Ночь перед Рождеством

Девятнадцать лет. Ровно столько лет назад он впервые повстречал кудрявую, словно пудель, девочку с ободранными коленками. Она закрыла его от дворовых хулиганов, когда те в очередной раз заскучали и решили избить «фрика-Гоголя». Сначала он не понял, почему она заступилась за него и накричала на мальчишек, которые были старше ее как минимум на три года. Ха-ха, накричала и указала на внимательно наблюдающих за ними ее родителей. Странные люди — позволили маленькой дочери пойти против хулиганов. Странные, но гениальные. Он понял причину ее поступка, лишь когда она обернулась и с прекрасной улыбкой протянула ему ладошку, помогая встать. В тот миг в нем что-то изменилось. Он навсегда потерял свободу, плененный рубиновым блеском ее глаз. Она тоже не была как все. Он мог поспорить, что в школе ее обижали за цвет радужки и бледность кожи. Также, как и его за гетерохромию… Они были похожи, но в то же время абсолютно противоположны. Она — смелая, решительная, знающая родительскую любовь и ласку. И он — мечтающий о свободе ребёнок чокнутого военного и помешанной матери. Ее учили решать проблемы, его учили бежать от них. Он даже не понял, в какой момент перестал представлять своё будущее без маячащих перед его глазами чёрных кудряшек. Первая, кто заступился за него, она показала ему мир, в котором он был нужен. Познакомила со странными друзьями — тощий брюнет с жидкой и длиннющей чёлкой и вечно хмурый пацан, которого дразнили за «седину». Вчетвером они проводили все время, за исключением, пожалуй, учебного, когда они находились в разных школах, и лета. Девчонка уезжала в Японию с дядей, тощий и седой за границу с родителями, — их семьи дружили, потому что родители вместе работали, — а сам Ник с радостью ехал к бабушке и дедушке, где мог наконец отдохнуть от бесконечных криков и побоев отца. А потом все снова изменилось. Это было лето. Второе лето, как он знаком с той девочкой. Великая война коснулась и их страны. Мобилизация, сначала уехали отец и дедушка, а после введения на передовую отрядов, состоящих только из эсперов, его безумный папаша решил, что десятилетка со способностью придётся там очень кстати. И тогда он вновь встретил ее. Похудевшую, равнодушную ко всему, но все такую же прекрасную Марико Мори. Ее волосы больше не кудрявились так сильно, а глаза потемнели, больше напоминая капли крови на белом полотне. Команда снова была в сборе. Как Ник выяснил позже, Федя остался сиротой после неудачного задания его родителей и перешёл под опеку родственников, а те благополучно отправили его на фронт. «О времена, о нравы!» — вздыхал Иван, сбежавший в Японию следом за Достоевским по собственному желанию. Идиот… зато очень преданный. В их отряде были еще двое, совсем маленькие эсперы Борис и Марина. У них у обоих родители воевали, и их обоих принудили из-за способностей. Мир катился в пропасть. Детей заставляли воевать за чужую страну. Несколько лет они провели в Аду. А когда Великая война наконец завершилась, кудрявая девочка вновь пропала. Солнышко, как ее ласково прозвали другие солдаты. Она исчезла, уехала вместе с дядей в неизвестном направлении. Бориса забрала тётушка и отвезла к матери. Марину увезли в психиатрическую лечебницу — специфика способности. И никого из их шестёрки не выпустили из Японии. В целях национальной безопасности военные-эсперы, герои Великой войны, не имеют права покидать страну, ибо они могут выдать государственные тайны и стратегии. Смешно. Они просто не хотели расставаться с сильными солдатами. Ник даже подслушал где-то, что Марико хотели принудить к постоянной службе, но Мори-сан взял дело в свои руки. Три года спустя они с кудрявой девочкой начали встречаться. Она нашлась через год после окончания Великой войны. Прекрасная медсестричка доктора Мори, она работала в подпольной клинике дяди и находилась на домашнем обучении. Они с Достоевским и Гончаровым смогли уговорить ее пойти в японскую школу, а спустя месяц из младших классов в средние перевелись Пастернак и относительно стабильная Цветаева. Команда снова была в сборе. Ему двадцать лет. И он уже не слабак, не способный за себя постоять. Он может решить свои проблемы, а не бежать от них. Он — один из главных криминальных авторитетов России, в которую с таким трудом они с друзьями выбивали разрешение поехать. Но он хотел большего. Хотел свободы. Какой? Он не знал. Ей девятнадцать. И она больше не та сильная девчонка, готовая дать отпор любому, даже тому, кто заведомо сильнее. Она бежит от проблем и прячется в кабинете своего дяди. Ей страшно, она боится одиночества. Была ли она когда-то одинока? Нет. Почему боится? Она не знала. Они могли помочь друг другу, но не стали просить об этом. Они сделали выбор, о котором будут жалеть всю оставшуюся жизнь. Выбор, убивший Марину и Бориса. Ему двадцать два. Ей двадцать один. Она лежит на полу перед ним, кровь растекается алой лужей по паркету кухни. Рукоять ножа сверкает под лунным светом. Ему все еще двадцать два. Ей также двадцать один. Он сидит на холме в Польше. Она стоит прямо позади него. — Почему ты не приходил в больницу? — она тихо всхлипнула. Он услышал. — Зачем ты приехала сюда? — его голос звучал хрипло и вымученно. Он бежал от нее. Бежал ото всех воспоминаний. Бежал от себя. Ото всех. — Я… — ее голос оборвался. — Я ждала тебя. Ты не пришёл. — Зачем ты приехала сюда? — вновь спросил он. — Ты решил меня бросить? — Только полнейший идиот бросит такую, как ты. — Тогда ты, Гоголь, полнейший идиот! — крикнула она в ночную пустоту. — Не стоит тебе меня прощать. Снова. — Слышь, ты, — она больше не плакала, только злилась, — гений народов мира. Не смей решать за меня, что стоит делать, а что нет. Она стремительно подошла к нему и с размаху плюхнулась рядом, не потрудившись даже подстелить что-то на траву. — Марико, я… — Иди на хуй. Он медленно повернулся к ней. Она сидела, поджав колени к груди и положив на них подбородок. В темно-красных глазах кипела злость и раздражение, плечи быстро вздымались и опускались, выдавая рассерженное дыхание девушки. — Я не имею права на еще один шанс. — Педрила, я неясно выразилась, мне повторить для особо одаренных? На хуй пошёл. Завтра в Японию летим, мой отпуск не резиновый. Я и так выпросила сверх того, что полагается, пока за тобой по всей Евразии гонялась. Мудила. Мой мудила. Никому не отдам. Она резко повернулась к нему и повторила: — Никому. Даже Камуи. Это был первый раз, когда она произнесла его имя. И последний раз, когда им пришлось мириться. — Ты реально мудила, — задумчиво произнёс дедуля, выслушав рассказ внука. — Хорошо, ты ко мне пришёл, бабка бы давно за скалку взялась. Эт кто ж так с девками поступает? Ник сокрушенно уронил голову на столешницу. Ему нужно было кому-то выговориться после «бумажки счастья», присланное Камуи. Вот уж кто настоящий мудила среди всех мудил. — Очевидно, я, — безэмоционально пробормотал он. — И прямо сейчас этот ваш Камуи ака «величайшая ошибка всей жизни» угрожает убить нашу Машку? А потом и всю вашу компашку порешать? — Типа того, ха-ха, — он нервно посмеялся. — Пацан, вы серьезно влипли, — задумчиво протянул дедуля. — За это надо выпить. Давай-ка, пошли в бар. Я своей бабке напишу, чтоб не ждала, а ты своей. — Если бы Солнышко услышала, что ты ее бабкой назвал… — Дык какая из нее бабка! Верно бы злилась. Она еще дитё, какая бабка. А назвал я ее просто так. Не надо мне тут… пиши лучше!

***

— Ага… — задумчиво протянула Цубаки Сугавара. Единственный человек помимо Марико, Ника и Ивана, которому Фёдор мог доверить собственную жизнь. Теряет хватку, раньше даже этим троим не доверял, хах… Говорят, общие испытания сближают. Правильно говорят. — А ты-то какого черта к этому Камуи поперся? Не, я понимаю там Мари-чан, у нее там мафиозные всякие карьеры начинались против ее воли. Ну ладно, Ник, этот вообще без комментариев, свободолюбивый идиот. Я могу даже рыжего понять, у него любовь невзаимна, противная штука. У Марины крыша ехала, не смотри на меня так, это правда. А ты? А Иван? — Я хотел уничтожить этот мир, переписав реальность с помощью Заветной книги. Цубаки расхохоталась. Она всегда знала, что ее друг немного поехавший, но чтобы настолько… вот и верь после этого, что русские нормальные. — Хватит ржать, как ненормальная, — игнорируя собственный принцип «не выражаться подобно плебеям», рыкнул Фёдор. — Ненормальный тут… ха-ха-ха… только… ой… ты… — и она согнулась в очередном приступе не сдерживаемого хохота. — И зачем я вообще решил все это тебе рассказать? Жалкое подобие человека, — он скривился. — Ладно, прости, — спустя несколько минут смогла произнести Цубаки. — Мне стоило ожидать чего-то подобного от тебя. А теперь вернёмся к началу. Что хочет от тебя Камуи? — Запугать? Он написал, что убьёт всех, а потом меня, а прежде всего уничтожит все, что мне дорого. Цубаки задумчиво кивнула. Это значит, что начнёт Камуи с организации Крыс. А потом пойдет тяжёлая артиллерия… но у них есть шансы убить Камуи до этого, потому что по словам Фёдора его первостепенной целью все еще является Агентство. Хотя он может совместить… — Начнём же мозговой штурм… — Не начнём. — Чего еще? — она раздраженно тряхнула ярко-синими короткими волосами. Ее всегда бесила манера Фёдора недоговаривать. — Без Марико, Ника, Мори-сана, Рампо и Дазая мы при всем желании полную картину не увидим. Также, как и они без нас. — Окей, я поняла первых четырёх. Пусть Ник и кажется мне тем еще болваном, опустим. Но кто такой Дазай. — Познакомились недавно, — скривился Фёдор. — Вообще-то давно, но официальная версия, что недавно. Гений. И полнейший кретин. — Камуи плохо на тебя влияет, интеллигент, — фыркнула Цубаки. — Хорош ругаться. Федор смерил ее уничтожительным взглядом, на что Сугавара лишь закатила глаза и с аппетитом принялась есть уже остывшую пасту. — Камуи хочет заполучить Заветную книгу… — Достоевский продолжал игнорировать свою тарелку. — А что если… — Марико будет счастлива, — перебила его Цубаки. — Столь сильный артефакт в ее загребущих ручонках… Я кстати так и не поняла. Ты вообще не паришься из-за Камуи или так хорошо скрываешь? — Я знаю, как он будет действовать. Так что нет — меня не волнует его письмо. — Тогда нахрена меня вытащил со словами «дело дрянь, надо поговорить»? — Не выражайся, Баки, — на его лице возникла привычная Цубаки ухмылка. — Просто ты — важный элемент моего плана. — Я не скажу, какая у меня способность. — Ну тогда нам больше не о чем говорить. — Ты соврал, когда сказал, что знаешь о его действиях? — Нет. Цубаки нахмурилась и уставилась в тарелку. Достоевский путал карты. Он что, просто поболтать захотел? Вряд ли. Эта сволочь поболтать не особо любит, тем более в живую. Камуи оставался темной лошадкой, и сам Федор в течение рассказа не раз подтверждал, что его истинная личность, мотивы и точные намерения до сих пор остаются загадкой. Что этот русский задумал? — Если ты думаешь, что тут замешан психологизм и мой гениальный ум, то ты ошибаешься, — с каменным лицом произнес Федор. — Все наоборот. — Если ты сейчас скажешь, что лоханулся, я не поверю. Цубаки слишком хорошо знала Федора — он гениален. И не стал бы допускать простейших ошибок. Дело в другом. — Баки, я лоханулся. — Брешишь. — Для начала, я подкинул ему идею с Пушкиным. Случайно. Сказал, что неплохо было бы стравить две мешающие организации и заставить их перебить друг друга. Цубаки ошиблась. Федор все еще идиот. Гениальный немного, но идиот. И теперь она могла поставить все свои деньги на то, что Достоевский хотел таким образом выманить у Камуи его цель. — И это не единственный раз. Я многое говорил, безусловно, все это были гениальнейшие мысли, однако я переоценил Камуи в его гениальности, беспечно рассудив, что он не станет пользоваться тем, о чем ему любезно сообщил я, ибо при таком раскладе мы сможем быстро и безболезненно решить все проблемы. — Ну тогда почему ты быстро и безболезненно не решил проблему Каннибализма? — Чтобы запустить цепочку очень удачных событий. Для меня, естественно. Цубаки вопросительно выгнула бровь, но Федор не спешил отвечать. Он вальяжно накрутил пасту на вилку и, медленно пережевывая еду, уставился в пустоту. — Марико может показаться простой и слабой, — наконец произнес он. — Но если копнуть глубже, то никто не знает ее истинных мотивов и целей. Она закидывала множество удочек в озеро тайн этого города, но всех их утопила. Почему? Что мешало ей закончить начатое? Все, что она пока что делает — это трясется от страха в своей лаборатории. — Я не понимаю, к чему ты ведешь. — Каннибализм дал ей толчок выбраться из зоны комфорта. Дазай удачно выбыл из игры, проверяя на себе способность Булгакова. Мы с Рампо условились не помогать Марико, заранее придумав нерабочий и крайне глупый план. — Вы буквально выкинули ее в открытое море с криком «Плыви, сосиска!», — скептически заметила Цубаки. — Такая формулировка не совсем верна, — усмехнулся Достоевский. — Мы выкинули ее в надувной бассейн для детей, из которого она очень помпезно выплыла. И вновь всех запутала. Она действует настолько непредсказуемо, что как только я начинаю сомневаться в ее умственных способностях, она совершает нечто из ряда вон гениальное, а на следующий же день подрывает врага без намерения его убить. — И что же такого гениального сотворила Марико перед Каннибализмом? — Ничего, это была фигура речи. Однако вспомним Мурманск, потому что именно эта ее стратегия была самой гениальной из всех, что я видел. И для стравнения приведу в пример ее идею с наркотиками. — Ладно, окей, я поняла, что ты ее не понимаешь. Все-таки она единственная из вашей гениальной компашки девушка. Ну а что ты дальше делать будешь? — Дальше «выбрасывать ее в открытое море с криком «Плыви, сосиска!». — Она точно не скажет тебе спасибо. — Я этого и не добиваюсь. Просто хочу, чтобы она пробудила весь свой потенциал. Все-таки, с таким окружением считать ее глупой было бы очень глупо с нашей стороны. — Это была простая тавтология, или ты настолько не умеешь шутить? — Иди ты. Цубаки звонко рассмеялась, привлекая внимание чопорных богатеев в ресторане, куда ее привел Федор. Лучшее место, где их не могли бы подслушать — место, где все подумают, что у них свидание. Весьма странная парочка получается, если учесть, что Федор не снимал свою ушанку, а Цубаки выглядела как проблемный подросток. — А Иван? Почему он туда поперся? — наконец успокоилась она.

***

— Я редко проявляю эмоции, — равнодушно сказал Иван. — В основном это негатив. И от этого мои друзья могут чувствовать себя некомфортно. Я чувствовал вину. Фукудзава, сидящий напротив него, кивнул. Гончаров пришел к нему два часа назад, поставив в тупик своим визитом абсолютно всех, кто в тот момент был в Агентстве. Рампо ушел за сладостями с Йосано. — Вероятнее всего Марико расскажет все Мори-сану, — безэмоционально начал он. — Так что будет честно, если Вы тоже будете в курсе предыстории. Так седовласый мечник узнал от не менее седовласого преступника, что же это за Камуи, и почему «Марико и Ко» его так боятся. Не сказать, чтобы он сильно интересовался этим, однако информация, предоставленная Иваном, могла оказаться полезной в будущем. — Благодарю за рассказ. Могу я узнать содержание письма, присланного Вам Камуи? — Он угрожал мне и моим друзьям, — пожал плечами Иван, протянув Фукудзаве письмо. — Ничего необычного. — Вы рассказали, что были совершены нападения на Гоголя, Достоевского и Пастернака. А на Вас и Марико-сан подобные нападения совершались? — Марико как-то пришла домой покрытая пеплом и в порваной одежде, однако она никак это не комментировала. Подозреваю, что это связано с Камуи, однако ничего утверждать не могу. Меня же подобная участь обошла стороной — Камуи никогда не видел во мне перспектив, чего не сказать об остальных. Из диалог был лишен каких-либо эмоций, отчего могло показаться, что им обоим плевать на происходящее. Однако это суждение было бы ошибочно. Внутри Иван сгорал от всепоглощающего чувства вины за то, что рассказывает чужому человеку тайны их команды. Его пугал Камуи не меньше, чем остальных. И письмо отнюдь не порадовало — наоборот, всколыхнуло болезненные воспоминания. Он не рассказал Фукудзаве главного рычага давления на него Камуи — страх оказаться бесполезным. С самого детства он делал все, чтобы не быть бесполезным. Помогал другим с домашкой, давал свои игрушки, покупал вкусняшки и раздавал их во дворе. Потом появился Достоевский, и больше двор вкусняшек от него не видел — они все переходили Федору. Он не просил этого, нет. Просто Иван по-другому не умел. Он продал душу Дьяволу, продал ее Федору. Продал взамен на дружбу, закрыв глаза на смысл понятия «дружба». Федор вел его за собой, заполняя пустоту в душе от постоянно пропадающих на работе родителей. Этим и воспользовался Камуи. Тварь.

***

Кабинет Босса Портовой мафии был закрыт для посетителей. Закрыт надолго и для всех без исключения. Об этом свидетельствовали Черные ящерицы, не подпускающие никого даже в коридор, ведущий к кабинету Босса. А причина тому была до глупости проста — семейные посиделки. Марико рыдала. Рыдала во весь голос и не могла остановить бегущие по щекам слезы. Она просто устала, морально истощилась. И все, чего она хотела — выплакаться наконец и забыть обо всех проблемах. Мори Огай понятия не имел, что делать. Дазай истерики не устраивал, да и истинные эмоции показывал редко. Всякий раз, когда сцены закатывала Элис, он пускался в игнор. Но тут игнором проблему не решишь. Его племянница плакала при нем в последний раз десять лет назад во время сессии. Ладно, был еще Каннибализм, но там он был немного при смерти и не думал о том, как успокоить рыдающую Марико, я которая плакала «просто потому что хотела плакать». Она успокоилась только к вечеру. Спокойно утерла щеки, икнула, поблагодарила Огая за терпение, снова икнула. Он заботливо подвинул к ней стакан воды, но она проигнорировала это и, достав из сумки косметичку, села переделывать макияж. — Переночуешь у меня, — задумчиво произнес он. Рука Марико, выводящая стрелку, едва не дрогнула от неожиданности. — Почему? — Оставлять тебя одну сейчас не будет самым моим лучшим решением. — Я живу с Ником. — Который неизвестно где и как после письма. Марико пожала плечами и икнула. Икота не проходила, но Марико избрала путь твердого игнора. Если не смотреть на проблему, то рано или поздно она сама исчезнет. Рассосется. И Марико забудет о ней, как о страшном сне. В ту ночь Мори Огай не сомкнул глаз. Он сидел на кресле рядом с кроватью, на которой спала его племянница и думал, периодически поправляя ей одеяло. Он думал, кто же такой этот Камуи. Каков будет его следующий шаг. Какую позицию должна принять мафия в этой войне. Он думал. И наконец понял. Нашел ключ. Точнее, тот круглешок, на котором держится вся связка ключей. Девушка, способная объединить вокруг себя всех нужных ей людей. Она слаба физически, ее способность может стать ее слабостью в бою, однако ее непредсказуемость и нужда в людях компенсируют все это. Он не ошибся. Из Марико Мори выйдет отличный лидер.