Звёздный Предел

      Крепость Врат встретила промозглой сыростью и целым сонмом запахов, поднявшихся от земли после продолжительной бури, из-за которой им пришлось задержаться в Химринге. Миднайт спешилась, передав уставшую Элли юному конюху-нолдо. Его юность была сомнительной, по крайней мере, выглядел он как ровесник новой знакомой, Фионэли. Стянула перчатки, сжала-разжала замерзшие, затекшие пальцы. Погода не радовала. Миднайт поплотнее закуталась в плащ и запрокинула голову, сощурив глаза. Небо было темным и тяжелым, редкие клочки света небольшими пятнами падали на замок.       — Чего встала посреди двора? — Лаэгхен возник перед ней внезапно, как черт из табакерки. Миднайт моргнула.       — Люблю такую погоду. Но только тогда, когда я под крышей и с горячим чаем.       — Я помню, — лаиквендо покивал, — ты рассказывала про чайный куст. К сожалению, я такого не нашел.       Девушка весело вскинула брови.       — А ты искал? Ну ты даёшь, — небо над ними зловеще зарокотало. Эльф тронул её за локоть и поволок под крышу.       Миднайт скинула набрякший плащ на деревянный стул с высокой спинкой — ей никогда не нравилось там сидеть, но как временное пристанище для разнообразных предметов одежды он весьма подходил. Лаэгхен остался за порогом. Она оглянулась на него и сказала:       — Я думала, ты вернешься в Оссирианд. Ты об этом много говорил. Война ведь закончена.       — Думаю, я еще пригожусь твоему лорду, — Лаэгхен сверкнул неглубокой ямочкой на щеке. — Эльдар Оссирианда сейчас довольно беспокойны: кто уходит за горы, кто примыкает, наконец, к лорду Таргелиона или к синдар… Третья Битва за Белерианд пережита, — он кивнул подбородком на окно — оно, как ни странно, выходило на равнину Ард-Гален, и эльфийское зрение без труда могло различить затерявшиеся в дыму и копоти пики Тангородрим, — но это еще не конец. Тьма продолжает наползать, и недолог тот час, когда Осады будет недостаточно.       — Не пугай меня, — фыркнула ранья, без всякого стеснения стащив тяжелый кафтан и оставшись в просторной рубашке. Эльф поспешно отвернулся и уперся носом в дверной косяк. — Я одета. Думаю, за то время, что у нас выиграно, мы что-нибудь придумаем.       — А ваше оружие? Вы же привезли его с собой… — пробурчал тот. — Я ни разу не видел, чтобы вы использовали его. То, что плюется пламенем и то, что уничтожает даже камень.       Миднайт вздохнула.       — На самом деле, огня и плазмы там осталось не так много. Кано спрятал его и мы рассудили… его время еще не пришло. Знаешь, лучше бы никогда не наступило. Разве что выстрелить Моринготто в лицо. Да развернись же, не с твоими же острыми ушами мне разговаривать.       В комнату постучалась и вошла служительница. Она внесла поднос с тяжелым керамическим чайником и одной глиняной чашкой с красивой росписью. Потом забрала грязный кафтан и плащ и так же молча вышла. Лаэгхен и Миднайт синхронно проводили её взглядами.       Ранья приблизилась к глиняной посуде и налила в чашку горячего отвара. Озябшие пальцы понемногу оттаивали, по телу вихрем неслись многочисленные колючки. Эльф посмотрел на неё с улыбкой и вышел.       Миднайт постояла еще немного, вдыхая приятный аромат, витками поднимающийся от чашки… Пить не стала. Скинув на ходу всю одежду, удалилась в соседнюю комнату, оставив дымящуюся еще чашку на столе. Ванна была выдолблена в каменном желобе и искусно обложена мрамором. Миднайт блаженно растянулась звездочкой и опрокинула все бутылочки в горячую воду. И пусть здесь даже окна не было — просто лежать в ванной с распаренной красной и благоухающей всеми известными травами кожей было хорошо. Хорошо также было не думать, отпустив все мысли из головы — потому-то она даже не стала брать с собой дела насущные и погодя рассматривать различные сметы и планы, благополучно утопив их в последние несколько раз. Тогда Миднайт бессовестно солгала в лицо Ромайону, но ушлый эльф, скорее всего без того всё понял. Судя по тому, как он поухмылялся и отметил, что горячие ванны без сомнений идут на пользу уставшим духу и телу.       Миднайт почти заклевала носом, как дверь в её комнаты хлопнула. Сон на прощанье махнул тонкими лапками и исчез. Миднайт напряженно прислушивалась, лениво не поднимая век. Инцидентов в первые годы было довольно много: нашлась пара-тройка ревнивых, влюбленных в Макалаурэ нолдиэр, но после того, как ей пришлось помотаться по землям Феанарионов в преддверии военных действий, их шуршание поутихло.       Но теперь-то что? Вот ведь с дороги даже отдохнуть нельзя.       В ванную прошла та самая эльфийка.       — Напомни мне свое имя, — лениво проговорила Миднайт, наблюдая за её точеными, плавными движениями из-под полуприкрытых век.       — Линдэльвен, — отозвалась та.       — Поющая звездочка, значит. Отчего ж ты решила упасть в мои скромные покои?       Миднайт никогда не любила говорить грубо, либо нарываться на конфликт. Но проклятая её сущность, её человеческая сущность рвалась наружу. Может, и не в её иной природе дело, но как уж тут сдержать всех внутренних демонов, когда лакомый кусок падает в руки? Верно сказала Ирма... она голодна. Или же просто требовалось сцедить накопившийся яд, дабы не отравиться самой. Миднайт лениво следила за плавными движениями эльфийки из-под полуопущенных ресниц. Стройная и худая, как гладко обтесанная щепка. Красивый румянец, томно-серые глаза... Законы и обычаи Эльдар, описанные Румилем, провозглашают исключительную благость Эльдар, основанную им самим Создателем, и радость в любви. Однако, жизнь показывала, что даже дивным, любящим лишь один раз в жизни, эльфам ничто человеческое не чуждо. И намерения Линдэльвен, уже четвертой на её пути, нахально опустившей свою тощую задницу в белом платье на бортик ванны сомнений не оставляли.       — Ну?       — Есть воительницы получше тебя, — начала она. — Есть те, кто исцеляют лучше твоих сестер. Есть те, у кого ума и талантов хватит, чтобы облегчить Канафинвэ жизнь. Но приблизил Феанарион тебя, — Миднайт слушала, высунув руку из пушистой пены и подперев висок, — его старший брат приблизил твою сестру…       — … его третий брат приблизил мою подругу, — хмыкнула Скайрайс. — Старая песенка, я наизусть её знаю. Всё склоняется к тому, что я хорошо устроилась, и семью пристроила. Так ведь? Я заметила, что среди эльдиэр есть те, кому я не по вкусу. Ты из тех, кого в свое время Кано еще в Амане очаровал? —  Смутная, змеиная обида сильнее раздувала капюшон. Она выплевывала слова, будто хотела избавиться от полынной горечи, скопившейся под языком. Линдэльвэн смотрела пристально и хищно, как орлица, оценивающая вздыбившуюся ласку. И заговорила так же тихо и неожиданно горько:       — Он пел песни. Теперь он их не поет!— Впрочем, она оставалась ребенком, будучи на десятки сотен лет старше. Кто из них оставался ребенком, поранив язык о лезвие, скрытое под карамельной конфетой? Её рот еще не ведал вкуса собственной крови...       Миднайт закатила глаза. В купальне стало жарко. Пар лип ко лбу и щекам, и каплями скользил по груди.       — Он не поет их не из-за меня, а из-за того, что времени на такое уже не хватает из-за Моринготто, — она повернула голову и посмотрела на Линдэльвен. Глаза серые, но с оттенком, и волосы не цвета вороного крыла, а какие-то… посветлее. — А ты не слишком на нолдиэ похожа. Внешность...?       — Я полутэлеро, — Миднайт вскинула брови, а Линдэльвен замялась, сжав в пальцах рукава своего платья. — Моя мать из народа Ольвэ.       — И ты пошла в Исход? С теми, кто порешил родственников твоей матери? — ранья отодвинулась назад, всколыхнув воду — она напополам с пеной расплескалась по полу. — Ну ты даешь, дева эльфийская.       — Я люблю Макалаурэ, — твердо произнесла эльдиэ. — Я отринула свой народ, я прошла весь длинный путь от Лосгара сюда…       — Так борись, — хмыкнула Миднайт. В горле почему-то запершило, будто туда высыпали целую перечницу. — Борись, и может быть он оценит твою жертву. Может быть, твоя любовь именно то, что ему так не хватает после того, как он убил десятки тэлери, — она косо усмехнулась. Улыбка искривилась, как будто была разрезана ножом. Линдэльвен вздрогнула.       — Ты говоришь, будто это так легко…       — Детка, я убивала сотни и тысячи своих сородичей, — Миднайт приподнялась, поднимаясь из ванны. Линдэльвен увидела, что у той на животе, под последней реберной косточкой, круглый шрам, как будто впадина с трещинами вокруг. И вся кожа… была какой-то странной, неправильной. Будто сплавленной, как металл, в отдельных местах. Оставаясь обманчиво гладкой.       Ранья переступила бортик и стянула с ручки длинное полотенце, обтирая еще красную от пара кожу. После того, как она накинула на себя камизу и нижнее бельё, она поманила эльфийку за собой.       — Садись, — она подошла к шкафу и выудила бутыль вина, и два кубка.       Линдэльвен сощурилась.       — Ты думаешь, я с тобой пить буду?       — Я в этом уверена, — хмыкнула Миднайт. — Не со мной, так просто пить. Мои слова, вопреки всему, разожгли в тебе уверенность, не так ли? Вино добавит тебе огня. Ты все-таки претендуешь на то, чтобы быть нолдо, раз ты здесь, — она кивнула головой на окно, — в землях Первого Дома. Пей, — она сунула эльфийке наполненный доверху серебряный кубок с басмой. — Влюбленная на мою голову звездочка…       Линдэльвен лишь смочила губы и отставила кубок.       — Снаружи холодно, и ваши комнаты выстыли… Как и вино. Его нужно нагреть.       — Не спеши, — Миднайт поставила рядом чайник и чашку. Остывший напиток она вылила, промыла чашку, и налила из чайника снова.       Линдэльвен судорожно вздохнула. Миднайт бросила на неё быстрый взгляд из-под ресниц и налила себе вина.       — Целители, заботясь о моем здоровье, говорят так же — мол, мое хроа не так сильно, как у эльдар, и мне не стоит охлаждать его изнутри… Но вино горячит кровь, не так ли? Твоя, вон, — она кивнула на эльдиэ подбородком, — горяча настолько, что тебе впору сейчас нестись в другое крыло, чтобы поговорить с лордом… Если он не занят, конечно. Но тебя колотит… Ты замерзла? Выпей. Напиток пахнет мятой и лавандой. Они успокаивают разум.       — Спасибо, но мне это не нужно.       Миднайт тонко улыбнулась.       — Зато нужно мне? Я слишком здорова для тебя? Моя фигура заслоняет свет солнца, и ты, Линдэльвен, не сможешь расцвести в полную силу в моей тени? Отчего же ты молчишь? Пей! — Миднайт отошла в сторону Эльфийка сидела прямо, её спина точь-в-точь повторяла линию спинки тяжелого стула. Миднайт хмыкнула и отвернулась к окну. — Так вот… в отличие от тебя, Линдэльвен, я не ограничусь калужницей или морозником… Хотя это глупо и по-детски. Советую не усугублять.       Ответом было лишь едва слышное шуршание двери и хлопок двери. Миднайт тяжело вздохнула. Женщины… Женщины-змеи, женщины-ехидны. Что будет дальше, когда вырастут юные девчонки, путающиеся под ногами здешних юных конюхов, кузнецов и кожевенников? Будут ли они шить платья и одежды, высаживать в садах лекарственные растения, или возьмут в руки меч? И сколько продлится еще это мнимое «бессмертие»? Она высунулась в окно и посмотрела вниз, на внутренний двор. Нолдор сновали туда-сюда, жизнь в крепости не останавливалась и бурлила, как похлебка в походном котле… Оттого и вкус этой жизни был ярче и насыщенней — здесь было много живого огня.       Миднайт приблизилась к кровати и, откинув тяжелое покрывало, забралась в постель, укрывшись и одеялом, и покрывалом, которое она обычно складировала на все тот же стул. Голод притупился, а спускаться в кухни и отягчать перед сном желудок не хотелось. После того морозника в чашке ничего уже не хотелось. На душе было гадко и паршиво, разве что буревестники не клокотали в груди. Зато клокотало небо.       Она провалилась в тягучий и длинный сон. Она не видела и не слышала ничего, кроме приближающейся бури и снившихся чаек.       — Да когда же это небо разродится, — буркнула Ирма. Тьелкормо нагнал её без всякого труда. — Достал этот зной.       — Хочешь повернуть назад?       — Думаешь, мне легко удалось сбежать от Куруфина?       — Поверь, меня он хотел видеть больше, — хмыкнул Тьелко.       — Нам бы какую-то сень… — Ирма прищурилась. — Небольшой лесок, где нет сейчас твоих дружков-охотников…       — Не ворчи.       Ветер свистел в ушах, волосы, избавленные от краски и отяжелевшие от преддождевой летней духоты, бились за плечами, превращаясь в голубой пожар на голове. Скорее всего, именно этот «блуждающий голубой огонёк» и служил маяком для вечно терявших её из виду эльфов. Тьелкормо любил часто подкалывать её на эту тему… да и прочих эльфов, говоря: «держись голубой макушки и не отставай».       — Тпрру! — Мойна резко затормозила, и Ирму ощутимо тряхнуло вперед — она приложилась грудью о твердую шею кобылы и слезла.       На этот раз их вынесло в небольшое перелесье в паре лиг от ближайшего химладского поселения. Высокие Ворота Аглона маячили где-то впереди.       — О! Здесь есть прудик!       — Не советую тебе в нем купаться, — нолдо пояснил, усмехнувшись. — Змей полно, да и я тоже тут.       — Самый большой змей в этом пруду? — огрызнулась Лейден. — Я вспотела, и мне нужно омыться. Змеи — твари умные, они ко мне не приблизятся, если я не подойду к их гнезду. А гнезд, знаешь ли, под водой обычно нет.       — Ты так или иначе все равно скоро вспотеешь, раскраснеешься… — поддел Келегорм. — Осталась бы голышом.       — Была бы у меня шерсть как у Хуана, не стала бы лишать тебя такого удовольствия.       — Эру Единый, пощади. Мне россказней о дамах наугрим хватило!       — Что, подглядывать за такими бы не стал? — Ирма захохотала. — Какой переборчивый. Погоди, — она ему шутливо погрозила пальцем. — Любовь твоя придет и спрашивать не станет. Полюбишь какую-нибудь…       — Птичку? — фыркнул нолдо.       — Пушистика. Мохнатенькую такую… Так, отвернись. Зайди за дерево, чтобы я тебя не видела. И ты меня тоже.       — Ты, не стесняясь, обсуждаешь со мной такие вещи, точно я не мужчина, а как искупаться — гонишь за дерево? Эльдар не стесняются своей наготы, кстати. Мы нередко большими компаниями купались в озерах Амана…       — Да-да, — Ирма закатила глаза, стаскивая штаны. — Боюсь, ты ослепнешь от моей красоты.       Раздеваться полностью она не стала, и зашла по пояс в воду, осторожно пробуя ступнями вязкий ил. Она опустилась на колени, оттягивая набрякшую тряпицу и омывая плечи, подмышки, шею… Вода была приятно-прохладной.       Рядом послышалось копошение.       — Значит, не ушел.       — Так и ты не голышом тогда залезла.       Нолдо прыгнул в воду, как спортсмен, сложив руки изящной дугой. Ирму окропило снопом брызг. Она нырнула, под водой отплыв на достаточное расстояние. Ноги и руки щекотали редкие водоросли, а вот рыбки расплывались, не касаясь и краешками плавничков. Ирма попыталась открыть глаза под водой — было непривычно, некомфортно. Она смогла разглядеть лишь какие-то смутные очертания и большую тень, приближающуюся к ней.       — Пвффф! — она резко вынырнула и начала тереть глаза. Келегорм вынырнул в паре шагов от неё.       — Ты глаза пыталась открыть?       — Ага, — Ирма зачерпнула рукой еще воды и провела пальцами по уголкам глаз. Проморгалась. — Ну нет, с меня хватит.       — Удивительно для той, кто из купален не вылазит часами.       — Иди ты!       Большой плюс эльфийской ткани — она высыхает достаточно быстро. Но Ирма все равно заметила, что Келегорм уж слишком пристально всматривался, когда она выходила из воды и оправляла облепившую её пышную грудь полупрозрачную тряпку. Такое удовольствие она продлевать ему не стала и отвернулась. Хватило и того, что рубашка, даже с учетом исподних штанов, едва доходила до колен, оставляя ноги на всеобщее обозрение.       Когда накупался и Келегорм, она уже снова облачилась в охотничий костюм и стояла в высокой траве, ожидая его.       — Без сапог? — уточнил нолдо.       — Без сапог, — Ирма приняла боевую стойку, расставив ноги чуть шире плеч. — Начали?       Она атаковала ногой, но эльф без труда блокировал удар своей собственной, согнутой в колене. Она ударила его пальцами под ребра и круто развернулась, заходя слева. Турко выставил руки и попытался её поймать, но это было сложно: её руки постоянно находились в хаотично-согласованном движении, и перехватить её так, чтобы руки её были прижаты к телу, было сложновато.       Он ухватил её за локоть и дернул на себя, разворачивая к себе спиной. Ирма лягнула пяткой голень, не жалея силы. Схватила его самого за локоть и, уперевшись в него всем телом (Тьелкормо вздрогнул, когда она резко наклонилась), сделала ногой подсечку. Он повалился на траву, но тут же разогнулся пружинкой и вскочил.       — С доспехами так легко не получится, — заметил он.       — Так и с мечом в руке победить куда легче, — признала Ирма. — Нападай.       Растяжка у эльфов была поражающей. Да что там растяжка… сила удара, четкость, плавность и текучесть движений, умение группироваться… Ирма не сомневалась, что только что Турко просто поддался. Он учился быстро, схватывал налету, особенно те стили боя, основанные на движениях животных. Ученик Вала, охотник, что уж тут сказать?       Он приблизился быстро и плавно, как кот и мгновенно зашел ей за спину. Ирма инстинктивно пригнулась, опускаясь на корточки и попыталась перехватить в процессе его ногу, но он мгновенно отвел её назад. Попытался сграбастать её за шкирку. Ирма перекатилась на спину как черепаха и отскочила, оттолкнувшись всей силой ног. Хорош, чертовски хорош… Такого бы просто разрывали большие господа Карвона на ринге, да что там! Такой талант просто не смогли бы бросить в Колизей, не-е-ет… Он бы стал солдатом, одним из лучших, бесспорно… Возможно, будь все там такие, с биокомпьютером вместо мозжечка, карвонцы быстро стали бы сверхрасой.       Она с грустью отметила, что эльфы и есть сверхраса. Бессмертные, с завидной регенерацией, выносливостью… и так далее по списку.       — Не отвлекайся! — она шарахнулась в сторону, но от эльфа всё равно прилетел мощный удар в бок. Ирма согнулась и отступила. Ребра? Целы, хорошо… — Ты в порядке? — в его голосе отчетливо слышно беспокойство. А потом он нахмурился: — Ты должна была увернуться.       — Если бы я не увернулась, ребра проткнули бы мне селезенку, — выдавила Ирма, разгибаясь. — Спасибо, что не ногой.       — Бить тебя ногами я не буду, — в свою очередь, огрызнулся Келегорм. — Я все еще мужчина.       — Так чего же ты согласился на спарринг?       — Мне было интересно, — в своей обычной, заносчивой манере ответил он. А потом добавил, по-куруфиновски растягивая слова: — Да и тебе полезно уметь себя защищать. Я не спорю, ты сильная и крепкая. Но и орки не черви, которых можно перемолоть… Хотя они и черви.       Ирма весело фыркнула и шутливо поклонилась.       — Спасибо за Вашу заботу, милорд.       Он ответил ей хмурым взглядом.       — Лучше пользуйся мечом.       Над головами раздался пронзительный крик. Тьелкормо подставил руку в толстом наруче, и в него тут же вцепился когтями сокол. В лапке была приложена записка. Нолдо развернул её и пробежался взглядом.       — Нужно возвращаться. Гонец от Макалаурэ.       — Так скоро? Мы только недели две тут.       — Мы — да, но он раньше приехал… Если вести из Таргелиона, нужно поспешить.       — А что могло случиться в Таргелионе? — расстреноженная Мойна, почувствовав свободу, замесила копытами влажноватую землю. Она объелась травы, была сонна и ленива. Ирма поскребла пальцами за ушами кобылы и вскочила в седло. Лорд предпочел не отвечать на вопрос.       — Макалаурэ изъявил идею зачистить Нан-Дунгортеб и исследовать тамошние скалы и ущелья на предмет потайных ходов, — объявил Куруфин. В небольшом зале, кроме братьев Феанарионов и Ирмы ван Лейден, было еще трое нолдор, командиров крупных отрядов. Тириндо, суровый эльф с такой же постной миной, которая зачастую бывала у Куруфина — тип занудней Майтимо и в гневе страшнее, чем Морифинвэ; Ноломанион, помоложе, один из Аманских друзей Тьелкормо и Арайквэ, когда нужно, затыкавший свою стеснительность перед женским полом куда подальше, самый юный из всех. — Во Вратах был Совет… они считают, что гоблины, наименее всего участвовавшие в схватках, могли схорониться где-то вблизи Дортониона, но там их тоннели засыпаны… Ближе всего Нан-Дунгортеб, но там пауки.       — Пауки той величины не во все дыры пролезут, разве что их личинки — может, их мамаши гоблинами их и кормят, — отозвался Тьелкормо. — Это твари умные и хитрые. А еще очень чувствительные. Легко не заметить обрывок паутинки, свисающий сверху, но они почуют за много лиг.       — Почему бы не поджечь паутину? Она хорошо горит, — предложила Ирма.       — Разумно. Миднайт Скайрайс предложила эти ваши… огнеметы.       — Почему не факелы? — спросил Ноломанион. — Поджечь можно и так и так… А оружие эльтеров вроде нужно сберечь.       — Это на крайний случай, — откликнулась Ирма. — Поджечь-то можно факелами, но если там каменный тупик, упирающийся в Дортонион, не побегут ли они все на нас?       — Или в Дортонион… — тихо хмыкнул Арайквэ. Ирма хмуро посмотрела на нолдо, но отметила, что тот прав.       — Дортонион будет предупрежден.       — А что Майтимо?       — Он в Таргелионе… Макалаурэ, видно, не счел нужным ставить его в известность. Он отправил небольшой отряд в сторону Амон-Эреб, и потом вдоль Андрама… Если есть вход, будет и выход. Нолонмар предположил, что он будет в той стороне.       — А если караваны орков, которые шатались по владениям Амбаруссар, если так окажется, именно оттуда…       — Да. Поэтому это логично. Он отправит еще нескольких своих воинов сюда, в Химлад. Тьелко, — Куруфин посмотрел на него в упор. Ирма уже знала, что он скажет. — Ты возглавишь. Ты бывал там.       — Разумеется.       — А что Дориат? — снова вмешалась Ирма. — Паучье ущелье вплотную прилегает к их границам. Ладно, что мы не сможем пройти незамеченными, но разве они не заинтересованы в этом?       — Вот ты, — Куруфин поднялся, и опустил перед ней свиток бумаги и чернильницу с пером, — и напишешь правителям Дориата. Наши разумные доводы они слушать не станут.       — Думаешь, мои станут? Они Финдарато, своего родственника, между прочим, слушать не пожелали на тему войны с Моринготто. Максимум — предложили остаться при дворе. Осталась только одна… Нэрвен, кажется.       — Я был изрядно удивлён, — хмыкнул Тьелкормо. — Ты пиши-пиши.       — Сроду не писала письма по такому поводу и тем, кого едва ли знаю. Как начинать-то?       — Начни с перечисления его титулов, — посоветовал Тириндо, — я слышал, что он тщеславен. Умаслить его надобно.       Ирма отстраненно подумала, что ей повезло, очень-очень повезло, что в Аглонском замке есть нолдор, не схожего характерами с высокопоставленными братьями. Благоразумные, спокойные, с холодной головой на плечах. Удивительно, насколько крепкая дружба их связывает. Противоположности притягиваются — и, как показывает практика, с нэри поговорка прокатывает. «Элу Тинголу. Королю и Защитнику Дориата, Огражденного Королевства Синдар….»       — Он именует себя Королем Белерианда, кстати, — припомнила Ирма.       — Не вздумай писать, — предупредил Куруфин.       — Ты так себя признаешь его вассалом, — согласился Тириндо. — Не стоит. «Владыка Элу, когда народ нолдор прибыл на Ваши земли, вы объявили, что никто не войдет в Дориат, не будучи Вашими гостями или же теми, кто нуждается в Вас,— Ирма пощекотала кончик носа пером. Фоном гудели нолдор, обсуждая грядущую вылазку. —  Белерианд нуждается в Вас. Силами нолдор была отброшена Третья Атака Моргота, и Ангбанд осаждён. Но все еще осталось гнездовье зла, в сердце наших земель, к северу от Ваших границ, к югу от Дортониона. Я говорю о Нан-Дунгортеб, логове потомства Унголиант, где скрылись орки и гоблины, ранее населявшие Дортонионские горы, — Ирма обмакнула кончик пера в чернильницу и отметила, что снова оставила на белом рукаве небольшое пятно. Кто-то тоже заметил это и негромко прыснул. Ирма мотнула ярко-голубыми волосами, в беспорядке рассыпанным по плечам. Они с Тьелкормо прямо с седел — и сюда… — Как известно, Малые Орки способные копатели нор и тоннелей, кому, как не Вам, сражавшимся с ними веками, этого не знать? Опасность идет не только от Нан-Дунгортеб, но и со стороны холмов Андрама…»       — Что еще не подтверждено, — хмыкнул Арайквэ, заглянув в её письмо.       — Это не повредит, — заметила Ирма. — Особенно с его мнительностью и любовью осторожничать. Если писать с «если бы да кабы» он и с места не сдвинется, даже не ответит, посчитав спамом.       Арайквэ слова последнего не знал, но понимающе хмыкнул, уловив посыл.       — …мы не можем отправить более десяти эльфов — большая часть наших сил стянута к Ангамандо, а нам все еще нужны кузнецы, плотники, каменщики… Если все они возьмут оружие и пойдут в ущелье…       — Пяти хватит, — ответил старший Феанарион. — В сумме с теми, что пришлет Макалаурэ, будет около десяти. Большой отряд, думаю, только навредит.       — А мы зачищать идем или подслушивать паучьи шепотки? — вскинулась Ирма. — Десять — слишком мало!       — Вы же поджечь хотели, — заметил осторожно Ноломанион.       — Мы не знаем, как они среагируют, и есть ли там в самом деле орки. На Тингола можем даже не рассчитывать.       — Ты пиши письмо.       — Леди Ирма в чем-то права, — вступился Арайквэ. — В случае чего мы не спрячемся за поясом Мелиан, отряд просто сомнут, и многие могут погибнуть зря.       Тьелкормо поднял руку, прекращая спор.       — Сколько у нас есть времени? Если и впрямь где-то в Андраме есть выход, они могут, спасаясь от огня, выплеснуться в Восточный Белерианд.       Ирма отвлеклась от письма и внимательно посмотрела на него:       — Это будет очень плохо.       — Время есть, пока отряд Макалаурэ рыщет на востоке… Нужно будет предупредить Амбаруссар… Где-то там земли Финдарато. Но ближе всех, несомненно, Тингол. Его следопыты лучше всех знают близлежащие земли и холмы. Они зачищали их от карликов.       — Каких карликов?       Куруфин вздохнул.       — Следующие несколько дней ты проведешь в библиотеке. Ты читала историю войн Белерианда, составленную для нолдор Даэроном?       — Это у которого слог стихами? Можно краткий пересказ?       — Действительно, Курво, это же читать попросту невозможно. Хотя Майтимо всех заставил, — согласился Тьелкормо, закинув ноги на стол.       — Да… его помощь была бы полезна, — протянула Ирма, пересматривая текст. Потом подняла глаза на нолдор, прикинула. Протянула лист. — Тириндо, пожа-а-алуйста?       Тириндо вздохнул и взял в руки. Куруфин, прекрасно понимающий подтекст жеста, отметил, орлиным взором урвав клочок текста:       — Ошибок-то… В библиотеку, срочно.       — Мое дело — сюжет и посыл, — огрызнулась она, — я для того и отдала на проверку.       — Я думал, проверять не пунктуацию придется, а приемлемость выражений.       — И это тоже, — вздохнув, согласилась ранья.       На письмо, подписанное её именем, Тингол ответил, как ни странно, довольно быстро. Он не стеснялся в выражениях, но весьма доходчиво объяснил, что это проблема тех, кто живет за Поясом. Насколько он понял, Ирма была писарем, записывавшим идеи Келегорма Охотника… Посему ни о какой помощи речи быть не может. Но он весьма прозрачно намекнул, что если помощь понадобится именно ей, он готов принять её под крыло Дориата и дать свою защиту.       Ирма в сердцах смяла письмо. Позади потрескивал камин. В комнате было изрядно натоплено — так, что она начинала слышать посторонние, раскаленные добела запахи. Она не решалась бросить ответ в огонь. Что-то удержало… Она сложила послание вчетверо, отодрав остатки восковой печати, и спрятала в сундук, под слой платьев, привезенных из Дориата, но ни разу не надетых.       Ирма подняла подсвечник и переставила на тумбу у кровати. Пока вестей из земель Амбаруссар не было, но всё равно как-то неспокойно. Непонятные тревоги наслаивались, да и еще эти сны… Которые она видит, едва встретив эльфов. Смутные, как если бы её зрение достигло невероятного минуса, помноженного на неспособность различать цвета, кроме всех оттенков серого и черного. И просыпается, с сильной резью внизу живота.       Ирма сцепила зубы и положила руки на живот. Эльфийкам хорошо, они не знают, что это такое. Но вот в самом деле, Илуватар редкостная скотина… Беременеть — по желанию, отсюда и всякие бонусы в виде отсутствия… всякого. На сунувшегося было с утра Тьелпэ она гаркнула во всю глотку, и никто больше не осмеливался нарушать её покой. Впрочем, эльфы должны были привыкнуть, хотя и не понимали, что же это творится из месяца в месяц двадцать лет кряду.       Одно хорошо — к Унголиантышам они поедут много позже.       А как… например, связаться с Белегом? Он многое знает, может посоветовать… Как полегчает, нужно непременно отправиться потормошить кого-то — пусть езжают, ищут… А то всё она да она.       Ирма с неудовольствием отметила, что внизу живота стало неприятно жарче, и ткань, сжатая между ног, стала тяжелее и теплее. Надо бы подняться и сменить… Но так лень. А тут еще кого-то нелегкая принесла.       — Я тут, — промычала она.       Вошел Ноломанион. Она удивленно посмотрела на гостя, не меняя своего положения на кровати. Не дай Эру, увидит чего еще…       — Приятно тебя видеть, мой друг, — проскрипела она, изворачиваясь и опираясь щекой о ладонь. — Чем обязана?       — Вести из Таргелиона. Нельяфинвэ знает о задуманном и выехал в Химринг. Даст своих эльфов.       — Значит, командир одобряет…       — Одобряет. Еще поинтересовался, писали ли мы Тинголу. Каков его ответ?       — Отрицательный.       Нолдо вздохнул.       — Я так и думал. Как ты себя чувствуешь? Тьелпэ не осмелился зайти, сказал, что тебе дурно.       — А мне и дурно.       — Прислать целителя?       — Не нужно. К завтрашнему дню полегчает.       Ноломанион вскинул брови.       — Так долго.       Ирма уставилась в потолок. Тот радовал темно-серым сводом с мелкими черными вкраплениями, похожими на звёзды. Или черные дыры. Миллионы черных дырочек — они притягивали взгляд.       — Ноломанион… Ты войдешь в отряд, который отправится в ущелье?       Нолдо кивнул. Хорошо. С ним будет гораздо спокойнее, подумала она. Ах, еще одна вещь…       — Нолмэ, ты знаешь, что происходит в Таргелионе? Я слышала еще в Барад-Эйтель, что там появилось срочное дело. Настолько срочное и важное, что требует вмешательства Нельяфинвэ?       Эльф замялся.       — Насколько я знаю, это что-то связанное с гномами.       Ирма поморщилась и поднялась. Неловко спустила ноги, стараясь не потревожить конструкцию между ног. Внизу как ножом резануло, от паха до задницы. Ноломанион всполошился было, но Лейден махнула рукой.       — Хотелось бы думать, что Гунуд-Дур воспылал огнем дружбы к Первому Дому… Но не воспылал же? Я права?       — Я, правда, не знаю, леди Ирма.       Мысли роились одна другой хуже. Настолько тайна, что не было сказано никому из них — мало того, на прямой вопрос не было отвечено даже безоговорочным отказом, нолдор делали вид, будто ничего важного не происходит. И тем не менее… какая-то тайна была. Хотелось бы верить, что не во вред им. Кто знает, что в головах этих вельмож?       — Вам не стоит беспокоиться, — еще тише добавил нолдо. Ирма прикрыла на миг веки.       — Ты прав. Рано или поздно… всё дает свои плоды. Спасибо, Нолмэ, — она подняла на него взгляд и слегка сжала его пальцы. — Надеюсь, ты замолвишь за меня словечко и я отправлюсь с вами.       — Разумеется.       — Держи, — клинок взлетает вверх неуловимым движением, но она привычно ловит его за рукоять. Ей не нравится гарда, балансировка, вес и заточка с двух сторон — у меча почти ноль маневренности, неправильный блок почти стопроцентно гарантирует вывих кисти, да и противник вполне способен зарезать её её собственным клинком — все из-за треклятой заточки.       Лорд хмыкает и говорит:       — Они не предусмотрены для женщин. Вы слишком легкие.       — Зато для нас предусмотрены кинжалы, цепи, иглы… Односторонняя заточка тоже вполне подойдет.       — Я помню, — Канафинвэ улыбнулся уголком губ. — Покажи, чему научилась.       Удивляться нет времени: как же, скроешь что-нибудь от вездесущих эльфов. Впрочем, Линталайэ, мог и сам рассказать. Верный, все-таки. Клинок описал дугу, разрезав воздух до свиста, и на полпути столкнулся с мечом Макалаурэ. Сталь жалобно заскрежетала и Миднайт навалилась всем весом, а после резко ушла в сторону, удержав клинок всего на пару секунд. Макалаурэ оглянулся — она снова заносила меч, но он ударил снизу, легко выбивая меч из рук.       — Еще раз.       Миднайт делает ставку на скорость: руки приноровились к весу, и она атакует слева, справа, по диагонали, не скрещивая клинки, а проныривая и уклоняясь. Она не стоит на месте, постоянно перемещаясь, но и реакция у Канафинвэ завидная — он не фехтует, скорее, танцует.       Она снова ударила, выплескивая всю накопившуюся ярость. Они смотрят глаза в глаза. Точно! Он следит за её взглядом, движение за движением… Она разрывает дистанцию и бьет наугад, наотмашь, не отрывая от него золотых глаз. Он отбивает, но рукоять чудом остается в её руках. Миднайт заводит клинок за себя, подступается быстро — он стоит, ждет. Никогда не нападает первым, ожидает её удара. Но клинок поднят, он защищается. А Миднайт со всей дури бросается за спину. Знакомо, ожидаемо. Приседает — а вот это уже нет. Макалаурэ только разворачивается…       Миднайт понимает. Если она атакует лезвием на него — ранит. Невыносимо, неправильно. Будет это реальный бой — отрубила бы руки. Или он… давно бы убил. Ранья делает сложную дугу, выставляя меч клинком вверх… Канафинвэ на мгновение застывает, а после соскальзывает и наставляет на неё кончик лезвия. Так они и остаются: она сидя, с болезненно сведенной от неудачного падения ногой и мечом вверх, и он, как тиран Дионисий с Дамокловым мечом.       Миднайт усмехнулась. Ей подали руку.       — Ты хорошо сражалась. Приём был тоже неплох. Но ты могла лучше направить меч, — прокомментировал Канафинвэ. — Тебе нужно просчитывать удар.       Скайрайс вздохнула, поднимаясь на ноги.       — Твои руки бы пострадали.       Он вскинул брови и снисходительно улыбнулся. А после привлек к себе, целуя сухими губами в лоб.       — Тебе не следует сдаваться. Продолжай тренироваться и обязательно получишь шанс выиграть, — эльф отстранился и легко щелкнул лоб пальцами — там, где поцеловал. Миднайт гневно зашипела и потерла место касания.       — Выиграть личный меч?       — Всё не можешь перестать думать о своей потере? У тебя был хороший клинок, но из слабой стали. Ты знаешь, — он серьезно посмотрел на неё, — чтобы выковать хороший меч, нужно изготовить хорошую сталь. Чтобы её изготовить, нужно очистить железо — ведь оно никогда не бывает чистым. Сера, шлак — их крупицы, но они как камешки в сапоге. Кузнец добивается их выгорания, а потом месит бруски стали, как тесто. Железо само по себе мягкое, но если обращаться с ним умело, если закалить его — при условии, что железо устоит, не раскрошась в процессе — на выходе получится отличный клинок.       — А я и не знала, что ты так хорошо знаешь кузнечные процессы.       Канафинвэ мягко улыбнулся, легко тронув её за подбородок.       — Я ведь сын кузнеца, Кующий Золото.       — Но ведь не culo, а laure, не так ли?       Он засмеялся и растрепал волосы на голове Миднайт.       — Всё верно, всё верно… Но и с cullo я обращаться умею, — он наклонился, заглядывая прямо в глаза. Миднайт поняла, и смутилась, чувствуя, как проступают алые пятна на щеках.       — Так ты отпускаешь меня в Нан-Дунгортеб?       — Эру, ну что за женщина. Я не отпущу тебя одну.       — Ты говорил, что поедут Линто, Романостэ и… Ромайон, — последнее имя она едва выдавила. Макалаурэ заметил это.       — Ты сомневаешься в нем?       — Я не видела его в бою. Линто — видела.       — Не сомневайся, — твердо сказал он. — Он сильный воин, и я доверяю ему свою спину.       Миднайт всполошилась.       — Погоди… ты тоже едешь? Но кто тогда остается во Вратах? Ты не можешь поехать! Это самое опасное и незащищенное место, если даже Ромайона не будет!       — Успокойся.       Она отступила, зажмурившись и глубоко вдыхая носом воздух. Прохладный, свежий, пряный. Пахнет хорошо — даже на таком расстоянии она чувствует запах, исходящий от него. Соль, и что-то терпкое…       — Давай еще раунд, — Миднайт снова принимает боевую стойку.       Её тело бережется — двигается плавнее, хоть и тяжелее — помнит удары, помнит падения. Она старается это сгладить резкими взмахами, скоростью. Макалаурэ отбивает без труда, издевательски в одной руке сжимая тяжелый меч.       Миднайт внезапно понимает — он ненавязчиво, а может и наоборот — резко и открыто дает ей понять, что в Нан-Дунгортеб её не отправит. От этого она злится сильнее, но по лицу видно лишь, как трепещут крылья носа, и губы сжаты в тонкую полоску — но это может быть от напряжения и потуг пересилить твердую руку эльфа.       — Всё еще надеешься выстоять? — напор стремительный, почти неожиданный. Сталь блещет искрами у самого лица, и само лицо Макалаурэ невыносимо близко…       Миднайт едва слышно рычит, пытаясь разорвать дистанцию — эльф преследует неумолимо, зажимает в угол, наносит простые, но выносящие удары. Миднайт разминает руки, напряженно следит за каждым его шагом.       «Надо было слушать Эриха», — брат когда-то учил её простому прямому удару — предсказуемому, но невероятно сильному, от которого во дни отработки практически не оставалось кожи на костяшках. — «Жаль, его нельзя применить с клинком — это для кого-то вроде Нельяфинвэ».       — Не отвлекайся.       Новый удар сбоку застигает её врасплох, меч сам скользит из вспотевших и донельзя обессиленных рук. Миднайт стремительно ныряет под занесенную руку. Рваный вдох. Безжалостно, невыносимо болезненно отбивая позвоночник, Миднайт бьет что есть силы ногами по ногам Макалаурэ. Сбит. Она мгновенно перекатывается и оказывается сидящей сверху, выхватив из-за пояса крошечный, узкий, как стилет, кинжал. По закону жанра она должна смотреть ему в глаза, вкушая первое удовольствие победы над кем-то вроде него, но Миднайт обессилено откидывается на спину, сполна глотая пыли. Стилет падает где-то у бедра.       Он молча встает, отряхивается.       Она лежит, с закрытыми глазами представляя его не укоряющий, не разгневанный, нечитаемый взгляд.       — Вставай.       Солнце бьет прямо по глазам — кто-то, когда-то, в её далеком детстве сказал, что потому у Нила хоть и солнца три (из-за оптического искажения атмосферы, разумеется — так-то два всего), но они светят тускло, потому что глаза сестер Скайрайс вобрали в себя весь полагающийся порядочным солнцам окрас.       А здешнее солнце, Ариэн то есть, должно быть, мстило за своих далеких собратьев-за-пределом. Она ухватилась за протянутую руку и была с легкостью поставлена на ноги.       — Я смотрю, ты на всё готова.       — Не на всё, но на многое, Кано, — он делает глубокий вдох, ну совсем как она пару минут назад.       — Идём, пора обмыться и спускаться в трапезную.       Она обессилено смотрит вверх, покачивается — в глазах мутно, в голове тоже — от вдохнутой пыли ли, от солнца, или от запаха нагретого тела рядом с ней. Не в силах стоять, девушка просто утыкается лбом в грудь эльфа и едва слышно выдыхает.       — Всё же, признаться, ты молодец, — в его голосе слышна мягкая усмешка, — я всеми силами старался выбить из тебя эту дурь.       — Не выбил, — хрипло отвечает Миднайт, чувствуя, как её надежно придерживают за спину. — Бей не бей — я всё равно пойду.       — Почему?       — Я больше ничего не могу делать, кроме как воевать, биться — пусть, как ты говоришь, неумело. Я не одна из лучших фехтовальщиц, но мне ли бояться? Самое страшное я уже видела… И…я записалась в солдаты еще ребенком, так что могу сказать, что мои желания и цели давно вызрели.       — Почему?       Миднайт судорожно вздыхает, глубже зарываясь лицом в чужую тунику. Так хорошо… Стоять бы так вечно.       — А что мне еще остается?       Макалаурэ отстраняется, обхватывая её за плечи. Заглядывает в глаза и тихо спрашивает:       — Почему ты так отчаянно хочешь погибнуть? Нан-Дунгортеб — место, куда уползла и где — лишь вероятно! — погибла Унголиант. Она сумела ранить самого Моринготто, оставила после себя несметное потомство.       — Так и отправил бы туда войско! Но вы шлете отряд смельчаков, с самым главным смельчаком — твоим младшим братом! — во главе. Не ты ли одобрил идею сжечь там всё и вся? Вполне по-перводомски, — она выдавила из себя неумелую улыбку и ткнула локтем. Он не ответил на улыбку, и Миднайт стушевалась, спрятав взгляд.       Он знает этот жест — она смотрит в глаза только тогда, когда не боится последствий, полностью всё взвесив и отринув иные пути, когда хочет сделать вызов. Макалаурэ легонько встряхивает её за плечи — ну же, говори, не бойся.       Голос Миднайт глух и ошеломительно звучен в пустынной, безжизненной тишине.       — Эльф. Научи меня… жить иначе. В мирной жизни я попросту бесполезна, ты же знаешь.