Sinful Kids

Спустя мгновение Хёнджин оказывается прижат спиной к обратной стороне двери. Руки Чана — по бокам от его головы, взгляд скользит по мягким чертам лица. — В каком смысле покажешь? — Невинные глаза Хёнджина приобретают хитрый прищур. Они оба понимают, что будет происходить дальше, но Чан принимает игру. Он потряхивает головой, смотрит на пухлые губы напротив, затем снова в его глаза и, сокращая расстояние между их лицами, шепчет, смешивая потоки воздуха: — Ну, знаешь, на реальной модели. Может, даже чему-то научу. У Хёнджина спирает дыхание. Внутри трепещет желание вцепиться в губы Чана прямо сейчас. Но вместо этого он закусывает нижнюю и ловко выныривает из кольца Чановых рук, подходя к раковине и раскладывая на ней взятые с собой вещи. — Вообще-то, я сюда помыться пришёл. Хёнджин не может не улыбаться. Он знает, что Чан видит его улыбку в зеркале, знает, что они оба пиздецки друг друга хотят, но ему так хочется поиграть. Однако это желание испаряется через несколько секунд, когда он чувствует, как к ягодицам прижимается горячий даже через несколько слоев ткани упругий твёрдый член. Почувствовать его в себе — теперь вообще единственное, чего хочется Хёнджину. Он не смеет поднять взгляд на зеркало, потому что знает, что увиденное заставит его позорно застонать. Всё, что он видит, — это мощные руки Чана с выступающими венами, упирающиеся в края раковины рядом с его собственными. Горячий шёпот около уха посылает по телу крупную дрожь, колени слабеют. — Любишь дразниться? — Чан проезжается стояком между половинок, и Хёнджин коротко хнычет, прикусывая язык. — Пожалуйста, Чанни. — Хёнджин ненавидит то, что его так легко завести, ненавидит свой кинк на властное обращение и кинк на силу. Он ненавидит то, каким нуждающимся он сейчас является, но ему действительно нужно. Ему нужен этот член. Нужен прямо сейчас. Хотя бы где-нибудь. — «Пожалуйста» что? — Терпение Чана и его стойкость перед потрясающе гибким и сильным телом на исходе, но игра ему нравится. — Пожалуйста, трахни меня, — Хёнджин жмурится, как будто это может помочь не испытывать такое количество стыда. — Нет, Джинни, — Чан звучит мягко, но глаза Хвана округляются, он оборачивается и смотрит в лицо лидера с немым вопросом. — Разве такая непослушная шлюшка, как ты, заслуживает быть трахнутой? Чан не знает, откуда вдруг в нём желание говорить такие вещи, но открывать новые грани себя — определенно приятный процесс. Он изучающе наблюдает за Хёнджином, ожидая, что тот будет оскорблен, но его зрачки говорят совершенно о другом. Не ошибся, думает Чан. — Но… — Вниз. — Хёнджин готов сказать, что он на грани оргазма только от этого тона. Чан знает, что это совсем не нормально. Что они в общем рабочем коллективе, который вдруг какого-то хера стал превращаться в одну большую оргию. Что между ними не может не должно ничего быть. Но Чану вдруг становится на всё это плевать. Хоть раз в жизни он должен выбрать то, чего хочет его внутренний зверь, а не то, что нормально. Вот так просто. На ровном месте. Потому что захотелось. Не вдаваясь в причинно-следственные связи и мораль. И Хёнджин практически падает на колени, вцепляясь длинными пальцами в пряжку ремня. Долго возится с ней, потому что не может оторвать взгляд от Чанова, потому что понимает, что такое эти слащавые «тонуть в омуте его глаз». Только у них ничего сладкого и нежного. У них — играющие желваки Чана, мелкая дрожь по телу Хёнджина от «шлюшки», концентрированная похоть в каждом глотке воздуха. Ремень расстёгнут, Хёнджин вжикает ширинкой — и чёрные джинсы падают на пол. Цепляясь за кромку боксёров, он снова смотрит вверх. Ждёт приказа, понимает Чан. — Бери в рот, — выплёвывает грубо, как будто обращаясь к вещи. Хёнджин чувствует, как сильно дёргается его член в ответ на эту фразу и как обильно он истекает смазкой. Потрясающе. Он кладёт тяжёлую головку на язык и горячо дышит. От настолько нежной, едва заметной, стимуляции Чан почти готов разрушить свой образ доминанта и жалобно заскулить, прося большего, но вместо этого он охватывает ладонью затылок Хёнджина и давит. Хёнджин вбирает в рот головку, причмокивает, как будто у него во рту чупа-чупс, сцеживает слюну и смотрит, как она стекает вниз по стволу. У Чана ухает где-то над диафрагмой, потому что Хван так внимательно смотрит на происходящий внизу абсолютный разврат, так наслаждается этой картиной… И резко вбирает член до самого основания, тут же глубоко вдыхая носом, потому что головка касается горла, а выпускать уже полюбившееся лакомство не хочется. Мягко, узко, влажно и тепло. — Блять, детка, ты такой… — Чан не особо понимает, что он сейчас говорит, но детка приятно отзывается в животе Хёнджина. Чан закусывает нижнюю губу, ему недостаточно этих ощущений. Хочется больше. Хочется забыться, отпустить себя и просто выебать Хёнджина в рот. Словно в ответ на его мысли, Хёнджин отрывается от своего занятия и хрипло, прикрыв затуманенные глаза, тихо шепчет: — Хён, я хотел бы… попросить тебя… есть кое-что, что мне нравится. — Расскажи, Хённи. — Очередное прозвище приятно отзывается в животе. — Тебе не нужно меня стесняться. Только не меня, — добавляет Чан, видя, как Хёнджин неуверенно колеблется. — Я бы хотел, чтобы ты просто… использовал меня. Трахнул меня в рот так, чтобы я захлебнулся, — Хёнджин стыдливо опускает взгляд и чувствует, как кровь приливает к лицу. — Что-то вроде того. Чан резко втягивает воздух носом. Все его мышцы на мгновение напрягаются от возбуждения, разливающегося по телу бурными потоками. Ему кажется, что колени вот-вот подкосятся, и он отчаянно старается собраться. — Тогда открой рот пошире. — Чан определённо умеет сохранять нужный тон в любой ситуации. Хёнджин почти стонет, когда слышит это, и незамедлительно выполняет приказ. Чан зарывается в его волосы пальцами, сжимая до едва терпимой боли, и возвращает член во влажный тёплый рот, тут же толкаясь до основания. Хёнджин хрипит и глотает слюну, его гортань посылает вибрации, щекочущие головку и ствол, и Чан протяжно стонет сквозь стиснутые зубы. — Маленькой шлюшке только и нужно, чтобы её рот использовали для члена. Ты ведь на большее не способен. — Чан едва ли контролирует то, что говорит, и в какой-то момент чувствует укол вины за излишнюю грубость. Но член Хёнджина в очередной раз дёргается на этой фразе, и он с ещё большим энтузиазмом насаживается ртом на горячую плоть. Чан запрокидывает голову и продолжает вбиваться в тесное горло, слушая развратное гулкое хлюпанье. По подбородку Хёнджина стекает слюна, смешанная с предэякулятом, которую он уже не пытается глотать. Чан вцепляется в волосы Хёнджина и прижимает его за затылок к своему паху, заставляя вобрать член до основания. Хёнджин кашляет, давится, но головой назад не подаётся, только жмурится и сильно сжимает Чановы бёдра пальцами. По его лицу текут слёзы, его и без того пухлые губы покраснели, а уголки рта саднят от толщины члена в нём, но ему до безумия нравится происходящее. Хёнджин смотрит вверх и встречается взглядом с Чаном, который тяжело дышит, периодически мыча. Он тут же отпускает волосы Хёнджина, содрогается и делает шаг назад. Его член выскальзывает из Хёнджинова рта с причмокиванием. Пошло. — Блять, я… так близко, — шепчет Чан, пытаясь отдышаться. — Ты можешь… кончить мне в рот? — Хёнджин смотрит так невинно, спрашивает так робко, будто это не он пару минут назад с мазохистским наслаждением давился слюной и сдерживал рвотный рефлекс от долбящейся в его горло головки. Это какое-то безумие, но блять… конечно, Чан может. — Тебе так это нравится? Вместо ответа Хёнджин притягивает Чана к себе за бёдра, уверенно придерживает длинными изящными пальцами ствол и целует уретру с такой нежностью, что Чан отводит взгляд, чтобы не кончить только от вида внизу. Хёнджин кружит кончиком языка по венцу головки, снова ласкает отверстие и вдруг так резко вбирает член полностью, что от контраста ощущений Чан не сдерживает почти рычащий стон. Он придерживает Хёнджина за затылок ладонью, прикусывает губу и снова и снова толкается внутрь до упора. Хаотично двигает тазом, чтобы ощутить головкой каждую неровность глотки. Выходит почти полностью, чтобы тут же податься вперёд и заполнить восхитительно влажный и горячий рот. Чану хватает пары минут, чтобы в Хёнджиново горло ударила тёплая струя. Хёнджин задерживает дыхание и ждёт, пока Чан, бёдра которого бьёт судорогой, изольётся полностью, и глотает, глотает, глотает. Чан обессиленно опирается о раковину, когда Хёнджин встаёт и рассматривает себя в зеркале с подсветкой. Он собирает большим пальцем каплю спермы, стекающую к подбородку, и слизывает её, смотря тяжело дышащему Чану в глаза. — Хён, ты вкусный. — Абсолютно никакого стыда во взгляде. — У тебя горло болеть будет завтра, — виновато констатирует Чан, почему-то мгновенно вспыхнувший. — По уважительной причине, однако. И у нас в ближайшее время в основном танцевальные тренировки, так что это мне не помешает. — Тебе… действительно нравится, когда с тобой так обращаются? У Хёнджина краснеют кончики ушей. — Да, я люблю такое, — он отвечает на вопрос тихо, как будто это поможет ему не смущаться. Просто смешно: он стесняется человека, который только что жёстко оттрахал его в рот. У Чана складывается впечатление, что где-то сверху его, похоже, назначили оператором секс-поддержки для людей, стесняющихся своих кинков. И не то чтобы он был против. Хёнджин поворачивается спиной к зеркалу и опирается на раковину, прочёсывая волосы пальцами. — Я просто… я просто имел в виду, что, может быть, был кто-то, кто… ну, знаешь, заставлял тебя делать что-то подобное? — Чан беспокойно разминает плечи. — Оу, нет, — Хёнджин оживляется, встревоженный неверным предположением. — Нет, что ты, такого никогда не было. Я просто… получаю удовольствие, когда чувствую себя вещью, которую используют. Я знаю, что это странно, и… — Это не странно. Я не думаю, что это странно, потому что у каждого из нас есть штуки, которые нас возбуждают, и они могут казаться нам необычными или непонятными, но мы никогда не бываем одиноки в своих предпочтениях. Иногда мне кажется, что над моими кинками посмеются, если я расскажу о них, но я уверен, что я такой не один. — Закончив монолог, Чан замечает, как внимательно — и… благодарно? — смотрит на него Хёнджин. — Ты такой комфортный, что я не знаю, можно ли вообще чего-то рядом с тобой теперь стесняться. Всегда ведёшь философские разговоры, после того как кого-то трахнул? Чан хмыкает, улыбаясь, и вдруг замечает, что он до сих пор немного голый. Он торопливо натягивает джинсы обратно и натыкается взглядом на отчётливые очертания стояка на ткани штанов Хёнджина. Небольшой укол вины побуждает быть смелее. — Не знаю, что насчёт философских разговоров, но оставлять тебя в таком состоянии я точно не буду. — Чан мягко разворачивает Хёнджина за плечи лицом к зеркалу. — Тебе совсем не обязательно что-то делать, если ты не хочешь. Я не люблю, когда люди из чувства долга… О-о-ох, блять. — Предложение обрывается, буквально передавленное ощущениями. Чан снова вжимает его в раковину, и от трения зажатый между телом и прохладной поверхностью раковины член мгновенно дергается. Хёнджин опускает голову, но пальцы, нежно сдавливающие его подбородок, возвращают его взгляд обратно. Он видит в зеркале Чана, видит, как его рука скользит по животу вниз под кромку белья, как он наклоняется к Хёнджиновому уху, чтобы прошептать, обжигая дыханием: — Я хочу, чтобы ты смотрел. Потому что ты красивый и ты выглядишь прекрасно, когда тебе хорошо. Пальцы Чана невесомо оглаживают головку, размазывая по ней прозрачный предэякулят и возвращаются наверх. — Открой рот. — Голос Чана лишён совсем недавно сквозивших в нём нежности и понимания. Теперь вновь остались только власть и превосходство. Он мог бы просто провести пальцами по Хёнджиновым губам, но на слова тот реагирует намного сильнее, и это не тот приём, воспользоваться которым Чан забудет. Хёнджин слушается, и через секунду на его языке оказываются два пальца. Чан внимательно наблюдает через зеркало, и Хёнджин старается — не задевает зубами, вбирает поглубже, причмокивает. — Будь умничкой, мне нужно больше слюны, — Чан подставляет ладонь к подбородку Хёнджина и ждёт. Хван послушно сцеживает столько, сколько может, и рука Чана тут же скользит обратно под бельё, приспуская его и, не церемонясь, обхватывает почти каменный стояк. Ещё бы у него не стояло от возбуждённо-низкого голоса Чана, в котором он воспроизводит такое количество власти. — Можешь… немного придушить меня? — Смущённый шёпот посылает по телу Чана мурашки. Сколько ещё секретов откроется ему в Хёнджине, которого он считал ранимым, нежным и мягким? Свободная рука ложится на горло танцора и слегка сдавливает молочную кожу. Могут остаться следы, но никому из присутствующих здесь нет до этого дела. Точно не сейчас. Кольцо жилистых, сильных пальцев скользит по члену вверх и вниз, Чан охватывает кулаком головку и совершает круговые движения, вызывая у Хёнджина высокие стоны на вдохах. — Сожми сильнее, так чтобы я… не мог свободно дышать. Чан осторожно усиливает хватку на шее, и Хёнджин уже не может говорить, только сдавленно хрипит, и Чан чувствует, как содрогается плоть под его рукой. Он начинает двигать ей быстрее, прижимая Хёнджина к своей груди за горло, и сладко шепчет: — Посмотри на себя, посмотри, какой ты красивый, когда выглядишь таким нуждающимся. Хочешь, чтобы я когда-нибудь трахнул тебя по-настоящему? Чтобы ты чувствовал тот член, который сегодня так идеально заполнял твой рот, глубоко в себе? Чтобы извивался подо мной от невозможности уйти от стимуляции, срывал голос в попытках попросить быстрее, глубже, грубее? Я могу это организовать, Джинни, котёнок… Хёнджин срывается, и ему кажется, что его живот распадается на атомы. Жгучесть оргазма накрывает с головой, и он жмурится, давится криком, откидывая голову назад, на Чаново плечо. Когда он снова смотрит в зеркало, Чан улыбается ему, и Хёнджин невольно повторяет. — Нам… нужно принять душ. И пойти спать, — Чан упирается подбородком в плечо Хёнджина. — Только без выкидонов. — Без выкидонов, — соглашается Хёнджин. Улыбка всё ещё не покидает его лицо. Всё, что они делают друг с другом, — абсолютно непрофессионально. Это может помешать их карьерам, а если кто-нибудь из стаффа узнает, то рухнет вообще всё. Они нарушают все правила сразу, но… Никто из них давно не чувствовал себя так свободно и расслабленно. Никто из них давно не чувствовал эйфорию, и если для этого нужно нарушить правила, то… плевать они на это хотели.