Мертвая девочка

Основная проблема Джиневры Уизли заключалась в том, что она родилась мертвой. Роды были сложными, а всего предугадать не могут даже волшебники, так что девочка появилась на свет с обвитой вокруг тонкой шейки пуповиной. — Дайте мне ее! — кричала Молли. — Вы убьете ее! Сделайте что-то! И маги делали. На самом деле они сделали всё на грани разрешенного, чтобы Джинни сделала первый вдох, а уж крик ее был таким тихим, что расслышать его было почти невозможно. Душа ее всё порывалась вырваться из тела, отлететь, покинуть этот бренный мир, но Молли Уизли не могла дать погибнуть своему ребенку, нет, ни за что!.. Но да. Основная проблема Джинни Уизли заключалась в том, что она родилась мертвой. Именно поэтому Тому не нужно было даже формальное разрешение, чтобы занять ее тело. Впрочем, ему дали не разрешение, а нечто большее… Конечно, глупый Поттер понял всё… превратно. И помог. Очень помог. — Понимаешь, — говорил Том, сидящей рядом с ним на мосту через крохотную речку Джинни, — я привязан к этому дневнику. Мир вокруг был белым с карандашными набросками реальности. Том чувствовал себя удивительно-живым для этого ненастоящего мира. Джинни была серо-белой, а он пока всё еще был связан с ней… и кому еще провожать мертвую девочку в последний путь, даже если этот путь только начался? — Ты привязан к дневнику, а я — к телу, — смотрела на него прозрачными глазами Джинни. — Это было больно. Каждый вдох. Знаешь? Мама говорила, что я придумываю. А я не могла дышать. Этот мир слишком… живой. У меня на шее висит амулет. Он пока не отпускает. Разорвешь его? Она поддела полупрозрачным пальцем тонкую черную нить, и Том знал, что в нее вплетена пуповина, удушившая девочку еще до рождения. Амулет привязывал ее к миру, не пускал дальше, а дальше хотелось, потому что ей не место было здесь и сейчас. Том, которому было семнадцать, который так не хотел умирать, охотно подхватил это стремление уйти за грань, расписал все плюсы и минусы, а план уже они составляли вместе. В плане был Гарри Поттер — Герой и Спаситель. Мальчишка, слабый и безвольный, у которого, однако, был дар парселтанга. — Мама говорила, что Лили Поттер умела говорить со змеями, — рассказывала Джинни, сворачивая головы хагридовым петухам — дома она подобной работы не чуралась, так отчего бы сейчас отказываться, особенно, если это спасет василиска? — Дар мог передаться Гарри. Надо как-то проверить. — Проверим, — обещал Том. — И ты уверена, что он сможет уговорить василиска поделиться ядом? — Обманем его, — смотрела мертвыми глазами Джинни. — Том… я так устала. И Том перехватывал контроль, вдевался в ее тело, словно в перчатку, осваивался с такой крохотной оболочкой. У нее был иной центр равновесия, коротенькие ручки и ножки, а уж эти волосы! Джинни Уизли обладала волосами истинной Блэк, но в мире магии неприлично было не носить эту фамилию и носить подобную кудрявую шевелюру. — Гермиону это не останавливает, — говорил Том, разглядывая с интересом умненькую грязнокровку. — Гермиону не учили с детства тридцати с лишним способам не быть похожей на Беллатрикс Лестрейндж, — хмыкает Джинни. — И она может быть… потомком. Дикий овес иногда дает странные всходы. У нее довольно мало сил в последнее время, потому что Том оттягивает на себя слишком много — родовой дар заложен в крови, вытаскивать его и воспоминания о нем из осколка души Тома довольно… проблематично. Василиск слушался неохотно, лениво почти, он не убивал, раз такова была воля потомка Слизерина, но не был этому сильно-то рад. — Во мне есть кровь Слизерина? — уточнила Джинни однажды, глядя, как сбегают из замка пауки. — А в ком ее нет? — хмыкал Том. — Маги за эти века переженились друг на друге, смешали кровь до такой степени, что она стала… — он замолчал, собираясь, но признавая, — грязной. Наша кровь, испещренная проклятьями, запретами и заболеваниями, стала грязной. Придется ее очистить. — Устроишь еще одну войну? — спросила тогда Джинни отстраненно. — А если да? — уточнил Том. — Я брошусь с Астрономической башни, — честно ответила Джинни. — Поклянись. И Том клялся, что не будет развязывать никаких войн, пока будет в ее теле. Конечно, у него была лазейка, но Джинни простила ему это. Она была храброй и умной мертвой девочкой, которая могла допустить риск новой войны, чтобы уйти в путь за Грань этого мира. Всё шло прекрасно. Том познакомился с Гарри и дал ему некоторые ответы. Они ждали его в Тайной Комнате, надеясь, что он придет и сделает всё, как надо. — Он сражается! — метался по залу Том. — Он сражается! Вместо того, чтобы просить!! — Гриффиндор, — призрачно улыбалась ему Джинни. — Успокойся. Он уничтожит дневник, разорвет твою связь с ним… а я уйду. И всё будет хорошо. Том ей уже не верил. Он думал, что Гарри Поттер умрет здесь и сейчас. Он не хотел этого. Не хотел, правда. Ему нужен был кто-то, кто уничтожит крестражи, которые определенно должен был сотворить тот, что сейчас пытался воплотиться в этом мире и претендовать на имя Волдеморт, хотя от Волдеморта там осталась… едва ли седьмая часть. У Тома были безопасная среда дневника и годы, чтобы из осколка вырасти в цельную личность, готовую к жизни в этом мире. У Волдеморта… скитание, безумие, гнев, ярость, но не безопасность, не возможность восстановиться, чтобы быть готовым жить. Придется нарушить обещание, данное Джинни и развязать еще одну войну, охотясь за крестражами. О как жаль!.. У него почти появился карманный герой. Как жаль. А Гарри вдруг выжил. Нет, сначала он почти умер, проткнул дневник, и Тома почти швырнуло в тело Джинни, оставив иллюзию “сгорать”, а Джинни зависла рядом — удивленная и бесконечно-счастливая от своей смерти. Первое, что сделал Том — рванул пуповину на шее. Джинни была свободна. А Гарри, исцеленный слезами феникса, смотрел на него добрыми зелеными глазами. Похоже, само мироздание благоволило плану Тома. Этим нужно было пользоваться. . Правда, о том, что мироздание всё сводит к тому, что ему кажется правильным, вспоминается как-то запоздало. Где-то в тот месяц, когда у Альбуса слишком рано начали резаться зубки. Хочется плакать, чтобы никто не трогал, но есть проблема, и нужно справляться с ней, потому что Альбус перебудит плачем всех. — Джинн, лежи, не вставай. Я сам. На выходные, думаю, тебе надо выспаться и отдохнуть. Ты у нас устаешь со всеми этими детскими проблемами, любимая. Том чувствует поцелуй в макушку и думает, что надо бы однажды рассказать Гарри, на ком он женился, кто родил ему троих детей и почему в их жизни не может быть всё просто и спокойно. Но разговор “ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой” вполне может подождать еще немного… до того момента, как у Ала перестанут резаться зубки, например. С этими мыслями Том засыпает, а во сне видит смеющуюся рыжую Джинни, которая на белоснежном единороге скачет галопом по полям Шотландии.