Ночь перед Рождеством

Январская погода не радовала своими дождями и ветрами. Марико с тоской смотрела на старенький велосипед, но выбирала обогреваемую машину, за рулём которой сидел Хироцу-сан, который с недавних пор каждое утро заботливо покупал для нее горячий шоколад с корицей и кленовым сиропом и также заботливо выбирал красную трубочку, подходящую под чёрный стаканчик. Столь любимая ею атмосфера была безбожно убита в день католического Рождества, когда Марико успела обойти весь город в поисках Пушкина, а потом сбежавших старших. Не стоит забывать про трехчасовую лекцию бабули, когда она вернулась домой через два дня без куртки, шапки и шарфа, да еще и с сильнейшей простудой, причём из башен ее отослали уже немного оклемавшуюся. Куда комфортнее сидеть в обогреваемой машине, попивать вкуснейший напиток и обсуждать с Хироцу-саном последние новости. — Вы хорошо постарались, госпожа, — утром пятого дня две тысячи двадцать первого года с доброй улыбкой сказал он. — Юи вне себя от счастья, с самого утра радостная носилась по дому. — Это заслуга всей команды. И Юи внесла огромный вклад, так что пусть наслаждается. — Вы приютили ее в самом безопасном отделе мафии. Спасибо. — Нечего детям по боевым подразделениям слоняться, — отрезала она. — Чем собираетесь дальше заниматься? — Смотря, что скажет Ринтаро на планерке. Он вполне способен загрузить меня работой так, что вся команда будет вынуждена уйти в отпуск на недельку. Оплачиваемый, разумеется. — Сейчас город переживает нелёгкие времена. Безусловно, что бы Мори-сан не делал, он делает это исключительно для сохранения мира и порядка в городе. — Хоть бы раз подумал о себе, — Марико обиженно надула щеки. Хироцу усмехнулся в усы. Порой молодая госпожа вела себя совсем как ребёнок. — В этом его работа. Мы все чем-то жертвуем ради мафии. — Если брать во внимание доллары, то жертва окупается. — Однако цена человеческой жизни неисчислима в долларах. — Странно слышать это от Вас, Хироцу-сан. — Убивая, я сохраняю порядок в организации и в городе. — А еще кормите семью. — С этим я поспорить не могу, хе-хе. — Однако убивать ради этого? — Если думать о весе греха, то не сможете совершить его. — А если в конце жизни нас ждёт страшный суд? — Тогда на нем обязательно учтутся наши цели. — Отнять чужую жизнь во имя себя? — Во имя семьи, мафии и города. Жизнь за сотни других жизней. — Жестоко. — Но Вы и сами придерживаетесь этих принципов. — Меня пугает не Бог. Меня пугают люди. — Мы приехали, госпожа Марико. — Спасибо, Хироцу-сан. Что бы я без Вас делала… — Нашли бы кого-то куда лучше меня. — Лучше Вас? Вы не заменимы. — Льстите старику. — Ни в жизнь! Хорошего дня. — И Вам того же. — Марико, задержись, пожалуйста, — с лёгкой улыбкой попросил Огай после планёрки. Марико удивлённо на него посмотрела, но села обратно в кресло и вернула букет, подаренный Коё в честь окончания исследования, в вазу. — Решил все же загрузить меня работой? — настороженно поинтересовалась она. — Почти угадала, — Огай пододвинул к ней кружку с чаем. — Ты — моя наследница, а значит, на твои плечи возложена огромная ответственность. Тебе нужны знания и опыт. Ни тем, ни другим, как нам известно, ты не обладаешь. — Обидно, но честно, — скривилась Марико. — Начнём с простого, — он подпер голову ладонью и уставился в пустоту. — Нужно пройти несколько складов и, соответственно, устроить проверки управляющим. Поступили анонимные доносы, подделка отчётности. Мы посылали людей, но все возвращались ни с чем. Известно, что управляющие всех этих складов связаны между собой, велика вероятность сговора. Справишься? — Получается, простой сбор информации… да, думаю, справлюсь, — она пожала плечами. — Могу идти? — Не можешь. Марико покосилась на дядю в немом вопросе. Он же достал откуда-то из-под стола бутылку дорогого вина и два бокала. Дверь отворилась, молчаливые официанты поставили на стол несколько тарелок. — Все же нам стоит отметить прорыв в мировой науке, — улыбнулся он. — Карпаччо с тунцом? — Ты хотела мясо? — Я не настолько сошла с ума, чтобы хотеть на завтрак мясо. — В таком случае выпьем? За лабораторию. — За лабораторию… — Марико улыбнулась. И все проблемы отошли на второй план. До боли знакомый кабинет, дорогие блюда и вино, миллионы долларов на банковском счёте, любящая семья, друзья и прекрасные коллеги. Она дожила до дня, когда у нее есть все. Даже ощущение безопасности и спокойствия. Однако не все в жизни бывает гладко. Утро шестого января встретило ее двумя письмами с пометками «Совершенно секретно». Одно предназначалось Нику, поэтому Марико благополучно забрала своё и, не потрудившись даже заглянуть в его содержимое, ушла собираться на работу. Тонкий конверт ждал своей участи на полке с головными уборами, пока Марико не закончила приготовления и не кинула его в красную кожаную сумочку. И лишь в чёрной машине с тонированными стёклами, за рулём которой привычно сидел Хироцу-сан, Марико наконец вспомнила о том, что письма обычно читают, а не таскают с собой, не удосужившись даже распечатать. Она поставила картонный стакан с ароматным шоколадом на подстаканник на двери машины, и выудила из сумки чуть помятый конверт. На нем не было марок, что вкупе с пометкой о секретности наводило на мысль о том, что письмо ей прислали военные, вероятнее всего японские. С приветом от власти, да? Написали небось, чтобы сидела в своей лаборатории и не высовывалась, а то СМИ докопаются до всяких подробностей ее тёмного прошлого, которое и без подробностей вызовет огромный ажиотаж. Марико аккуратно поддела ногтем краешек приклееной бумажки и оторвала его. Внутри лежала тонкая бумажка и… стикер? Самодельная наклейка. Нарисованное солнышко с темно-красными глазами, розовыми щёчками и широкой улыбкой, обклеенное скотчем и с прилепленным на обратной стороне кусочком клейкой ленты. Его ей подарил Ник еще семь лет назад. Она потеряла его… потеряла после очередной встречи с тем человеком… тем чудовищем. Дрожащими руками Марико вынула из конверта листок. Записку.

С Новым годом, Марико. Как там твои друзья? Как Борис? Марина? Слышал, она совсем уж повисла от грусти. Тебе стоит дорожить своими близкими, Марико. Я не забыл о тебе.

Марико судорожно вздохнула и прикрыла глаза. Раз, два, три, четыре… успокоиться. Главное сохранять рассудок трезвым. — Марико, куда ты бежишь? Я хочу тебе помочь. Не беги. Я, лишь я буду с тобой всегда. Остальные уйдут, ты останешься одна. — Нет, нет! — захлёбываясь слезами, кричала двадцатилетняя девушка. Кажется, ее ребра были сломаны. Жалкая. Жалкая она, жалкая попытка сбежать от монстра, которого они считали спасителем. — Ты лжёшь! — из последних сил выкрикнула она. Голос сорвался, горло обожгла боль с привкусом металлической крови. Бесполезно пытаться вызвать способность без кулона, который она оставила у Ринтаро. Ринтаро… пожалуйста, помоги мне… — Думаешь, твой дядя поможет тебе? — через уродливую маску-противогаз послышался оглушительно громкий, приводящий Марико в еще больший ужас, смех. — Мори Огай и не вспомнит о такой слабой девчонке, если ты друг пропадёшь. Он думает лишь о своей работе, но ты ведь и сама все понимаешь. Зациклен на мире в городе, но не на родной племяннице. Все еще думаешь, ему есть до тебя дело? Тогда вспомни Дазая. Ты ведь сама рассказывала, Марико, как много времени Мори проводит за его обучением. Скажи, он тратил столько на тебя? Марико поджала колени к груди и спрятала в них лицо. Сердце бешено колотилось. Воздуха катастрофически не хватало. Легкие горели. Нет. Она не верит. Он хочет сломать ее, хочет, чтобы она поверила в собственную никчёмность. Нет. Нет… Нет! Она не перестанет бороться. Она сбежит. Скроется со всех радаров. Он не найдёт ее. Не изменит и не уничтожит. — Мари-сан? Все в порядке? — сквозь пелену воспоминаний до Марико донёсся хриплый голос Хироцу. Не грубый, не подавляющий, а искренне беспокоящийся. Сейчас она в безопасности… — Д-да… Только сейчас она заметила, что на записку беспрерывно капают слезы. Ничего не в порядке. Совсем ничего. Горло сдавила тошнота. Марико судорожно открыла окно почти на всю и вдохнула свежий морской воздух Набережной, по которой они проезжали. Ей хотелось убежать, спрятаться где-то в тёмном углу, где ее бы никто не нашёл. Но это не спасёт тех, кому он угрожал. А ведь Нику пришло такое же письмо. Он еще только завтракал, когда она убежала на раннюю планёрку. Марико надеялась на крохотную вероятность того, что Ник просто не обратит внимание на письмо. Ничего не увидит. Выбросит в мусорку, потому что правительственные письма нагоняют на него тоску. Она поймала обеспокоенный взгляд Хироцу на себе в зеркале заднего вида и попыталась улыбнуться. Криво. Уголки губ неумолимо ползли вниз, а взгляд остекленел. Марико нервно дернулась и перевела взгляд в окно. Губы безжалостно задрожали. Холодный воздух из окна трепал волосы и неприятно морозил плечи. Будь здесь Ринтаро, он бы уже давно закрыл окно, не слушая не возмущений. Но его не было. Она почувствовала себя как никогда одинокой, сминая злополучную записку. Она сожжет ее, а пепел развеет из окна своего кабинета. Оборвет все связи, забудет, словно один из ужасных повторяющихся кошмаров. Забудет, забудет, забудет! Она больше не потеряет никого. Нет. Ни за что в жизни. Даже если… даже если он прав, она не позволит их и пальцем тронуть. Не подпустит к мафии и Крысам за километр. Ложь. Он размажет ее по ближайшей стеночке в первые же минуты боя. Она сбежит, едва завидев на горизонте его черный плащ и уродливую маску-противогаз. — Мари-сан, мы на месте, — голос Хироцу вновь вырвал ее из пучины страхов. — А?.. — она непонимающе уставилась на него. Поморгала. Разум постепенно прояснялся. — Да… спасибо, Хироцу-сан. Марико вышла из машины на негнущихся ногах. Дорога до кабинета дяди прошла будто бы в тумане — Марико помнила лишь холодное стекло понорамного лифта, к которому она прислонилась на те доли минуты, за которые поднялась на верхний этаж. На планерке она сидела молча. Дыхание выровнялось, сердце больше не отбивало бешеные ритмы о грудную клетку. Осталось только давящее чувство страха. Чуя, сидящий рядом, пытался несколько раз ее о чем-то спросить, но сталкивался с рассеянной улыбкой. Фальшивой. Такой, от которой саму Марико тошнило. Она хотела плакать, разрыдаться прямо на этой самой планерке и, захлебываясь слезами, просить о защите. Но она не могла. Слез не было. Был только страх. — Мари-чан, задержись, — протянул Огай, не успела Марико встать со стула. Планерка закончилась, и по плану Марико она должна была идти в свой кабинет разбирать бумажки. Механическая работа, вот что ей было необходимо. За Кое и Чуей захлопнулись двери. В кабинете остались двое: Мори Огай и его совершенно раздавленная племянница. — Чай? Сладости? Гробовое молчание. Огай нахмурился и отозвал Элис. Блондинка скривилась, но не стала спорить и исчезла. — Расскажешь? И снова тишина. Проигнорированный дважды, Мори тяжело вздохнул. — Марико, я… — Камуи. Огай удивленно распахнул глаза. — Что, прости? — Камуи, — повторила девушка, не отводя взгляда с выбранной точки. Кажется, это была середина его стены, но он не особо старался понять. — Он не оставит меня в покое. И остальных. — Будут подробности? Марико молча протянула ему конверт. Некоторое время в кабинете была тишина. Мори Огай тщательно вчитывался в каждое слово, анализируя содержание злополучной записки. — Марико, — он старался говорить как можно мягче. Отношения с племянницей всегда были больной темой — он понятия не имел, как компенсировать ей погибших родителей. И сейчас был особенно важный момент. — Ты можешь рассказать, почему прямо сейчас Камуи пишет, что не забыл о тебе? Как и когда все началось? — Восемь лет назад, — сиплый, безжизненный голос. В темно-красных глазах не было и намёка на эмоции. Марико казалась ожившей куклой. Огай застыл. Восемь лет назад он стал Боссом Портовой мафии. Неужели тогда? Почему? Как? — Он… я встретила его ночью… это была ночь с первого на второе сентября. Кулон остался дома, а я подумала, что он очередной твой враг, и попыталась убежать, скрыться. Он догнал меня. Она сглотнула и обняла себя за плечи. Воспоминания о том дне она старалась похоронить вот уже семь лет. Ее личный Ад на земле начался именно в ту ночь. — Он проткнул меня катаной, чтобы не пыталась убежать… тогда он сказал, что хочет помочь. Она криво усмехнулась. Помочь… если бы она тогда не поверила ему, быть может, Маринка с Борькой были живы. — Я была расстроена, что ты… что ты поступил так, как и говорил тот кошак облезлый. Огай фыркнул. Он никогда не понимал, почему Марико зовёт Нацумэ облезлым кошаком. Впрочем, ее он вообще почти никогда не понимал. Ребенок, который всегда делал только то, что вздумается. Она потерялась, запуталась в себе и пошла не в ту сторону по его вине. И ее отец открутит ему голову на том свете за дочь. — Я была дурой, поэтому согласилась. По щеке Марико скатилась первая слеза. Она вспоминала тот день. Обманчиво заботливый тон. Хриплый голос. Катана, торчащая из ее живота. — Сначала все было хорошо. Выяснилось, что к остальным он тоже приходил, и все мы согласились следовать за ним в обмен на помощь. У каждого причина была своей. В тот раз мы впервые утаили что-то ото всех. Он говорил, что лучше держать то, что он предложил нам, в секрете. Мори Огай молчал. Молчал, несмотря на царапающий его изнутри вопрос «А что он предложил тебе?». — Мы начали ссориться. Сначала поругались Ваня и Ник. Потом мы с Мариной. Федор и Ник. Мы ссорились один за другим и не мирились. Марико всхлипнула. Дрожащей рукой прикрыла рот и посмотрела наверх, стараясь сдержать слезы. — Ник попытался прирезать меня ночью. Она уже больше не могла подавлять рвущийся наружу плачь. Перед глазами то и дело появлялась безумная улыбка Гоголя. — Только так я обрету истинную свободу! Улыбка сменилась полным отчаяния взглядом разноцветных глаз. Кровь, заливающая паркет в прихожей съемной квартиры в Токио, в которую они приехали на неделю отпуска. Холод металла в нескольких миллиметрах от сердца. Ей просто повезло. — Солнышко? Солнышко, посмотри на меня! Прости, нет, я не хотел… я не хотел! Пожалуйста, не умирай, не оставляй меня! Скорая ехала ужасающе долго. Слишком медленно. Марико чувствовала, как замирает дыхание всякий раз, когда Ник зовёт ее. — Тогда мы поняли, что что-то не так. Все ее тело будто налилось свинцом. Марико с трудом могла пошевелить даже пальцем. Она продолжала говорить сквозь слезы, обжигающие щеки. — Первым ушел Борис. Уехал в Россию, попытался окончательно отрешиться от криминального мира, пробился в сфере музыки. Следом Марина. Ее упекли в психушку… военную психушку. Мы подозревали, что это сделал Он против ее воли, поэтому вытащили оттуда. А потом… мы с Ваней. Она сглотнула и замолчала. Снова уставилась остекленевшим взглядом в стену, раздумывая, стоит ли рассказывать дальше. — Наркотики. Резкий выдох. Всхлип. — Я пыталась сбежать уже спустя год, но он все время находил меня. И поэтому я решила, что единственным выходом будет сделать так, что я стану ему бесполезной. А кому нужна наркоманка? Подделала документы, достала героин. Пока валялась невменяемая, меня нашел Иван… а дальше понятно. Дрожащими руками она утерла щеки. Наркотики… ее вторая по величине ошибка молодости. — Спустя месяц Федор понял, что происходит и запер нас в подвале, как бы странно это не звучало. Помнишь, я тогда еще два месяца на связь не выходила? Хах, ты прочесал весь город, пока я помирала от ломки. Помогло. Мы залегли на дно — Иван уехал в Россию, а я основала лабораторию и заперлась в ней на шесть лет. Федор и Ник остались там, с Камуи. Шпионили все это время, пока… По щекам вновь потекли слезы. На этот раз Марико их даже не заметила. — …пока не появился Булгаков. А дальше ты знаешь. Некоторое время в кабинете царило молчание. Слышны были лишь сдавленные всхлипы Марико. Она не хотела плакать, но не могла остановиться. Сжимала дрожащими руками края юбки и с трудом могла сделать вдох. — Марико, — она почувствовала лёгкое прикосновение к своей руке и вздрогнула от неожиданности — Огая нельзя была назвать тактильным человеком. — Успокойся. Мафия не позволит ему приблизиться к тебе. Я не позволю. Она никогда не была уверена в том, что дядя ее не бросит, стоит ей только стать бесполезной. Камуи видел это и надавил на слабую точку. День за днем она проживала в страхе, что останется одна, без какой-либо поддержки. Потеряет спасительную нить, за которую хваталась с момента смерти родителей. Она едва не лишилась ее во время Каннибализма. Но тогда же она обрела опору под ногами. Поняла, что без должного контроля и каких-либо рамок способна сотворить несотворимое. — Ты способна дать ему отпор даже в одиночку, — продолжал Огай. Марико икнула и испуганно посмотрела на него. Слезы уже не катились ручьями, она успокаивалась. Дыхание выравнивалось. — Никому не известно, что у тебя в голове. Ты непредсказуема, когда того хочешь. Делай все, что только пожелаешь, главное город не взорви. Мафия тебя прикроет. — Все-все? — тихо спросила Марико. — Даже полнейшую бессмыслицу? Работу на публику? Она выжидающе смотрела на дядю. Тот план, который она разработала против Булгакова, был именно таким — бессмысленной работой на публику. Нелепой идеей, которая сработала вопреки всякому здравому смыслу. Булгаков замолчал, его шестерки сыграли на руку Агентству, а сарафанное радио мафии разнесло по всей Йокогаме, что Марико Мори не так слаба и бесполезна, как казалось во время ее лабораторных каникул. — Если ты считаешь это нужным, то да, — чуть скривившись, наконец произнес Огай. На лице Марико расцвела радостная улыбка. Такая, какую он не видел уже много лет. Марико улыбалась такой улыбкой, когда бегала по детской площадке с тогда еще восьмилетними Достоевским, Гоголем и Гончаровым. — И ты не считаешь меня глупой, потому что позволила управлять собой, да еще и на героин подсела? — Марико смотрела на него как ребенок, который упрашивает родителей пойти в аквапарк. Огай не мог на нее злиться. Единственный человек, который всегда был на его стороне. Дети всегда остаются детьми, говорите? Похоже, что Огай нарушил свою главную заповедь — не привяжись. И привязался к той красноглазой малышке, улыбавшейся ему из коляски двадцать семь лет назад. — Считаю, — кивнул он. — Но только за героин. Марико улыбнулась еще шире и вдруг подалась вперед, обнимая его. Огай замер. Мгновение длилось вечность. Он пришел в себя, только когда Марико, осознав, что произошло, попыталась отстраниться, но Огай обнял в ответ. Впервые за восемнадцать лет. Впервые с того мрачного дня похорон.