Звёздный Предел

      Амбарто поднял руку. Она была обожжена, о чем свидетельствовала потемневшая от гноя и сукровицы повязка, да стянутая покрасневшая кожа, не скрытая под бинтами. Отряд за его спиной остановился, но вместо того на своем рыжем жеребце подъехал Амбарусса. Всадники, скачущие впереди, подняли стяг Первого Дома.       — Кто это? — Амбарусса посмотрел на старшего брата. — Никто из старших братьев не присылал гонца.       От толпы отделился всадник. Темные волосы, серые глаза… Он взъехал на небольшое возвышение, где остановились Амбаруссар.       — Мое имя Нолонмар, и я здесь по приказу лорда Канафинвэ.       — Что за приказ? — Амбарто поднял бровь. — Мой брат не писал мне.       — Дело срочное, поэтому мы отправились сразу же, как прибыли во Врата, — Нолонмар натянул поводья, удерживая жеребца на месте. — По приказу лорда мы должны исследовать холмы Андрама, в особенности — холм Амон-Руд, к юго-западу от Дориатских границ.       — Там владения короля Финдарато, — заметил Амбарусса.       — Мы надеемся, что он не станет чинить препятствий, — Нолонмар прижал руку к сердцу. — Мы надеемся на вас, лорды Амбаруссар. Вы лучше знаете эти края.       — Что именно вы ищете?       — Норы, тоннели. То, что могло бы послужить местом укрытия для орков.       — После того случая, — надменно проговорил Амбарто, — думаешь, мы не обыскали тут каждую щель? Камни тверды и гладки, мы обыскали их и вычистили, как зубы. Никаких лежбищ там нет.       — Лорд полагает, что гоблины могли организовать целую подземную сеть из Дортониона, через Нан-Дунгортеб… к этим холмам. Здесь жило раньше племя Малых Гномов, принятых за Малых же орков… Они раньше населяли пещеры, какое-то семейство, по слухам, осталось на Амон-Руд. Мы должны быть спокойны и уверены, что опасность не придет с Востока.       — Что же, — Амбарусса взял слово. — Полагаю, вам все равно нужно отдохнуть после долгого пути. Будьте гостями Амон-Эреб столько, сколько потребуется. Мы окажем нашему брату всю посильную помощь.       — Благодарю вас, лорды Амбаруссар.       Нолонмар сделал глубокий кивок и поскакал обратно к своему отряду. Амбарусса проследил за ним и капризно сморщился.       — Ну вот… Две недели покоя — и младшеньким достаточно, не так ли? У них вечно что-то происходит, а разгребать нам.       — И будем, если откроется наихудший вариант, — одернул его Амбарто. — Мы должны сделать всё возможное и обыскать каждую щель заново, если так говорит Нолонмар. Тем спокойнее будем жить мы и братья. Меньше проблем для Руссандола.       — И то верно. Эрестор!       Окликнутый нолдо подъехал с самой серьезной миной на лице.       — Да, мой лорд?       — Скачи в замок. Вели приготовить комнаты для гостей и обед. Отряд из Врат приехал… чтобы заново расследовать дело тех караванов с юга… В общем, обустрой всё.       — Я понял, мой лорд.       За ужином, где собрались все приближенные Амбаруссар и их советники, Нолонмар поведал всё, что было ему известно: о семействе Амон-Руд, о войнах Дориата с жителями Андрам и тем, что они знали от Тьелкормо о его давнишней вылазке в Нан-Дунгортеб. Амбарусса кивал, Амбарто лениво гонял вилку по столу.       — Вы писали Тинголу?       — Скорее всего, ему писали… Но на него полагаться не стоит. Узнаем, как обстоят дела, когда вернемся к его границам. Мы сразу поедем на запад, к Амон-Руд. Это место кажется мне наиболее подозрительным.       — Тот холм, весь в красных цветах? — подала голос Мира. Она едва справлялась с выбранным куском мяса — особо жесткое, оно просто каталось по серебряной посудине от края до края. Её супруг следил за ней краем глаза, но помогать не спешил.       — Именно тот.       — О нем ходит дурная слава. Мол, крови там было пролито немерено, — добавил Рига. Нолонмар снисходительно усмехнулся.       — Синдар любят приукрашивать… Хоть и первые Битвы-под-Звездами были весьма кровопролитными и длились годами. Может быть, этот холм действительно чем-то отличился.       Рига пожал плечами.       — Когда вы выступаете?       — Завтра на рассвете. Лорд велел делать все быстро и слать вести по мере возможности. Лорд Тьелкормо собирает отряд, чтобы зачистить Нан-Дунгортеб при помощи дикого огня… Нам нужно знать, есть ли риск появления тварей где-нибудь в другом месте.       — Как качели: ударишь в одном месте, вылетит с другого… — вполголоса хмыкнул рыжий ранья.       Нолонмар вздохнул. Как бы не оказалось так.       — Будешь ехать у границ Дориата? — снова спросил Амбарусса.       — Да, есть шанс, что у пограничников на заставе Аэлин-Уиал мы что-нибудь узнаем.       — Там водопады… — протянула Мира. — Под водопадами всегда что-то да есть.       — Там есть грот, — уверенно сообщил Амбарто. — Мы были там в прошлый раз.       Девушка рассеянно кивнула и снова удалилась в свои мысли.       — Благодарю за прием, — Нолонмар встал и поклонился. Амбарусса кивнул, отпуская его.       Амбарто тронул себя за подбородок и посмотрел на Ригу, вертевшего вилку в пальцах.       — Ты знал?       — Не более, чем ты. У твоего брата много самонадеянности, но он в своих стремлениях не один. Я думал, Куруфину хватит ума сдержать их.       Феанарион вздохнул.       — У него сейчас другие заботы. Но стоит отдать должное терпению Тьелко: он ждал слишком долго. Я думаю, и правда, не стоит затягивать с таким.       Рига пожал плечами.       — Это кажется мне опасным, но я верю, что у Ирмы есть своя голова на плечах.       Они скакали во весь опор. Нолонмар подгонял коня: небо хмурилось, облака превращались в тяжелые тучи и бурлили, вот-вот готовые исторгнуть непогоду. Они простирались далеко за горизонт, и Нолонмар был уверен, что даже огражденный Дориат нет-нет, да и пострадает от бури. Им нужно было преодолеть переправу на Сирионских болотах до того, как переходить там попросту станет невозможным. Мысль о том, что Мелиан пропустит их на крохотный клочок своих земель, чтобы преодолеть реку, была невозможной.       Амбаруссар в очередной раз взяли на себя Холмы. Незримая граница с королевством Финдарато пролегала как раз по Водопады Сириона — дальше Амбарусса обязался отправить гонца в ту сторону, где обычно встречались пограничные отряды Третьего Дома, не допускающие никого найти сокрытый город Нарготронд. Впрочем, кого-нибудь из них будет достаточно — любой нолдо немедля передаст недобрую весть своему королю. А тот уж сам решит, что делать дальше. Главное, препятствий серьезных они чинить не станут — не синдар, все-таки.       Они сделали привал всего дважды: чтобы дать лошадям напиться и самим подкрепиться эльфийскими лепешками, мукой, перемолотой с разнотравьем, чтобы набраться сил и бодрости двигаться дальше. Голодными и злыми представать пред очами эльфийских пограничников не хотелось.       Они показались им. Когда они уже преодолели узкую, хлипкую переправу Аэлин-Уиал (сразу видно, синдар как не для себя старались — орки с природной неуклюжестью и грузностью вмиг срывались в топкую трясину), только-только начинающую наполняться дождевой водой.       Нолонмар приказал приблизиться к лесу — зрение четко отличало видимость и не-видимость — тонкую полосу дальше в чаще, будто подернутую туманом, мерным потоком немного искажающую пространство — дико было даже думать такое, но так оно и было, по сути… Под сенью огромных, вековых деревьев, переживших не одну войну, было удивительно сухо и тепло. Нолдор набрали валежника под полуголыми елями и обустроили себе лежанки, осмелившись переночевать здесь — синдар, пусть и недружелюбно были к ним настроены, нападать бы не стали.       Костер приветливо потрескивал, переливаясь всеми бликами в шести парах глаз. У кого-то уставшие, у кого — стеклянные, созерцающие грёзы о Валиноре или поражение Моргота. Нолонмар привычно стругал мясо с зайца и кидал на горячие гладкие камни, похожие на гальку. Другой бодрствующий, Кермион, варил что-то очень пахучее, отчего желудок, несколько дней питавшийся хлебцами да мирувором, жалобно завязывался в тугой узел.       И тогда из чащи раздался звонкий, серебряный голос:       — Звезды осияли час нашей встречи, сородичи из татьяр.       Кермион фыркнул и оглянулся. Навстречу, из звездно-молочной дымки проступили фигуры. Трое… Двое были златоволосыми, один темноволосый. С тонкими, но будто сглаженными чертами, они смотрели на путников вполне благожелательно — в отличие от тех, которые встречались на северо-востоке.       — Моё имя Мальгалад, — синда сделал характерный жест, идущий от сердца ко лбу и звёздам, и отвесил неглубокий поклон. — Мои спутники: Трандуил Ороферион и Салабранд Бреторнион.       — Моё имя Нолонмар, мои спутники: Кермион, Ростафаро, Римоннен, Линмир и Гвеннит из лаиквенди, — Гвеннит улыбнулся Мальгаладу так, будто его узнал и помахал рукой, сверкая лукавыми болотно-зелеными глазами. Он был самым юным из своих друзей-нолдор и самым запальчивым.       Салабранд ответил ему такой же улыбкой, но более холодный и отстраненный Трандуил тут же отдернул его.       — Что вы ищете в этих краях? — между тем спросил Мальгалад, садясь у костра, воспользовавшись приглашением Нолонмара. Его спутники сели чуть поодаль, за его спиной.       — Мы едем на юго-запад с поручением от нашего лорда.       — Что за поручение?       — Что вам известно о Малых Гномах с Амон-Руд? — резко спросил Кермион. Трандуил пошевелился, но Мальгалад предупреждающе поднял руку.       — Амон-Руд? Не связывайтесь с ними. Они не понимают иного языка, кроме языка стрел и клинков. Продадут вас за горсть тусклых камней или мешок зерна.       — Кому продадут?       — Мало кому? — фыркнул Трандуил. — Оркам и гоблинам, разумеется. Нолдор же не берут синдар в рабство? Синдар вот не берут.       Гвеннит хохотнул, но под взглядом командира и тяжелым — Салабранда, примолк.       — Отчего же они так склонены ко злу? Насколько я знаю, наугрим наиболее устойчивы и замкнуты в себе.       — Так и есть. Гномы Великие, гномы Малые… Одни одной крови и одного творителя — возлюбленного своего Махала, — Трандуил скривил губы. — Они служат только себе, не Ему. С ними нужно торговаться.       — Цена…? — Нолонмар задумчиво провел шершавыми пальцами по подбородку. Мальгалад пристально следил за ним.       — Что у вас за дело к тем гномам? Они неискусны, ленивы и жалки — у них вы не найдете какой бы то ни было помощи.       — Не найдем, — твердо сказал Нолонмар. — Но нам нужно увидеть самим, незамутненным оком.       — Чтобы что?       — Чтобы знать, — выплюнул Кермион, — что они не проводят тайком караваны орков за мешки зерна.       Салабранд молча округлил глаза и переглянулся с Трандуилом. Мальгалад нахмурился и спросил:       — Отчего вы считаете, что это может быть так? После начала Осады не был замечен здесь ни один орк.       — Зато были замечены до Битвы, хотя оборонительные позиции тщательно подготавливались и были укреплены… Но всё же, почти перед началом военных действий, здесь было замечено несколько орочьих караванов. Вы об этом знали?       — Слышали что-то такое, — осторожно заметил Мальгалад. — Но они могли перейти через горы. Там их самое большое логово.       — Где? — подал голос Линмир. — Там, за горами только авари у Куивиэнен и оставались.       — Вот то-то и оно, — хмуро закончил синда. — Оставались.       Нолдо ахнул.       — Эру Единый.       — Кирдан, владыка фалатрим… писал нашему королю, что видел орков идущих со стороны Таур-им-Дуинат… Земли за лесом практически неизвестны — но там слишком жарко и пустынно, чтобы твари тьмы там смогли выжить. А вот земли у прохладных вод… Горы изгрызены не только гномами. Это единственное объяснение ситуации.       — Правильно, — вцепился в знакомое слово Нолонмар. — Изгрызены не только гномами. Гоблинами, орками — так же, как и горы Дортониона, так же, как и ущелье Нан-Дунгортеб. Хорошая ли почва в Дориате?       — У нас много цветов и растений, но наша королева — майа, и она создала лес таким прекрасным, — горделиво ответил Трандуил. — Такого буйства и красок вы не увидите больше нигде.       — Вот именно, не увидим, — хмыкнул Кермион.       — Погодите! — вскочил Гвеннит. — Я ведь кое-что понял! Менегрот, Менегрот же из камня, пещерный город!       — Пещеры? Точно ведь…       — Что точно? — насторожился золотоволосый синда.       — Скорее всего это и может быть частью сети тоннелей гоблинов — они могут быть под землей, но огибать Менегрот, в силу магии… Насколько глубоко прорыт ваш дворец?       — Пара миль в глубину… Может, немногим больше. Но он не вырыт, пещеры были и раньше. Гномы из Ногрода расширили их, обтесали и превратили в подземный город — вроде тех, что строят себе они.       — Ангамандо, — подал голос Римоннен, созерцавший до того грёзы, — как гниющее пятно на плоти Арды. Его влияние распространилось слишком далеко — заражение не увидеть, пока покров не начнет разрушаться и синеть.       — Или как грибница, — подхватил Ростафаро, — как расти, так на несколько лиг в диаметре. Под землей.       — Думай, что говоришь, — тихо посоветовал Мальгалад. — Уверен, тут никому бы такой расклад не понравился. Вы… встревожили меня. Я должен испросить совета королевы.       — Да… а нам пора устроиться на ночлег и с рассветом снова отправиться в путь, — согласился Нолонмар, вставая.       Они поклонились друг другу. Мальгалад некоторое время стоял молча, за ним недвижной статуей с ледяным лицом, точно увидевшему какую-то мерзость, возвышался Трандуил.       — Я молюсь Элберет, чтобы вы ошибались.       — Я молюсь Элентари, — ответил Нолонмар, — чтобы вольные народы Белерианда объединились перед лицом Врага. И победили.       Мальгалад отступил и скрылся в звёздно-молочной дымке. От него и спутников не осталось и следа.       Нолдор улеглись кругом у затухающего костра. Римоннен долго смотрел на звёзды и считал созвездия — еще те, что видел на берегу Арамана когда-то давно. Здесь, в Эндорэ, их оказалось намного больше. Нолонмар, стоявший на часах, шикнул на него. Нолдо улыбнулся и послушно закрыл глаза, почувствовав, как уставшее тело захватывает в свой плен тяжелая дремота.       Амон-Руд казался словно объятым пламенем. Он горел алым цветом и служил (не) добрым маяком — хочешь не хочешь, из виду не потеряешь. На пути не встретился больше никто из эльдар — после Аэлин-Уиал отряд Нолонмара круто взял к северу и к исходу дня они были у подножия холма. Огненные цветы отражали свет закатного солнца.       — Я, ты, Римоннен и ты, Гвеннит, — мы втроем поднимемся на холм. Если я заухаю как сова, — я никого не обнаружу и вы сможете присоединиться к нам… Если тревога — Гвеннит закричит….       — Гвеннит подожжет эту траву, — проворчал Ростафаро, — так ведь? Это будет лучше всякого крика.       — А если вы обнаружите гномов?       — Мы попросимся на ночлег, — невозмутимо ответил Нолонмар.       — Не бери их еды.       — Как же закон гостеприимства, Ростэ?       — Мальгалад предупреждал, что не стоит им доверять, — Ростафаро насупился. — Гвеннит, поджигай.       — Говоришь, как истинный нолдо дома Феанаро, — меланхолично заметил Линмир. — Но и я согласен. Но сколько ты даешь себе времени? До рассвета?       — До… — Нолонмар прикинул. — Четыре часа после рассвета. Вы тоже не стоите, как сухостой в зиму, а обыскиваете подножие и на четверть мили вверх. Никому не показываться. Лошадей отправить в лес Бретиль… Он Поясом не охвачен.       — А если придется бежать? — хмыкнул Линмир. — Так и будем бежать до самого леса?       — Будем, — твердо сказал Нолонмар. — Если там будет враг, Гвеннит подаст знак, и те, кто будут внизу, успеют спуститься и скрыться из виду. Мы же задержим их. Всё понятно?       — Да, командир, — Линмир вздохнул и стянул с плеч лук, чтобы натянуть тетиву. — Да будут звёзды Варды к тебе благосклонны.       Нолонмар фыркнул. К Изгнанникам сами духи Арды глухи и слепы.       Они накинули капюшоны и углубились в заросли. Здесь не было даже звериных троп, и пришлось подыматься аккуратно и неслышно, ощупывая пальцами и ногами почву. Огненные цветы едва слышно шуршали. Гвеннит прислушивался к ним — шепот леса и крохотных духов, скакавших в незримом мире по каемкам цветочных бутонов, он слышал куда лучше, чем всяких там гномов и пришлых калаквенди, когда те касались осанвэ его разума.       Холм казался издали небольшим и пологим, но здесь в густых кроваво-красных зарослях, полных сухих отмерших соцветий и каких-то щепок, было довольно сложно определить высоту. Но треть мили они уже преодолели.       Наконец, спустя пару часов они выбрались на вершину. Земля была сухой и каменистой — бугрились валуны, нагромождались один на другой… Было очень похоже на круглую, гладко обтесанную площадку. Нолонмар решил пока повременить с уханьем и осторожно затаился за одним из них. Ощупал камень, стену холма — пусто. Он слышал о зачарованных гномьих дверях, но среди Малых Гномов? Вряд ли у них еще остались маги и талантливые камнетесы. Чем они живут?       Он услышал чье-то шебаршение. Осторожно выглянул.       Кто-то маленький, худенький и сгорбленный, как смятый листик, сложился в три погибели и выискивал что-то в высокой траве. Рядом стояла корзинка, наполненная жухлыми, тонкими стеблями каких-то трав, пара дохлых мышек… Нолонмар с трудом подавил поднявшееся в горле чувство отвращение. Некто разогнулся.       Это оказалась женщина. Сморщенная, как перезревшее яблоко, старая гномка с огромным пухлым носом и жидкими белыми усами над потемневшими губами. Она передвигалась медленно, вяло…       Нолонмар подал знал Гвенниту и Римоннену не высовываться, оставаться в тени. Сам вышел, и окликнул.       Гномка встрепенулась и отскочила резвым зайцем. Но не удержалась на слабеньких ножках и завалилась на спину, тяжко заохав. Нолонмар подскочил ей, и хотел было помочь подняться, как гномка заверещала и замахала руками:       — Уходи! Прочь! Прочь, остроухий! Муу-у-у-ж! Му-у-у-ж!       — Успокойтесь, госпожа, я лишь хочу помочь… — но гномка верещала и верещала, била крохотными ступнями в кукольных, обшарпанных ботиночках и сморщенными кулачками по земле. Нолонмар в растерянности заозирался. Откуда должен прийти муж?       Он еще раз позвал, осознавая, что это безнадежно:       — Госпожа? Успокойтесь, прошу Вас!       Но тут громыхнуло:       — Остроухий! Линда? Прочь, прочь от неё, не то зарублю тебя, ушастый!       Нолонмар обернулся — какой-то гном выскочил на него с хлипкой секирой наперевес. Он без труда перехватил оружие и отметил, как отсырело дерево рукояти. Древесные волокна просто-напросто оставались на его ладонях.       — Прошу вас, успокойтесь. Я всего лишь путник, не причиню Вам вреда. Ваша жена просто очень испугалась.       Гном, увидав, что с таким рослым детиной не выдюжит, заворчал и отошел на безопасное расстояние — топор все еще оставался в руках эльфа. Бочком приблизился к жене и ткнул её носком ботинка — та затихла. У Нолонмара мурашки пробежали по шее — как так можно? Но это дело не его.       — Мое имя Нолонмар, я с севера, иду на юг. Уже стемнело, и я прошу дать мне ночлег на одну ночь. С рассветом я покину вас.       — Гнома зовут Лим, и гнома жену — Ибунн, — скрипучим голосом ответил гном. Нолонмар отметил, что тот тоже сморщен и прорежен складками на лице, резкими и темными. Его кустистые брови побелели и сплошной щеткой нависали над выцветшими глазами. Длинная белая борода мела землю. — Мы рады любым гостям. У тебя есть, чем заплатить за ночлег?       Нолонмар вытянул из кармана золотую монету — там было отчеканено чье-то кустистое лицо, средство торговли и обмена в гномьих городах.       Лим пожевал губу и ответил:       — Мало.       — Отчего же мало, господин Лим? Я не прошу ни еды, ни воды — лишь крова.       — И всё равно мало. Небезопасные времена нынче. Ежели твари темные нападут, где ты скроешься в чистом поле? Только у Лима под крышей, только у Лима… Лим защиту даст, надежное место — отчего ж всего одна монета?       Нолонмар вздохнул и вытянул еще одну. Гном смотрел на него маленькими, жадными глазками. Нолонмар предупредил:       — Либо так, либо топор твой унесу с собой. Железо хлипкое, но и ему в кузнях найдется применение.       Лим пожевал губу еще раз и проскрипел:       — Давай сюда, — он выхватил монеты, повертел в руках, понюхал, попробовал на зуб и даже лизнул, причмокнув. — Хорошее золото. Золото Габилгатхола. Старый город, добрый город… Король Габилгатхола, — Лим поднял на него блеклые глаза, — не пожелал дать моему роду защиту, когда народ пришельцев из-за моря выгнал нас из пещер Нулуккхизидуна, да… Теперь их золотишко у нас копится, монетки копятся… Проходи, ушастый господин, проходи… Жена, постели ему в дальней комнате, пущай отдохнет.       — А разве ты один живешь, Лим? — поинтересовался Нолонмар. — Где сыновья твои? Дочери?       — Сыновья мои ушли на рассвете. Вернутся тоже с рассветом, — Лим снова жевал губу. — Дочка Нильс мала еще, чтобы ходить так далеко. Но не покажу её тебе, негоже…       Нолонмар кивнул.       Гномка постелила ему ложе из тухлой и полурассыпавшейся соломы, и ему пришлось стелить поверх плащ. Гномы возились до поздней ночи, наглухо заперев дверь из камня. Его разума коснулось взволнованное осанвэ Гвеннита и Римоннена, но он успокоил их, сказав, что в пещерах нет никого, кроме двух стариков и младенца Нильс. Когда все шорохи в остальных комнатах стихли, Нолонмар бесшумно поднялся, и даже выпрямился во весь рост — такие пещеры были слишком высоки для гномов, но всё же. Он неслышно вышел из комнаты-камеры: не было ни дверей, ни окон, ни свечного огарка. Комнаты-камеры соединялись крутыми поворотами и переходами, их было много, много для такого крохотного семейства.       В его комнатке было еще тепло — камни-стены снаружи прогревались солнцем, а те, что были ниже уровнем… Там было темно и сыро. В одной из таких он обнаружил сундуки. Замки были крепкими и надежными — слишком крепкими для гнома, у которого был трухлявый топорик. Нолонмар ткнул сундучок носком сапога. Тяжелый. Наверняка, здесь Лим хранит своё «золотишко», а Ибунн свои платья. Мешки с зерном стояли тут же — подальше, поглубже от нежеланных гостей. Мешок с какими-то сухарями, покрытыми плесенью… Кто хранит пищу в таких сырых камерах?       Эльф побрел дальше. Камер он насчитал пятнадцать-шестнадцать, и в самых последних было уже довольно холодно, росли сосульки. Что ж, он убедился в одном: система пещер есть и тут. Насколько глубоко они уходят в холм? Есть ли соседняя «система»? Он вернулся назад. Прислушался. Ровное сопение ребенка справа, раскатистый храп супругов — у входа в пещеры.       Он остановился над своим «ложем». Тут входная «дверь» зашуршала — тяжелый валун откатился, и внутрь кто-то вошел. Нолонмар опустился на солому ногами к выходу и свернулся в клубок, притворяясь спящим и меньшим, чем он есть на самом деле.       Внутрь прошла тень — повыше Лима, но более широкоплечая, грузная. И еще одна. Двое носили длинные бороды и увесистые мешки. Значит, Лим соврал, заключил Нолонмар. Он уверенно сообщил, что сыновья возвратятся на рассвете, а тут пара часов после полуночи…       Наутро он покинул гостеприимные пещеры, простившись с хозяевами. Сыновья Лима и носу не казали, но Нолонмар смолчал о том, что видел их и сказал, что если увидит их, когда будет возвращаться, то непременно поблагодарит за доброту и гостеприимство. Глаза Лима жадно засверкали, но Нолонмар уже спускался по крутому спуску вниз, коротким уханьем призвав товарищей.       Судя по свежему запаху цветов и росы, никаких пожаров Гвеннит ночью не учинял. А Римоннен только кивнул куда-то в сторону и указал на чьи-то следы. Тяжелые следы от подкованных сапог.       — Лим богат, хотя и скрывает это, — коротко ответил Нолонмар. — У него в закромах сундуки, набитые золотом и мешки с зерном. Но за ночлег он затребовал две золотых монеты и содрал бы больше, не отбери я у него топор.       — Так ты разбоем занялся? — хмыкнул Римоннен.       — Ты и сам видел, как он ринулся на меня.       Они спустились с холма. Внизу их уже поджидали Ростафаро, Кермион и Линмир с лошадьми. Нолонмар хмуро взглянул на него и спросил:       — Холм?       — Чист, — отозвался Линмир. — Но вот в Бретиле… Есть кое-что интересное. Интересное и засыпанное. Я откапывать не решился.       — Веди.       На границе леса Бретиль, густо поросшему буком, действительно была одна странность: каменная складка, как поэтично охарактеризовал Линмир. Два камня, под двумя разными, острыми углами почти соприкасались друг с другом, как выпяченные раздавленные губы, но соприкасались искусственно: земля вокруг была перерыта, а там, где у приличных ртов зубы, было всё засыпано крупными и более мелкими камнями.       — При усилии, — подал голос Линмир, — их можно выбить изнутри. Но это при условии, что там, дальше — ниша, свободное пространство.       — И сюда вели следы, — прогудел Ростафаро. — Те самые, тяжелые.       — Сыновья Лима, — вздохнул Нолонмар. — Это начинает тревожить меня.       — И в глубине леса есть еще один холм, — с ближайшего дерева спрыгнул Гвеннит. — Абсолютно лысая макушка, как курган.       — Нужно остаться здесь на ночь, а то и несколько — посмотреть, что происходит тут.       — Да, командир.       С листьев, тяжелыми каплями, стала срываться вода. Нолдор задрали головы: небо, наконец, разродилось дождём.       Кхати тяжело замахал крыльями, неловко приземляясь на подставленную рукавицу. Ему куда сподручнее сесть на камень или возвышение какое, на веточку… Дрозд неодобрительно щелкнул клювом — этого эльфа он знал, и знал, что никто, кроме него не поймет птичьего языка и потому выбирать не приходилось.       Келегорм осторожно отвязал небольшой валик туго скрученного послания от лапки птица и осторожно коснулся смоляного птичьего лба пальцем. Дрозд закатил глаза, подставляясь под непродолжительную ласку и одобрительно что-то проскрежетал, перепрыгнув с предплечья на плечо эльфу.       Амбарто писал, что холмы Андрама пусты. Нолдор Третьего Дома не пропустили их дальше, пусть и послание Финдарато обязались передать. Неровным почерком Амбаруссы было добавлено, что синдар также знают о возможной опасности, и наглухо закрыли свои границы.       Нолдо усмехнулся: птица от Нолонмара прилетела утром, и летела она от самого Бретиля в Аглон, пролетая в небе Дориата. Кому, как не птицам и прочему зверью знать, что происходит в Огражденном Королевстве? Нолонмар писал, что кое-что любопытное он все-таки обнаружил, пусть и на Амон-Руд было мало чего интересного.       Сыновья Лима… Слишком рослые для Малых Гномов, крепкие как камень, мешками таскали всяческое добро из леса Бретиль и складировали в самой глубокой из своих нор. Норы, что были обнаружены в Бретиле, засыпаны. Земля рядом с ними была твердой, и пусть нолдор разрыли её, потратив немало времени и усилий, никаких тоннелей не было обнаружено. Но был еще холм в середине леса — лысый, сложенный из разномастных грубых плит, взгроможденных одна на другую, как гигантский могильник. Трещин и провалов там было очень много, равно как и следов, и крошечных рисунков на «изнаночной стороне» камней. Гвеннит предположил, что это опознавательные знаки — кружочки, палочки, символические птички и зверюшки — чем-то подобным пользовались когда-то и авари, и даны, народ Дэнетора, перенявший многое.       Келегорм отправил птицу назад, передав приказ оставаться и следить за курганом, а в случае обнаружения орков, смотреть по ситуации: если малый отряд, уничтожить; если силы их многократно будут превосходить — затаиться и через зверей и птиц слать вести Артаресто и Финдарато. Первый Дом не мог жертвовать своими лучшими воинами и следопытами. Впрочем, там были умельцы вроде Римоннена и Ростафаро — нолдор, нередко принимаемые за братьев, были мастерами по части засад и сокрушительных атак. Они могли бы попросту заманить темных тварей в непролазную чащу и смести… Решение, как бы то ни было, оставалось на мудрости Нолонмара.       Тириндо подвел его коня за уздцы. Хорта фыркал и упирался.       — Понимаю твое нежелание, — заговорил Тьелко, — но вдвоем у нас больше шансов выжить, чем поодиночке, не правда ли? Ты вынесешь меня из западни, а я зарублю наших врагов. Идёт, друг? — конь потерся о него шишечками, соглашаясь и доверяя свою судьбу.       — Вы не берете с собой пса?       Лорд мотнул головой.       — Он должен оставаться в Химладе. Там пауки с лошадь размером и размахом лап в три Майтимо… Против таких чудовищ только стрелы с тяжелыми наконечниками и сгодятся. Ирма, ты умеешь стрелять из лука?       Ранья фыркнула.       — Твоими молитвами. Но меч мне больше по душе.       — Было бы удивительно, если бы за столько лет в народе учеников Оромэ вы бы не научились, леди, — вежливо отметил Тириндо. Ирма отмахнулась.       — Жить захочу — не так раскорячусь. Со мной наконец мой огнемет, и мне море по колено!       Келегорм из вежливости не стал спорить с женщиной о морях, а просто вскочил в седло и заставил коня приблизиться к пока единственной воительнице в их отряде. Он склонился над её ухом и прошептал:       — Что бы ни случилось, держись за моей спиной.       Ирма ответила возмущенным шепотом:       — Зажариться захотел? Я не контролирую радиус огненной струи. Надо будет — откроюсь.       — Тогда не теряйся из виду и не будь опрометчива. Если будут орки… не дай им завладеть этим оружием.       Она только огрызнулась:       — И без тебя знала. Сам поберегись.       Отряд Макалаурэ нагнал их у брода Лант Лаур — Ирма уже бывала здесь и помнила, как боялась пить воду из мелкого еще Эсгалдуина, протекавшего через Горы Ужаса. Теперь она лезла туда почти добровольно. Ирма скосила глаза на Миднайт: её сопровождали уже известный Ирме Линталайэ, Ромайон и Романостэ. Ирма видела, как поползли вверх брови Тьелкормо.       — Ты решилась, — он искривил губы в саркастичной усмешке, а Миднайт произнесла:       — Нельо обещал вспомогательные отряды… Но они пройдут севернее нас и тише. Говорил, ты подашь им знак.       Турко отрывисто кивнул и велел устроиться на привал, чтобы набраться сил и свежей воды — вода здесь действительно была чистой, и он ощущал в ней светлую, но тяжелую волю Ульмо.       За двумя серыми скалами, что тянулись к небу, словно клыки древнего чудовища, расстилалась узкая долина, окруженная серыми холмами. На севере топорщились неровные, черные скалы. Оттуда тянуло гнилью и смертью.       — Я думала, что Нан-Дунгортеб и есть сплошные скалы…       — Непролазные и спутанные паутиной, а под ногами черепа и трупы с уже переваренными внутренностями? — отозвался Арайквэ. — Правда, в первый раз я тоже так думал.       — Пауки гнездятся на севере, в Скалах Ужаса. Видишь? — Тьелкормо указал рукой в латной рукавице. — Нам туда. Смотрите в оба. Эта долина только может казаться необитаемой.       — Да кому здесь придет в голову жить? Здесь ни зелени, ни плодов, ни зверья… Если бы кто тут и прятался, то сдох бы давно от голода, — мрачно отозвалась Миднайт. Она поправила кожаную лямку, приделанную к narenen suyala — так по-эльфийски Макалаурэ окрестил огнеметы. В летописи внесет, не иначе. Хотя она как раз против такого. Лучше бы нолдор вообще не упоминать раньяр в истории и попытаться сгладить острые углы. В их истории слишком много странностей.       — Однако я удивлен, — тихо заметил Тириндо. — Раньше предгорья просто кишели пауками, а сейчас так…тихо.       — Дагор Аглареб, — тихо творила ему Ирма. — Не забывай. А может, еще что приключилось.       Лошади вели себя тихо, будто чувствовали гнёт этого места — долина была узкой, серой, и будто бы существовала в отдельном измерении: солнца становилось все меньше, а тучи, казалось, были здесь всегда. Миднайт неловко повела плечом и мысленно поблагодарила Макалаурэ за то, что тот утянул её в доспехи. Третий Феанарион отдал приказ: ехать быстро, молча, не останавливаясь. Они припали к шеям своих скакунов и мчались на север — пальцы рук и ног у раньэр оледенели, да и уши тоже.       Они отдыхали мало, по большей части лишь ради лошадей. Эльфы мало знали усталости, а коней поили каким-то живительным отваром и листьями, и снова, перекусив хлебцами, отправлялись в путь. Горы приближались, но в то же время оставались где-то вдали. Миднайт чувствовала, что она совершенно без сил.       Линто протянул ей флягу с бодрящим напитком — мирувором, и она жадно сделала несколько глотков. По телу разлилось тепло, и она стал чувствовать себя чуточку бодрее: сон верхом на лошади, с половиной, как у дельфина, бодрствующего мозга, много сил не восстановишь. Но это было хоть что-то. Она поблагодарила его и протянула флягу обратно. Небо стало еще чернее, и мгла обступала их со всех сторон — даже неутомимые валинорские лошади чистой породы устало храпели и отказывались идти дальше. На ночлег не устраивался никто. Все сидели и ждали.       Кто-то мимоходом сжал её плечо и придвинулся ближе, обдавая её теплом живого тела. Миднайт подняла голову: это был не Линто — тот стоял впереди, бок о бок с Туркафинвэ к ней спиной и вглядывался в подступающую тьму. Они были в самом сердце безжизненной (ложь) пустоши. Она была населена — древними духами, майар слишком слабыми, чтобы выжить в Ангамандо, но слишком злыми, чтобы отправиться без страха в земли Амана и самими внушающими ужас любому из Эрухини. Тьма была многоглазой, многоликой, многоформной.       — Ты тоже чувствуешь? — спросил Ромайон. — Не бойся, не бойся…       — Я слышала, Майтимо как-то сказал, — Миднайт нервно дернула уголком губ, — что страх — половина пути к поражению, к падению, — и добавила чуть тише: — Мы всегда боимся неизвестности. Но самым худшим случаем всегда считалась гибель, а многие поддавались искажению и падению, чтобы выжить. Но на самом деле смерть — самый лучший исход, самый короткий и безболезненный.       — Ты уже заранее приготовилась к смерти? — отрывисто спросил её лорд Туркафинвэ, не поворачиваясь.       — Это я так себя утешаю. Всегда помогало. Смысл мне бояться? Я каких только чудовищ не встречала раньше. Не скажу, что я готова их увидеть снова… Но это неизбежно, не так ли?       Он изогнул светлую бровь.       — Это скорее трусость — чуть что, сбегать в смерть.       — Как знать? Я выросла с мыслью, что она неизбежна. И не сомневайся, — в её голосе прорезалась сталь. — Я не сбегу из страха. Я пройду до конца.       Она поднялась на ноги.       — Ты странная, — глухо добавил Тьелкормо. Он обхватил её за запястье и оттолкнул назад, ближе к стоянке. — Самая странная из вас всех.       — Я знаю. Ты не первый, кто утверждает это, — Миднайт положила ладонь на прохладный эфес меча. — И думаю, что не последний.       — Ты так превозносишь смерть… Будто думаешь, что это не конец.       — А это и не конец, Тьелкормо. Это как грань, — она посмотрела на него — её зрачки в темноте расширились, и от радужки остался только тонкий, как колечко, золотистый ободок, — за ней всё преломляется… И все существует как бы иначе. Это определенно не конец. Может быть, за ней находится новая форма существования, как знать?       — Приготовься, — приказал Келегорм и отвернулся. — Стать в круг.       — Лучше огнем, — шепнул Романостэ, увидев, как она вынимает меч из ножен. Линто внимательно посмотрел на неё, но никакого знака не подал.       — У меня есть фонарик, кстати, — откуда-то из-за пелены послышался голос Ирмы. — Лазерный. Мощности хватит, чтобы увидеть на несколько шагов вперед — плотность и непроницаемость этой непонятной хрени стремится к вантаблэку.       — Свети, — выдохнула Миднайт.       Мрак разрезал луч. Изначально он должен быть белым, но он преломлялся, и не единожды: мелькал зеленый, красный…       — Ты радугу устроить тут решила? — Келегорм.       — Светомузыку, — поправила Миднайт.       — Вы слышите? — Линто упал и прислушался к вибрациям земли. — Топот. Не орки. Странно, но похоже на шелест.       Романостэ напрягся и еще раз настоятельно посоветовал ей достать оружие. Миднайт сдернула с плеча огнемет и прижала палец к курку. Там во тьме… шевелились тени. И ничего… едва различимый шелест. Но Романостэ что-то увидел и атаковал мечом: раздался хриплый визг, похожий на визг тормозов, лязг, и снова тишина. Нолдо отскочил обратно. Посмотрел на неё непонимающе и мотнул головой в сторону. Миднайт повиновалась и спустила курок, обдавая нечто, невидимое ей, мощной струей огня: пламя оседало на чем-то крупными искристыми хлопьями, вырисовывая силуэт. Нечто завизжало, метнулось обратно, источая дым и зловоние. Она повела пламя в сторону, строго по заданному периметру, на доли мгновений вырывая из лап мрака куски пространства. Миднайт затылком чувствовала чей-то взгляд, но не отвлекалась от боя.       — Нам бы света… Ирма, у тебя есть что-то еще?       — Световая бомба.       — Не пойдет… Нужно что-то, что горит. И долго горит.       Что-то напало. Романостэ слева от неё опять отразил удар неведомой твари — оно щелкало, пищало, как гигантское насекомое, а из темноты виднелись только красные глаза. Ирма засветила ему прямо в глаз, и оно с воем отпрянуло.       — Ясно одно: гоблины здесь не выживут, — пробубнел Ромайон. — Лорд Тьелкормо, как вы прошли здесь раньше?       — Я двигался вдоль горного отрога, а сейчас мы выехали прямо на пустошь. К тому же, здесь и вправду были пауки. Сейчас их заменили… Странно. Но ничего… нужно развести огонь. Арайквэ, выдели часть хвороста.       — Так вот для чего мы его тащили, — откликнулась Ирма. — Погоди, у меня есть еще кое-что…       Она подкинула пару спрессованных белых таблеток — разгорающееся пламя зачадило, как береста, но от него вскоре волнами стало расходиться тепло. Огонь вспыхнул, будто бы кем-то подтолкнутый и пламя взлетело вверх.       Путники оглянулись: на пустоши было пусто.       — Романостэ, покажи клинок, — Нолдо показал меч: с него комьями, как слизь, сползала тьма и таяла в тверди. Земля морщилась и трескалась, белела, как кости.       — Нам бы кого-то, кто силен в Песнях… Они бы разогнали эту дрянь.       — Разогнали бы, но не уничтожили.       — Думаешь, такие полчища можно уничтожить? Мы не знаем, с чем сражаемся, — ответил Романостэ.       Ирма прыснула.       — Маг должен быть такой силы, как Мелиан или даже круче. Но кто её сюда потащит? Своими силами, братцы, своими…       — Ирма? Что ты говорила о… световой бомбе?       — Когда я скажу, все отвернутся и закроют глаза, — серьезно сказала она. — Иначе ослепнете до конца своих дней. В случае чего, это поможет нам выиграть время. Я тешу себя тем, что для пауков зрение важно…       — Что мы делаем дальше? — спросил Тириндо. — Ясно, что орков и гоблинов здесь нет. Тревога была, — он неодобрительно покосился на Миднайт, — ложной.       — Не ложной, — возразила она. — Ты видел, какие твари бродят здесь? Орки намного слабее…такого. Да, их плоть ранить куда легче, но кто знает? Еще неизвестно, что сдерживает тварей в этих стенах.       — В ваших этих… огнеплюях много огня?       Ирма скуксилась, но кивнула.       — Да. Хватит, чтобы поджечь все скалы, если там есть чему гореть…       — Тогда их нужно поджигать со стороны Дортониона, чтобы пауки не рванули туда.       — Ангарато занял оборонительные позиции. У них достаточно войска и стрелометов — всякую тварь, что пошевелится в их сторону, они пристрелят, — сообщил Ромайон, как предводитель их четверых — посланных лордом Врат.       Миднайт кивнула — Ангарато был очень недоволен, но Айканаро идею поддержал. У них были довольно сомнительные соседи на юге — а при условии, что пауки и прочие твари весьма хорошо карабкаются по скалам, хорошего в этом соседстве было мало. У них было достаточно времени, пока Пустошь не получала подкрепления из Ангбанда, и расслабляться не стоило.       — И отряды Нельяфинвэ… Обнадеживающе.       С севера задул холодный, отрывистый ветер. Собственная коса хлестнула её по щекам и Миднайт отвернулась, прикрывая глаза. Откуда-то еще летел серый песок.       — Буря, что ли… — пробормотал кто-то.       — Похоже на то. Мы развели костёр, и пустошь гневается. Тушим?       — Нет, — пробурчала Миднайт, уткнувшись в чей-то доспех. — Эта…штука, которую туда добавила Ирма, горит очень долго. Прямо очень-очень. Ночи не хватит, чтобы оно сгорело. Мы должны его оставить… и уйти. Может, все к нему сбегутся, и мы беспрепятственно пройдем до самых скал.       — В таком случае, — прогудело под доспехами, — я смогу навести на нас морок. Никто нас не заметит. Мы пахнем только железом и пеплом, нас не должны учуять.       — А женщин? — хмыкнул Тириндо. — Их за милю слышно.       Линто посмотрел на неё сверху вниз.       — Мои чары не так сильны, как у лорда… Но после того случая, как я побывал на половине пути в Мандос, я немного лучше стал разбираться в этих тонкостях.       — Я согласна, — пробурчала Скайрайс. Нолдо вздохнул и негромко забормотал, переходя на тихий напев.       Миднайт чувствовала, как её накрывает густая волна — она была как в тулупе, не двинуться, не прорваться.       Не сопротивляйся, прошептало осанвэ. Подчинись моей воле и прими защиту добровольно. Морок ляжет на тебя, как вторая кожа.       Она покорилась.       — Фу, ощущаю себя гигантским слизняком.       — Леди Ирма, не ты одна, — рассмеялся Ноломанион.       Ирма негодующе подняла глаза: она не видела лица эльфа, лишь расплывающиеся, будто в густом сером киселе, знакомые черты. Он смотрел на неё без смеха, с любопытствующим на лице выражением: она почувствовала, как он попытался коснуться её сознания, но она так же мысленно попыталась его пнуть. Эльф намек понял.       — Прости… Я-то вижу вас всех как обычно. Я не знаю, как воспринимаете морок вы, люди.       Они снова вскочили на лошадей. Ирма сидела верхом на знакомой белой кобыле черное завихрение — Миднайт была будто опутана дымом, и он местами срывался, будто сдуваемый ветром. Ирма прислушалась к себе: она ощущала себя как обычно, и чувство кисельного тулупа улетучилось.       Вскоре перед ними выросли скалы.       — Спешиваемся или нет?       — Лучше не стоит, — посоветовал Ноломанион. — На своих двоих мы не убежим далеко. В особенности — вы.       — Надеюсь, они хотя бы видимы будут… — Миднайт прижала огнемет к груди. Металл был холодным, но она словно ощущала тот жар, который пройдет по холодному стволу, согревая его, прежде чем вырваться наружу.       Келегорм тронул бока коня, и жеребец неспешно зашагал внутрь. Там было удручающе тихо. Скалы наползали одна на другую, где-то что-то мерещилось. Лысые, мертвые горы.       — Разделимся? — предположил Ноломанион.       — Не вздумай, глупец, — зашипела Миднайт и внутренне поежилась, поймав взглядом понимающую ухмылку соратницы. Все злоключения обычно с того и начинались…       Ирма без устали вертела головой: шея побаливала, но она была начеку. Келегорм остановился и поднял руку — туда. Дорога становилась всё уже и уже — пока не уперлась в мнимый тупик. Тьелкормо спешился и обнажил меч.       — У тебя слишком мало места для маневра, — возразила Ирма, но эльф предупреждающе прижал палец к губам. Вздохнув, она соскользнула из седла следом за ним. Странное дело: морок Линто или Ромайона уже не имел силы. Будто она выскользнула, как рыбка, из многослойного гидрогелевого костюма.       Её плеча коснулся Арайквэ. Ну что за неугомонный малец! Турко тем временем ушел вперед.       Мнимый тупик на самом деле оказался заслонкой — скала в этом месте будто истончилась до тонкой мембраны из песчаника или извести, она же образовала каменные складки, которые издали казались тупиком. На самом деле здесь был довольно хитрый поворот, уходящий то ли вверх, то ли вниз — из-за темноты неясно. Но эльдар видели намного больше, чем человек.       Туркафинвэ жестом попросил фонарик. А после осторожно, прикрывая сноп света своей ладонью и создавая более приглушенный, красноватый отсвет, повел его по отвесной стене вниз, куда уходил обрыв. А потом так же собранно, спокойно и невозмутимо погасил свет и вернул фонарик.       — Довольно удачно, что такие вещи сохранили свою работу до нынешнего дня, — медленно проговорил он, отступая назад. — При всей свойственной вашим изобретениям недолговечности, о которой ты говорила. Я бы мог использовать факел, но огонь так не приглушить… А пауки чувствительны к свету.       Они вернулись назад, и Тьелкормо взял свою лошадь под уздцы. А после снова посмотрел на Ирму — очень серьезно. Его удивительные светло-серые глаза будто бы замерзли.       — Они не могли не заметить нас. Пауки — такие же опытные хищники и охотники, как ученики Оромэ. Я не располагаю излишней самонадеянностью, но мой приказ содержит риск.       Ирма поджала губы. Что это, наконец? Признание в том, что и она на что-то годна, в народе мастеров и калаквенди? Но Охотник никогда не отказывал ей в этом.       — Мы говорили с тобой о подрыве этих скал. Диком огне, рецепт которого принадлежит твоей сестре из Химринга.       — Куруфин нашел его очень опасным, — заметила Ирма. — Неужели все настолько плохо?       — И не настолько много времени, чтобы сомневаться, — нолдо оглянулся назад. Позади все еще было тихо. — Это можешь сделать ты, а может… и она, — он кивнул на Миднайт. — Но не мы, и ты знаешь, почему.       — Я бы в жизни тебе такое не доверила, — фыркнула Лейден. — Ты уж прости, но пиротехник из тебя так себе. Из Курво — еще хуже. Он слишком увлекается.       Нолдо улыбнулся — ярко и широко, обнажая белые клыки.       — Я верю, у нас еще будет шанс обсудить всё то, что тебе так в нем не нравится.       Ирма улыбнулась в ответ — уголки губ уходили вниз. А после коротко пояснила:       — Огонь будет постепенно раскрывать свой свет. Он будет белым, затем синим… А после красным. Красный можно потушить, как и всякий обычный. От иного, каким цветом радуги он бы не обладал — скачи во весь опор. Времени будет немного… И помни о волне взрыва, хорошо? Арайквэ, подай мою сумку.       Ирма резко вскочила и подобралась к расселине. Миднайт видела, как побледнело её лицо. Она подъехала к эльфу:       — О чем ты думаешь? Нельзя предугадать, чем это обернется! Вдруг эти скалы полые? Мы вовек отсюда не выберемся!       — Не ты ли так жаждала смерти? — невозмутимо спросил Келегорм.       Миднайт задохнулась от возмущения. Спешилась и подбежала к Ирме. Она раскладывала заготовки и понемногу сбрасывала под скалу — там было какое-то углубление, и если эту скалу заставить упасть в нишу…       — Ирма…       — Я видела это место уже, — глухо ответила Лейден, не поднимая глаз. — Во сне. Как я ставлю взрывчатку. И вот оно! Так оно и должно случиться — как иначе их уничтожить? Войско здесь не справится.       — И девятерых слишком много, — согласилась Миднайт. — Но, Ирма, их нужно уводить и срочно.       — Куда?       Миднайт прикинула.       — Ближайший путь — к перевалу Анарха, и вернуться домой, через Дортонион… Или по прямой, к Химрингу, но ты видела, как это опасно. Когда тряхнет — как знать, что будет?       — Если Дортонион, то твари попрутся тоже. Не трусь, Найт, — Ирма смешивала известные вещества прямо здесь — они нагреваются быстро, но время еще есть. А после она достала порох и прочертила дорожку, поднимаясь и доводя её до условной черты — где еще стояла её лошадь.       — Что это?       — Та самая штука, предел гения Эльзы… Подруга вспомнила, как баловалась с запретными веществами, пока не сослали принудительно на медицинский. В этом она любому фору даст… Всё это строжайше секретно, ты понимаешь — особенно от Майтимо, — Ирма заговорщицки подмигнула. — Взрыв спровоцирует гору упасть, если сюда упадет какая-то искорка… Бахнет. Секунд десять-пятнадцать. Зажечь просто будет удобнее. Хватит и искры.       Миднайт отчаянно застонала и прикрыла глаза.       — Ирма!       Ирма смотрела на неё с бесконечным упрямством. Она вскочила в стремена, и спустя мгновение, когда странный гул стал подниматься от земли — уже сжимала в руке зажженный фитиль. Бросила назад, на пороховую дорожку и ударила лошадь по бокам.       — Назад! Скачи быстрее Нохара, Мойна!       Лошади среагировали быстрее, чем всадники. Неистово заржав, они рванулись назад. Дети Унголианты, отвлекшись от пиршества где-то там, далеко внизу, поползли вверх, почуяв живую кровь — единым морем, полным тихого щелканья и шелеста. Они облепили отвесные стены и выплеснулись вниз.       Землю тряхнуло. Белый, затем синий — почти как первый восход Исиль над замороженным Митримом. Мойна немо раскрыла пасть, теряя землю под ногами — её подбросило вверх, и спустя мгновение она упала, по инерции сделав еще несколько скачков, и проехалась мордой по камням. Ирму выбросило из седла и выбило весь воздух из груди.       Миднайт оглянулась — её лошадь уносилась без оглядки, эльфы маячили по бокам.       Кто-то взревел:       — ИРМА!       Секунда. Миднайт перекидывает ногу через седло и скатывается вниз, как камешек. Доспехи обтекают её, как жидкая кожа, и она немного катится в сторону. Дыхание сбито, лоб — в кровь. Вторая — она видит черное шевелящееся марево впереди. Ирму — нет. Третья — она бежит вперед, оставив эльфийских воинов позади. Бежит медленно, и дорога только удлиняется, ноги вязнут в разжиженном камне. Как во сне…       Ирма за поворотом. Лицо и волосы залиты кровью, и она лежит без сознания. У её кобылы переломаны ноги, она едва дышит и смотрит умоляющим взглядом. Пауки впереди… Миднайт обрезает стремена, въевшиеся в шкуру лошади и подхватывает Ирму подмышки, волочет в сторону — там виднеется ниша. Есть надежда, что лавину пронесет вперед, мимо них… Затолкнув, кидается к кобыле еще раз — выдернуть из-под тела сумку и подхватить оружие.       Она же говорила! Говорила!!! Не поздно было повернуть назад. Но дело уже сделано, и шелест с щелканьем всё ближе. Миднайт ногой отпихнула Ирму и до крови закусывает губу — от падения и бега в голове гудит и пляшут перед глазами пятна, точно ей не хватает кислорода. Они скрываются за смежным углом — но если и впрямь лавина, может пронести… Она носком подбуцывает голубоволосую дурную девчонку, пытаясь привести в сознание, а сама сжимает огнёмет. Ну не дураки ли они? Миднайт судорожно сглатывает, когда щелканье раздается совсем рядом и в узкий проем протискиваются лапы.       Она обдает их огнем. Чудовище шипит, визжит совсем по-человечески, и кажется, костерит на своем языке на все лады. Кричит, да только его языка она не понимает. Один, следом другой. Миднайт выпускает пламя такой силы, что плавится камень, а на лице расцветают ожоги. Волосы начинают тлеть… А она сама задыхается. Она никогда не выносила жар и огонь, и теперь ощущает, как пересыхает горло и разбухает от сухости язык.       Ирма кашляет. И Миднайт кричит что есть мочи:       — ВСТАВАЙ, ВСТАВАЙ!       — Миднайт? Миднайт, волосы! — Скайрайс не успевает среагировать, лишь ощущает, как щекочет шею жар и кожаные стеганые доспехи под металлом прикипают к её собственной плоти. Ирма резко дергает её за волосы — неимоверная легкость.       Ирма швыряет пылающий жмых обрезанной косы в чей-то просунувшийся глазной пучок. Дергает Миднайт:       — Бежим, бежим!       — Бомба!       — Не здесь, не сейчас!       Они бегут — Миднайт постоянно спотыкается, до рези болит в груди и в боку, где селезенка, не хватает дыхания… Но она бежит, подгоняемая черным ужасом. Всюду комья паутины — слишком сухой, оборванной, готовой гореть.       — Ирма, по…погоди… а что если дальше логово?       — Сожжем их, — отвечает серьезно та. — У нас нет выбора… Где нолдор?       — Они уехали вперед, — прошептала Миднайт.       — Тем лучше для них. Идем, я представляю, где мы сейчас, только очень приблизительно… Главное, не уйти глубже под горы. Держись меня, — Ирма протянула руку.       — Давай отдохнем… Прошу.       — Нет времени. Нам нужно выбраться повыше, чтобы хотя бы небо увидеть, — Ирма запрокинула голову. Над ними была только скала, согнувшаяся над ними, как старуха, украшенная полуистлевшим кружевом паутины. — Выберемся. Ты брала бластер?       — Да, в заплечном мешке…       — Молодец, — похвалила Ирма. — Что взяла и что не сняла этот злополучный мешок. Огнемет на спину, бластер в руки. От него проку будет больше.       — А ты?       Ирма отвела взгляд.       — Мой остался в Химладе… Не спрашивай, почему.       — Не буду. Опасно было нести его сюда.       — Но еще опасней — без него.       Миднайт спрятала глаза. Ирма подняла брови.       — Это Макалаурэ настоял… Предчувствие у него было. А как твой сон? Ты не солгала?       Лейден скосилась на неё с упреком.       — Думаешь, здесь есть, где лгать? Я и вправду видела. Оказывается, по хронологии это событие — самое первое.       — А что дальше?       — Черт его знает, — Ирма неизменно сжимала её руку, волоча за собой по узким коридорам, вырытым… Да знамо кем. Она осторожно выглянула за угол. Миднайт осматривала окрестности сверху и сзади. Они шли вдоль замшелой стены… Мох. Где-то рядом была вода. — Кровь, снег, следы… Город под землей, а на Менегрот не похоже. Видела корабль с кормой в виде лебедя, разбитый о волны. Город в огне. Химлад, похороненный сначала под пеплом, а потом под водой. Всё это так сумбурно, — пожаловалась она. — А я и не знаю, что и думать.       А потом, промолчав, задумчиво добавила:       — Белег отказывается жениться.       Миднайт выпучила глаза:       — Ты звала его жениться? Зачем?       Ирма отмахнулась.       — Это всё в том же сне. Он говорил, что идет война, он не знает, выживет или нет… Он говорил, что изгнан королем искупить какой-то там грех и потому не может гарантировать женщине — то есть, типа мне — семью, крышу и всё такое. Просил простить и уходил во тьму. Мда, — она цокнула языком. — Все они, мужчины такие. Я решила, что он не мой тип, раз он так…       Миднайт вздохнула.       — Может, сон дурной, но непохоже… А я там была?       Ирма удивилась:       — Во снах? Не припомню… Знаешь, там пророчится одна смерть, так что к счастью, пока что ты там не объявилась.       — По крайней мере, — задумчиво произнесла Скайрайс, — это значит, что ты переживешь эти Скалы.       — Ты тоже, — серьезно пообещала Ирма. — Ты тоже.       Воздух стал будто свежее. Обожженные щеки защипало, и Миднайт чихнула. Ярко-голубой свет лился с потолка — впереди, несомненно, было логово. Паутина с нескольких шагов казалась влажной и эластичной. Ирма приготовила свой огнемет.       — Сразу палим или идем так?       Миднайт пожала плечами.       — Другого пути нет? Нет. Но если загорится… из-за огня мы больше ничего не услышим. И сами сгорим, раз уж на то пошло. Идем. Я пойду первая, а ты прикрываешь… Погоди, — Миднайт неловко потянулась за сумкой и извлекла веревку. Затянула узел у себя на талии и на талии Ирмы. — Так мы точно не потеряемся. Упадешь ты — подхвачу я. Упаду я…       Ирма понимающе грустно усмехнулась.       — Потащишь меня с собой? И то верно.       — Веревка сама не развяжется, — пообещала Миднайт. — Идём.       Кровь, кровь… Два пульсирующих сердца, две тлеющих жизни, приправленные металлом и гарью. Нехороший аромат, нехороший. Пища будет невкус-с-сной… Но снос-с-сной, с-снос-сной… Дитя Унголиант щелкнуло жвалами — хилое, высохшее, не урвавшее ни кусочка с пира, где были приглашены все. Вкус-с-сные гоблины, вкус-с-сные орки.       У этих запах иной, совершенно иной. Более терпкий, более сочный и манящий. Самочки, две самочки… Пахнут Перворожденными, но это не они… Интерес-с-сно, очень интерес-с-сно. Паук поднялся наверх и сел на клубок из паутины, затаившись во тьме.       — Миднайт!       — Ирма!       — Они остались позади. Мойна упала, Ирма тоже… Миднайт спрыгнула с седла и побежала ей на помощь, — Арайквэ хрипло дышал. Зола и пот перемешались на его лице, превращая его в маску. Тьелкормо схватился за волосы и зарычал. Огонь, им нужен огонь!       Романостэ и Ноломанион серьезно ранены, последнему худо от яда… Они едва вырвались из того ущелья, как его засыпало. Их бы на коня, да без остановки в эльфийские земли… Но девчонки где-то там, внутри.       — Они не могли выжить, — хрипло проговорил Тириндо. — Вдвоем, даже с огнем…       На челюсти лорда заиграли желваки. Нолдо умолк, но смотрел с неодобрением. Черная лавина замерла, запертая внутри гор — он видел новые и новые снопы белого дыма и крошки, вздымающиеся над пиками. Нан-Дунгортеб, от севера до юга, неумолимо сотрясали взрывы. Ирма молодчинка, молодчинка…       Казалось, он слышит хруст этих бескостных тварей. Ирма, Миднайт… они не могли выжить. Тьелкормо сжал зубы и прислушался. Очистил разум. Потянулся осанвэ… Глухо. Она все еще без сознания? Или уже…съедена?       Тьелкормо развернул коня.       — Романостэ. Можешь сидеть в седле? Бери Нолмэ… скачите вдоль гор в Химринг.       — Лорд!       Он посмотрел на Линто, Арайквэ и Тириндо, кусая губы.       — Мы остаемся здесь. Должны подождать, как всё утихнет… Линталайэ, сможешь дотянуться до Миднайт?       Тот покачал головой.       — Я пытался.       — Нам не пробраться внутрь, милорд, — Тириндо обеспокоенно посмотрел на него.       Тьелкормо бессильно посмотрел на Скалы — они рушились, как костяшки домино — игры, которая при разрушении создает рисунок, как показывала Ирма ван Лейден — хоронили под собой всех и вся.       Он чувствовал себя странно: он знал, что никто не выжил бы. А в груди странно пусто. Будто бы он ничего не лишился.       — Отходим на запад.       Миднайт бежала, не чувствуя под собой ног. Веревка предательски разорвалась, и она в этих бесконечных лабиринтах потеряла дорогу обратно. Паутина. И там паутина — паук стремительно зашивал свободные пространства, и она была как в хрустальном кубике — только здесь было темно, и кубик был не из хрусталя. Она глубоко дышала, успокаиваясь. В глазах уже не троилось, а темно было и без того.       Она схватила фонарик и зажгла. Чудовище оказалось прямо перед ней, но шарахнулось назад, потому что она засветила прямо в глаз. Она отступила тоже — и почувствовала, как укоротившиеся волосы к чему-то приклеились. Она выронила фонарик и выхватила короткий кинжал, резанув наугад. Затылок обожгло болью, и он покрылся горячей влагой. Щелканье как-то…восторженно усилилось. Миднайт отчетливо слышала шепот.       — Мушка жужжала… — оно где-то шевелилось в темноте и нащелкивало немудреную песенку. Странно, Кано утверждал, что квэнди это оттого, что они были единственными говорящими созданиями в Арде. А тут паук разговаривает.       — В сетку попала… — Миднайт чувствовала, как леденеет пот. Она никогда не слышала речи пауков — и теперь уверена, что больше не захочет слышать. Главное — сохранить оптимизм и не поддаться страху неизвестного, свойственного людям.       — Не плачь и не ной! Скоро будешь едой… — дыхание, едва различимо-затхлое, пепельное — коснулось носа. Миднайт чиркнула наугад кинжалом. Фонарик жалобно затрещал под сапогом. Стало темно.       Движение — она на голых инстинктах рванулась в сторону, вперед, обходя огромные формы сзади. Жало, здесь должно быть жало… Да не вертись ты! Миднайт заткнула бластер за портупею, презрев все техники безопасности, и выхватила меч, рубанув наугад. Она же не эльф, чтобы видеть в темноте!       Темнота. Шорох. Со всех сторон, к черту! Она снова крутанула клинком, вокруг своей оси — что-то хрустнуло. Миднайт отскочила назад, к паутине — он не зайдет сзади, но отступать тоже не стоит… Она выхватила бластер. Пальнула. И едва устояла на ногах — отдача была крепкой, и она едва не впаялась в паутину снова. Паучиху отбросило, и весь «кубик» залепило её внутренностями. Миднайт отерла кровь с лица и рубанула паутину.       — Паучок дощелкался, — буркнула она. — И хитин полопался.       — Мушка-то с огоньком! — весело добавили откуда-то сверху. Миднайт оглянулась. Ирма спрыгнула с какой-то верхней камеры. Она облегченно выдохнула, чувствуя, как горят глаза:       — Ирма!       — Миднайт! — она выскочила. Миднайт требовательно ощупала её, отметив, что Лейден тоже для себя парикмахер неважный — срезала с волосами кончик уха. Шея была залита кровью. — Тварь нас разделила. Но она не одна… Огонь их берет не очень, зато паутину — очень даже… Задохнулся, точно тебе говорю.       — Не один?       — Мне достался самец, — «успокоила» Ирма, — он вполовину меньше меня, но очень шустрый. Меня вырвало уже раза два… Не обладай я улучшенным иммунитетом, окочурилась бы уже. Веревка, говоришь, не развяжется?       — Перекусится. Идём, нужно найти выход.       — А бластером? Вдруг здесь еще мелкие ползают?       — Щель нужна… — рассеянно пробормотала Миднайт. — Чтобы знать, что мы не углубляемся, а выходим. А мелкие, знаешь, на спине матери обычно катаются. Я таких не заметила. Либо расползлись, либо вылупились, либо их вообще нет. Жили тут, — она пнула ногой ветхую, как ветку, косточку, — впроголодь, судя по всему.       — О’кей. Тогда лезем вверх.       Ирма подняла руку.       Миднайт задрала голову и застонала. Скала казалась неприступной. Неба не было — ни кусочка. Только камень, камень, уходящий вверх камень… А может, небо и впрямь такое серое.       — Не стони. Скидывай перчатки.       Навскидку, им нужно было преодолеть расстояние где-то в километра два вверх. Дальше она терялась… Миднайт решительно скинула латные рукавицы и размяла сбитые костяшки.       Ухватилась за первый уступ. Они снова подвязались веревками, оставив приличное расстояние для маневра. Царапать камень приходилось кинжалом — эльфийская сталь выгодно застревала и держалась крепко, проблема была только в том, чтобы без угрозы для своего шаткого равновесия вытащить её оттуда… Руки примерзали к поверхности скалы, а неприветливый камень оставлял глубокие, незаживающие порезы. Тело горело огнем — с перчатками, они свалили в кучу тяжелые доспехи, оставив себе лишь оружие на спине и на поясе, и легкое обмундирование из вареной кожи.       Холод оседает в жилах. Обожженную кожу немилосердно жгло — у Миднайт от боли кипели в глазах слёзы, которые она смаргивала, чтобы видеть ноги Ирмы в вышине. Казалось, кожа слезала комьями. Она сцепила зубы и подтянулась. Железо резало камень и противно скрежетало. Ирма ползла, не оглядываясь.       Желудок сводило от голода. Миднайт сетовала на себя за то, что не догадалась запихнуть за пазуху хоть пару хлебцов — здесь поживиться было совершенно нечем. Не было даже воды — жажда отступила в таком холоде, но ненадолго…       Они подобрались к небольшой, узенькой площадке. Плащей не было и они долго лежали, обнявшись, дыша нос в нос и грея друг друга несвежим дыханием. Руки Ирмы заползли под кожаный доспех и рубаху, оглаживали тело с множеством шрамов, усыпанное свежими ссадинами и кровоподтеками, разогревая кожу. Миднайт делала так же — проводила сухими ладонями по подтянутому телу с шелковой еще кожей, растирала сильно и грубо. Ирма тяжело и прерывисто дышала.       Холодно.       Голодно.       Миднайт устало уронила голову ей на плечо и забылась неровным, прерывистым сном. Ирма сжала зубами её ухо.       Реальность путалась с миром сновидений. Не было сил, желания и резона сменять друг друга на часах — часов не было, ориентироваться не на что, врагов — вольных или невольных — не могло быть в этом месте. Уж шум в этой мертвой тишине слышно было и сквозь сон.       А небо ни приближалось, ни отдалялось… Неба не было. Миднайт вполголоса напевала на Ирмино ухо старую песню, вспомнив, что когда-то сильно-сильно любила музыку и когда-то точно так же сплеталась с Ригой, Марией, Седриком и прочими детьми-не детьми улиц телами, грея друг друга живым теплом. — Было время, Когда нам было за что бороться, Когда у нас была мечта и план её осуществления. Ирма засопела, свернув шею почти бубликом и уткнувшись в надорванный ворот Миднайт. Она водила пальцы кружочками по согнутой спине и тихо напевала-нашептывала, чувствуя, как отступают, ненадолго, боль и голод: Искры в небе… Нас съедала зависть, Мы ни о чём не заботились. Было время… Она думала, что никогда еще не падала так низко. Не было раньше вещи, с которой она бы не справилась, не правда ли? Мелодия, которую она выводила неровным и дрожащим голосом, оседала где-то внутри. Эта песня и вправду, нравилась ей когда-то. А что теперь? Помнишь, я поклялся тебе, Что моя любовь будет вечной, И что ты и я никогда не умрём? Помнишь, когда я клялся тебе, У нас было всё это, У нас всё это было… Она живо представила себе Эльзу, расписывающую на пергаменте какой-то рецепт. Ей как-то довелось поговорить с Майтимо о плене: он говорил, что только мысли о братьях удерживали его. «Ну и злая воля Моргота, не позволяющая уйти в Мандос», с кривой ухмылкой добавлял он. Но они-то? На руках их нет цепей. И мысли о доме — далеком-далеком Бабилуме, Элизиуме, Ниле не позволяли так просто сдаться. Миднайт отчетливо понимала, как ей не хватает людей. Той прежней жизни. Я отправляюсь в путь, Пора в путь-дорогу. Тебе предстоит пережить период ненастья. Я исчезну из твоей жизни. Ночь зовёт меня… Ты останешься, А я отправляюсь в путь.       — Отправляюсь в путь, — прошептала она и прижалась кровоточащими губами к грязно-голубым волосам. — Я отправляюсь в путь. Она обязательно вернется. Через века, тысячелетия и жизни — она вернется домой.       Миднайт видела сон, как она вернулась домой. На Нил.       Она сходила с трапа, сжимая в руке Сильмариллы. У неё была обожжена кожа, опалены волосы, и три незаживающих раны — на животе, ниже живота, где у женщин обычно матка, и под ребрами. Она смотрела на себя со стороны — она была похожа на восставший труп: синеющие губы, глаза, подернутые пеленой и тело, безжизненное и малоподвижное. Она положила камни на землю и встала на колени перед Консулом. Валенсиано Даниэль плакала, и слезы её жемчугом падали на землю. Феникс Рэд стояла памятником самой себе, и в её золотых глазах разверзалась огненная бездна. Но ни жемчуг, ни Сильмариллы не исцеляли тело, горевшее огнем. Томас Лейно сжимал её плечи, придавливая к земле и шептал:       — Всё правильно. Ты сделала всё правильно…       На Сильмариллах чернела кровь.       — Просыпайся, просыпайся! — она неохотно разлепила глаза. — Осторожно, не свались…       Миднайт замерла, не в силах потянуть затекшие мышцы. Осторожно поднялась на четвереньки — содранные колени болели. Глаза почти ничего не видели. Усталость накатывала удушающими волнами. К пятому дню её ноги и руки отказывались шевелиться, суставы разгибались со скрипом. Сил было — лежать и смотреть в пространство. Вряд ли Ирма, поцарапанная жалом, чувствовала себя лучше. В конце концов, она — тоже человек.       — Сколько нам еще?       — Не так много, как вчера, — Ирма улыбнулась высохшими облупившимися губами. — Поторопимся. Мы должны спуститься в долину до того, как умрем от голода.       — А долина? — Миднайт растянула губы до крови. Перед глазами плавали лиловые пятна. — Долина гарант сытости?       — Ты знаешь, что я хочу сказать.       — Когда я вернусь во Врата, я буду спать неделю. Спать и есть, — пробормотала Миднайт. — И ни одна сила меня не подымет.       — Макалаурэ подымет. Лично придет и разбудит.       — О-о-о… Это дает мне силы двигаться дальше.       Ирма понимающе захихикала. Внезапно она ощутила жжение. В голове. Кто-то гневался, гневался очень сильно… Она абстрагировалась, отмахнувшись от жжения. Она со скрипом поднялась, осторожно потягиваясь вверх и оценила предстоящий путь. Она была готова благословить гоблинов — кто, как не они выдолбили эту узенькую тропку. Но их здесь уже не было давным-давно. У пауков пару деньков назад была славная пирушка — общительный мелкий паучий самец поделился между делом, с аппетитом щелкая жвалами. Занятно…       Ирма подтянулась на уступе. Миднайт ползла, как полудохлый геккон, следом за ней. Мушка с огоньком… Мушка с огоньком… Ящерица за пеньком. Кто успеет полакомиться — тот будет здравствовать…       На следующий день вывернуло её саму. В пропасть срывались остатки лембасов и желудочный сок вперемешку с желчью, а затем горло просто сдавливали сухие спазмы. Кишечник подкрадывался к глотке, как гусеница, и с желудком комкался под гландами. Миднайт разрезала свою ладонь и дала напиться своей крови.       Вершина ближе не становилась. Их лица распухли, в глазах полопались капилляры. Затем, через день, от рвоты сотрясалась Миднайт. Ирма держала её за обрывки волос над пропастью и хлопала по спине, заставляя диафрагму встать на место. Они нашли на скале иней — Миднайт жадно слизывала его, зубами подцепляя кусочки льда. Как высоко они забрались? Как холодно было здесь?       Вверху было морозно. Белел снег.       Вершина, спустя долгое время, не измеренное ни часами, ни солнцем, была желанней, чем теплая постель. Они выбрались. Миднайт, полуживая, лежала на краю с внутренней стороны — Ирма оттащила её вперед, напоследок ткнув носком сапога. Но та уже забылась крепким сном. Ирма подтолкнула под её полуживое тело плащ, пообещав вскорости её разбудить: от холода, голода, ран и еще чего — неизвестно, проснется ли. От мысли такой покоробило. Она поднесла ко рту горсть снега, тонким слоем лежавшего на мерзлой земле, и провела языком по ладони — вода…       В голове было пусто. Всполохи огня проскальзывали на периферии сознания и, проваливаясь в тяжелое забытье, она поняла: это не она жадно рассматривает небо и долину Нан-Дунгортеб, наконец разостлавшуюся перед ней. Это кто-то смотрит её глазами.