Сквозь бездны к звездам

Мокрая от росы трава шелестела под ногами, игриво скользя по незакрытым хитоном ногам. Тонкий серп юной луны еще висел на небе, все никак не желая уступать место ясному рассвету. Словно ждал, когда богиня закончит идти по следу зверя — гигантского вепря, который повадился разорять виноградники младшего брата. При мысли о его недовольном лице в обрамлении красных кудрей, мне сделалось смешно. Он ненавидел, когда кто-то посягал на его вотчину, но ничего не мог сделать — все звери были под защитой моей сестры. Кабан, словно чуя опасность, притаился в густом терновнике, подозрительно вытаращив маленькие злые глаза. Я на секунду представил, какое первоклассное жаркое получится из его мяса, как вдруг в воздухе просвистела серебряная стрела — сестра обнаружила вепря. Острый наконечник вонзился в щетинистую холку, но лишь раззадорил зверя. Издав душераздирающий рев, он ломанулся из кустов. Казалось невероятным, чтобы эта гора жира и меха двигалась столь стремительно, но вот смертоносные бивни грозно блеснули, готовясь проткнуть охотницу. Сестра, как обычно, сохранила ледяное спокойствие. Легко подпрыгнула ввысь, уходя от удара, а потом бесшумно приземлилась на росистую траву. Вепрь вновь заревел и, взрыв копытами землю, ринулся в атаку. Неуловимое движение и новая серебряная вспышка — стрела пронзила левый глаз зверя. Полный боли и ярости вопль, кажется, принадлежал самому богу войны. Несомненно, он придет поквитаться, но я был уверен, что отец встанет на нашу сторону. Все же вино он любит больше, чем этого военного фанатика. Тем временем сестра уже нашпиговала вепря серебряными стрелами, отчего он стал похож на окровавленного ежа. Однако его подкожный жир был слишком толст. Слегка нахмурившись, сестра натянула стрелу, целясь прямо между глаз зверя, но в следующий миг земля содрогнулась — кабанья кровь вспыхнула словно горючая смесь, и огромный столб огня понесся в сторону охотницы. В лунно-желтых глазах мелькнула тень страха, и меня словно что-то дернуло. Спустя доли секунды я уже был между ней и умирающим вепрем. — Брат?! — выкрикнула она, но я вскинул ладонь, призывая солнце. Ослепительная вспышка, и столб огня растаял словно дым. Вепрь издал последний предсмертный хрип — его плоть начала пузыриться, обнажая кости и черную, словно смола, кровь. — Бешенство, — я скривился. — Все-таки этот глупец проклял его. — Я вижу тут лишь одного глупца, — проворчала она, одарив меня укоризненным взглядом. — Зачем ты вмешался? — По-твоему, я должен был стоять и смотреть, как моя дорогая сестра превращается в уголек? — я покачал головой. — Где твоя свита? Опасно идти на охоту за таким вепрем без помощников. — Именно поэтому я и оставила охотниц в лагере, — сестра как ни в чем не бывало собирала стрелы. — Я знала, что этот кабан отравлен безумием. — И не позвала меня? — Ты был занят игрой на лире, и к тому же, — сестра поправила за спиной колчан. — Лес и звери — это моя обязанность. И я бы прекрасно справилась без тебя. Ясные глаза вновь горели холодной решимостью, в золотистых кудрях запутались мелкие ветки и листья. А завершали этот образ несколько капель крови, что темнели на нежной щеке. — Боги бессмертные, — я протянул ладонь к её лицу. — Как грозно. — Не смейся надо мной, — сестра мотнула головой. — Не только ты сражаешься с чудовищами. — Я помню, — мои пальцы дрогнули. — Братья Алоады до сих пор в Подземном царстве поминают тебя добрым словом. Услышав это, сестра поджала губы, в её глазах пылал яростный огонь. Такой же, как в моей груди, стоило мне вспомнить об этих отвратительных тварях. — Это непростительно! Чтобы какие-то смертные бросали нам вызов! Я немедленно остужу их пыл! Низвергну в Тартар, пусть знают свое место! — голос отца грохотал подобно грому, но ему вторил рокочущий, словно прибой, голос бога морей. — Брат мой, сжалься, все же они мои дети. Их следует проучить, но они не представляют такой уж угрозы. — Они заточили моего сына в медную чашу и держали там больше года! По-твоему, это не угроза?! — Это говорит лишь о его слабости, — спокойно произнесла старшая сестра, но её серые глаза отливали сталью. — Впрочем, я согласна с тобой, отец, этих наглецов следует проучить, потому что никто не смеет предлагать богине-деве… В следующий миг у меня заложило уши — высокий, полный отчаяния и ненависти крик, разнесся по залу. Меня прошиб холодный пот, дыхание сбилось, но уже через секунду я призвал колесницу. Мгновения, что я потратил на перемещение, казались мне вечностью, и вот я уже в глухой чащобе. Вековые деревья лежат поваленные, словно воины в ожесточенной битве. Чудовищный хохот эхом проносится по лесу, пугая зверей и птиц. Дыша через раз, я выхватываю лук и мчусь туда, откуда доносятся голоса братьев Алоадов. Тех самых, которых дядя не считает угрозой. Вот и она — тенистая поляна, которую нечестивцы выбрали для своих грязных дел. Великаны склонились над хрупкой фигуркой в белом хитоне. Но теперь шелковая ткань была вся в грязи и самое главное — разорвана, обнажив нежную грудь. — Довольно ломаться, дорогая моя охотница, — похабный голос одного из братьев пронизывает меня до костей. — Отчего ты дева? Не потому ли, что до сих пор не встретила настоящего мужчину? — Отпусти меня, чудовище! — голос сестры полон презрения, но вместе с тем я слышу легкую дрожь. Отец был не прав. Они не просто угроза. Они те, кого следовало уничтожить еще в утробе матери. Дрожащими пальцами я натягиваю тетиву, и сам себе напоминаю его — напряженный до предела лук. Секунда, вторая — позволяю ненависти наполнить меня. Мгновение спустя стрела исчезает в солнечной вспышке, а один из братьев круто оборачивается и хохочет, зажав черенок в пальцах. — Ха-ха-ха, думал убить меня одной стрелой? Повзрослей, мальчик! Меня трясет от гнева и отвращения — От уже содрал с сестры одежду и вовсю глумится. Закатное солнце вспыхивает алым — близнецы истошно завопили — их кожа начала пузыриться. — Беги! — крикнул я, вновь натягивая тетиву. Сестра мигом обращается в стройную лань и стремительно мчится прочь. — Не уйдешь! Ты моя! — взревел От и выхватил копье. — Помоги мне, брат! Эфиальт тоже хватается за копье, но солнце вновь бьет по глазам, и прежде, чем я успеваю пустить стрелу, незадачливые покорители богов пронзают друг друга копьями. Алая кровь заливает траву, и она совсем не похожа на ту, что течет в наших жилах. Нечестивые смертные, посягнувшие на святое. Миг спустя десятки стрел пронзают плоть, превращая поляну в озеро крови, но мне все мало. Если бы я только мог… Внезапно теплые руки обнимают меня со спины, а потом слышится негромкий всхлип. — Хватит…я в безопасности. Её голос возвращает в реальность — я оборачиваюсь. В полутьме чащобы её кожа светится словно самый изысканный в мире фарфор. Но на запястьях и лодыжках багровеют болезненные синяки от чужих пальцев, а золотые кудри в полном беспорядке. Меня вновь начинает трясти и, чтобы хоть как-то успокоиться, я протягиваю ладонь к хрупкому запястью. Золотистое сияние стирает следы грязных прикосновений, но этого мало. — Брат? — она поднимает голову, и я замечаю на нежных щеках дорожки слез. У той, кто никогда не плачет. — Держись крепче, — шепчу я, и, прикрыв её полой своего плаща, притягиваю к себе. Миг спустя нас окутало мягким сиянием, и вот мы уже около источника. — Это же… — сестра удивленно замолкает, но когда я осторожно поднимаю её на руки, пытается вырваться. — Стой! — Не волнуйся, это не только источник вдохновения, — прохладная вода мгновенно промочила хитон и плащ, — но исцеления тоже. Словно в ответ на мои слова, по воде прошла легкая рябь, и я бережно поставил сестру на каменистое дно. Она все еще пыталась противиться, но когда её кожа начала светиться серебристым светом, сдалась. Светлые волосы слегка отяжелели от воды, по тонкой шее скатывались прозрачные дорожки. Обычно сестру во время омовения могли видеть лишь её охотницы. Ни один мужчина — смертный или бессмертный, не видел её обнаженного тела. А тот, кто видел, никому об этом уже не расскажет. Но для меня сестра сделала исключение — и это невероятно льстило. — Спасибо… — вдруг сорвалось с её губ, когда я убрал со лба мокрую прядку. — Если бы ты не появился... — Эй, — мои пальцы скользнули по острому подбородку, чуть подняв его вверх. — Я не мог не прийти. Я никому не дам тронуть тебя. Сестра слабо улыбнулась — в сияющих глазах что-то дрогнуло, и она порывисто прижалась ко мне, спрятав лицо на груди. Дыхание сбилось, и я обнял её в ответ, осторожно сжав маленькие плечи. «Да, я никому не позволю запятнать тебя. Даже себе». — Я возвращаюсь в лагерь, — сестра бросила взгляд на линию горизонта. — Тебе тоже пора. — Да, я знаю, тебя подвести? — Не стоит, — она скупо улыбнулась. — Не хочу, чтобы ты вновь начал флиртовать с моими охотницами. — Я просто помогал им починить луки, — я усмехнулся. — Что поделать, если бедняжки совсем не знают, как следить за оружием. — Они прекрасно все знают, — сестра насупилась. — Просто ты в очередной раз решил потешить свое эго. — Твои слова ранят меня в самое сердце, — я шутливо прижал ладонь к груди. Вспышка яркого света, и я уже стою в колеснице. Кони нетерпеливо бьют копытами и фыркают. Сестра улыбается им и треплет огненные гривы, совсем не боясь обжечься. На несколько мгновений я даже завидую им. Из-за этой искренней, безгрешной ласки, что она им дарит. Но пора ехать — рассвет сегодня и впрямь задерживается. — Увидимся, сестра, — я одарил её привычной лучезарной улыбкой. — Я сочиню балладу о том, как ты спасла виноградники брата от вепря. Но она лишь небрежно взмахнула рукой и направилась к кромке леса. Белый хитон скрылся среди деревьев, а я натянул поводья, поднимая колесницу в небеса. На самом деле я бы погрузил мир в вечную тьму за лишнее мгновение рядом с ней.