Уязвимость

Робби ненавидел знакомых из прошлого. Ладно, пожалуй, слово «ненавидел» слишком смачное для описания тянущейся внутри обескровленной неприязни. Но какое дело Вселенной до его чувств, так ведь? Потому что вот они, явно пришедшие не за новеньким Fender'ом или посмотреть на винтажный Stratocaster. На ней — тёмное пальто, небрежно покоящееся на плечах, скрипящие перчатки и колючая улыбка. Он — застёгнутый на все пуговицы, с потемневшими от влаги волосами, и нервно подрагивающими пальцами, которые он прячет за спину. От них пахнет Хитроу и занесённой в тёплое помещение осенью. Робби отложил в сторону гитару с показательной неохотой, и поднялся на ноги. — Если вам нужно интервью для очередной новой книжки, то вы не по адресу. Он сложил руки на груди, исподлобья наблюдая за их лицами. Пайнс поморщился. Нортвест тихо усмехнулась. — О нет, мы не за этим. — Она уже с тобой связалась? — резким тоном осведомился Диппер. Настала очередь Робби хмуриться. — О ком речь? Никто с ним не связывался, хотя он ждал звонка от менеджера, что обещала его группе хорошего звуковика. Опыт подсказывал, что ждать уже не стоит. — Мэйбл, конечно, — чуть помедлив, ответила Пасифика. Это бред. Робби рассмеялся и опустил руки. Он отошёл обратно за стойку. — Вы оба спятили или вам предложили новый формат передачи? Тупые розыгрыши для слабоумных? — Ты думаешь мы тащились на другой континент ради того, чтобы пошутить? — зашипел Диппер, подаваясь вперёд. Робби дёрнул плечом. — А кто вас знает, шизо... — Знала, что ты не поверишь, — с этими словами Пасифика выложила на столешницу новостное издание. У Робби ёкнуло в груди, когда он увидел заголовок местной газеты Гравити Фолз. — Это… Не может быть, — пробормотал он, а затем жадно схватился за страницы. Пропавшая при загадочных обстоятельствах… Ох, не обошлось без этих глупых штампов. Ну разумеется, обстоятельства не какие-нибудь, а непременно загадочные. ... была обнаружена на улицах города... Фу! Как будто о какой-то редкой животине рассказывают. Очевидцы уверяют, что вид у неё был отрешённый и нечеловеческий. Робби фыркнул, забываясь, что не один. Вечером 12 ноября посетителей бара «Яма» крайне взволновало появление одетой не по погоде девушки. Владелец заведения, Зус Рамирез, подтвердил личность загадочной посетительницы. Давать дальнейшие комментарии о случившемся Рамирез наотрез отказался. Сейчас об истинном положении мисс Пайнс ничего не известно. — Вы думаете, это правда? — тихо спросил Валентино, возвращая газету. У него всё это в голове не помещалось. Мэйбл. Он запретил себе думать о ней, уехал в чёртов Лондон, где его окружало всё максимально далёкое от её образа. Он не читал книгу, считая ту лишь ритуальным убийством двух зайцев сразу: способом выразить скорбь и оказаться в лучах славы. «Пропавшие» быстро вскарабкалась на строчку бестселлеров, потеснив даже какой-то жуткий эротический роман. Робби книгу купил из стыдливого интереса и закрыл, увидев посвящение. Там было что-то вроде: «Мы помним тебя, Мэйбл» Любим, помним, скорбим — но не ждём. Малодушная отмашка, возмутительная в своей бессердечности. — Мы были в городе, опросили местных, — голос Пасифики скомкал череду размышлений. — Я говорила с Зусом… Это была она. Точно она. Сердце кольнуло во второй раз. Валентино покосился в сторону телефона. Он давно не заходил на блог Мэйбл. Не нашёл сил отписаться, но проявил стойкость, и не открывал радостно-розовую страничку ни разу после того дня. — И вы решили, что она в первую очередь решит связаться со мной? Возникло молчание. Достаточно крепкое, чтобы ощутить обоюдную неловкость. — Учитывая, что она неровно дышала к тебе в старших классах, — промямлил с неохотой Пайнс, пряча руки в карманы плаща. — Я подумал, что… Это логично. — Чего? — Я ненавидел приезжать на каникулы, потому что она все мозги съедала разговорами о неком «Ви». Валентино опустился на табуретку, уставившись в лицо Дипперу, который натянуто улыбнулся ему и отвёл взгляд в сторону стенда с губными гармошками. Робби вспомнил залитый апрельским солнцем школьный двор. Томпсон стоял на стрёме, пока он и Ли сажали себе лёгкие сигаретами. Мэйбл спокойно миновала их добродушного «сторожа» и ловко запрыгнула на кирпичное ограждение, ничуть не боясь измазать юбку в побелке. — Есть сигаретка? — её голос звучал так близко и волнующе, и напоминал леденцы, похожие на обкатанные морем камни... Или это просто пахло ягодными духами? — Ты ведь не куришь. — Хочу попробовать, — глаза у неё ловили и прятали вглубь радужек дневной свет. Робби поджёг ей сигарету и всё никак не мог перестать глазеть на её ноги. За что получил несильно, но ощутимо, по рёбрам. — Это некультурно! — она рассмеялась (словно на флейте сыграли). Веснушки на её щеках скрыл румянец. Робби вспомнил десятки беглых, а иногда и пристальных, в упор, — взглядов, которые ловил на себе. Неужели и впрямь дело было не в подруге, которой повзрослевшая Пайнс потом прикрывалась? Она так и сказала однажды: «Знаешь, Ви, моя школьная подруга была в тебя влюблена». Поверить в это тяжело. Робби выбирается из воспоминаний. Точнее его выдёргивает голос Нортвест: — Сообщи нам, если что-нибудь узнаешь. Она оставляет ему визитку с номерами, от одного вида которой несёт чрезвычайным пафосом, затем берёт Диппера под локоть. Они выходят из магазина, их силуэты на секунду ловит запотевшее квадратное окно, а потом размывает толпа прохожих. Робби кидает визитку под стол и берёт в руки телефон. Ожидаемо новых записей в блоге нет, иначе он бы давно получил извещение. Бездумно Робби пишет в личку. Всего одно предложение: «Ты кое-что потеряла, не хочешь забрать?» Удостоверившись, что сообщение отправлено, Робби убирает телефон с глаз долой. Ему кажется, что она не ответит. Ведь он для Мэйбл сплошное напоминание обо всём плохом, что с ней случилось. — А вы гитары чините? На сайте сказано, что чините. У моей вот гриф слетел... Робби вздыхает, поднимая взгляд на посетителя. — Чиним. Показывайте, что там у вас. Только бы это не заняло слишком много времени. У группы сегодня концерт на другом конце города...

*

Маленький зал шелестит. Передние ряды хлопают, но Робби знает, что когда на сцену выйдут следующие такие же неудачники — люди не вспомнят даже названия группы. Но это кажется неважным. Робби впервые всматривается в лица толпы. Он винит тени, и бегающие пятна дешёвых прожекторов, в них почти любое женское лицо приобретает пугающую схожесть. Последняя песня как назло слишком в тему. Робби прикрывает глаза, чтобы избавиться от навязчивого искушения. I lost my friend on someday morning when tv promised sun and warm Срань господня, и зачем вообще они решили внести именно эту песню в сетлист? Робби плохо себя слышит, но ему кажется, что его голос отвратительно дрожит. police guy said don't be worry but i can't do ignore cause you everywhere И вряд ли народу по вкусу такое нытьё. Большинство приходит, чтобы зарядиться и расслабиться, а не внимать чужой тоске, паршиво зарифмованной. Your name on my wrist That's all what i left Should i beg, should say please? i know it's all in vain Но всякая песня, к счастью, кончается. Робби откидывает волосы с лица, бросает сжёванное пожелание хорошего вечера, ему немного совестно перед зрителями, что им пришлось это вытерпеть. Робби покидает клуб позже остальных участников. Он собирается вызвать такси, и выкурить сигарету. Последнее в первую очередь. Он смотрит на землю, рыская по карманам в поисках пачки. Увиденное прозаично и тоскливо. Жёлтый фонарный свет показывает всю вульгарность липнущих к асфальту коричневых листьев. Робби сочувствует им. Докатился. Он щёлкает зажигалкой и вздрагивает, чуть было не роняя сигарету. Напротив, прямо через дорогу, где сломанный светофор линчует бегущего человечка, — кто-то стоит и смотрит прямо на него. В упор. Знакомо. Знакомо до мурашек. Неужели...? Робби перебегает дорогу, потому что силуэт исчезает. Она была здесь! Была ведь? Ему не могло показаться... Мягкое прикосновение к плечу всё-таки выбивает из его пальцев сигарету. — Чёрт! Он оборачивается, и застывает. Как там говорят романтики всех времён и народов — всё становится неважным? Потому что Робби давится словами. И казавшаяся бессмертной, тоска, накладывает на себя руки. Обливается бензином и чиркает спичкой. — Ты меня нашла, — вырывается глупое и неуместное. Мэйбл приглушённо смеётся. — Мне помог Зус, — признаётся она, и лёгкая улыбка отражается в жжёных глазах. — Не только с этим. — Он... Хороший парень, — бормочет Валентино, охваченный неразборчивым смятением. Больше ничего сказать не получается, хотя в голове столько невысказанного, и уйма вопросов, которые, впрочем, лучше не задавать. Наверное, её уже с ними замучали изрядно. — Неплохо поёшь, — обрывая молчание, заявляет Мэйбл и щурится, а затем хватает его за руку и задирает рукав. — Пусто. Потом проделывает тоже самое с другой. И заранее, предчувствуя вкус жаркого стыда, к шее Робби приливает краска. — О... — Мэйбл подносит запястье ближе к свету, рассматривая браслет. — Это и есть...? На её губах рождается невыносимая, сладкая улыбка, которую очень хочется нарисовать. — Оставь себе, — отпустив его ладонь, бросает Мэйбл. Она отворачивается, но Робби успевает увидеть шлейф пробежавшей там тени. Он не сдерживается. Обнимать её после всего — нереально. Может, он спит. Мэйбл застывает как перетянутая струна, и потом вдруг крепко обхватывает в ответ. Робби отстранённо замечает, что её волосы теперь намного короче. От влажности они завиваются на концах. Бензиновый, горький ноябрь окрашивается тонким ароматом болотной кувшинки и тянущегося сахаром дягиля. Куда бы Мэйбл не нагрянула, она всегда приносила с собой лето. — Спасибо, — выдыхает Робби, неловко отстраняясь. Пайнс приподнимает бровь. — За что? — За то, что вернулась. Он не знает, чего ей это стоило. И будто отвечая, в глазах Мэйбл проскакивают золотистые искры. Робби уверяет себя, что это отсвет фар от проехавшей мимо машины. — Это было непросто, — проговаривает Мэйбл. Робби может только кивнуть. Он опускает взгляд. Влажный асфальт отражает мигание сломанного светофора. Робби хочет и не хочет знать, что случилось. На самом деле ему достаточно того, что Мэйбл здесь. Стоит ли сказать ей об этом? Он не успевает как следует подумать об этом, потому что мягкое касание губ обжигает угол рта. Когда Робби выныривает из оцепенения, рядом уже никого нет. Но он улыбается, ловя кончиками пальцев след поцелуя. Робби позволяет себе поверить в то, что они ещё свидятся. Повод очевиден: у Робби вновь есть что вернуть. На этот раз нематериальное, но ощутимое. А пока... Есть время написать песню получше.