NCT U — Make a Wish (English Ver.)
Минхо не любит ступни… и всё такое. Он не любит их так, как Тарантино или все эти фетишисты с форумов с омерзительными историями о десятках способов облизать грязную обувь. И к чулкам особой страсти он не замечал: одежда как одежда, ничего особенного. Но когда Джисон, присматривая в гримёрке образ на выступление, прикола ради натягивает эти блядские белые гольфы с розовым отпечатком кошачьей лапы на подошве, у Минхо внутри что-то переворачивается. Его мысли становятся похожими на вату, и, ей-богу, по подбородку вот-вот потечёт слюна. Потому что ничего ещё не смотрелось на ногах Джисона так правильно и так… возбуждающе. Хёнджин отпускает парочку развратных шуток, все заражаются смехом, а Минхо замирает, чувствуя, как низ живота становится тяжелым и болезненно тягучим. И начинает так стремительно краснеть, что едва успевает выскочить из гримёрки и тяжело зашагать в сторону уборной, где пятью минутами позже, постыдно зажмурившись, расстёгивает пряжку ремня и приспускает джинсы. Потому что стояк просто так не исчезнет, а им скоро на сцену. Минхо запрокидывает голову, обхватывает член ладонью и прикрывает глаза, готовясь представить какую-нибудь красотку его типажа. С худыми, слегка косолапыми ножками, пухлыми щеками и милой улыбкой. Но воображение упрямо рисует другую картинку. Воображение упрямо рисует ему Хан Джисона, с мягкой улыбкой тянущегося к его паху своими тонкими ступнями в этих блядских гольфах. Ступни обхватывают член Минхо, проводят по нему шероховатой поверхностью вверх и вниз. Ткань ощутимо трётся о чувствительную кожу. Свод одной стопы прижат ко стволу, пальцы второй нежно оглаживают головку. Минхо изо всех сил старается отогнать то, что видит, но ему так хорошо. Низ его живота приятно трепещет, и в конце концов, он здесь один, и он сдаётся. Он ускоряется, Джисон в его фантазии повторяет за ним, Минхо впивается зубами в щеку изнутри, чтобы не издавать звуков, и обильно кончает в кулак. Пиздец, думает Минхо. Я только что подрочил на Хан Джисона. Но пиздец не в этом, а в том, что, вообще-то, это было хорошо. Минхо кое-как застёгивается, выходит из кабинки, тщательно моет руки и возвращается в гримёрку, где его сразу окружают визажисты. Не думать. Главное — об этом не думать.***
Вспотевший и разгорячённый Чан прочёсывает пальцами волосы, осматривая себя в зеркале, и сбрасывает пиджак, оглядываясь в поисках повседневной одежды. — Вы сегодня хорошо поработали. Я обещал вам вкусный ужин, так что кто первым переоденется, тот выбирает продукты в магазине! — Тут же образовавшийся хаос вызывает у Чана улыбку. Его дети такие шумные. Минхо немного устал, так что даже не пытается принять участие в этом соревновании. Растёкшись по дивану, он одними губами говорит Чану «пудинг», и тот кивает, мысленно внося десерт в список покупок. Чуть позже, когда Чанбин и Чонин, увлечённые спором о том, кто победил, выскакивают из гримерной, а следом вываливаются остальные участники, Минхо с тревогой осознаёт, что внутри остались только он и Джисон, промакивающий лицо ватными дисками с тоником. Он всё ещё не снял кошачьи гольфы, и Минхо чувствует, как лицо снова медленно заливается краской. Он в них выступал. Не потрудился снять, оставив под джинсами. Минхо сжимается на диване, почти сворачиваясь в комок, и вперивает взгляд в пол, неловко почёсывая за ухом. — Все в порядке? — спрашивает Джисон, смотря на него через зеркало. Минхо мучительно жмурится. Да, всё в порядке, ведь нет ничего страшного в том, что полчаса назад я кончил только от твоего образа в милых носочках. — Да, норма. Просто устал. — Минхо всё ещё смотрит в пол. — Дай, пожалуйста, спрей для матирования кожи, он на столике. Фиолетовый, — Хан разворачивается и тянет к нему руку. Минхо кладёт в неё флакончик, не отводя взгляд от пола. — Минхо? Ты уверен, что всё хорошо? Хан обеспокоенно встаёт, плюхается на диван рядом с Минхо и приобнимает его, заглядывая в лицо хёна. — По-моему, ты слишком переживаешь за выступления, — Джисон кладёт ногу на ногу. — Чан сказал, всё было отлично. К тому же он вкусно накормит нас сегодня. Всё будет хорошо. Покачивающаяся вверх-вниз стопа, обтянутая полупрозрачной белой тканью, неумолимо притягивает взгляд Минхо. Он тупо пялится на неё несколько секунд, отдалённо пытаясь уловить смысл того, что ему только что сказал Хан. — Нравятся носочки? То-то я думаю, ты не шутил про них со всеми, тоже такие хочешь, — хихикает Джисон. Это край, отчаянно думает Минхо. Он пытается встать, но его тут же дёргают за предплечье обратно, и это похоже на катастрофу. Джисон обнимает его, кладя подбородок на плечо. Минхо внутренне скулит. — Не знаю, почему ты такой нервный, но надеюсь, ты справишься с тем, что тебя беспокоит, — тихо бормочет Джисон где-то около уха. — Ты же знаешь, что ты всегда можешь рассказать мне всё что угодно и я тебя выслушаю? Как и любой другой из нас, — руки Хана нежно скользят по лопаткам Минхо. Меня беспокоит, что у меня уже наполовину стоит и ты можешь это заметить. А так я, конечно же, обсудил бы это с кем-нибудь из группы, ну что ты, не переживай. — Всё хорошо, Хани, хорошо… но спасибо. Я ценю твою поддержку, — Минхо давит из себя улыбку, незаметно стискивая язык зубами, чтобы хоть как-то отвлечься от жара в штанах. — Я пойду. Хочу убедиться, что Чан не забудет про мой пудинг. Джисон улыбается ему, возвращаясь к зеркалу, и Минхо выскальзывает из гримёрки, молясь, чтобы джинсы его не подвели.***
Кухня наполнена разговорами, пением, смехом, уже традиционно пошлыми шутками Хёнджина и запахом самгёпсаля, о котором все мечтали если не неделю, то целый день уж точно. Уют пропитывает каждую частичку воздуха, струится по кое-как повешенным шторам и витает вокруг сидящих за столом. И это происходит. Снова. Это происходит, когда в дверном проёме появляются задержавшиеся Джисон и Феликс. Взгляд Минхо автоматически опускается ниже, и он видит, что блядские белые гольфы идеально подходят к белым пижамным шортам Хана. Это происходит, и по подбородку Минхо стекает капля слюны, которую он молниеносно вытирает тыльной стороной ладони, надеясь, что если кто-то и заметил, то списал это на реакцию на аромат стоящей на столе свинины. Он старается улыбаться, чтобы хоть как-то вписываться в общие вой, улюлюканье и смех над шутками Хёнджина о том, что «носочки» так понравились Джисону, что он взял их погонять. И его член, кажется, тоже очень всему этому улыбается, потому что Хан, мать его, Джисон, садится прямо напротив. Время за жизненными историями Чана и шутками о его возрасте течёт незаметно; еда постепенно исчезает со стола. Все расслаблены. Все, кроме Минхо, потому что ему требуется собрать и использовать всю свою силу воли, когда на его член, не стеснённый на этот раз жёсткой джинсой, а отданный в мягкие объятия серых спортивок, ложится что-то тяжёлое. Минхо предполагает. Но чтобы быть уверенным, он осторожно приподнимает край скатерти, рассматривая лицо Джисона, обращённое к Чану. Минхо видит, что губы Джисона шевелятся — он что-то говорит лидеру, но Минхо не слышит. Он не слышит, потому что ему хватает бокового зрения, чтобы понять, что нечёткое белое пятно внизу не оставляет никаких сомнений. Его предположения верны. Быстро посмотрев вниз, Минхо тут же возвращает взгляд на свой стакан с соком и почти давится кусочком картошки. Он крепко сжимает пальцами палочки, кашляет, и сидящий рядом Сынмин похлопывает его по спине. Джисон наконец встречается с Минхо взглядом, но в нём нет ничего… необычного. Он жуёт рисовый шарик, подмигивает Минхо пару раз и вливается в беседу Чанбина и Хёнджина. Как вообще можно сохранять будничное выражение лица, делая что-то подобное? Минхо чувствует себя в ловушке. Потому что он не может встать из-за стола — он, блять, в серых спортивных штанах — и потому что вокруг куча людей, которые легко могут заметить происходящее. И потому что совсем скоро им с Джисоном неизбежно придётся об этом всём поговорить. Джисон совершает круговые движения, давит, сжимает пальцы на головке, проходится по стволу вниз и вверх. Минхо чертовски сильно хочется вскинуть бёдра навстречу прикосновениям, но их заметят, и это мгновенно разрушит всё, так что он терпит. Он терпит и старается делать вид, что всё в порядке, но у Джисона это получается куда лучше. Он поддерживает беседу и успевает есть, а Минхо сжимает челюсти, только ковыряет палочками овощной салат у себя в тарелке и изредка улыбается Чану. Через несколько минут Минхо предлагает Сынмину забрать у него оливки, потому что знает, что щеночек их любит. И когда он осторожно переносит палочками зелёные плоды в соседнюю тарелку, Джисон с нажимом и резко проезжается по его члену мыском от основания до головки. Минхо сдавливает бедную оливку так, что она разваливается на половинки, и Сынмин смеётся. — Ты решил и пожевать их за меня? — он улыбается, собирая кусочки в кучу. — Да-а, — сдавленно выдыхает Минхо. — Ну, знаешь, у тебя же брекеты. Сынмин непринуждённо хихикает, отворачиваясь, и Минхо пытается гневно посмотреть в глаза Джисону, но тот явно веселится, и в его взгляде, Минхо готов поклясться, видны ебучие черти. Так что попытка выходит жалкой, а Джисон продолжает своё занятие. Изящные тонкие ступни, обтянутые белым полупрозрачным капроном, отделены от пульсирующего возбуждения Минхо только двумя слоями ткани. От этой мысли он закусывает щёку изнутри, чтобы не начать скулить, как последняя сучка. Так близко к катастрофе, остро, граничаще с паникой. Адреналин от возможности быть замеченными плещется в венах Минхо, усиливая его возбуждение. Такой улыбчивый Джисон, мило набивающий рисом совсем беличьи щёки. Джисон с по-кошачьи косолапыми «ногами аниме-девочки», как любит нарекать их Чанбин. Джисон, которого почему-то хочется сдавить в объятиях до хруста. Минхо вдруг понимает, что сердце, зашедшееся утром от вида чулков, заходится в присутствии Джисона вообще-то давно. Чонин роняет палочки и нагибается, чтобы поднять их, и Минхо понимает, что катастрофа всё-таки происходит, потому что Джисон смотрит в другую сторону и продолжает делать то, что делает. Чонин поднимается. Минхо беспомощно смотрит ему в глаза и сглатывает. Во взгляде Яна нет отвращения, но кончик его носа неумолимо краснеет. Он бросает в воздух лёгкое «сейчас приду» и выходит из кухни. У Минхо проскакивает мысль подняться и догнать его, чтобы успокоить, но потом он понимает, что светить палаткой из серой ткани перед всеми за столом будет слегка не очень. Впрочем, Чонин возвращается через несколько минут и ведёт себя как ни в чём не бывало, поэтому у Минхо немного отлегает от сердца. Ненадолго. — По расписанию сегодня очередь Джисона мыть посуду, — Чан смотрит в свой телефон и поднимает взгляд на Хана. Тот недовольно кривится и хнычет, и Минхо даже почти становится его жалко, когда воздух разрезают спокойные слова макнэ. — Минхо поможет ему убраться. — Чонин выглядит абсолютно невинно, говоря это, но уголок его рта едва заметно подёргивается, и Минхо это видит. Сука, сука, сука, думает Минхо. И кивает озадаченному Чану, мягко улыбаясь. Чонин определённо заслужил своё прозвище лиса. — Кто первый до гостиной, того и лучший джойстик, — быстро говорит Чан. Чанбин срывается с места, первым вспоминая, что сегодня вечер игр. Джисон возвращает ногу на пол. Минхо в который раз внутренне скулит. Прислушавшись и убедившись, что все уже в гостиной, он опускает взгляд в свою тарелку и спрашивает: — И что это было? — Минхо сглатывает слюну и несколько секунд жмурится, стараясь подавить волнами подкатывающее к низу живота возбуждение. Джисон встаёт из-за стола, молча пожимая плечами, и начинает собирать тарелки в небольшую стопку. Минхо не осмеливается повторить вопрос, так что тоже просто встаёт и помогает убираться. Он старается не пялиться на Джисоновы чулки, но выходит из рук вон плохо, поэтому он подходит к раковине, отчаянно вцепившись в губку, и начинает мыть посуду. Обычно Джисон напевает что-нибудь из собственных треков, когда убирается (моменты, когда он убирается, вообще-то довольно редкие), но следующие пятнадцать минут проходят в почти гробовой тишине. Между ними висит напряжение, воздух наэлектризован. Обоих распирает острое желание сказать хоть что-нибудь. Когда с посудой закончено, а продукты убраны, Минхо склоняется с тряпкой над обеденным столом, пытаясь дотянуться до всех углов. Ему даже почти удаётся, когда он чувствует, как его обнимают сзади, слегка стискивая. Успевший немного обмякнуть член мгновенно отзывается, тесно прижатый к краю стола. Минхо замирает и отрывисто, глубоко, медленно втягивает ртом воздух. Он хочет спросить, что Джисон творит, но не успевает. — Хё-о-о-о-н, — обжигающе горячим дыханием где-то около уха. Минхо крупно вздрагивает и с силой прикусывает язык. У него снова крепко стоит, и он понятия не имеет, к чему приведёт эта ситуация. В любой момент в кухню могут зайти другие мемберы, и вот это будет совсем не весело. — Хани, что ты делаешь? — шипит Минхо. — Я заметил, что мой хён сегодня весь день напряжён и его что-то беспокоит. И я подумал, почему бы не помочь ему расслабиться? — Джисон отодвигает один из стульев и садится на него, закидывая ногу на ногу. Он смотрит на Минхо снизу вверх таким взглядом, будто они разговаривают о том, что сегодня надеть в аэропорт или посмотреть после ужина. Абсолютно буднично. — Всё в порядке, Хани, просто я немного устал из-за плотного расписания, — начинает Минхо, но тут же давится слюной, чувствуя, как Джисон ведёт мыском по его голени вверх. Минхо разворачивается, опираясь на стол и наблюдая за происходящим. Он переводит взгляд с белых чулок на лицо Джисона, который смотрит в ответ, прикусив губу, ухмыляется одним уголком губ и щекотно подбирается к паху. — Хани, — Минхо уговаривает себя сказать что-нибудь, что остановит Джисона, но его носочек ложится на твёрдый член и начинает двигаться по стволу вверх-вниз. Остановить это безумие вдруг хочется меньше, чем узнать, что будет дальше. У Минхо, кажется, искры перед глазами. — Ох, блять… — У тебя крепкий стояк, Ли Минхо, и ты так просто от меня не отделаешься. — Во взгляде Джисона больше ни капли невинности, которую он так старательно разыгрывал на протяжении нескольких часов. Маски сняты, и он на секунду отрывается от пытки над хёном, ногой выдвигая из-за стола еще один стул. — Садись. Чертовка. Минхо буквально падает на деревянную поверхность, безвольно свесив руки по бокам. Он не отрывает взгляда от Джисоновых носочков, которые тут же снова оказываются на его бёдрах и плавно скользят от колена к паху и обратно. Джисон с силой упирается в упругий стояк, натянувший серую ткань спортивных штанов и проводит по нему вверх до самой головки. Минхо вдыхает и выдыхает рвано и коротко, если это вообще можно назвать дыханием. Он встречается взглядом с Джисоном, внимательно наблюдающим за его эмоциями и чувствует, как это отзывается щекотно-сладким взрывом где-то в области желудка. — Снимешь? Минхо сейчас вообще очень сложно осмыслять что-либо, но он старается. — А? — глаза становятся чуть яснее на секунду, когда до него медленно доходит, о чём его спросили. — Сними штаны, Минхо, они нам мешают. Будет приятнее, если я буду делать это… через бельё. Минхо вспыхивает. Вот же блять. Неловко получилось. Он не хочет отступать. Только не сейчас, когда его влажная фантазия становится реальностью. Так что Минхо приспускает спортивки, вызывая у Джисона резкое «оу» на выдохе. На Минхо нет белья. Он тяжело дышит, смотря на завязки на штанах и крепко сжимает пальцами сиденье. Стыд пробирается по телу мурашками — от бёдер до шеи. Джисона это забавит. Минхо. Минхо, которого побаивается даже Чан; Минхо — главный цундере группы; Минхо, холодный и жёсткий, сидит сейчас напротив, не поднимая взгляда, и кончики его ушей стремительно розовеют. Это начинает заводить Джисона. Его исключительность. То, что Минхо такой только с ним. Он и без того позволяет только Джисону многое, но такое они пробуют впервые. Джисон обхватывает ладонями края стула, чтобы удержать равновесие, и возвращает уже обе стопы к члену Минхо, зажимая его между подошвами. Он двигает ими вверх-вниз неритмично, размазывая предэякулят по головке и ниже по стволу. Трение нежной ткани о горячую чувствительную кожу заставляет Минхо прилагать усилия, чтобы не начать извиваться под прикосновениями. — Сонни… — сдавленно шепчет Минхо; его глаза закатываются. В ответ на прозвище член Хана дёргается, и он закусывает губу от резко накатившего возбуждения. Он накрывает одной подошвой ствол почти полностью и нежно гладит его. У Минхо начинает кружиться голова. Слишком много ощущений сразу. Джисон так похож на кота. Его хрупкие, тонкие голени, немного косолапые ножки, как у девчонок из аниме, белая нежная кожа — всё это просто сводит с ума. Его хочется съесть, и это желание ощутимо жжётся изнутри. Хану до безумия нравится видеть, как сильно разрушается Минхо от его действий, как он чувствителен, податлив, буквально распят перед Сонни. Как он ластится и вскидывает бёдра в попытке усилить трение. Джисон сгибает пальцы на головке, перекатывая её между носочками, и Минхо несдержанно стонет почти в голос. Это близко к хныканью, и Хану кажется, что Минхо сейчас заплачет. И Минхо правда хочется плакать. Он жмурится, запрокидывает голову и глотает собственные стоны, потому что давление вокруг члена, созданное лапками Джисона, ощущается так узко, тепло и нежно, с лёгким покалыванием из-за ткани. Близко, сильно, остро. — Х-хани… Я… — Минхо глухо мычит, не успевая сформулировать мысль. Его добивает медленно приходящее осознание, что это Джисон. Джисон, которому всегда хотелось позволять больше, чем остальным. Начиная от «можно я сделаю тебе прическу», после которого пришлось ходить со смехотворными хвостиками и розовыми заколками, и заканчивая прикосновениями и объятиями. Джисон, вызывающий странную теплоту в груди. Джисон, выбивающий из него отрывистое дыхание сейчас, Джисон, у которого тоже каменно стоит… Минхо чувствует, как все ощущения собираются внизу живота в один большой жгучий клубок, трепещущий и готовый взорваться. И он взрывается, когда Хан, видя состояние хёна, издаёт восхитительный стон и сжимает член Минхо ещё сильнее. Минхо теряет зрение на несколько секунд, его выгибает дугой, и он крепко хватается за сиденье, чтобы не упасть из-за судорог. Ему так хорошо, что плевать, если кто-то зайдёт сюда прямо сейчас и увидит всё это безумие, — он бы продолжил, если честно. Потому что ему так хорошо-хорошо-хорошо, потому что Хани так хорош… — Минхо? Ты как? — в реальность его возвращает осторожный вопрос. Зрение постепенно восстанавливается, и размытая картинка становится улыбающимся Джисоном, опустившим ноги на пол. Минхо смотрит вниз. По его животу стекают струйки собственной спермы, капли которой виднеются и на несчастной белой ткани чулок. Их жизнь была недолгой и развратной. — Блять… — тяжело выдыхает Минхо, поднимая взгляд на Хана. — Да не то слово. — Джисон всё ещё улыбается, проводит языком по нижней губе и, наклонившись, начинает скатывать один из чулок вниз. — Верни, — Минхо требовательно протягивает руку к Джисону и разворачивает её ладонью вверх, встречая вопросительный взгляд. Когда лодыжка сообразительного Хана оказывается у Минхо в ладони, он слегка тянет её на себя, заставляя Джисона немного поёрзать на стуле, чтобы усесться удобнее. А затем Минхо делает то, что почему-то отзывается глупыми бабочками в Джисоновом животе, щекочущими его изнутри своими крыльями. Минхо целует выступающую на лодыжке круглую косточку, а потом ведёт по голени носом. — Такие нежные… — шепчет Минхо, прикрыв глаза. Теперь очередь Хана краснеть. — Хани, ты потрясающий. Ты потрясающий. Не твои ножки и не то, как ты ими только что развратно отдрочил. Ты. Фраза приятно пульсирует в голове Джисона. Минхо осторожно стягивает чулок, отбрасывая его в сторону. Он оставляет на голени дорожку поцелуев от колена к стопе, сладко целует тыльную её сторону и аккуратно опускает ногу Хана на пол. Джисон стягивает второй чулок, встаёт и тянет Минхо за руку вверх, заставляя встать и его. — Обними меня, — шепчет Джисон, заглядывая Минхо в глаза. И Минхо обнимает — куда он денется от этого чарующего беличьего взгляда. — Эти чулки заслуживают достойных похорон, чёрт возьми, — ворчит Минхо. Хан тихо смеётся ему в грудь. Феликс, прислонившийся спиной к обратной стороне приоткрытой двери, даже не пытается подавить улыбку. Я же говорил, хён тебя не оттолкнёт. Феликс отходит от двери на цыпочках и тихо возвращается в шумную гостиную.