Звёздный Предел

      Ирма обессиленно привалилась к обугленному стволу, глотая воду из меха. Нос и глаза щипал горький запах пепла. Огонь едва ли затронул больше пяди леса, но и то, что осталось от него, было скорее декорацией к постапокалиптическому сюжету, в котором они и находились. Другой мир, другой трагический сценарий — а вкус у пепла везде одинаков. Как и горечь, животный страх, и берущие верх над разумом инстинкты.       Вот только человеческие лица, выпестованные далекой от Арды цивилизацией с этой характерной складкой у губ и у внутренних уголков глаз, выглядели чужеродно. Детали паззла с нужной конфигурацией, но совсем не с тем паттерном. И даже палитра… другая. Ирма потерла в пальцах отросшую ярко-голубую прядь волос, заляпанную хлопьями пепла.       Почерневший лес давил могильным молчанием. Может быть, или наверняка, здесь также обитали эти полуживые деревья, которым только дай кого-нибудь придушить корнем и прикопать в земле… Запоздало припомнились плотоядные лианы — и почему она тогда не подумала о хуорнах? Они же всякими могут быть. А ведь тогда они с Миднайт маскировали свой запах именно их соком, и это едва ли не прикончило её.       Шорох и скрип золы под сапогами нарушало лишь приглушенное пение. Вернее, не нарушало, а весьма органично вплеталось в уже затканное молчанием монохромное полотно, в котором звукам живых голосов не было места. Это очень удачно, — Ирма скосила взгляд на сгорбленную спину эльфа, — что Лаэгхен нашел их так вовремя. Без него она бы ни за что не выбралась из ловушки леса и не вытащила бы друзей из той могилы.       Эльф держал руки над неровно вздымающейся грудью Миднайт, шевелил пальцами, как будто перебирал струны. Он уже пояснил, что согласно эльфийскому представлению мира, Арда опутана и пронизана этими струнами, как лазерной сеткой, и малейшее движение, задевающее струну, докладывает всем, умеющим слышать, о действиях «дилетанта без слуха и голоса». И именно так Лаэгхен отыскал их. Что же, что не мешает — то помогает нам, так она рассудила. Струны, сутры, струпы, трупы… Голова кружилась от всего этого.       Миднайт тихо, рвано вздохнула и затихла, не приходя в сознание. Напев эльфа дрогнул, истончился, как звонкая нить источника, и замер, обезвоженный. Рига — напротив, лежал тихо, как мертвец. Ирма видела невооруженным глазом, что оба знатно отощали, но их состояние нельзя было назвать критичным. Да, конечно, это убило бы обычных людей, гражданских и не-модифицированных, но не усиленные организмы солдат Элизиума и уж точно не выведенных, «породистых» Скаев… Одно было странно.       — Они отравлены?       Лаэгхен качнул головой, его зеленые глаза все еще загадочно мерцали — его песнь стихла, и уходила сила, призванная из ткани Арды.       — Не в том смысле, который вкладываешь ты, ранья Ирма.       — А в каком же тогда? — у неё не было сил сердиться, но иначе она не могла. Эльфы! Она, может, и соскучилась бы по их неопределенным ответам, но порой и спустя месяца разлуки этого было слишком много.       — Они много дней не вкушали пищу, не пили воды, но и яда в телах нет. Но их разум…он смущен, угнетен, подавлен волей более могущественной… Это и есть худший яд для духа, тем более, такого свободолюбивого, как у вас, других, — пальцы Лаэгхена замерли на мгновение у холодного лба Штрауса, отвели рыжие пряди. — Этот лес полон духов, что пришли в Арду в день её сотворения. И не все из них благоволят Эрухини, будь то квенди, — его голос стихал, на смену уверенности пришла какая-то задумчивость. — Или же Пришедшие Следом.       Ирма вспомнила тело, — вернее, истлевшие кости, которые привиделись ей будто в бреду. И голос, принадлежавший давно погибшему брату… Она помотала головой. Нет! Эта чья-то «воля» только и ждет, чтобы взять верх над смущенным рассудком.       Лаэгхен смотрел в сторону братской могилы — ничем иным нельзя было назвать это скопище полуразложившихся под зноем тел, где ползали черви и кружили мухи. Ирма фыркнула, разгадав его мысль, и оторвалась от столба, приблизившись к эльфу.       — Я не буду их хоронить. Мне плевать на духов, плевать на лес — я видела, кто хотел обречь моих друзей на смерть, — Лаэгхен никак не отреагировал, но его лицо было белым, как глина на тех мертвых лицах. — Они сначала схватили Ригу, и мы с Миднайт отправились на поиски… они схватили и её, когда мы разделились, и у них двоих не оставалось иного выбора, кроме как защищаться самостоятельно. Кто знает, на что эти твари еще могли быть способны? Ты видел, что с рукой Рыжего?       Лаэгхен снова отрицательно затряс головой.       — Они не твари, ранья Ирма! И нет-нет-нет… Они не могли проделать такое. Зачем им это?       — Ты пытаешься их оправдать. Тогда сам ответь — зачем, — Ирма отошла от края ямы и опустилась на карточки, чтобы потрогать лоб Штрауса. Он пылал. Тело продолжало отчаянно бороться с инфекцией. — Нам нужно убраться из этого места. Чем скорее, тем лучше. И чтобы поблизости был ручей. У меня сложилось впечатление, что ты хорошо знаешь эти места — но я не буду спрашивать, откуда.       Но лаиквендо как будто не слышал её. Он медленно присел, зачерпывая горсть песочно-бурой земли, и бросил вниз. Затем еще. И еще.       — Ты так месяц закапывать их будешь, — сыронизировала Ирма. — У нас нет на это времени.       Рига под её рукой сделал сухой, прерывистый вздох, и затих. Лицо его было гладким и спокойным. Хотя он часто видел яркие, красочные сны. Ирма задумчиво продолжала перебирать его волосы. И тихий, надтреснутый голос Лаэгхена донесся, как из идущей ко дну радиорубки, где утопающий прощался с жизнью:       — Я не скажу, что их воля была подавлена — они сами выбирали свой удел, — красный песок всё сыпался и сыпался, припорашивая мертвых, как первый снег. — Но единожды сделав выбор, отказаться уже нельзя. Это… Дини, — Лаэгхен с трудом прочистил горло и рука его замерла. — Я рассказывал о них… Народ моей матери. Полагаю, это всё, что от него осталось.       Ирма подняла взгляд, но натолкнулась лишь на согбенную спину. Народ — и так мало? Тел там штук сорок, не больше. Такое бедное поселение, эти хижинки… Они не одно десятилетие продвигались прочь из Белерианда на восток, чтобы найти свой окончательный крах здесь… Так было и с кочевыми кланами Карвона — когда планета из бескрайнего морского края вконец превратилась в марсианскую красную пустыню. Лейдены, Ллонганы, Лервены, Ллойдны — все измельчали, поредели.       Над головой закаркал ворон, тут же вызвавший табун мурашек вверх по хребту. Но это был всего лишь ворон из Врат, которого лаиквендо притащил с собой. Он хлопал крыльями где-то вблизи, и Ирма с радостью бы посмотрела на то, как он выклевывает этим мёртвым дини глаза.       — Я сочувствую твоей утрате, — наконец, сказала она. — Но я буду права, если скажу, что ты их совсем не знал?       — Не знал, — глухо согласился эльф. — Но искал. Так много лет!       — У тебя впереди вечность, — возразила Ирма. — А они ушли не дальше Мандоса. Еще встретитесь.       Она неслышно оказалась рядом, положив руки на плечи и сжав, рывком поднимая эльфа на ноги.       — Нам пора. Не хватало еще похоронить этих двоих, — она кивнула на лежащие поодаль бессознательные тела друзей.       Лаэгхен кивнул и отстранился, легкими шагами удаляясь от ямы. Ирма оглянулась вниз — на неё смотрело всё то же безобразное черно-белое лицо, будто бы знакомое. Она пнула камешек, звонко ударившийся об ощерившиеся в посмертной гримасе зубы.       Наверху небо было всё таким же ало-оранжевым, словно навеки запечатлело пожар, уничтоживший большую часть зеленого мира. Признаться, Ирма бы повторила это не раз и не два, пусть даже ей бы пришлось пожертвовать чем-то большим, чем опаленные брови и волосы. Но обмолвившийся когда-то Куруфин, как всегда, гениально прав: проще выжечь всё поле и вместе с ним всех прячущихся орков, чем выслеживать их в густом лесу. Как иголку в стоге сена, — жаль, Куруфин такую поговорку не знал.       Маглор жестом пригласил сесть брата и разлил вино по кубкам — ровно половину чаши, безапеляционным и механически отточенным движением. Грациозно опустился в кресло, закинул ногу на ногу, покачивая загнутым золоченым носком сапога.       Маэдрос смутился бы под его холодным, ожидающим взглядом. Идеально ровный — таким он мог охарактеризовать младшего брата. С ровной интонацией, ровной походкой, спиной, выверенной речью приветствия и приветственным же ритуалом — разлитием вина по чашам, да так, что ни капли не упадет мимо. Это могло быть смущение, которое он когда-то испытывал в юности — когда не по годам разумный ребенок, первый из братьев, своими действиями выбивал его из колеи. Логичностью и тщательной выверенностью своих поступков и фраз, всегда идущих вразрез с импульсивностью их отца и его собственными поступками. Но, к своему счастью, Маэдрос давно разучился видеть в младшем брате только младшего; он видел равного.       А Маглор, очевидно, ощущал некоторое превосходство (что всегда было с ним): левой рукой он отстукивал мелодию по столу, другой держал кубок.       Йамель, отчитавшись, плотно прикрыл за собой дверь и скрылся в неизвестном направлении — его чеканный шаг гулким эхом отдавался в коридоре.       — Говоришь, ты знал?       Брат прикрыл глаза. Огромная кошка с круглыми, как золотые диски, глазами, зашевелилась и утробно заурчала у его ног — еще одна диковинка, которую Маэдрос не ожидал увидеть: до того любовь к экзотичному зверью проявлялась только у Тьелкормо.       — Да.       — Почему же ты мне не удосужился рассказать о такой мелочи?       — Потому что это и правда, мелочь, — Макалаурэ взмахнул по-королевски рукой. — Сколько их, этих несчастных? Они бредут в единственном направлении, что у них есть — на юг. А даже Врата, Химринг, Таргелион — для них юг. Подавлены они волей Моргота или нет — что с того? В крепость я их, конечно, не пускаю, но они вольны селиться на Ард-Гален и возводить поселения.       — Йамель оказался против таких решений.       — Насчет этого следует говорить отдельно, — снова короткий перестук твердыми пальцами. — А что приехал мне высказать ты?       — Как много тебе рассказывали бывшие пленники? — резко спросил Маэдрос, проигнорировав вопрос. — Ты встречался с ними?       Взгляд Макалаурэ остался нечитаемым.       — Разумеется. Я в курсе всех басен, что ходят в среде эльдар, живущих под моей рукой. Плохим бы я был правителем, если бы не знал слухов, подтачивающих уверенность моих воинов. Но даже если это слухи — что с того? Наш враг — на Севере. Других у нас нет.       В чем-то Кано был прав. Майтимо задумался и пригубил из чаши, поморщившись: брат опять разбавил его. Но что-то такое было в этом Азояре, что лишало его покоя.       — Если ты не заинтересован в очередном пленнике, тогда я временно забираю заставу под своё управление. Я лично хочу во всём разобраться.       Макалаурэ выгнул брови.       — Тебе мало забот, Нельо? Считаешь, что я и Морьо не справляемся с возложенной на нас задачей?       — Ты не придаешь значения тому, что важно.       — Что ты считаешь важным, Нельо. Для меня приоритетно усиление Осады, зачистка Ард-Гален и жизнь сбежавших пленников под моим присмотром. Расследования их жизней до плена меня не заботит, — Маглор отставил кубок. — Я не хочу распылять своё внимание на мелочи. Отвлекшись однажды, мы сами едва не потеряли земли и рассудок.       Кошка у его ног поднялась на лапы и выгнула спину, демонстрируя ряд симметричных черных полос на оранжевой шкуре. Шерсть на пузе, напротив, была ослепительно-белой.       — Конечно, мы можем послать разведчиков за Эред-Луин и разузнать об эльфах, решивших остаться за горной цепью. Но думаешь, они помогут нам в войне? Даже иатрим, познавшие мощь Ангбанда и сражавшиеся с орками до прихода нолдор, и слышать не желают о новых битвах. Мы одни. Моринготто затих, это верно; но долго ли продлится это затишье?       — Как давно стали сбегать оттуда? В мою бытность там, — изуродованная шрамом щека Маэдроса дернулась, — это было невозможно. Моринготто плевать на количество пленников, но работы там слишком много, и младшие наместники следят за всем. Как возможно, что внимание Моргота так ослаблено?       — Видно, ты не обо всём расспросил того пленника. Ходит слух, что он покинул Ангамандо и ушел на восток.       Маглор вздохнул, точно переводил дух после долгого сражения и сжал пальцами края чаши. Восток… Раньяр ушли на юго-восток.       — Зачем?       — Говорят, там пробудились Смертные. Скорее всего, он хочет склонить их к себе на службу. И это началось уже давно. В первый раз он отлучался в год восхода солнца, когда пришел Нолофинвэ. В этот раз он ушел надолго, и редкие беглецы доказывают это. И Моргот, и Гортхаур ослабили своё внимание на рабах и готовятся к чему-то более масштабному, — Маглор тер виски. — Если там и остались наши сородичи… Что же, они либо прячутся, либо сражаются, либо уже мертвы. Самое большее, что ты можешь сделать, это допросить Азояра о происходящем в Ангбанде. Что он помнит; чем занимался; что, возможно, готовит Моргот. Но не более того. У нас много дел, и Осада — всего лишь небольшая передышка. Она может окончиться в любой момент.       — Стало быть, нам стоит ожидать новых союзников Моринготто?       Это было плохо. Еще хуже, что и раньяр, ушедшие так внезапно. Эльза исчезла в один прекрасный вечер, оставив после себя записку, склад своих вещей, словно еще собиралась вернуться, и осведомленность Файнолмэ, сообщившего, что у неё срочная встреча со старшей сестрой.       Встреча состоялась, но ни неделей, ни месяцем позже она не вернулась в Химринг. А вот Маглор, судя по всему, оставался равнодушен. Оставались только легкие вмятины на стоящем осторонь серебряном кубке. Не более того.       Маэдрос ухватил за хвост скользнувшую мимо мысль.       — Ты смотрел в палантир. Как далеко ты заглядывал?       О, это было опасно. У раньяр были подобные штуки — планшеты с радио-передачей — он как-то видел эту штуку в руках Эльзы, и сиплый, едва прорывающийся сквозь шум голос её сестры. Эти штуки имели серьезный недостаток — они предоставляли связь очень ограниченного радиуса действия, и, таким образом, Эльза не могла дотянуться до кого-нибудь дальше Врат или Аглона. Палантиры позволяли братьям не только сообщаться между собой, но и охватывать невидимым взором местность на сотни и тысячи лиг, и даже немногим больше… Всех секретов видящих камней Феанаро не знал никто, кроме Первого Дома. Но кое-что изобретения далекого мира и гения нолдор делили на двоих: беспомощность перед мглой Ангбанда, перед черной мыслью Моргота, которая сочилась везде — в воздухе, воде, земле…и музыке, которая не прекращала звенеть даже в минуты молчания.       Маэдрос расслышал тихий скрип ногтей о рельефный рисунок чаши. Шорох бумаги, нехотя скользящий по столу вместе со вздохом ветра. Маглор молчал, или вслушивался — словно в этот самый миг он разбирал на аккорды и слова завихрения песни.       — Кано. Не пытался ли ты прорваться мыслью сквозь Врата Ангбанда? — Маэдрос настойчиво требовал ответа. — Стоит ли мне напомнить, насколько это опасно? Моргот видел палантиры еще в Валиноре, и…       Маглор поднял руку, призывая к молчанию.       — Его нет в Ангамандо, Нельо. И мгла растянулась до севера и востока — она довлеет над всеми землями по ту сторону Эред Луин.       — Где Озеро Пробуждения?       — Я не видел его… но на тот раз мне помешала иная Воля, — Маглор говорил задумчиво, перебирая пальцами в воздухе — словно его воспоминание о видении было связано с октавами, выдергиваемыми из невидимых струн. Маэдрос подался вперед — хотя смутное предчувствие уже поднялось.       — Чья же?       — Я считаю, что это всё же кто-то из Валар. Может быть, Ульмо. Если так, то Куивиэнен все еще под его защитой — поэтому я не смог увидеть его.       — Неудивительно, что он так редко приходил в Валмар, — Маэдрос и сам не помнил, когда воочию видел Вайлимо в последний раз. Этот Вала предпочитал свои чертоги у корней Арды, в самой Вайя. — Видно, Эндорэ представляет для него больший интерес.       Или же это был не Ульмо? Ульмо безраздельно властвовал во Внешнем Океане, разреженном как воздух, жидком, как вода. Его мощь была неизмерима для мелких морей, где наместничали его майар. Когда Маглор обращался мыслью на юг или восток, он видел только величественные потоки Гелиона, каждый раз выбрасывающие его сознание на морской берег, всё дальше и дальше от того, что он хотел видеть. Гавани Кирдана едва ли представляли для него интерес — высокие белые стены из монолитного и толстого камня, о которые армии орков в долгой Ночи разбивались, словно морская пена о скалы. Эти Гавани были защищены куда лучше Альквалондэ.       Маглор тряхнул головой — тяжелые косы ударили по спине и расплелись.       — У нас находятся одни из наибольших палантиров отца, — Маэдрос был очень задумчив. Мысли падали на пол, как тяжелый жемчуг, и отскакивали с гудящим эхом. — Для обращения с ними нужна большая воля, иначе они покажут лишь смутное видение, отпечаток наших собственных мыслей. Но все мы — сыновья Феанаро, и все его камни подчинены ныне нашей воле.       — Воля, большая или сравнимая с нашей нужна, чтобы затмить нам взор, — согласился Маглор. — Валар вполне подходят под это описание. Но что ты хочешь сказать?       — Если на востоке схлестнулись Моргот и Ульмо, чьих замыслов мы не сможем постичь — почему не увидеть это другими глазами?       По лицу Канафинвэ пробежала тень. Понял. О, он не мог не понять.       — У них нет палантиров. И они не эльдар, до них не дотянуться даже с помощью осанвэ — слишком далеко.       — Ты мог бы попытаться. Мне казалось, между вами есть…доверие.       Ритм неслышимых аккордов сбился. Маглор сделал рукой последний, надрывный пасс и сжал ладонь в кулак, задавив песнь.       — Кано, я не могу понять твоих чувств, — Маэдрос откинулся назад и уставился на окаменевшего брата из-под полуопущенных ресниц. — Но одно мы делим на двоих… этот Рубеж. Защиту народа, и наших младших братьев.       — И Клятву, — прошептал брат.       — Именно. Не забывай о ней.       — Почему ты все-таки повернул назад? — Миднайт мучительно закашлялась, когда её дыхание вновь стало выдавать хрип и сиплый свист. Страшно подумать, чем набиты её легкие теперь… После пневмонии, едва пережитой в детстве, она особенно тщательно следила за состоянием лёгких. И…вот. Она с благодарностью приняла мех, полной теплой воды.       — Лорд Маглор приказал во что бы то ни стало вернуть тебя домой живой и невредимой.       Миднайт грустно усмехнулась на это замечание. Улыбка больше походила на одну большую трещину, покрытое слоем пыли, как у старой статуи.       — С одним ты точно не прогадал. Но возвращаться сейчас я не стану, Лаэгхен.       Эльф вздохнул.       — Сейчас не время проявлять свое упрямство, Миднайт. Но и твой лорд не назвал точный срок: думается мне, он понимает тебя больше, чем ты готова признать.       Рига оторвался от своей нехитрой трапезы, состоящей из набранных Лаэгхеном съедобных корешков и ягод, ревниво покосился на Миднайт. Фыркнул.       — Да она сама себя не понимает, эльф. Ты только посмотри на неё.       Миднайт устало провела влажной рукой по лицу, смазывая полосу сажи.       — Ты уверен, что сейчас хочешь говорить об этом, Штраус? — Рига пожал плечами и отвернулся. Лаэгхен протянул руки и несильно сжал кончики её пальцев.       — Я пришел помочь тебе — по своей воле. Каким бы ни был твой удивительный путь — я буду идти рядом. Не упрямься. Тебе нужно найти сестёр.       — Не только. Есть еще одна вещь… — Миднайт набрала побольше воздуха в легкие, которые сейчас гудели от боли, как гигантские сифоны. Она подавила кашель. — Я видела кое-что… в палантире Макалаурэ.       — Умница, и не постеснялась же, — Рига так и фонил иронией, проснувшейся вместе с ним под волшебными песнями лаиквендо.       Миднайт поджала губы.       — Ты слишком жизнерадостен для того, кто все еще может лишиться руки. Лучше займись своей раной, — Ирма отняла у Миднайт бурдюк и передала Штраусу. — Макалаурэ… Что ж, думаю, он простит. У меня не было выбора. Я должна была проверить те догадки, от которых пухла голова… А эти штуки позволяют видеть не только на большое расстояние, но и на некоторый временной отрезок.       — Увидела, что с нами будет? — поинтересовался Рига, осторожно распутывая перевязь. Пыл его поубавило разом.       — Я не смотрела. Хотела проверить только те записи… хотела увидеть Землю — ту, какой она была. И ту, до которой мы не долетели.       — Увидела? — с жаром спросила Ирма. Лаэгхен тоже выглядел заинтересованным, хотя диалог вряд ли был ему понятен.       Миднайт качнула головой. Палантир — штука сложная. Макалаурэ мимоходом показывал его, но не в деле. Миднайт руководствовалась тогда только теорией и кратким всполохом сумасбродства, убедившим положить ладони на огромный черный камень. Для того, чтобы обуздать его, нужна неизмеримо огромная воля, упрямство — назови как хочешь. Но саму Миднайт в тот день одолевали сомнения и страхи. Палантир транслировал их как зеркало — гибель Земли, когда и воздух, и землю, и даже воду заволакивал ядовитый дым (её давишний сон); лист обугленной бумаги с приказом о ликвидации мятежных офицеров; огромную гору, из которой выплескивалась лава; Вечная Ночь — и до чего были прекрасны звёзды, кружащиеся над головой, как в безумном калейдоскопе! А затем всё будто замерло, сжалось до невидимой точки — и вспыхнуло. Как Вселенная. Миднайт пропустила через себя всё. Звуки новорождённого мира, дрейфующие по поверхности океанов материки, кометы с яркими хвостами, кружащиеся вокруг по неправильным орбитам, едва протоптанная дорожка в ослепительно-белом снегу, жар юга, от которого трещат волосы — и невообразимо большое количество людей, проснувшихся от лучей солнца, щекотавших веки.       Это было невообразимо много, и в то же время — ничтожно мало. Ничего из того, что помогло бы распутать эти насмерть спутавшиеся нити Вайрэ, если она и впрямь ткала судьбы. Миднайт после того «сеанса» забилась поглубже в винный погреб и откупорила бутыль вина — уж лучше её сочтут пьяной, чем чокнутой и разбитой из-за неудачнонго несанкционированного пользования неизвестным устройством.       — Увидела. Палантир просто вернул меня на Землю — в буквальном и фигуральном смыслах. И люди… они были прекрасны! Когда я очнулась, я уже плакала, — Миднайт почесала голову, словно стыдилась этого откровения. — Я поняла, что это — мы. Наша раса! Так тянет…и отталкивает. Как будто что-то твердит: не нужно тебе это. Поворачивай назад.       — А ты не послушалась, — резюмировал Рига. — Действительно, когда это мы слушали подозрительные голоса в голове?       От Миднайт донесся только тяжкий, удрученный вздох.       — А потом я нашла аргумент. Ведь люди… они…так же беззащитны, как первые эльфы перед Черным Всадником. И в то же время, мне кажется, что люди — сильнее. Чего может бояться смертный? Смерти? Она и так неминуема. Она — неизвестность только для бессмертных, для эльфов, которые никогда прежде не умирали…       У Лаэгхена забавно вытянулось лицо, а Рига рассмеялся, чуть морщась от боли:       — Наконец я узнаю прежнюю тебя! Ты была слишком жизнерадостна в последнее время. Я скучал по твоим разговорам о смерти.       — Да уж, — кисло протянула Ирма. — Вы и впрямь дополняете друг друга. Как инь и ян.       — …и я подумала о том, что им тоже придется воевать. Палантир ясно показал мне, что Моргот не отступится. Он хочет всё.       — Разрушить, — вставила Ирма.       — Да. И люди…неплохие союзники. Если бы только убедить в этом нолдор… И те, и другие — дети Эру. И, как ни крути, судьба у нас сейчас одна: война. От неё никуда не деться.       — Так ты отправилась в это самоубийственное путешествие ради блага нолдор, — Ирма говорила с каким-то странным умилением, глаза же были как синие льдинки.       — Нет! Ради всех нас, — с жаром воскликнула Миднайт. — Мы хотели убежать от войны, и мы убежали! Но куда? Здесь еще хуже! И если нам всё равно предстоит сражаться и умирать, почему бы не сделать всё возможное, чтобы наш нелепый побег не был зря?       — Умом я тебя понимаю, Миднайт, — заметил Рига, с беспокойством оглядываясь на Ирму. — но…       — Забудь, — Ирма махнула рукой. — Просто забудь. Мы почти у цели. А твои сёстры, Миднайт, и Мария с Джеймсом…скорее, уже её достигли. Нам нужно нагонять.       У Миднайт дернулись губы в подавленном всхлипе. Глаза были по-прежнему сухи, хотя отдавали очень нездоровым блеском.       — Ты злишься на меня.       — Ещё как, — Ирма не стала отнекиваться. К тому же, она выглядела очень изможденной. — Ты возомнила себя Богом, чтобы решать, как кому и куда идти. Ты чуть не угробила нас — и слава неведомым силам и Лаэгхену, что мы все еще живы. Но в следующий раз…если он случится, конечно… — истеричный смешок, — я больше на твои авантюры не поведусь. Как в той сказке про примерещившегося пастуху волка.       — Я услышала тебя. И, — Миднайт протянула было руку, чтобы коснуться чужого плеча, но Ирма отстранилась, и рука повисла плетью, — спасибо. Но я чувствую, что всё, что мы делаем — не зря.       «Надеюсь, что так оно и есть», — Ирма открыла было рот, но тень упала на её лицо и она смолчала.       Рига вклинился между ними и целой рукой обхватил Ирму за плечи, увлекая её за собой под вечнозелёные деревья.       — Нужно устраиваться на ночлег, дамы. Мы все слишком устали.       Миднайт лежала на жесткой подстилке из хвойных иголочек, когда рядом устроился Лаэгхен и набросил на неё свой плащ.       — Ночи здесь ужасно холодные — прошептал он, едва слышимо, чуть касаясь губами ушной раковины. Миднайт, не найдя в себе больше сил, просто хлопнула глазами. — Так что ты увидела в том волшебном камне?       Миднайт зажмурилась, всем телом впитывая тепло, которое источал эльф. Она видела, как подобная мягкая кожа черствеет, истончается и заживо гниет… Она потянулась пальцами к потертому камзолу, чтобы почувствовать стук сердца — и пронести его сквозь все грядущие кошмары.       — Орков, Лаэг. Я видела... орков вместо людей.