понимает. С тех пор, как все они выросли и стали взрослыми, отец почти не бывал в поместье, разъезжая по Европе, изредка появляясь и привозя с собой подарки для жены и сыновей. Любой женщине это, конечно же, не понравится. Та стала отвлекать себя всевозможными занятиями и порой странным времяприпровождением. Одним из них были спиритические сеансы, проводимые приезжающей время от времени мадам Ли. Эта странная особа в последнее время стала наведоваться чаще, почти что обосновавшись в поместье семьи Бан. Хо во всё это не верил, от чего стал отдаляться от матери. Та менялась на глазах, становясь инфантильной и притворной. Но Минхо всё ещё её любит, поэтому обнимает в ответ. Спустя с пол минуты женщина отстраняется, но не уходит. Достаёт из кармана юбки бутылёк и протягивает его сыну. Тот берёт стеклянный предмет, наполненный багровой жидкостью, напоминающей кровь, и вопросительно смотрит на мать: – Что это? – Минхо, мне нужно, чтобы ты кое-что сделал, – начинает женщина. Наконец, её взгляд становится таким же чистым и глубоким, как раньше, когда они были близки. Больше нет в этих любимых глазах пьяной дымки шампанского и игристой искры, как после каждого "шоу" мадам Ли. – Мама? – Бан младший напрягается. Он чувствует, что что-то не так. – Сейчас поди к Нини и позови его на кухню. Пусть заварит чай, как он любит. Добавь туда это, – женщина показывает на бутылёк, – и пусть он отнесёт братьям. Сам пусть тоже выпьет. И ты... ты тоже, Минни. – Зачем это? – Минхо совсем теряется, не понимая происходящего. – Это же не яд? – Ну что ты, Минни. Конечно же нет. Просто... сделай это. Пожалуйста, – она накрывает руки сына, сжимающие бутылёк, тёплой ладонью и придвигается ближе, целуя юношу в лоб. – Я люблю тебя, Минхо. Всех вас люблю. И уходит, оставляя рыжеволосого в коридоре одного.

***

Дикая жажда душит, цепляясь острыми, царапающими горло изнутри, когтями за плоть. Минхо мается. Мечется по своей комнате. Утыкается лбом в холодную стену, упирается в неё ладонями. Им всем сейчас так плохо, но от этого не легче. Весь дом в крови. Запах железа пропитал ковры, мебель и занавески. Но всё это ничто по сравнению с осознанием того, что здесь произошло. Почему они остались живы? И можно ли называться живым, если больше не чувствуешь биения собственного сердца в груди? Остаёшься ли ты всё тем же человеком, если кожа твоя холодна и бледна? Если в своём отражении видишь светящиеся глаза, а язык и губы постоянно режутся об острые клыки? Нет. Хо так не думает. Он поражённо опускается на пол и прижимает колени к груди, обнимая их. Во всяком случае он все ещё может плакать. Правда слёзы эти ледяные, как родниковая вода. Стук в дверь прерывает эту боль. Рыжеволосый поднимает голову и обращает её в сторону источника звука. – Собрание в обеденном зале, – Чан, не открывая двери, говорит это нарочито громко, прекрасно зная их новоявленные способности, в частности тонкий слух. После чего раздаются отдаляющиеся шаги. Ушёл. Минхо не хочет туда идти, но ему очень хочется проверить кое-что. Сможет ли он испытать то же, что испытывал к Хёнджину, будучи человеком? Если да, то не всё потеряно. Он приходит туда последним. Все уже собрались, послушно сидя за столом, в то время, как Крис стоит во главе стола там, где раньше сидела их мать. Мама... – Садись, Минхо, – стальной голос старшего вызывает первую в этой жизни усмешку. Как Хо и думал. Со смертью матери и предположительно отца тоже тот перенял на себя главенствующую роль. Кожа Чана бледна так же, как и у остальных. Глаза будто подведены чем-то красным, а под ними залегла тень. Но сами они блестят по бесовски. Минхо проходит к столу, к свободному месту между Джисоном и Хёнджином, и садится. Шатен поворачивается к нему, но вместо привычной болтовни окидывает каким-то странным, пугающим взглядом. Или может он пугает только потому, что смотрит на него уже мёртвый Джисон. Такой же мёртвый, как и другие. Как сам Минхо. Рядом сидящий Джин никак не отреагировал на появление брата. Но этого и не нужно Хо. Ему достаточно просто взглянуть краем глаза на того, чтобы понять, что он всё ещё чувствует. – Я понимаю, что вы ещё не привыкли ко всему этому, но нужно идти дальше. То, чем мы обладаем сейчас, это дар. Это привилегия, которая делает нас сильнее других. Но чтобы получать, нужно и отдавать. Нужно уметь чем-то жертвовать. В нашем же случае, жертва не мы, а они. После этой короткой речи, непонятной никому и смешной до абсурдности, Чан выходит из залы, но всего на мгновение, чтобы вернуться с... ...с человеком, за своей спиной, чьи руки туго и грубо связаны верёвкой, а рот заткнут куском ткани. В этом человеке Минхо узнаёт парнишку из их прислуги. Сону. Видимо, тоже переживший бунт крестьян. Тот выглядит измученным и напуганным. По щекам текут слёзы, а ноги дрожат, еле держа своего владельца в вертикальном положении. Братья переглядываются. Их реакция не такая, какой она могла бы быть, будь они всё ещё людьми. Блондин заходит пареньку за спину и смотрит через его плечо на остальных. Улыбается хищно, надменно и... ... и проскальзывает блеск лезвия. Мужчина заносит руку с ножом над шеей Сону и резким движением разрезает тонкую кожу, орошая грудь паренька и стол и пол перед ним брызнувшей кровью. Затем толкает трясущееся в предсмертных судорогах тело вперёд, прямо на стол, уже залитый багровой жидкостью. – Ешьте.