Звёздный Предел

      На юге Белерианда воздух оказался намного чище и свежее. Миднайт еще помнила, какой он во Вратах: временами прелый, временами душистый, временами промозглый и неизменно пропитанный запахами железа и серы. Здесь всё было иначе, словно этот край войны никогда не знал.       По правую руку вдалеке алел холм. Она шла уже довольно долго, так что это вполне мог быть Амон Руд. Если это он, то она каким-то образом миновала Амон Эреб и избежала встречи с дозорами Амбаруссар. Везение, не иначе.       Прежде, чем она выбралась наружу, минуя заброшенные гномьи залы, наполненные лишь эхом от её шагов, сотню пролетов и побитых лестниц, казалось, прошла целая вечность. Её вела рука призрака. В дальней стене зияла дыра — и как только они её не обнаружили? Рядом много камней и каменные крошки. А прямо за обвалившейся стеной — рукотворные коридоры, галереи, залы и переходы. Желудок сводили голодные судороги, а от ледяной воды околело тело. Но она шла, и разогревала кровь по жилам. Шла, шла, шла. А когда темнота уже стала для неё привычной и родной, свет резанул глаза.       Свет солнца рассветного солнца выжег призраков — их холодные руки больше не направляли её, мертвые глаза больше не следили за ней. Солнце, как и все звезды, обладало удивительным свойством: оно было первопричиной жизни, но оно же и определяло её конец. Её воспоминания были живыми. Теперь же их почти не осталось. Даже то, золотое полыхающее лицо в затхлом полумраке провала — таяло, словно было галлюцинацией голодающего мозга.       Оставалась только петляющая дорога впереди.       Она шла то ночью, то днем; падала от усталости спать на рассвете или на закате — глаза закрывались и открывали сами собой, и мозг сигналил «просто иди». Хоть куда-нибудь. Мысли были спутанными, шарахались из стороны в сторону нестройной толпой, нагромождаясь друг на друга.       Иногда она порывалась выйти на гномий тракт, проложенный еще двадцать лет назад еще южнее, соединявший гавани Фаласа, Амон-Эреб и Ивринь. Кажется, Амбаруссар начали его прокладывать еще до Мерет Адертад…       Будь это человеческий мир, тракт давно был бы разрушен и укрыт травой. Впрочем, проверить она это не могла.       Валакирка была единственным ориентиром — она по-прежнему венчала север. А она движется куда-то на запад… Впереди, должно быть, владения нолфингов.       Миднайт замерла. Не до конца сформированная мысль, преследовавшая её вместе с солнцем, замаячила перед внутренней складкой век. Север. Ей необходимо на север! Там есть кое-кто, с кем она еще может заключить честную сделку… Её обхватило радостное возбуждение, нет, надежда.       Под ноги вонзилась стрела. Миднайт замерла, едва занеся ногу для дальнейшего шага — а она как раз хотела повернуть назад. Мысль, до того набатом стучащая в голове, исчезла. Зрение на мгновение затуманилось, затроилось — и вот вместо одной стрелы их уже целый рой, некоторые и вовсе больно царапнули по голени.       Миднайт осоловело пялилась на зеленое оперение, очертившее вокруг неё ровный круг. Дозорные Амбаруссар? Она покрутила головой — но ни топота, ни конных видно не было. Это в чьи же запретные пределы её занесло? Неужели орки?       Нет, орки бы не стали предупреждать, а уже давно убили… Голос золотого майа насмешливым эхом зазвенел в опустевшей голове, и по позвоночнику вниз стрельнул холод, у Миднайт перехватило дыхание. Она сделала шаг назад — на голых инстинктах, и, запнувшись, упала. Сердце оглушительно стучало, она силилась сосредоточиться, но страх уже охватил всё естество и подчинил жилы. Она не могла двигаться. Голова кружилась — не то от переизбытка выброшенного в кровь адреналина, не то от недостатка кислорода.       В глазах уж было темно и бег крови заполонил уши, когда она ощутила присутствие посторонних — телом, отблеском боли во вздёрнутом на ноги теле. Кто-то придерживал её под мышками, пока Миднайт мотала головой и пыталась проглотить ставший в горле ком. А руки… руки-то были тонкие, цепкие, и горячие, как раскалённый металл.       Миднайт посмотрела на эльфа мутным, расфокусированным взглядом. Мог ли майа из Ангамандо принять новый облик?       Голоса доносились как из-под заслона ревущего водопада.       — Это дева…?       — Похоже, на то… Она из нолдор? Эй, ты слышишь нас?       — Похоже, что она не понимает нашу речь. Должно быть, из синдар или лаиквенди. Спроси на синдарине.       Опять какое-то бормотание. Миднайт различила отдельные слова, но рот ей не подчинялся. Зрение только-только прояснялось. К ней склонились лица — обветренные, загорелые, но эльфийские, с их яркими и прозрачными глазами.       — Не понимает… — протянул тот, что был ближе. Кажется, именно он и придерживал её до сих пор.       — Что делать? Отпустить её?       — Мы не можем… Мы выказали себя, нужно препроводить к начальнику стражи.       Миднайт поняла две вещи: её куда-то хотят отвести, и она по незнанию забрела куда-то не туда. В какое-то охраняемое место. Очевидно, тайное. Неужели в Белерианде что-то случилось за время её отсутствия?       Для верности ей связали руки и повели, словно лошадь, на поводу. А у неё словно бы речь отнялась — много-много лет назад, когда солнце еще не взошло, она и то — адекватнее себя вела.       Тем временем, лесные (лесные ли? здесь одни лишь холмы) завели её в небольшой перелесок, где деревья стояли плотнее, и дорога резко уходила вниз, в болотистую местность, где отчетливо был слышен какой-то подземный гул. Миднайт даже потрясла головой для верности — нет, это не в её ушах звенело.       Она затормозила.       — Где мы? — спросила она на квенья. Эльда — тот, что вёл её на поводу — резко развернулся.       — Так ты, всё-таки, понимаешь! — Миднайт кивнула. Не отпираться же теперь. — Ты из какого народа и куда направлялась?       Она открыла рот и закрыла. Что сказать-то? Что она из раньяр? Вряд ли он слышал. Из нолдор? Так не похожа…       — Никуда…точнее, я просто шла.       На неё посмотрели с видимым сомнением. Эльда нахмурился и развернулся к тому, что шёл впереди — предводителю, должно быть. Он говорил быстро, и на каком-то странном варианте квенья, свистяще-шипящем, что ли… Миднайт напрягла слух.       — … вероятно, сбежала из Ангамандо. В последнее время оттуда бежит много пленных, по всему Белерианду слухи.       — Разве Феаноринги не должны были укрепить рубежи?       — Некоторые просачиваются. Не орки же, трудно заметить, — эльда-поводырь еще раз на неё оглянулся, но уже как-то нервно.       Миднайт посчитала верным прояснить ситуацию:       — Я не из Ангамандо.       — Тогда кто ты?       — Я из… северных земель нолдор.       — Тогда как тебя зовут? — продолжал допытываться поводырь, не поверив ни на грамм. — Чья ты дочь, или сестра, жена? Где твои родные?       Миднайт вздохнула. Даже скажи она, что она из фиримар — кто ей поверит? Где племя, в доказательство? Да и вряд ли люди здесь называли себя хоть как-то по-эльфийски.       — У меня их нет. Но у меня есть меч нолдорской работы… это докажет?       — Как тебя зовут? — продолжал настаивать дозорный. Он уже злился. И Миднайт сдалась:       — Энтеломэ.       — Где твой дом?       — У меня нет дома. Больше.       Нолдо (судя по тому, что он говорил на квенья) невесело хохотнул.       — Все мы потеряли свой дом, оставив его, но всегда можно отстроить новый. Если ты прибыла из Амана, то с кем-то. За чьим Домом ты следовала?       — Не похожа она на калаквенди…. — с сомнением протянул другой. — У неё глаза… другие.       Миднайт сглотнула. О, эльдар с золотыми глазами не было от слова совсем. По крайней мере, никому доселе такие не встречались, даже в песнях не было упоминаний.       Глава дозора умолк и задумчиво взглянул ей в лицо, рассматривая более пристально. Долго-долго смотрел в глаза. А потом отдал хлесткий приказ препроводить её в город.       В город? Но на юге не было городов… Неужели они говорят о Гаванях? Тогда зачем тайный дозор? Ах, да, возможно они охраняют Южный Тракт, и как она раньше не поняла. Рига рассказывал, что из-за гор начали переваливать караваны орков, и, собственно, это была одна из основных официальных причин, почему они…       Миднайт оборвала мысль. Теперь это всё не имело значения.       В перелеске была едва заметная складка в земле. Не зная, куда смотреть, случайный путник её вряд ли удостоит вниманием. Неровность в ландшафте, или зыбкая почва, осыпающаяся под слишком голодными корнями. Но это оказался вход в пещеру. За пещерой была другая, соединенная узким каменистым проходом. Миднайт всё анализировала только наощупь — после недолгого допроса ей повязали плотную повязку на глаза и связали руки верёвкой. Она шла, как слепой брошенный котёнок — эльфы-то прекрасно ориентируются по слуху и не спотыкаются, как она. Должно быть, она себя уже давным-давно выдала.       Затхлость переходов, от которых кружилась голова и в голове восставали непрошенные воспоминания о минувшем году, резко сменилась свежестью и оглушающим шумом воды.       «Водопад», поразилась она. «Подземный водопад».       Но от мыслей о подземелье ей снова поплохело. Она замерла.       — Я не хочу идти, — в собственном голосе отчетливо сквозила иррациональная паника.       — До этого же ты шла, — хмыкнул сопровождающий.       — Куда вы меня ведете?       — В город.       — В темницы, — добавил другой. — Посидишь там, пока не придумают, что с тобой делать.       — Кто придумает?       — Владыка Финрод Фелагунд.       Финрод? Тот самый - глава Третьего Дома нолдор?       Она распахнула рот, но не издала не звука.       Они никогда не встречались лично, но она была о нем наслышала. Возможно, и он знал о ней. И он знал Ирму….       — Владыка Финдарато? — пробормотала она. — Он, глава Третьего дома нолдор?       — Других под этим именем мы не знаем, — хмыкнул собеседник. — Уж о нём-то ты знаешь?       — Знаю… Но что это за город?       — И ты называешь себя нолдиэ? — с сомнением другой голос. — Это тайный город Нарготронд.       И думать не думала называть себя когда-либо нолдиэ, но жизнь заставила. Нарготронд…. Была ли река неподалеку Нарогом?       Она наткнулась на какую-то стенку, но сопровождающий её нолдо, тяжко-протяжно вздохнув, потянул её за плечо куда-то влево и легонько подтолкнул вперед. Она брела мелкими, дрожащими шагами, как слепой котёнок. От стен слева и справа, снизу и сверху было не по себе, пусть и воздух был свежий, будто лесной — её отточенное чувство замкнутого пространства не давало себя обманывать.       — Если город тайный, то зачем здесь темницы? — пробормотала она самой себе. Но эльфы, само собой, услышали, поэтому она заговорила громче: — Если бы я была пленным врагом, меня можно было бы допросить и убить после, но даже для этого не нужно вести в город; если я случайный прохожий, ненароком узнавший тайну, то мне все равно не выйти из города, чтобы он продолжал оставаться тайным; если второй вариант верен, то темницы нерациональны — пленника нужно кормить и стеречь, это трата ресурсов впустую, достаточно просто запретить, как и всем, покидать город и дать убежище. Зачем темницы?       Ответом было молчание. В самом деле, как мало потенциальных пленников будут делиться подобными рассуждениями со своими конвоирами. Это от волнения, не иначе. Она прежде не была такой болтливой, но она хотела хоть как-то заглушить галоп сердца, который наверняка был слышен.       Миднайт нервно хихикнула, её взволнованный треп, наверное, действовал уже на нервы.       — …тогда это скорее «комнаты для временных мер», чем темницы. Там будет где справить нужду?       — Удивительно, — ответил глава дозора медленно, с расстановкой. Своим суровым тоном он придавал вес каждому слову. — Но лорд Маглор, когда наведывался сюда, называл их точно так же.       Финрод Фелагунд ошеломлял. Ирма не соврала и не приукрасила ни капли, когда описывала его. Во всём мире не хватит эпитетов, метафор и средств гиперболизации, чтобы действительность стала богаче, чем она есть.       Во-первых, он был невероятно красив. Миднайт довольно прохладно относилась к внешности в целом, а уж после двадцати лет жизни среди подобных… не имещих внешних изъянов существ…. В целом, она считала Макалаурэ красивым, но красивым был даже Ромайон, от вида которого она раздражалась. Она умела быть рациональной. Но на восседавшего перед ней короля подземного города Миднайт натурально вылупилась — уж очень это всё походило на антураж волшебной детской сказки про параллельный мир, полный прекрасностей и чудес. Но сказки были миражами, а Финрод, в золотой короне из перевитых между собой змей и диковинных цветов, был вполне себе реален.       Во-вторых, чтобы поглазеть на неё, собрался весь королевский двор. В просторном тронном зале, больше походящим на бальный, собралась не иначе как треть города. Многие приближенные теснились у самого трона — кто златоволосый (родственники?), кто темноволосый, кто-то с серебристыми волосами. Но все они одинаково молча и с интересом глазели на неё-оборванку в ответ.       В-третьих, сам Финрод смотрел на неё с каким-то странным, детским восторгом. Словно это не она наконец узрела сказку наяву, а он. Не видел, что ли, побитых жизнью путников? После Хэлкараксэ и сам должен был выглядеть не лучше… Миднайт почувствовала себя резко неуютно. Она поклонилась — насколько позволяли по-прежнему связанные руки, и сухо произнесла слова приветствия.       — Как твое имя, о странствующая дева? Волей случая или же преследуя какую-то цель, ты перешагнула границы моих владений?       Внутрь закралось неприятное, скребущее чувство. Ей почему-то резко, отчетливо показалось, что он её узнал. Непонятно каким образом, но вряд ли в узких кругах Белерианда в ходу были её портреты… Но чувство вопреки голосу разума с каждой секундой только росло. Но Миднайт представилась так же, как и стражнику ранее. В конце концов, это было лишь наполовину ложью.       — Меня зовут Энтеломэ, я из северных земель нолдор.       Финрод удовлетворенно кивнул и откинулся на спинку удобного трона. Он ожидал продолжения. Как будто она ему тут сказку рассказывает. В какой-то мере… это она и должна была быть. Очень-очень занимательная сказка, из серии тысячи и одной ночи — сказка взамен на жизнь и, желательно, привольную. Миднайт прочистила горло:       — Я действительно странствовала и не знала, что здесь находится тайный город, иначе бы не посмела столь дерзко нарушить границы, не имея на то веских причин. Дело в том, что я… уже довольно давно путешествую одна, и некоторое время я вовсе не сообщалась с сородичами.       Финрод кивнул, вид у него стал слегка озабоченным. Миднайт неловко повела плечами: ради её одной собирать всех-всех… Не мог же прославленный Артафиндэ Инголдо быть настолько жесток? Она же ему нигде не переходила дорогу? Южный Тракт не в счёт.       Ближайший к трону эльда наклонился и зашептал что-то королю на ухо. Финрод покивал и улыбнулся:       — Что ж, в таком случае, я приглашаю тебя побыть здесь гостьей, Энтеломэ из нолдор.       — И… — она сглотнула, — как долго… мне придется быть здесь гостьей?       — О, — лицо короля посветлело, — покуда я не решу, что ты достаточно отдохнула. Взамен, я хочу узнать где же ты странствовала, что так долго не видела сородичей.       Миднайт сглотнула. Как-то странно это всё. Неужто он её узнал? Совершенно наверняка узнал. А вон тот спешно покинувший чертог нолдо наверняка ушел отправлять весть во Врата…       Её прежний конвоир мгновенно материализовался рядом. Расправив плечи, она твёрдым шагом покинула тронный зал, а нарготрондская знать всё так же безмолвно глазела на её удаляющуюся спину.       Ей отвели внезапно большие комнаты — гостиная, размером с её покои во Вратах, спальня за отдельной дверью, и ванная комната. Это было интересно и оч-ч-чень необычно. До чего же разными могут быть эльфийские властители.       Недолго думая, она скинула с себя все одежды и забралась в огромную купель, выдолбленную прямо в стене. Вода подавалась здесь по небольшому узкому желобу, горячая и холодная, слив же был закупорен затычкой. Были здесь и разные банки-склянки с маслами, притираниями и мылом.       «А умеют хорошо жить!», подумалось ей. Во Вратах не было такой роскоши. Конечно, лорд Маглор уют и комфорт любил, но чтобы такой — с размахом, с роскошью… Казалось, на севере Белерианда попросту не умели расслабляться, особенно когда из окон на высоких этажах виднелись пики Железной Твердыни.       Но здесь Железной Твердыни видно не было, здесь была наконец-то горячая вода, место, где вытянуть тело, вкусные и легкие запахи…       Миднайт нырнула с головой. Тело отвечало ей довольным, утробным стоном.       Здесь же были не только полотенца, но и халаты. Укутавшись в один из них и до сих пор не веря своему счастью, Миднайт выползла в гостиную, где до того хаотичной дорожкой на пути в ванную разбросала свои вещи. Дурно пахнущие, грязные и, стало быть, требующие немедленной стирки и починки.       Вещей не обнаружилось, зато обнаружился король собственной персоной.       Миднайт икнула и запахнула халат плотнее.       Финрод был без короны, в кресле, и рассматривал расставленные на столе блюда.       — Я знаю, дорога твоя была трудной и очень долгой, но всё же я не смог сдержать любопытства, — он покосился на двери. — Хоть и Гвиндор настоятельно просил оставить тебя в покое хотя бы до завтрашнего утра. Но я смотрю, тебе уже лучше.       — А Гвиндор — это…       — Тот, кто встретил тебя на равнине и отвёл сюда, — арафинвион обвел рукой комнаты. — Тебе нравится здесь?       Миднайт кивнула, не подобрав более подходящего ответа.       — Вы знаете, кто я.       — Энтэломэ, ты ведь представилась, — он безмятежно улыбнулся, но в глазах плясали искры веселья.       Миднайт вздохнула и взъерошила влажные волосы. И что за игры… Она плюхнулась в кресло напротив. Вид тёплой, ароматной еды наполнил рот слюной.       — Если вы не возражаете, я для начала поем, — она пододвинула себе тарелку. Король милостиво кивнул, и пододвинул к себе другую.       Странный он всё-таки.       Миднайт меланхолично жевала капусту, какие-то овощи, здесь был даже бульон — всё отварное, тушеное, легкое — самое то для продолжительного недоедания. После насыщения она отодвинула от себя тарелку и подвела черту:       — Меня зовут Миднайт, Энтеломэ — лишь дословный перевод на квенья. Меня так тоже звали…немногие.       Финрод кивнул. Его щеки тоже были чем-то набиты. Миднайт смотрела на него с чувством непередаваемого благоговения и восхищения — и понимала, почему за ним пошло столько народу. Едва ли не больше, чем за Нолофинвэ. А ведь хватило, чтобы заселить не только Дортонион, и но и устье, и долину Сириона, и даже этот подземный город.       — Вы знаете меня? — продолжила допытываться она. — Иначе бы вы… не оказали мне… подобного приёма, — не зная отчего, она стушевалась. — Мне так кажется.       — Ты находишь такой приём чем-то особенным?       — Да. Вряд ли вы привечаете так всех бродяжек. Это нерационально с точки зрения растраты ресурсов.       Финрод задумчиво взглянул на неё и указал на кувшин:       — Вина?       — Нет, благодарю. Если мне сейчас еще и вина, я банально засну как есть — в этом самом кресле. Но вы же пришли не затем, чтобы усыпить меня?       — Я пришел убедиться, что ты пребываешь в твердом здравии и трезвом рассудке, — Миднайт подняла на него изумлённый взгляд. — Я узнал тебя, но не сразу; один из моих советников напомнил мне.       — Вы напишете во Врата?       — Сдается мне, эта мысль гнетёт тебя.       Миднайт поджала губы. Мысль о вине теперь не казалась такой плохой.       — Я… пока не готова, — королевский приём, очевидно, заслуживал того, чтобы она высказалась более пространно: — Мое путешествие сплошное разочарование — я не только ничего не принесла, но многое потеряла. А если и принесла, то… боюсь, как бы это не стало причиной многих бед.       — Вот как.       — Я действительно просто брела тогда и толком не знала, куда податься. Я старалась обходить селения эльдар, чтобы оставаться незамеченной. Однако теперь, когда я здесь, меня мучает один вопрос. Возможно, вы можете подсказать мне ответ.       — Подскажу, если знаю.       — У нас… в моем народе бытовало убеждение, что избегать пророчеств бесполезно. Избегая, только идешь им навстречу. Как думаете, если не избегать пророчества, а идти ему навстречу — сбудется оно или нет?       — Если оно правдиво, оно сбудется так или иначе, — чуть нахмурившись, ответил король и подлил себе вина.       Миднайт будто даже удовлетворенно улыбнулась и кивнула, и потянулась сама за кувишном. Финрод улыбнулся и отстранил её руку, сам наполнив ей бокал.       — Я так и думала. Значит, нет смысла волноваться о будущем.       — Но почему ты спросила?       — Да так… Я думаю, вы и сами понимаете — куда легче жить, зная, что ты сам уже ни на что не влияешь.       — А кто тогда влияет?       — Не знаю… — она забарабанила пальцами по столешнице, — может быть, Бог?       — Тогда зачем Единый наделил нас мыслями? Отчего каждый из нас мыслит по-своему, и случаются споры и ссоры?       Она задумалась.       — Может быть, это ему выгодно. Говорят, истина находится в споре. Может быть, путь к его Замыслу не только очень длинен, но и очень заковырист.       — Отчего ты считаешь, что споры и ссоры созданы единственно ради Замысла?       Ранья уставилась на нолдо. Как у него странно ходят мысли… или всё-таки у неё. Создавалось впечатление, что Финрод ненавязчиво указывал ей самой на пробелы.       — Тогда почему все еще существует Моргот? Почему ему все еще позволено быть? — нет, не указывать на раздор нолдор, тема даже для такого, как владыка Финрод, должна быть болезненна…       Финрод не отвечал. Смотрел в стену. Так же, как когда-то смотрел и Маглор, и она сама — после их редких споров. Всегда они уводили куда-то не туда от основной темы, и они расходились, раздражённые, ни с чем. Так бывало в последнее время.       — Если он есть, значит ему позволено быть. А если бы не было позволено — то и не был бы. С другой стороны, возможно и не существует того, кто бы позволял и не позволял. Тогда всё равно, получается, — она проследила за вглядом златовласого нолдо — в огонь камина (и это летом!), — что раз он есть, то так и должно быть.       — Причудливы пути измышлений твоих, ранья Миднайт, — вздохнул Финрод. — Мне нечего возразить. А насчет твоего первого вопроса, мой ответ таков: время не обратить вспять, не уйти от него в сторону. Так что… куда бы ты ни шла, ты всегда будешь двигаться вперёд, и никогда — назад. Остановишься ли ты перед дверью, если будешь лишь наполовину уверена в том, что за ней?       — Дверь Шрёдингера, — усмехнувшись, пробормотала она.       — Что?       — Я поняла, — она улыбнулась. — Это… в моем мире есть… слово, описывающее это. Он заключается в том, что всё мыслимое может существовать за дверью, пока она не открыта. Остается лишь открыть.       Финрод, если и удивился в очередной раз её странным речам, то виду не подал. Наоборот, ей показалось, что уж он-то понял её. Взгляд, устремленный в пустоту поверх наполовину опустошённого хрустального бокала, был трезвым. Миднайт утёрла алеющие губы от капель вина и аккуратно поставила его на стол. Тарелки были опустошены начисто.       — Позвольте мне остаться здесь… на какое-то время. Мне нужен отдых, чтобы набраться сил.       — … чтобы открыть ту самую дверь? — понимающе улыбнулся собеседник. — Будь посему, оставайся здесь столько, сколько пожелаешь. Я к твоим услугам, ранья Миднайт.       Миднайт с облегчением улыбнулась. Это не подгорное королевстсво абайяри и не заброшенные гномьи шахты. Пусть её сюда и привели насильно, всё же из настолько уютного места не хочется уходить так скоро. Разбитое усталостью тело молило об отдыхе.       — Спасибо, аран Финдарато. И… — он обернулся уже у двери, — пожалуйста, пока не сообщайте обо мне во Врата.       Он кивнул.       К ней приставили Гвиндора. Вообще, она догадывалась, что его чин повыше, чем «рядовой дозорный», но эльф выполнял свои обязанности сторожа и гида неукоснительно и без увёрток. Порой Миднайт и впрямь казалось, что она под домашним арестом. Но ходить по галереям и улицам, что ли? — подземного города ей не воспрещалось. Более того, Гвиндор на какой-то день и вовсе разговорился, и разглагольствовал о красотах подземных рек, о бликах, которые сверкают и освещают город не хуже бриллиантов…       Очень интересовала система освещения. Финрод широко использовал феаноровы светильники — самоцветы-прообразы Сильмариллов (и почему только никто не догадался попросту вкрутить Сильмариллы в потолок какого-нибудь валинорского дворца?), источающие белый, чуть голубоватый свет. Здешние мастера использовали стекло разных оттенков, чтобы накрывать эти самые самоцветы, таким образом окрашивая и приумножая источаемый ими свет.       Некоторые и впрямь были вмонтированы в потолки, но большинство висели у стен, либо были подвешены в люстрах-сетках, где эти стеклянные шары были собраны в гроздья, напоминая виноград великанских размеров. Были и светильники поменьше, была и система зеркал, отражающая свет, дабы осветить огромные залы. Миднайт улыбалась и вспоминала родной Нил — только там зеркала были много, много больше, и кружились по внутренней орбите планеты.       Гвиндор рассказывал, что город строили гномы.       — Должно быть, они немало затребовали за такую красоту, — ответила она. Она бывала в Хелеворне и помнила, каких трудов стоило Морифинвэ договариваться с этим вшивым народцем, — отстроить целый город! Еще и с резьбой, скульптурами, водопровод…       — Ну, — ворчливо вставил Гвиндор, — что до резьбы, скульптур и прочих украшений — не забывай, ранья Миднайт, что здесь проживают нолдор, а не синдар. И все мы — мастера.       — А что умеешь ты? — непосредственно спросила она. На самом деле, чтобы поддержать разговор. Мысли дло сих пор были заняты видением абстрактных Сильмариллов в потолке тронного зала Химринга. Маэдросу под их лучами не хватало бы разве что пения айнур на фоне. Но Гвиндор смутился и забормотал что-то нечленораздельное.       Миднайт взглянула на него и хихикнула.       — Не переживай ты так. Я вот тоже называюсь нолдо, хотя ничего такого не умею.       — Ходят слухи, что это ты научила принцев Первого Дома играть в шахматы…       — Шахматы? Аа…. ты должно быть, говоришь о го. А что, они уже и до сюда дошли?       — Ага.       — Неплохо, — она улыбнулась. — Но больше-то я ничего не умею и, стыдно признаться, даже не училась. Надеюсь, я хотя бы не разучилась меч в руках держать.       — А чем бы ты хотела заниматься, если бы могла?       Нет, право слово, в каждой реплике Гвиндора почему-то чудится чья-то ненавязчивая воля. Но, орки его побери, такая забота, даже если наполовину искренняя, была приятна. Миднайт закусила губу.       — Мне всегда нравилось узнавать что-то новое. Работать руками я не мастак, вышивальщица, швея или скульптор из меня не выйдут. Но вот коллекционировать знания, упорядочивать их и выносить суждения — это я любому фору дам.       — О да, владыка рассказывал… Твои речи еще в тот самый первый день смутили его.       — Чем именно?       Гвиндор пожал плечами.       — Я лишь видел, что вид у владыки был весьма…       — Загруженный? — подсказала она.       — Загруженный?       — Так говорят, когда на кого-то вывалили слишком много информации, и нужно время, чтобы её всю тщательно обдумать. Так и говорят — «загрузили», как будто взвалили на спину мешков с картошкой больше, чем можно унести.       Эльф хмыкнул.       — Здесь есть библиотека. Но во Вратах ведь тоже есть?       — О да… правда, у меня было немного времени на чтение. Но валинорские труды я читала.       — Владыка Финрод несколько лет назад нанял переписчиков, чтобы скопировать труды мудрецов Дориата — среди них очень много принадлежат кисти Даэрона. Так же есть немного книг о наугрим.       — Я знаю чем займусь ближайший год, — ранья подмигнула ему и будто бы повеселела.       Химринг стоял всё там же и был всё таким же. Казалось бы — куда ему двигаться, не улитка же. Да только сам окружающий их мир казался теперь каким-то скособоченным, перекроенным, неправильно собранным. Словно ребёнок, разрушивший старую картинку, не смог собрать паззл заново, хотя бы половину, а многие детали так и вовсе растерял.       Ирма ехала в седле. Рига был слишком слаб, хотя и настаивал, но настоять пришлось ей, а еще Фрору, и Штраус ехал в повозке с вытянутой, как полагается, ногой. На коротких привалах лишь Ирме позволялась подпереть его и сопроводить до кустов — но так, в сумерках, чтобы никто не видел.       Но, разумеется, все видели. Видели и понимающе молчали. Ирма могла только внутренне, сцепив зубы, огрызаться и раздражённо зыркать на излишне любопытствующих.       Да и сама держалась в седле едва-едва. Это не её послушная кобыла Мойна, с которой она прошла долгий путь притирания. Тоже кобылка, тоже покорная, но всё равно не такая. Чужая. Непривычная.       Она держалась изо всех сил, сцепив зубы. Какой-то нолдо из свиты Карнистира, ехавший рядом с ней, предложил взять её в седло. Ирма помотала головой. Костлявая ныне задница горела огнём, но горели огнём и внутренности — от несправедливости. Маглор несправедливо отказал… воспользоваться своим камнем. Камнем Карнистира. Оставалась лишь надежда на Маэдроса.       «Ведь он главнее», — подсказал кто-то детским голосом внутри. Ирма сжала губы. Ворота крепости. На ветру полощутся чьи-то знамёна, она не стала бы заострять внимание, но…       Её, падающую из седла, словил Келегорм. Вот уж неожиданность. Ирма, сцепив зубы, сухо поблагодарила. Жилы на внутренней стороне бёдер просто горели, а спину ломило от невозможности прислониться к чему-то и не двигаться несколько часов… дней.       — Ирма? — выдохнул он над ухом. И повторил зачем-то: — Ирма ван Лейден?       — Ван Лейден, — подтвердила она. И махнула рукой на повозку, — а там, Рига фон Штраус. Может, отпустишь?       Тьелко нахмурился и осторожно разжал руки. Ирма покачнулась, но всё-таки удержалась на ногах.       — Тебе плохо?       Феанарион выглядел обеспокоенным. А вокруг… слишком много публики. Ирма выхватывала из толпы знакомые лица… С некоторыми из них она сочиняла письмо Тинголу, с некоторыми танцевала на празднике победы в Химринге, а над некоторыми, вроде Арайквэ — вон он, стоит в пяти шагах — подшучивала, по-доброму, ведь невозможно иначе после того как прошли огонь и воду…       Огонь и воду…       — Извини, мне нужно помочь Риге, — но из повозки уже шустро спустился гном и сам помогал белому, как смерть, Штраусу спуститься.       Тьелкормо круглыми глазами уставился на его ногу. Да уж, такую штуку не спрячешь.       Рига заметил его и попытался улыбнуться. Он уже несколько часов не пил макового молока, чтобы предстать перед лордом Химринга хоть сколько-нибудь в трезвом сознании.       — Приветствую тебя, лорд Туркафинвэ. Звёзды да осветят твой путь…       Тьелкормо ошарашенно кивнул. Он даже вытянул шею, как Маглор когда-то во дворе крепости Хелеворна — не едет ли кто еще… Не едет. Лишь они двое. Ирма перехватила его взгляд и криво усмехнулась. Ты всё верно понял, феаноринг.       — Мы вернулись, — только и сказала она. Тьелкормо кивнул, взгляд его мгновенно стал холодным, но и её это уже волновало мало — во двор вышел Маэдрос.       На немедленной аудиенции настоял, как ни странно, Рига — пусть ему и хотелось поскорее удариться головой о подушку и потерять сознание.       Они расположились не в тронном зале, а в кабинете-гостиной самого Маэдроса. Для Риги, расположившегося с Ирмой на одной софе, даже притащили небольшой пуфик, дабы расположить ногу, закованную в страшного вида конструкцию. Вниманием Куруфина она завладела целиком.       Здесь были все семеро: Карнистир и Маглор, которые привезли их в Химринг, Тьелкормо и Куруфин, и даже Амбаруссар — они доехали со своего Амон-Эреба даже быстрее, чем они дотащились рачьим шагом из Таргелиона. Но даже так, присутствие младших из лордов было нонсенсом. Ирма чувствовала себя если не вдвойне, то втройне неуютно. Но она сжимала леденеющие ладони в кулаки и готова была драться до конца.       — Ну, — сказал Нельяфинвэ, — он, вопреки обыкновению, уселся за свой массивный стол и смотрел на них оттуда, сцепив перед собой руки. Ирма себя чувствовала как на экзамене, к которому она не готовилась никогда в жизни.       Она сглотнула. И наткнулась взглядом на Тьелко. Его взгляд тоже был серьёзен. Да уж, как ни крути, сбежать из Аглона посреди ночи, да в Дориат… Наверняка они нашли дориатскую стрелу в столбике её кровати. Ирма сжала нижнюю губу. С чего начать?       — Давай с самого начала, — подсказал Маэдрос, — с самого-самого начала.       Внезапно на помощь пришел Рига.       — Мы были на Севере, где Утумно.       К нему обернулись все потрясенные взгляды. Ирма хмыкнула — еще бы, уж на сколько старше их эти эльфы, а даже для них Утумно — быль и сказка.       — И что там? — Куруфин выгнул бровь, точно его это никак не удивило.       — Оттуда все еще сбегали твари, — Рига стрельнул взглядом в Ирму и она кивнула, — странного вида… Не то орки, не то эльфы… Они жили в лесах. Мы видели их как-то.       — Вы разговаривали с ними?       Рига криво усмехнулся.       — В них не особо от разумных существ. Да и природа там… словно отравлена.       Ирма поняла, о чем он говорит.       — Уж не знаю, поверите ли вы нам, но лес там будто плотоядный. Когда мы проходили лес Таур-им-Дуинат, нам встречались деревья, которые корнями тащат к себе всё, что поблизости, — Куруфин слушал очень внимательно, — но там же был и этот… как его…       — Энт? — уронил Маглор, хотя она думала, что он и не слушал вовсе.       — Да, энт. Но за горами, есть огромный лес, и энтов там вовсе нет. Лес этот наполовину сожжённый, деревья стоят голые, что зимой, что летом — ни листочка на них не появилось. А неподалеку, в северных отрогах, к югу от Утумно, — Ирма путалась, — есть еще и тролли. Они не особо блещут интеллектом, но гибнут от солнца.       — Вы видели это? — осведомился Амрас.       — Лаэгхен рассказывал. Троллей мы видели, но как они гибнут — нет.       — А где сам Лаэгхен? Кано, это ведь твой лаиквендо? — Амрас повернулся к Маглору. Тот поморщился, но кивнул, не комментируя вслух.       — Пропал. Незадолго до Миднайт. Мы были уже в Синих Горах, когда внезапно начался камнепад… очень сильный, мы спрятались в пещере, под небольшим козырьком. Но пол пещеры проломился и мы… — Ирма развела руками. — Он пропал именно тогда. Потом мы втроем пытались найти выход, и Миднайт тоже… в процессе…       — Что с ней стало? Она сорвалась вниз? Она потерялась? Оступилась, упали камни? — продолжал допытываться Маглор. Яростно, на него даже близнецы оглянулись недоуменно.       Ирма дёрнула плечами и, поежившись, провела по ним руками, пытаясь согреться. И это летом-то. Но воспоминания о холодном подземелье и бескрайнем, бездонном озере с мириадами светляков вставали перед глазами, как явь.       — Ничего такого… Мы были на привале… у большого подземного озера. Попили воды… Легли спать, а наутро её уже не было. Мы звали и искали, но бестолку.       Канафинвэ прикрыл глаза и снова прислонился к стене.       — Так что с Утумно, — напомнил Тьелкормо, покосившись на старшего брата. — Почему вас туда понесло? Почему вы вообще решили уйти? Кажется, мы так и не услышали ответа на главный вопрос: почему вы решили оставить нас.       Ирма посмотрела на Ригу, а он — на неё. Губы бескровные — у обоих, и в глазах пропал прежний блеск.       Лейден ответила без экивоков:       — Думали найти похожих на нас. Некоторые… домыслы позволили нам предполагать, что нам действительно это удастся. По правде говоря, я и сама не знаю, что это было. Но как всё сложилось, — она улыбнулась и облизнула пересохшие губы, на которых уже образовались ранки. — удачно. Ведь не зря же вмешались синдар? Они нам дали лошадей и провиант — мол, только скачите. Я и не знаю, отчего согласилась.       — Но одновременно с синдар, — хмыкнул Штраус, — к этому решению пришли еще двое из нас — их здесь сейчас нет. А мы, остальные, просто не могли не пойти за ними. Вот ведь глупые, да?       Амбарто обменялся потрясенными взглядами с Амбаруссой. Вот ведь сумбурщина выходила-то. И ради этого их выдернули из Амон-Эреб? Уж насколько он помнил этого нелюдимого ранья — и его жену, никогда он не был таким... Они вернулись действительно другими. И даже Амбаруссар, не унаследовавших и доли дара матери читать в душах, это было ясно как день.       — Понимаю, не такой объяснительной вы ждали, лорд Маэдрос, но говорю как есть, без лишних домыслов и наветов, вроде чьей-то «злой воли», «рока», «превратности судьбы» и так далее, — продолжал Рига. — Этому проступку объяснения нет и, насколько возможно, мы готовы искупить его. Если вы изгоните нас — быть посему. Но мы хотим попросить о последней, единственной услуге.       — Палантир, — закончил Маэдрос. Он посмотрел в глаза Карнистиру, стоящему прямо за софой, где сидели раньяр. Тот покачал головой. Маглор был с ним солидарен.       — Да, — Рига посмотрел ему прямо в глаза, — я хочу знать, что произошло с Миднайт, что произошло с Мирой и Эльзой, с Джеймсом и Марией. Дороги нас развели очень давно. Я бы хотел не только надеяться, но и знать, что они живы.       Нельяфинвэ долгое время молчал. Ирма закрыла глаза. Откажет, как пить дать откажет, но она не имела ничего, кроме амдир или этой, последней эльфийской, эстель… Просто на то, что они живы.       — Нет ничего... хуже надежды, — сказал лорд Химринга. — Мне жаль.       Ирма шумно выдохнула. Это… отказ?       — Это было адресовано мне, не так ли? — поинтересовался Макалаурэ, едва они осталисть одни. Он навис над его столом чернокрылой тенью, на что Нельо лишь устало закатил глаза:       — О Эру! Только не говори, что и тебе нужен палантир.       — Нужен.       — А где же твой?       — В моей крепости, где ему и положено быть. Я не успел заглянуть, вёз этих… к тебе. Но теперь и у меня появились вопросы.       — И какие?       Макалаурэ не ответил. Майтимо выпрямился в своем кресле и подался вперед.       — Это связано с раньяр?       — Да.       — С теми, кто отсутствует здесь? — проницательно допытывался старший. Дождавшись нового кивка, невинно поинтересовался: — Тогда почему ты высказался против, чтобы позволить им взглянуть в мой камень? У них шансов дотянуться до своих больше, чем у тебя.       — Я не хочу установить осанвэ. Я хочу… узнать, правду ли они говорят, или нет.       — Их правда наполовину скрыта молчанием. Они не хотят рассказывать больше — но это пока. В их глазах пляшут тени, и этот морок еще нескоро развеется, — протянул Нельяфинвэ. — Они и сами не понимают, о чем просят.       Макалаурэ промолчал.       — А ты… ты хочешь узнать о судьбе той женщины, — хмыкнул глава дома. — Боишься, уж не оставили ли они её там сами.       — Да.       — Ты имеешь право на сомнения, что же, ступай.       Они все имели право на сомнения. На самом деле, сумбурный рассказ Риги и Ирмы не добавил ни веры, ни облегчения — они попросту не готовы были рассказать больше. Как глава Первого Дома, он должен был их покарать за предательство, за побег… И они даже были готовы на это — в обмен на возможность прикоснуться к палантиру.       С другой стороны, разве не он хотел, чтобы они поменьше вмешивались в дела нолдор? Элу Тингол, отправив свое посольство в Химринг, обещал пересмотреть свое отношение к сыновьям Феанора, в виду их общего врага на севере, только бы Феанарионы отстранили эти семена зла от своих дел… И вот они ушли. Как оказалось — не без помощи дориатской четы. Его злило, что иатрим сочли возможным вмешаться в дела дома Феанаро, и провернуть такое! — за их спинами.       И вот они вернулись. Испуганные, забитые, сломленные…       Как он сам когда-то. Но они вернулись сами, своими ногами.       Его рука замерла, вспомнился тот самый… Азояр. Вернулись ли они своими ногами?       Ирма сжимает зубами нижнюю губу, старательно отводит взгляд. Мертвенно-бледный Рига, его многочисленные травмы и шрамы. И… вернулись только двое. Двое из семерых.       Нет, пусть уж пока остаются в Химринге, под его присмотром. Что до палантира… Нет уж. Это Рига уничижительно и саркастически высказывался о «злой воле» и «Роке», но как будто бы он имел представления, что это такое. А если и впрямь злая воля… очень на то похоже… их стоит держать, как врагов, поближе к себе. Лишь бы Макалаурэ опомнился вовремя.       Маэдрос потер культей усталые глаза.       Камень отца, а ныне — брата, был холодным. Маглор запер за собой сокровищницу, оставив стражей по ту сторону дверей.       Казна Химринга была небогата. Камень стоял на постаменте в небольшой выемке. Холодный и черный, под стать той местности, где отец добыл этот редкий минерал. Вряд ли кому еще, кроме гения Феанаро, пришло в голову исследовать горы вблизи Чертогов Мандоса в Арамане.       Что ты хочешь узреть? Хочешь ли ты это увидеть? Взаправду ли это? Впрямь ли хочешь? — шептал-нашёптывал камень. Он потянулся мыслью к самому сердцу, и коснулся двумя ладонями холодной поверхности.       «Мы спали… — шептал голос Ирмы ван Лейден из воспоминаний, — а когда проснулись, её уже не было…. у нас были верёвки… верёвка её была отвязана…»       «Но я не стану больше говорить об этом, обещаю. Даже Мире, — сказал её же голос, приглушенный, словно Ирма говорила за толстой стеной. Но голос звучал бодрее, с отзвуками неушедшего веселья, — Впрочем, ваш брак от слова «брак» — сплошная бутафория, и то неубедительная»       «Нет у нас никакого мирка, и не было — злой, мужской голос»       «Не было, — вторил кто-то третий, тихий и знакомый. — А ведь, действительно… давно было пора.»       Марево перед его внутренним взором расступилось.       Действительно, вокруг было темно. Голоса переговаривались между собой — на другом языке, не квенья, но не до конца оформленное осанвэ помогало уловить их смысл. Скрытое, насмешливое веселье. Неприкрытая горечь и печаль. Отчаяние и облегчение. Ощущение давно исполненного желания и … пустота.       Он опустил руки, разорвав связь с тем, что уже произошло. Лбом прижался к холодному, мёртвому камню.       Палантиры — злая штука. Может, позволить им взглянуть? — с неожиданной злобой подумал он. — Нет смысла смотреть на то, что свершилось, свершается или свершится в будущем — всё это в такой дали…       Но он так и не увидел, жива она или мертва.       Он вернется к этому позже, когда успокоится сердце. В конце концов, тени на стене — лишь тени, и узор лжи более сложен, чем правда. В темноте же теней так много… Не различить, где тень, где силуэт.