Звёздный Предел

      Майтимо, он же Нельяфинвэ, он же Третий и законный Верховный Король Нолдор — вот что за болезненная тайна, державшая народ нолдор столь близко от стана Врага. Почему Маглор втайне морщился, когда его называли «Ваше Величество» или «Король».       И этот законный король ныне лежал без сознания, такой жалкий и… такой непохожий на существо, имеющее шансы выжить.       С его «прибытием» верхом на том самом Орле, Джеймса перевезли. Из уважения ли или из проснувшегося чувства такта — ныне он спал, просыпался и помалу приходил в себя в том самом отведенном раньяр доме, который они так и не покинули.       На самом деле, уже была готова и телега, и взмыленный Тьелкормо с дикими глазами рявкнувший: «делайте что хотите!» считай, дал добро взять лошадей, чтобы переправить Халпаста на южный берег. Опасения оставляли разве что орки, когда-то разгуливавшие у берегов Митрим как у себя дома, но они смели надеяться, что с приходом второй половины воинственно настроенных нолдор энтузиазма у тварей поубавится.       Мария свои услуги эльдар не предлагала: целителей, хранителей и добровольной стражи, круглосуточно бдящей у дверей в персональную палату загадочного Руссандола хватало.       Джеймс все чаще задерживался в сознании, уже мог давать односложные ответы, и в целом соображал. Когда Мария таки выяснила, что когнитивные функции не пострадали и Джей не останется овощем, все дружно выдохнули. Он по-прежнему едва ел, едва пил, но капельницы свое дело делали.       Приоритеты пришлось пересмотреть — принудительно, пока в один прекрасный пасмурный день на их пороге не заявился без стука Куруфин, их персональный ночной кошмар, точащий зуб на каждого из них.       Широким шагом пройдя в гостиную, он мигом выцепил нужные ему лица.       — Ты, — ткнул пальцем в Марию, — и ты, — неожиданно, в Ирму, изогнувшей бровь. — Берите свои… приспособления и ступайте со мной. Немедленно.       Мария откинула простынь и придирчиво оглядела лежащее перед ней тело. Ужасное зрелище. Даже по их меркам… Осмотрела руку, испачканную кровью, сосуды были перевязаны, осколки кости вычищены. Жаль, здесь нет бионических конечностей, да и без вживления чипа пользы от него никакой. Кровь продолжала идти.       Мария открыла ящик и нашла герметичный пакет с пластырями. Сняла защитный слой. Витаминная прослойка из нейтральных клеток все еще была пригодна. Приспособить бы… Заживление пойдет лучше, если дать истощенному организму фундамент для заживления.       Нолдор с удивлением наблюдали, как ранья достала полоску ткани, уже смоченную чем-то блестящим и липким, и, сняв наложенную на культю повязку, наложила свою.       — Не за этим, — вмешался Курво. — Здесь.       Указал пальцем выше груди.       До того Мария как-то не обратила внимание на голову.       — Это что… ошейник?..       Тонкий обруч из матового черного, или вообще серебристого металла плотно обхватывал бумажную шею, сквозь которую проглядывали зеленоватые вены. Мария постучала ногтем по металлу. Так странно, если смотреть дольше — то вовсе он не черный, а какой-то… радужный, как пятно нефти на асфальте.       — Не дело целителя снимать такое. Ты же… кажется, кузнец?       — Не получается снять, — Куруфин кивнул на руку. — Видимо, из той же дряни, что и те кандалы. Финдекано осталось только отрубить руку, — его голос дрожал от гнева. То ли на упомянутого Финдекано, то ли на ситуацию вообще. Мария поскребла ошейник ногтем. — Я знаю, у вас есть… еще вещи. Вещь, что пожирает всё, вы сами так говорили.       Посмотрел почему-то на Ирму, до сих пор подпиравшую стену. Она смотрела на все манипуляции с крайне заинтересованным видом, что у Марии не осталось даже сомнений: сравнивает. Может, даже злорадствует. Карвонка всё-таки. Даже если бы Ирма любезно согласилась посмотреть на странный сплав, вряд ли это чем-то помогло этому несчастному.       Отвернувшись, Мария снова сосредоточилась на выдвинутой задаче. Решение вряд ли устроило бы воспылавших надеждой родственников.       — Тогда проще даровать твоему брату более легкую смерть, нежели это. Мне… — встретив разъяренный взгляд, она пробормотала, — нужно посоветоваться.       — Это к Эльзе, — лениво донеслось со стороны Лейден. — Я пойду, схожу за ней. Всё равно от меня здесь толку нет. И зачем только звали, — картинно вздохнув, развернулась на выход.       Мария с трудом удержала лицо. Ну точно, Ирма злорадствовала. Не над этим беднягой — нет, а над ней, Марией. Ведь это именно она когда-то заработала себе славу непревзойденного мастера дознания и врача, играющего с жизнью и смертью. Тех, кого она еще минуту назад распинала на пыточном столе, снимая слои плоти, как с луковицы, удерживая буквально на грани жизни и болевого шока — в следующие минуты она могла запустить реанимационный процесс и буквально вытащить жертву с той стороны. Под такой пыткой раскалывались все.       Ирма ван Лейден была первой и последней, единственной из тех, кто щерился ей в лицо кровавой улыбкой и с насмешкой сносил все её жалкие потуги. Тела карвонцев иные, закалённые, да и ван Лейден неспроста была заперта на самом нижнем уровне Колизея подобно бешеному зверю, на которого не нашлось кнута. И теперь Лейден, испробовавшая на собственной шкуре всё искусство де Гранцев, открыто смеялась над ней — это был вызов, который она не могла принять.       Никто из фамилии де Гранц не вступал в конфронтацию (будь то медицинская палата, стол переговоров или реальное поле боя) не зная, а уж тем более не диктуя правил игры.       Куруфин вздернул бровь. Некую Эльзу он помнил довольно смутно. Но Мария, что представлялась более опытной и зрелой, сейчас выглядела смятенной и смущенной, без конца ощупывая морготов ошейник.       Эльза выглядела очень юной — едва ли справила совершеннолетие, Куруфин бы и резца для детской фигурки ей не доверил. Но Мария и Эльза обменялись многозначащими кивками, и первая освободила место у постели.       — Ты уверена? — шепотом, на нилу, спросила Мария. Эльза хмурила брови, ощупывая кольцо из металла точно так же, как и она мгновения назад.       — Я же всё-таки полевой хирург, у меня есть подобный опыт. Впрочем, там было немного иначе. У нас же осталось обезболивающее?       Мария поджала губы.       — Должны быть запасы. Почти весь истратила на Джеймса.       — Понятно. — Эльза положила руку на лоб. Впервые она видела Руссандола так близко. Кажется, он так и не приходил в себя. На лице его раны и жёлто-лиловые ссадины горели особенно ярко. Бедняга! — Вряд ли он что-то почувствует. Он тоже в коме?       — Не знаю, — отозвалась Мария, — их тела совсем не такие как у нас. Вот если бы кто-то пожертвовал свое тело во благо науки…       — Говорите на квенья! — напряженно вставил Куруфин.       — … тогда я бы ответила точнее, — скривилась де Гранц, покосившись на недовольного нолдо.       — Мы не знаем таких слов на вашем, — бросила ему Эльза и отмахнулась. — И будет быстрее и проще, если я буду говорить, не задумываясь о переводе.       — Тогда что ты будешь делать? — Куруфин не отступал.       — Дайте подумать… ошейник… довольно тонкий, и легко смертельно ранить его, — кивнула на коматозного пациента, — если пилить чем-то. Да и в целом легко поранить, взгляни, он буквально сплавился с кожей. Но… Если… если, — Эльза прижала большой палец к губе и прикусила, — если взять особый скальпель, может, и получится разрезать его, что ли. Но дальше… Мари, здесь точно нужен обезбол, самый мощный, который у нас есть. Лимфатический пластырь, чтобы изолировать рану, биогель и… кроветворное. Вряд ли он перенесет интенсивное лечение.       Мария скрестила руки.       — Я могу попробовать поставить ему капельницу, но и прогнозировать ничего не могу.       — Хорошо. Всё равно выбора нет… — пробормотала Скайрайс. — Тогда… как подготовишь всё, тогда и приступим.       Эльза развернулась к Куруфину. Этот мрачный индивид всегда вгонял её в ступор — слава небесам, они практически никогда не пересекались. Он сверлил её мрачным взглядом.       — Ну?       Эльза развела руками.       — Нужно время, чтобы подготовить всё необходимое. И… боюсь, всё-таки придется резать наживую.       Нолдо весь подобрался.       — Что ты имеешь в виду?       Эльза свела брови. То, что он сейчас услышит, ему явно не понравится.       — Эта вещь… — пальцы легко пробежались по матовому, тонкому ободку, — практически впаялась в плоть, иначе её не снять. Очень тонкая работа. Мария должна подготовить… лекарства, чтобы облегчить мне работу.       — Если вы убьете моего брата…       — То вздернете на ближайшей ёлке, — закончила Эльза. — Я помню.       Для операции Эльза потребовала изготовить особую койку: верхняя её половина должна была подниматься и устанавливаться на перекладины, которые бы также были встроены в каркас кровати и таким образом регулировали высоту подъема туловища. Раньяр любезно предоставили чертёж, и Курво, и даже Ноло, мимоходом узнавший о требовании, нехотя оценил его по достоинству: такое ложе во многом облегчало жизнь для тех, кто не мог самостоятельно сесть. Также Эльза потребовала приделать мягкие ремни, которыми можно бы было надежно закрепить тело Руссандола.       — Разумеется, Мария подготовит самое эффективное обезболивающее, но мы не знаем, каких пределов достигла его выносливость. Если он очнется и начнет брыкаться в самый ответственный момент, боюсь, я могу его случайно убить.       Слова, сказанные устами хрупкой женщины, рост которой едва ли был выше средней хрупкой тэлэрэ, никто не хотел воспринимать всерьёз. Но Руссандол всё не просыпался, и даже на песни его фэа больше не откликалась. Орэ странствовала, подобно орэ раньи Джеймса.       Но Джеймс — и Маглор, и Куруфин видели это собственными глазами — очнулся, и хотя он больше спал, чем бодрствовал, он больше не казался безвольной тряпичной куклой.       Настороженно они следили и за манипуляциями Марии де Гранц: Кампилоссэ относилась к ней с недоверием и предубеждением, Авантур смотрел на все её действия с неодобрением, но молчал: во Втором Доме мало кто знал об этих странных круглоухих квенди, а феанарионы не спешили проливать свет на эту тайну.       — Что это? — сейчас у постели Руссандола (то ли Руссандола, то ли Майтимо, то ли Нельяфинвэ — Мария уже запуталась) дежурил Финдекано.       Она была занята сменой раствора для капельницы — не самой эффективной, на самом деле, ведь она толком не знала, как среагируют тела этих странных гуманоидов на инопланетные препараты.       — Он не может самостоятельно есть, — просто ответила дева, — это просто полезные вещества, которые мы получаем из пищи, растворенные в особой жидкости. Они напитают кровь, а кровь напитает тело. И у тела появятся силы, чтобы бороться со своими ранами.       — Ты сможешь вылечить Майтимо таким способом?       Похожая на ваниэ светловолосая дева задумалась на мгновение, а потом качнула головой.       — Вряд ли. Это лишь верёвка, брошенная утопающему. Выбраться он должен сам.       Лицо собеседника посерело, он поджал губы и отвернулся. Мнимая доброжелательность улетучилась. Мария хмыкнула. Не так давно что-то подобное говорил другой остроухий в адрес Джеймса.       Повесть о спасении была короткой.       Финдекано сказал, что нашел его подвешенным на скале. Его правую руку сковывали кандалы, и цепь была вбита в породу Тангородрим. Он висел под самой вершиной, куда могла добраться только стрела, но никак не эльда.       Слава Манвэ, который послал Финдекано самого Торондора, короля Орлов.       Макалаурэ жалел, что не видел его сам, но ему успели пересказать не раз. Говоря откровенно, он много о чем жалел… Он смежил веки, блуждая в полусне. Вправленный нос немного саднил, но ему было всё равно.       Финдекано сидел неподалеку, отказавшись уходить этим вечером, отказавшись доверить Майтимо — ему. Астальдо наигрывал на арфе — она была порядком потрёпанной и затёртой; позолота, нанесенная еще в Амане, давным-давно осыпалась, чернели лунки выпавших камней. Финдекано сам, одной глухой ночью, поведал ему, что взял арфу в полубезумии отчаяния и только с ней одной ринулся в Ангбанд, надеясь, что Вала, однажды творивший Музыку Арды, дрогнет. Вала не дрогнул. Но Руссандол едва живым голосом отозвался на его отчаянную песнь, и так кузен смог отыскать брата.       Песнь едва дрожала золотистой нитью, опутывая его кисти, кружась призрачным венцом у головы Майтимо, легчайшими перышками нот касаясь его истончившихся губ и закрытых век.       Струна песни натянулась и прервалась — в назначенный час явились Эльза Скайрайс, Мария де Гранц и Ирма ван Лейден. Эльза раскрыла на столе принесенную коробку, внутри которой оказались разнообразные тонкие инструменты с серебристыми наконечниками. И… те самые ампулы, которые раньяр назвали опасным оружием.       Майтимо установили в полусидящем положении, тщательно проверив надежность креплений ремней. Его волосы на висках и затылках были тщательно выбриты — так, что видна была дорожка швов. Макалаурэ сглотнул, но взгляд отвести не посмел.       Это он… это он его обрёк.       Жгло, невыносимо жгло.       — Отойдите подальше.       Эльза Скайрайс натянула на голову странный предмет, закрывающий верхнюю половину лица прозрачным оранжевым стеклом, нижнюю половину лица скрыла под маской. Натянула толстые перчатки и достала ту самую ампулу со знакомым и сияющим веществом. В другой руке она сжимала серебристую палочку с острым наконечником на одном конце и маленьким прозрачным отсеком на другой. Туда же странное вещество и перетекло. В нос ударил резкий запах. Эльза влила в странный нож всего ничего — несколько крохотных капель, но их хватило, чтобы кончик лезвия раскалился добела.       — Что это, — онемевшими губами шевельнул Маглор, не отводя глаз от того самого «оружия». Разве не эту вещь они называли самой опасной, ядом, способным отравить весь Белерианд? Обманули? Ноги не гнулись, но он стремительно поднялся.       Но Эльза уже повернулась к Финдекано:       — Ты что, играть собираешься? Я, конечно, не могу тебя выгнать, но этим ты только помешаешь мне.       — Эта песнь придаст ему сил, — спокойно возразил Финьо, положив твёрдые пальцы на струны.       — Группа поддержки, — вставила Ирма, убирая волосы. Она остановилась чуть в стороне от кровати Майтимо, точно и не собиралась принимать участие в операции. — Как и я.       — Ты группа помех, — огрызнулась Мария, натягивая свои защитные очки.       — Тогда сыграешь сразу после того, как мы снимем эту дрянь, — продолжила Эльза, с плохо скрываемым неодобрением покосившись на инструмент на коленях. — Если я собьюсь, твоему брату уже ничто не поможет.       С этими словами ранья повернула свой нож сияющим кончиком вверх.       Его крохотное лезвие было всего лишь с четверть пальца длиной, кончик был острым и полым. Ирма вполголоса назвала это «плазменной ручкой», а лезвие — «пером». Рукоятка крошечного и плоского ножа была сделана из какого-то минерала, походящего на алмаз и заполненного той страшной субстанцией.       Раньяр Миднайт и Рига настаивали, что это вещество способно уничтожить всё. Отравить, разъесть, вспенить.       Именно это он и наблюдал: крохотный скальпель входил в металл, как в масло раскалённый нож. Белая повязка, которой ранья перехватила лоб, уже пропиталась потом.       — А ты зачем здесь? — тихо спросил Маглор. Ирма панибратски ухмыльнулась и сжала его плечо.       — Дабы вы не отвлекали мастеров своего дела. Есть вопросы — обращайтесь ко мне.       — Что это за минерал?       — Ах, это… У нас его называют адамант.       — Адаманты есть и в наших краях. Непохоже.       — Надо же, у нас есть общие слова, — казалось, Ирма совсем не удивлена. — Кажется, для таких понятий даже слово придумано… Когда звучит одинаково, но означает неодинаковые вещи. Кристаллическая сетка адамантов на девяносто процентов копирует алмазную, на остальные десять — фуллереновую. Классная штука, выдерживает экстремальные температуры и давления. Эти кристаллы выращивали по лекалу как раз для подобных целей.       Маглор не стал говорить, как мало понял из её слов. Отец бы точно заинтересовался, но даже он не стал бы интересоваться чем-то посторонним, когда жизнь Майтимо висела на волоске.       Отец бы такого не допустил.       Он бросил взгляд на Финдекано, до крови вцепившегося в струны.       Мария раскрыла свой странный плоский сундук, о котором немного раньше рассказал Финдарато, и прикрепила прозрачные наклёпки на тех местах, где сильнее всего проглядывали вены Майтимо. Плоская поверхность верхней крышки вспыхнула, зазмеились неровные линии зеленого цвета. С правой стороны столбцом бежали знаки.       — Я приступаю, — коротко сообщила Скайрайс.       Мария сощурилась, едва кончик лазерного ножа уперся в металл. Тонированное стекло давало около семидесяти процентов в минус к светочувствительности, но всё равно смотреть было невозможно долго. Эльза придется делать передышки каждые несколько секунд, чтобы не травмировать собственную сетчатку.       — Ирма, — вполголоса позвала Мария. В голову пришла безумная идея. — Сходи в дом и принеси мне одну вещь.       — Надо же, — лениво отозвалась та, — ты продержалась ровно полминуты с момента начала операции, а уже взялась командовать.       — Мне нужны кое-какие вещи. Они в футляре с биометрическим ключом и гравировкой IdG на поверхности. Пожалуйста, — Мария даже отвернулась от автомедика, транслирующего жизненные показатели.       Ирма подняла руки, капитулируя, и вышла.       Эльза разогнулась и отвернулась от своего инструмента. Глаза за стеклами очков блестели.       — Куда она вышла? Мне нужно закапать глаза.       — Это и я могу, — не обращая внимания на ворчание со стороны нолдор, Мария сдвинула очки и закапала ей успокаивающий препарат. — Я хочу взять образцы этого болезного, раз уж представился случай. Жаль, не подумала об этом раньше.       — А что эти скажут?       — Ничего не скажут, мне всё равно придется собрать кровь, чтобы проверить совместимость с биогелем и искусственной кровяной плазмой. Всё-таки хочется проверить, чем их кровь отличается от нашей.       Ирма вскоре вернулась — Эльза успела сделать еще около десяти передышек, прежде чем добралась до середины толщины ошейника. Эльза чувствовала, как ткань рубашки липнет к вспотевшей спине. Как было невыносимо жарко спящему — страшно представить. Его губы были до того сухими, что трещины на них напоминали иссохшие русла рек. Мария исправно следила за его показателями и пока не давала тревожных сигналов.       — Снимай, — наконец, скомандовала Эльза. С тех пор как она взялась за свое страшное орудие, прошла вечность.       Металл шипел и пузырился, и Ирма, тут же материализовавшись сбоку от изголовья, едва успела подхватить осколки щипцами, чтобы вязкие раскаленные добела капли не упали на пациента. Эльза действовала быстро: аккуратно срезала слой за слоем, как можно ближе подбираясь к коже, а Ирма щипцами перехватывала лоскуты металла и отбрасывала их на поднос.       Мария поднялась со своего табурета и тоже склонилась над Руссандолом, прижав к его запястью серебристый, попискивающий предмет. Его сигналы что-то значили: она время от времени хмурилась, косясь на свой чудо-сундук, и бросала отрывистые слова на своем языке. Эльза только кивала.       Оставался последний миллиметр, граничащий с живой плотью. Мария успела ввести анестетик и искусственную кровяную плазму держала наготове, но как знать… таким по живому… она никогда прежде такого не делала — химической плазмой. Это был экспериментальный вариант, придуманный когда-то ей лично, но это был первый раз, когда его приходилось использовать — не в лабораторных, а в почти что полевых условиях.       Эльза сцепила зубы и продолжила резать. Налобная повязка разбухла от пота и практически съехала на очки.       Жила на шее под её рукой вдруг натянулась, мельком она успела выхватить едва заметное движение челюсти.       — Держите его! — она отстранилась, уводя интенсивный свет из поля зрения больного, как тот вновь распахнул зажмуренные веки и рванулся. Без капли самосознания во взгляде. Ирма ухватила пациента за плечи и прижала его к спинке койки. Этого хватило: Руссандол обмяк и провалился в забытье опять. Но частота дыхания уже изменилась.       Мария нахмурилась. Пульс сбился с ритма, то учащался, то замедлялся. Что-то было не так. Он не должен был чувствовать боли — пока. Эльза еще не начала его резать.       Эльза чувствовала странное головокружение, слабость в ногах. Потребовалось немало воли, чтобы силой сконцентрироваться на работе и прогнать из памяти эти блеклые, серые глаза. Благо, теперь они на неё не смотрели — Руссандол был без сознания.       — Прости, — прошептала она на квенья. — Надо потерпеть, надо потерпеть… Держись, ты же вон сколько вытерпел, остался последний шаг, и ты будешь свободен…       Оставался последний миллиметр. Она не должна думать о чужой боли, если хочет сделать всё правильно.       Использованная «ручка» полетела куда-то к подносу, Эльза уже не обратила внимания на длинный, тонкий звон, а схватила обычный лазерный скальпель, чтобы поддеть кожу под тончайшим участком спиленного ошейника. Потом поддеть, перекусить щипцами остаток, и осторожно, как нежнейший влажный слой луковицы, снять кожу…       Эльза сглотнула и не удержалась от того, чтобы покоситься на Марию. Та отказалась делать это, многократно доведённая насмешками Ирмы. Что-то с де Гранц было в последнее время не так.       Плевать. Нужно закончить, закончить, а потом — всё…       — Мария, вижу кровь, готовь кожу, пластыри и спайки.       — Всё готово.       Перед глазами от напряжения настойчиво плясали мухи, но Эльза видела судорожно бьющиеся жилы под кожей, бисеринками проступающие капли крови. Полузадушенный, сиплый хрип над ухом…       — Потерпи, еще немного, потерпи…. Зафиксируйте голову!       Там, под затылком, ошейник впивался прямо в кость. Мария хлопотала спереди, прилаживая к кровоточащей, освежеванной шее лоскуты стволовой кожи, лимфатический бандаж и бог весть что еще, но самый ад был сзади.       Им доводилось видеть много раненых, облученных, обожжённых, перемолотых в кровавую пыль. Даже самые ужасные раны, вроде торчащих осколков кости, гниющей заживо плоти, рытвин в мышцах, оставленных паразитами — всё это было пройдено в теории, закреплено на практике, отточено до действий по протоколу. Одних — лечить в первую очередь, других — отвозить в тыл и надеяться, что они доживут до помощи, третьих добивать на месте. Анестетиков хватало не на всех.       Согласно старому закону, каждый умирающий имел право на обезболивающие и седативные препараты. Принципы гуманизма, которые, увы, соблюдались только на бумаге.       С этим… Руссандолом поначалу было точно так же. Мария давала меньше десяти процентов на то, что он выживет. Больше полпроцента только за то, что оказался не человеком. Больше одного процента — за то, что его в живых держало какое-то чудо.       Чудо оказалось проклятием, ошейником. Распилить ошейник не удалось даже заклятыми мечами, которые ковал еще Феанаро, поэтому эльдар пришлось обратить свои взоры на раньяр, как на последнее, неиспробованное средство. В том была вина Финдарато — он обратил внимание на то, что несчастный юноша, найденный на болотах, смог очнуться. Виной тому было искусство врачевания, которого он прежде не видел, и которому не было названия в их языке.       А эта… плазма охотно разъедала черный металл, шипела и пузырилась, словно боролась за право пожрать живую плоть.       Макалаурэ, едва взглянув на него, назвал его «воплощенной черной волей Бауглира».       Бауглир, что значит «душитель».       Но ничто не сравнится с видом рассеченной кожи на хрупкой шее, где один небольшой надрез — и кровь хлынет фонтаном, и для Майтимо всё закончится. Искусство странников было велико. Это не было в полной мере врачеванием, ведь Эльза Скайрайс держала в руках почти что резец, и аккуратно спиливала куски ошейника, контролируя путь странного вещества.       Воля Бауглира таяла на глазах, но вместе с ней — как оказалось — таяла и жизнь Нельяфинвэ.       — Всё, — руки дрожали, и скальпель полетел к остаткам ошейника. Эльза покачнулась и отошла к стене, в блаженстве чувствуя опору. Руссандол не сводил с неё странного, опустошенного взгляда.       Казалось, песни он тоже не слышал: всё смотрел и смотрел, не в силах ни выругаться, ни задать вопрос.       — Мари, как показатели?       Мария хмурилась. Пульс с момента «пробудки» сбился с ритма, и с тех пор то учащался, то замедлялся. Что-то было не так. Эльза уже успела и снять ошейник, и наложить бандаж на поражённые участки шеи, но… Мария стрельнула взглядом на пластырь с биогелем, который напротив, только напитывался кровью… Словно её ничего внутри уже не держало, когда регенерационные процессы уже должны были запуститься. Впрочем, химическая плазма токсична… не успел ли он получить дозу выше нормы?       Судя по выражению лица, Эльза подумала о том же.       — Что происходит? — Ирма перевела взгляд с одной на другую, а потом покосилась на данные показателей в автомедике, в которых понимала едва ли пятое на десятое.       — Судя по вашим лицам, что-то пошло не так…       — Его пульс слабеет, а кровотечение не останавливается, — Эльза кивнула на бандаж.       — Тогда скажите им, — лицо Лейден стало жестким. — Его родные заслуживают знать.       Ирма кожей чувствовала волнами исходящую от Эльзы внутреннюю истерику. Мария точно не слышала их обеих, а всё шептала что-то себе под нос и качала головой.       Потом она очнулась:       — Что сказать?       — Что до… звезды это лечение.       Мария взлохматила волосы и пробормотала:       — Его тело… тело отвергает универсальные частицы, что я прежде ввела… не отвергает, а, как будто не видит… Ирма, до чёрта ему физическое лечение! Что делать, что делать… — её взгляд забегал и вдруг остановился, и голос сразу же изменился, став твёрже: — Ирма, подай мне мой футляр.       Мария стянула перчатки и прижала палец к биометрическому ключу. Замок пискнул, обнажая небогатое содержимое: строгий ряд пронумерованных ампул. Ирма, едва завидев бирки, взъярилась. Слишком хорошо она знала эти… препараты. Многие из них испробовала на собственной шкуре. И как… как этой белобрысой сволочи только в голову пришло просить принести это?! Она их всех тут и похоронит.       — Что за дрянь ты уже задумала его вкачать?!       Времени не было на непохороненные травмы Лейден, но Мария выразительно постучала кончиком ногтя на ампуле номер двадцать два.       — C.R. drg… Разве это не запрещенная хрень?       — Что за C.R. drg? — поинтересовалась Эльза. — Что ты хочешь ему вколоть?       — Он теряет много крови и, скорее всего, уже получил хороший удар по иммунной системе и, если он умрет, нам не поздоровится следом за ним, — они препирались молчаливыми взглядами с добрую минуту, прежде чем Ирма, поджала губы и отошла, но только на шаг и — в сторону койки. Уже неплохо. Но Мария всё же решила снизойти до короткой справки:       — Запрет из-за его токсичности всего лишь красивая сказка. C.R.drug это дословно «криогенный реанимационный препарат». А запретили, потому что в свое время на Терре были масштабные протесты против его повсеместного использования, так как старики возраста «восемьдесят-плюс» не торопились освобождать рабочие места и давать дорогу молодым. Даже слоган был «размножься и умри», и тогдашнему правительству пришлось наложить вето на медицинские исследования и изъять препараты из фармацевтического рынка.       — Если он не токсичен для человека, то что насчет существа другого биологического вида? — справедливо усомнилась Ирма.       — Хочешь стать испытуемым? — Мария улыбнулась. — Ты у нас хоть и человек, но ряд карвонских мутаций уже позволяет вас выделить в отдельный подвид. Homo carvonis, как тебе?       — Когда ты перестанешь быть полезной, я сломаю тебе шею, так и знай, — Ирма ответила не менее нежной улыбкой.       Эльдар — к их чести — благоразумно молчали, слушая препирательства целительниц. Но это отнюдь не добавляло спокойствия к чаше весов, особенно вид Руссандола с его кровоточащими сосудами на шее и бездействие раньяр. Наконец, Ирма ван Лейден отцепилась от де Гранц и Эльза кивнула следом, допуская Марию с очередной странной жидкостью к телу.       Маглор приблизился — его никто не стал останавливать. Эльза и Ирма выглядели не менее напряженным, одно лишь лицо светловолосой девы оставалось непроницаемым и сосредоточенным.       — Что случилось?       — Если коротко, ваш брат сейчас проигрывает свой бой с тенью. Немного сдал на финише дистанции, — ответила Ирма.       Финдекано услышал и подошел следом — даже ближе, обхватывая бумажное запястье Майтимо. Взгляд кузена стал совсем отчаянным.       — Что она делает?       — Помогает выиграть нам — и ему — время.       — Он холодеет! — воскликнул Финьо.       Ирма невозмутимо кивнула.       — Да. Придется потерпеть, но это не смертельно. Наоборот, он будет как лягушка в зимнем пруду — оттает и снова будет прыгать, если повезет.       — Если? — уточнил Маглор.       — Если, — тихо подтвердила Эльза.       Ирма позволила себе напоследок блеклую, сардоническую усмешку:       — Думаю, теперь вы можете петь что хотите. Со своей стороны мы сделали что могли.       Её тихий, негромкий голос наковальней упал на её хрупкий позвоночник. Потолок странно дёрнулся, и от столкновения с полом Эльзу уберегли мозолистые руки карвонки Ирмы.       … Мелодия — что тут отрицать — была красивой, глубокой и какой-то пронзительно-светлой: это всё, что она могла понять своим скудным на эмоциональность интеллектом. Это самое светлое вытесняло все остальные чувства из груди, оставляя её в одиночестве, один на один с собственной душой, и только кто-то невидимый, неощутимый, щедро вливал в неё надежду.       Ирма с бессознательной Эльзой на руках покинула больничные палаты, и Мария осталась одна, наедине с пациентом, наедине с данными автомедика, наедине со странными песнями не менее странных нолдор. В зажатых пальцах кармином за стеклянной стенкой переливалась собранная кровь.