Пепел на губах

Он тихо шепчет: «Люби меня, люби меня. Это все, о чем я прошу: люби меня, люби меня.» Он разбивает кулаки: в надежде ощутить хоть что-то. Не зная, как это: коснуться и ощутить хоть что-то. Монстр, что же мне чувствовать к тебе? Meg & Dia — Monster ____________ Мирай вовсе не была уверена, что сделала правильный выбор. Каждый раз, видя подобное поведение в фильмах, она презрительно фыркала, возмущенная глупостью героев картины. Но, сама оказавшись в такой ситуации, внезапно поняла, что иногда просто не имеешь другого выбора, кроме того самого, неправильного. Ночные улицы мелькали за окном такси, которое она поймала несколько минут назад. Случилось именно то, чего она боялась больше всего: обрушившаяся на ее жизнь опасность стала угрозой для близких ей людей. В Токио Мирай была совсем одна — все друзья, которых она забыла, остались в Киото, как и ее отец, и достать их там ее неизвестным врагам было сложно. Поэтому, взять в заложники единственных людей, с которыми она сблизилась в Токио, оказалось самым верным способом заставить ее делать то, что им было нужно. Сейчас Мирай овладело странное равнодушие к собственной судьбе. Возможно, виной тому была бесконечная моральная усталость, лишавшая ее всех сил. Если хотят убить ее — пускай. Уж лучше ее, чем двухлетнюю Хотару и ее родителей, ставших драгоценным источником тепла в ее покрытой амнезийным льдом жизни. По-хорошему, кто такая Мирай? Настоящих родителей она не знает, а приемному отцу ее смерть не доставит боли — разве что, неудобства. У нее нет друзей, которых она бы помнила, а те, которых забыла, не производили впечатления людей, что будут убиваться из-за ее смерти. Она забыла большую часть своей жизни, а та, которую помнила — была пустой и одинокой. Почему-то Мирай совсем не боялась смерти. Тем более такой, которая, возможно, спасет жизни близких ей людей. За ней даже скорбеть особо некому, а вот о Кейске, Рейе и Хотару будет горевать множество людей: их родители, их друзья, коллеги Баджи и ученики Рейи, все те люди, которым они помогали — так много людей. Она сама скорбела бы за ними больше всех. Так ведь даже лучше. Мирай сделала осознанный выбор, ничего не рассказав Майки. Он ранен, и его силы на пределе. Да и потом: кто для него Баджи и его семья? Незнакомые, чужие люди. Стал бы он рисковать жизнью и здоровьем ради них? Он помогал ей, да — хоть Мирай по-прежнему не понимала его мотивов, — но ставить себя под угрозу ради ее друзей… Она не могла быть уверена в том, что он пойдет на это. И требовать этого от него не имела права. К тому же, Мирай опасалась, что Майки мог просто не выпустить ее, если бы она рассказала ему о похищении ее друзей, и тогда Кейске с женой и дочерью будут обречены. А даже если бы он и согласился помочь: что они вдвоем могли бы сделать против врагов, даже о количестве которых ничего не знали? Мирай не хотела ставить его под удар. За ним и так охотятся его собственные враги. Своим уходом она лишь снимет с него груз ответственности за ее жизнь. Потрепыхались — и хватит. Мирай рассеянно запустила руку в карман толстовки (пропитанной его запахом — и это почему-то придавало ей сил), но ее пальцы встретила пустота. Она испуганно выпрямилась на заднем сиденье, еще раз ощупала все карманы. Черт, неужели она выронила конверт с запиской и личными вещами семьи Баджи? Где? Только бы не в квартире, не хватало еще, чтобы Майки нашел его. Она лишь надеялась, что, даже если конверт попадет ему в руки, ему хватит рассудительности не ехать по указанному там адресу. В конце концов, по большому счету их ведь ничего не связывало, так что ему вовсе незачем так рисковать из-за нее. Поездка закончилась слишком быстро. Мирай с сомнением оглядела место, куда ее привез таксист по озвученному ею адресу. Это была давно заброшенная стройка в промышленном районе города. Водитель бросил на нее встревоженный взгляд через зеркало заднего вида. — Мисс, вы уверены, что вам сюда? — обеспокоенно спросил пожилой мужчина. — Все правильно, — успокоила его Мирай, давя вымученную улыбку. — Это то место. Расплатившись и оставив ему большие чаевые — в конце концов, он, вероятно, был последним дружелюбно настроенным человеком, которого она видит перед смертью, — Мирай вышла из машины. Не совсем понимая, что делать и как вести себя дальше, Мирай опасливо двинулась к огороженной забором стройке. Она прислушивалась ко всем шорохам, каждую секунду ожидая звука шагов или щелчка взведенного курка. Ей казалось, что она ощущает на себе чьи-то невидимые взгляды, но, вопреки этому зудящему ощущению внутри, ничто не нарушало ночную тишину. Да и вообще, тут было удивительно пусто. Никем не остановленная, Мирай прошла внутрь недостроенного дома, подсвечивая себе путь фонариком телефона. Ее шаги гулко отдавались в сырой тишине. Ни души, ни единого признака того, что здесь есть еще кто-то, кроме нее, как и того, что здесь кого-то держат в заложниках. Что, если они уже убили их, всех троих? Кровь застыла и загустела в жилах Мирай от одной этой страшной мысли, и она даже сбилась с шага. Наконец, ее внимание привлек слабый свет в одной из недостроенных комнат. С усилием сглотнув, Мирай сделала глубокий вдох и двинулась туда. Сердце трепыхалось в груди так высоко и так быстро, что у нее от этого даже зубы стучали. Хотя, наверное, они стучали все же от страха. В этом голом сыром помещении было пусто, лишь под потолком одиноко светилась тусклая рабочая лампочка. Мирай застыла в недоумении. Что вообще происходит? Почему тут никого нет? Может, она все же напутала и действительно назвала таксисту неверный адрес? — Доброй ночи, госпожа Ватанабэ. Мирай подскочила на месте от неожиданности, заглушив кулаком жалкий испуганный писк, и резко развернулась. Перед ней стоял невысокий седовласый мужчина в наглаженных брюках и вязаной жилетке поверх накрахмаленной рубашки. Больше всего он походил на университетского преподавателя, но никак не на головореза-убийцу, и Мирай подозрительно сощурилась, разглядывая его. Это и есть ее… палач? Он что, один? И где он держит всех троих Баджи? Выпрямившись, Мирай призвала на помощь все свое самообладание и выдержку. — Где мои друзья? — отчеканила она ровным голосом, внутренне похвалив себя за отсутствие дрожи. Учитывая, что голос сейчас был единственным в ней, что не дрожало, это действительно было достижением. Незнакомый мужчина приподнял руки и соединил кончики пальцев на уровне живота. — Полагаю, в этот самый момент господин Баджи с семьей как раз досматривают третий сон, у себя дома, — вежливо проговорил незнакомец таким тоном, будто они вели светскую беседу о погоде, а не о жизни троих людей. — Вы врете. — Мирай в замешательстве уставилась на него, хмуря брови. Мужчина лишь склонил голову, будто предлагал ей аргументировать свое обвинение. Мирай отступила на шаг назад. Тишина по-прежнему была оглушающей, и поверить в то, что здесь больше никого нет, становилось все легче. — Я не понимаю. Но ведь конверт… — В сложившихся обстоятельствах, записка и тайно… мм… одолженные личные вещи ваших друзей были единственным способом мотивировать вас прийти сюда, — ответил мужчина извиняющимся тоном, разводя руки в стороны. Он не проявлял совершенно никаких признаков агрессии и, на первый взгляд, даже не был вооружен. Мирай совершенно ничего не понимала, и ей это не нравилось. — Если они не здесь, то имейте в виду, теперь так просто убить себя я вам не позволю, — предупредила она, делая еще один медленный шаг назад. Смелое и совершенно необоснованное заявление с ее стороны. Как бы она ему помешала, интересно знать? Оружия у нее не было. Но и у этого мужчины его, похоже, не было тоже, — по крайней мере, его не было видно. И Мирай готова была защищаться, как сумеет. За свою жизнь она потребует высокую цену. Конечно, если сейчас сюда пожалуют его сообщники, то ее шансы на хоть какое-то сопротивление резко уходили в минус… — Убить? Что вы, госпожа Ватанабэ, у меня и в мыслях такого не было, — на удивление искренним голосом возразил ей мужчина, приподнимая седые брови. Мирай лишь вытаращилась на него в полнейшем недоумении. Что, черт возьми, тут происходит? К чему эти больные игры и загадки? — Думаю, мы начали эту беседу не с того конца, — произнес мужчина, склоняя голову. — Позвольте, я напомню вам свое имя: меня зовут Киеши Нагахаси. Мирай лишь покачала головой, не отрывая пристального взгляда от этого мужчины и напряженно следя за малейшими его движениями. — Напоминать мне что-то бесполезно. Я вас не знаю, — сообщила ему Мирай. — Вы прекрасно меня знаете, просто не помните, — вежливо возразил Нагахаси. — Я здесь по поручению господина Такаямы, попросившего меня доставить вас к нему. Разумеется, втайне от вашего отца. — При чем здесь мой отец? — Мирай одурело помотала головой. Происходящее все сильнее начинало смахивать на какой-то больной розыгрыш. — И что еще за Такаяма? — Господин Йоричи Такаяма, конечно же. Ваш ментор. — Какой еще ментор? — Bконец озадаченная тем, куда повернул этот разговор, Мирай даже перестала бояться на пару секунд. — У меня никогда не было преподавателей с таким именем. Нагахаси лишь снисходительно улыбнулся и покачал головой. — Господин Такаяма — не ваш университетский преподаватель, госпожа Ватанабэ. Он обучал вас другим… навыкам. Что? Мозг в голове Мирай загустел в бесполезный кисель, наотрез отказываясь шевелить расплавившимися извилинами. Ее ментор? Что еще за навыки, которым он ее обучал? Что вообще сейчас происходит? Внезапная догадка смогла пробиться через кисель серого вещества в ее голове, и Мирай, не долго думая, озвучила ее: — Это он послал за мной убийц? Нагахаси приподнял брови, глядя на нее едва ли не с видом оскорбленного достоинства. Ах, ну извините за бестактный вопрос! — Ни в коем случае. — Он покачал головой для пущей убедительности. — Но опасность вам действительно грозит — от вражеского клана. Именно поэтому господин Такаяма решил пойти на риск быть обнаруженным вашим отцом и связаться с вами. Мы хотим уберечь вас и помочь вам. Снова про отца. Каким боком он-то здесь замешан? Этот человек и его господин Такаяма как-то с ним связаны? И что за вражеский клан?.. Наконец, уцепившись за последние слова, сказанные этим мужчиной, Мирай сдвинула брови к переносице, с подозрением вглядываясь в его лицо. — Помочь мне? И как же вы собираетесь это сделать? Нагахаси вежливо улыбнулся ей и повел рукой по воздуху, будто подчеркивая значимость своего ответа: — Господин Такаяма знает, как вернуть вам память. Сердце Мирай болезненно екнуло в груди, бетонный пол под ногами на секунду стал мягким и податливым. Она во все глаза смотрела на стоящего перед ней мужчину. Какова вероятность того, что он говорит правду? Кто такой этот его господин Такаяма и как с этим всем может быть связан ее отец? И главное, каким образом этот Такаяма может помочь ей вернуть утраченные воспоминания? — Но как… — начала было Мирай, однако ее голос заглушил громкий хлопок, одиноко прозвучавший в тишине стройки и засевший гулким эхом во всех темных углах. Со все еще открытым ртом Мирай в шоке и непонимании смотрела на стоящего перед ней Нагахаси. На его морщинистом лице все еще держалась вежливая улыбка, а к уголку губ подбиралась темно-красная капля. Откуда она там взялась? Капля ползла по его щеке, оставляя влажный алый след, по которому уже торопилась новая рубиновая бусина. Взгляд Мирай медленно поднялся выше, к его виску. В котором зияла крошечная дыра. Именно оттуда и выползали эти багровые капли. Мирай моргнула раз, другой. Все мысли остановились, слиплись друг с другом, будто шарики разогретого пластилина. Когда ее веки опустились в третий раз, Нагахаси вдруг накренился в сторону. Будто в замедленной сьемке Мирай смотрела, как его тело грузно валится на покрытый строительной пылью бетонный пол. Страшное дежавю червем проползло в ее голову, выдергивая из памяти воспоминания о мужчине, убитом в ее квартире, и точно таких же рубиновых каплях на его лице. — Старый хрен облегчил нам задачку. Проследить за ним оказалось удачной идеей. Прозвучавший из темноты коридора хриплый голос заставил Мирай дернуться от неожиданности. Она резко развернулась и едва не упала, зацепившись за собственную ногу. На сцене этого театра абсурда появились новые действующие лица. Мирай с вернувшимся страхом смотрела на толпу из десяти… одиннадцати… нет, двенадцати мужчин. Они все были одеты в темную одежду, лица — холодные, жестокие и равнодушные. Один из них подошел к лежащему на полу Нагахаси и небрежно ткнул его носком начищенного ботинка, после чего удовлетворенно кивнул и с презрением сплюнул на бетон рядом с телом. Шок все еще не давал Мирай полностью осознать происходящее. Кто эти люди? Они только что застрелили Нагахаси, значит, точно пришли сюда не с ним. Мирай дернулась было в сторону одного из выходов, намереваясь хотя бы попытаться спастись бегством (все лучше, чем заторможенно стоять на месте), однако они уже успели окружить ее. Рослый мужчина с собранными в низкий хвост смоляными волосами и шрамом на левой брови неспешно подошел к ней. Смерил ее пренебрежительным взглядом, а затем вдруг резко протянул к ней руки. Мирай инстинктивно отшатнулась, но он успел ухватить ее широкими ладонями за плечи и неожиданно надавил на них с такой силой, что ее ноги подкосились, вынуждая опуститься на колени. Бетонный пол даже через брюки впился в ее кожу рассыпанными на нем мелкими острыми камешками. Еще один мужчина отделился от толпы и медленно зашагал к ней. Невысокий, со смуглым лицом и повязкой на правом глазу, он неприятно усмехался, бесцеремонно разглядывая девушку. — Мирай Ватанабэ, — протянул он деланно скучающим голосом. — И как тебе это: стоять на коленях перед кланом Синдзи-кай? Мирай промолчала, потому что совершенно не понимала, что на это можно ответить. Клан Синдзи-кай? Они еще кто такие? — А ты заставила нас побегать, ага? Отправлять за тобой одного человека оказалось ошибкой. Ты ведь уже успела спеться кое с кем к тому времени, как он выследил тебя в твоей квартире, не так ли, сообразительная девочка? Он замолчал, выжидающе глядя на нее, как будто хотел услышать от нее какой-то ответ. Мирай чувствовала, как дрожат от испуга ее губы. Она совсем ничего не понимала. До сих пор. Опять. Все еще. Окончательно, бесповоротно запуталась. — Я не знаю, о чем вы говорите, — пролепетала она, с трудом заставляя двигаться онемевшие губы. Чужие руки продолжали давить на ее плечи, не давая подняться с колен. Мужчина с повязкой на глазу нахмурился, недовольно поджал губы. — Планируешь и дальше разыгрывать этот спектакль с амнезией? — Oн раздраженно фыркнул. — Не знаю, зачем твоему отцу понадобилась эта глупая уловка, но можешь перестать стараться. Секрет твоего клана уже раскрыт. И этой ночью мы наконец-то разрушим могущество Мори-кай. Твоей смертью. Мирай казалось, что ее глаза вот-вот выпадут из глазниц — настолько широко они были распахнуты. Секрет ее клана? Что это еще за бред? Что такое «Синдзи-кай» и «Мори-кай»? И чем ее смерть может быть им полезна? В ее голову внезапно прокралась мысль, которая заставила ее затаить дыхание. Все, что говорил этот мужчина, звучало для нее полнейшей бессмыслицей, однако кое-что ей стало кристально ясно. — Значит, вы не из Бонтена? — выпалила Мирай, прежде чем успела взвесить, стоит ли вообще раскрывать рот. Черная Повязка уставился на нее с видом крайнего удивления, а затем — возмущения и негодования. — При чем здесь Бонтен? Конечно, нет! — лицо мужчины опасно потемнело от гнева. — Не смей сравнивать с нами этих зарвавшихся молокососов. Я — Акито Йори, вакагасира великого клана якудза Синдзи-кай, и твой вшивый Бонтен даже в подметки нам не годится. От его гремящего голоса Мирай вся сжалась, с минуты на минуту ожидая, что он поднимет на нее руку — так сильно разгневал его ее необдуманный вопрос. Якудза. Они действительно якудза и охотятся за ней. Действительно хотят ее смерти. Силы небесные, да во что же она оказалась впутана… Лицо Йори неожиданно расслабилось, смягчилось. Он вдруг тихо засмеялся и покачал головой, словно Мирай насмешила его, хотя она молчала и даже дышать не решалась. — А ты действительно хорошая актриса, Мирай Ватанабэ. Я почти поверил твоей испуганной мордашке. Но хотя бы перед смертью прекрати дурачиться. — Мирай открыла было рот, но оттуда не вырвалось ни звука. Она не знала, что на это сказать. Они точно принимают ее за кого-то другого, совершенно очевидно, что произошла какая-то ужасная, ужасная ошибка… Она запуталась еще больше, чем в самом начале этого разговора. А Йори вдруг склонился к ней и прошептал неожиданно доверительным тоном: — Но, знаешь, я готов все же дать тебе выбор. Если ты покинешь свой клан, присоединишься к Синдзи-кай и станешь нашим инструментом, мы пощадим твою жизнь. Мирай до этого не считала себя смелой, крутой или дерзкой. Поэтому слова, что вырвались сейчас из ее рта, удивили и ужаснули ее саму: — Вам что, так сильно нужен ветеринар? — Кошмар! Да она же себе смертный приговор сейчас окончательно подпишет этим неуместным сарказмом! Что на нее нашло? Какого хрена она это ляпнула? Лицо Йори вновь угрожающе потемнело от гнева. А в следующий миг его рука взмыла в воздух, и мясистая ладонь с хлестким шлепком наотмашь ударила Мирай по лицу. Ее голова дернулась, от внезапного рывка волосы взметнулись и забились в рот, пачкаясь в крови из разбитой губы. Мирай зажмурилась от боли и не сдержала тихий стон. — Ты либо действительно слепо предана Мори-кай, либо и впрямь ничего не помнишь, — прорычал Йори, вытирая руку о штанину, будто запачкался от одного прикосновения к ней. — Что ж, я вижу, к переговорам ты не расположена. — О чем я могу с вами договариваться, если не понимаю, что происходит! — прохрипела Мирай, с трудом ворочая прикушенным языком. Этот фарс слишком затягивался, и она уже начинала терять ощущение реальности. Она не понимала, чего хочет добиться от нее этот человек. Ее по-прежнему удерживали за плечи, а все остальные мужчины застыли каменными изваяниями, заключив их в живой, пугающе неподвижный круг. — Защищаешь свой клан, даже сейчас? — Гримаса презрения исказила грубые черты Йори. — Тебе плевать, что ты была всего лишь полезной пешкой для Сакамото? Всего лишь инструментом, ведь он даже не назначил тебя, свою приемную дочь, наследницей клана. Все потому, что для него ты была не дочерью, а лишь удобным орудием для достижения власти. И сегодня ночью я лишу Мори-кай этого опасного инструмента. Мирай лишь заторможенно покачала гудящей головой. Она отчаялась разобраться в том, что происходит. Ее отец связан с якудза? Она — инструмент? Это все было за гранью ее восприятия. Горячие слезы отчаяния прожгли себе путь сквозь ее зажмуренные веки, покатились солеными дорожками по щекам. — Можешь не хитрить и не придуриваться, принцесса, — насмешливо проговорил Йори. Он протянул руку и мазнул большим пальцем по ее щеке, подхватывая с кожи капельку-слезинку. — Я хорошо знаю, что ты такое на самом деле. Тебя не должно быть. — Мирай вздрогнула от этих слов. То же самое сказал и тот мужчина в ее квартире, который хотел убить ее. Значит, он тоже был из Синдзи-кай. Что это вообще должно означать? А Йори, тем временем, вынул блестящий хромированный пистолет из наплечной кобуры под дорогим пиджаком и продолжил: — Такие, как ты, не должны существовать на свете. Вы — ничто иное, как ошибка природы. И если ты не будешь принадлежать клану Синдзи-кай, то умрешь. — Голос его вдруг зазвучал холодно, угрожающе: — И я тем более не позволю Бонтену завладеть кем-то, вроде тебя, и стать еще сильнее. Несмотря на свое измученное состояние, внимание Мирай уцепилось за эти его слова. Она разлепила припухшие от удара губы и прохрипела: — Бонтену? Но ведь вы сказали, что Бонтен здесь ни при чем. — Ты смеешься надо мною, сучка? — Мужчина с размаху влепил ей еще одну сильнейшую пощечину, и в этот раз пострадала ее скула. Мирай почувствовала, как взорвалась огнем под кожей ушибленная кость. — Если ты думаешь, что мы не в курсе того, что ты уже неделю кантуешься вместе с главой Бонтена, как распоследняя шлюха, то ты либо прирожденная дура, либо Сано вытрахал из тебя весь мозг за те дни, что ты была с ним. Все вокруг Мирай остановилось и затихло в этот момент, от этих слов. Она прокручивала их в своей полыхающей жаром голове, но они все равно не имели никакого смысла. — Манджиро Сано? — пролепетала Мирай, во все глаза глядя на этого человека. Что за бред несет этот мужчина? Почему говорит, что она была с главой Бонтена, если все это время она была только лишь с… — Майки? — Майки, а? — вдруг развеселился Йори. Он издал неприятный, лающий смешок, одновременно хлопая себя пистолетом по обтянутым дорогими брюками ляжкам. Отсмеявшись, покачал головой и демонстративно утер слезинку под не закрытым повязкой глазом. — Да вы с ним, похоже, и впрямь близки. Ты, видимо, отлично обслужила его, раз он даже позволил тебе обращаться к нему этим именем. В наших кругах его уже давно не называют так. Но когда-то это действительно было его прозвищем: Непобедимый Майки. Пол медленно плыл у Мирай из-под ног, она больше не чувствовала его под онемевшими коленями. Майки… и есть Манджиро Сано, глава Бонтена? Нет, это же безумие, совершеннейший бред! Мирай отрицательно помотала головой, будто желая отменить услышанное, отмотать эти слова назад, запихнуть их обратно в рот посмеивающегося мужчины напротив нее. Майки — тот, кто убил Юджи? Тот, кто хотел убить и ее, почти убил ее, человек, из-за которого она лишилась памяти, который разбил вдребезги ее жизнь и оставил ее, искалеченную, лежать в россыпи острых осколков ее раскрошившегося прошлого. Человек, который отнял у нее саму себя, оставил внутри холодную неживую пустоту. Человек, с которым она провела всю последнюю неделю. Чью жизнь спасала, чьи раны лечила, с кем играла в карты, смеялась, делила еду, с кем чувствовала себя в безопасности. Этого просто не может быть. Не может. Это не правда. Манджиро Сано был беспощадным, злобным чудовищем. Майки — не был. Ведь Майки, он… — Ну а теперь прощай, попрыгунья, — ледяным, безжалостным голосом произнес Йори, направляя ствол пистолета в ее лоб и взводя курок. Оглушительно грянул выстрел, — но не из его пистолета. Мирай дернулась всем телом, будто в замедленной съемке наблюдая за красными каплями, во все стороны разлетевшимися по воздуху над его затылком. Йори еще несколько секунд стоял на ногах, вперив в Мирай быстро стекленеющий взгляд своего единственного глаза, а затем тяжело повалился на пол лицом вперед, и в освобожденном им пространстве Мирай с ужасом увидела его — уже знакомого ей ангела смерти с ореолом золотистых волос и дымящимся пистолетом в вытянутой руке. На секунду весь мир выцвел до черно-белой серости, оставив его единственным цветным пятном во всей вселенной, и Мирай бесконечно долго смотрела в знакомые темные глаза Майки, нет, Манджиро Сано. А потом ад сорвало со всех цепей. Все задвигались одновременно, загремели взрывы выстрелов. Мирай рухнула на пол, пригибаясь и зажимая уши руками. Майки отбросил разрядившийся пистолет — но лишь после того, как ударил его рукоятью четко между глаз подскочившего к нему здоровяка, — и заблокировал удар другого из атаковавших его мужчин. Мирай попыталась отползти в сторону, лихорадочно работая локтями и коленями, обдирая кожу о рассыпанные на полу камешки, но ее внезапно ухватили за ногу и резко потянули. Она панически заскребла руками по пыльному полу, расцарапывая кожу, пытаясь уцепиться хоть за что-нибудь, чтобы затормозить это грубое движение, но схватиться было не за что, на пути был один лишь шероховатый бетонный пол. До тех пор, пока ее пальцы не наткнулись на холодный металл блестящего пистолета, несколько минут назад выпавшего из рук Йори, застреленного Майки. Ее пальцы лихорадочно вцепились в рукоять пистолета, сжались вокруг нее и… Что-то случилось в этот момент. Что-то необъяснимое, не поддающееся логике и здравому смыслу. Это ощущение Мирай не могла сравнить ни с чем. Казалось, будто кто-то чужой, и одновременно знакомый, призраком окутал ее тело, обволакивая ее мышцы новой кожей, хранящей память о вещах, о которых Мирай не имела никакого представления. Но, будто ведомые этим призраком, ее пальцы обхватили рукоять пистолета — и сделали это уверенно, так, будто это движение было зашито в каждую ее клетку, в саму ее мышечную память. Знакомое ей состояние отрешенной сосредоточенности хлынуло в полыхающую голову Мирай, остудило ее, обернуло прохладной пеленой, заглушило страх и панику. Ее пальцы сами знали, что делать с оказавшимся в них пистолетом. Будто со стороны наблюдая за своими действиями, она щелкнула предохранителем, взвела курок, палец лег на тугой рычаг. Резко переворачиваясь на спину, лицом к ухватившему ее мужчине, Мирай, не задумываясь, выстрелила и в этот раз даже не моргнула от грохота. Наоборот — он прозвучал в ее голове, как ноты до боли знакомой песни. Она пустила пулю в его плечо, четко под ключицей, потому что откуда-то знала, что такое ранение не убьет его на месте, но серьезно покалечит, давая ей возможность сбежать. Мирай растерянно и со страхом уставилась на свои руки и на зажатый в них пистолет. Она вдруг поняла, что хорошо знает эту модель, все ее особенности и недостатки, знает, сколько патронов должно быть в магазине. Знает, как вынуть из него этот магазин — что она и сделала, тут же убедившись, что была права насчет количества патронов. Поняла, что откуда-то знает, куда нужно целиться в человеческом теле, если не хочешь убить, но нанести максимальный — или же минимальный, — вред. Откуда она это знает? «Я знаю, что ты такое на самом деле». Кто она такая? Но сейчас она не могла позволить себе окунуться в бурлящую бездну этих страшных вопросов. Сейчас нужно было разобраться с этими людьми. Сейчас нужно было спастись. И рука Мирай — твердая, без дрожи, — взлетела в воздух вместе с пистолетом. С пугающей меткостью она выпустила одну за другой несколько пуль в мужчин, атаковавших Сано, и в двоих, что бросились на нее. Холодная пустота в ее голове выводила свою жуткую песнь безразличной тишины. Мирай не убила ни одного из них, хотя прекрасно знала, куда могла бы выстрелить так, чтобы смерть все-таки пришла — и была мучительной. Прошло несколько бесконечных минут — или одна короткая вечность, — и вот уже все они лежат на земле. Все двенадцать — без сознания, с пулевыми ранениями, или отправленные в нокаут светловолосым мужчиной, что стоял теперь напротив нее. И Мирай не отводила от него взгляда. Ее пустота покидала ее, вытекала из нее невидимым дымом, возвращала звуки и чувства, которые Мирай не хотела сейчас испытывать. Теперь здесь были только они, двое, стояли друг напротив друга в повисшей в этом сыром помещении гулкой тишине, не обращая внимания на бессознательные окровавленные тела, усыпавшие холодный пол вокруг них. Майки смотрел на нее знакомыми темными глазами, но сейчас Мирай, как никогда, осознавала, что не знает его абсолютно. Должно быть, в драке он пропустил сильный прилет в голову — на его виске была страшная рассеченная рана, будто от удара тупым предметом. Кровь заливала его щеку. Другой человек уже давно лежал бы без сознания, — но не он, нет. Он продолжал держаться на ногах, будто не был просто человеком. Будто был чем-то большим, чем-то, не подчиняющимся примитивным законам физического мира. Мирай подавила первую привычно-взволнованную мысль о том, что после такого у него вполне может быть сотрясение. Сейчас его здоровье должно было быть последним, о чем ей нужно волноваться. Майки же разлепил разбитые губы, и его первый вопрос оказался полнейшей неожиданностью для Мирай: — Где Баджи? — хрипло спросил он. Неприкрытая паника в его голосе покоробила Мирай. Она вдруг поняла, совершенно точно и наверняка, что он откуда-то знает ее босса. Как хозяин ветеринарной клиники может быть связан с главой опасной преступной организации? Знает ли его сам Баджи? Но эти вопросы сейчас не имели большого значения. Значение имел другой вопрос — единственный, самый важный. — Никого из Баджи здесь не было. Это была уловка, — ответила Мирай глухим голосом, совсем не похожим на ее собственный. Она тянула время и сама понимала это. Выражение облегчения, хлынувшее на его избитое лицо, было таким всепоглощающим и мощным, что она почти сама его прочувствовала каждой клеткой своей кожи. — Мирай… — начал Майки, делая шаткий шаг к ней, но она тут же вскинула руку с пистолетом, целясь ему в сердце. Он замер, не двигаясь, глядя на нее серьезно и внимательно, будто она была диким зверем, готовым напасть от любого резкого движения. Но зверем из них двоих была не она. Наверное. Она уже ни в чем не была уверена. Он не отводил от нее пристальный взгляд, словно хотел найти, прочитать в ее лице ответ на ее поведение. Только вот он не заслуживал никаких ответов сегодня. Это он был тем, кто должен дать ей ответ. — Ты правда Манджиро Сано? — наконец глухо проговорила Мирай, не отводя пистолет. Отчаянная, слабая надежда раненой птицей трепыхалась в ее груди; надежда на то, что он опровергнет эти страшные слова. Но он молчал. Смотрел на нее тяжело и угрюмо. Его веки на миг опустились, прикрывая пустоту темных глаз. А затем он снова посмотрел на нее, прямо, не таясь. — Да. — Его короткий, такой страшный ответ обрушился многотонной плитой и задавил эту слабую надежду, расплющил и оборвал ее робкий трепет. Мирай закусила щеку изнутри, чтобы сдержать рвущийся из груди хриплый всхлип. Значит, это правда. Она все это время была рядом с человеком, убившим ее парня и почти убившим ее. Смотрела с ним свой любимый фильм. Улыбалась, глядя, с каким удовольствием он жует тайяки. Спасала его жизнь. Наивно доверяла ему свою. Какой она была дурой. Бестолковой, наивной дурой! — Ты знаешь меня, не так ли? Знал меня все это время, знал, что я ничего не помню. Водил меня за нос, обманывал. Ты специально нашел меня? Это был твой план? Чтобы подобраться ко мне? Подобраться к этим… Мори-кай? Что за больную игру ты ведешь, Майки? — его имя она выделила с особым ядом. Но он просто продолжал молчать, и Мирай чувствовала, как покрывается трещинами храм ее разума, опасно шатается, грозя рухнуть и похоронить в своих развалинах ее сознание. Она закусила рассеченную губу, почувствовав вкус крови во рту. Произнесла тихим, разбитым шепотом: — Ты… ты правда убил Юджи? Она вспомнила, как долго он разглядывал их с Юджи совместную фотографию у нее дома. Вспоминал ли он тогда в деталях, как убивал его? Упивался ли этими воспоминаниями? Скажи, скажи же, что это ошибка. Что ты не хотел. Что это не было преднамеренно. Что настоящий Манджиро Сано — не то чудовище, каким она привыкла его считать. Но Манджиро продолжал смотреть на нее, в ее глаза, будто этот зрительный контакт был самым важным сейчас, линией жизни, будто она была единственным, что в этот миг имело значение во всем мире. Дрожь бежала по коже Мирай от этого пронзительного взгляда. Он мучительно медлил с ответом. Но вот его губы поджались, и в глазах промелькнуло что-то темное и холодное. — Да, — твердо ответил он. Мирай резко вдохнула через нос. Почему-то воздух пах пеплом. Может, это пепел с пожарища всех ее надежд и ожиданий? У нее начинали подрагивать колени. Ни грамма сожаления, ни капли раскаяния в его голосе. Браслет на ее левом запястье будто раскалился добела, прожигая ее кожу, звеня напоминанием о забытом декабре, о потерянной любви, о разрушенной жизни. Все по вине этого человека. — Но… но почему? — разбито прошептала Мирай тонким голосом. — Потому что он встал на моем пути, — последовал холодный, жестокий ответ. — Встал… на твоем пути? — Мирай чувствовала, как по щекам начинают катиться горячие слезы. Он говорил ужасные вещи. Такие ужасные вещи, с таким спокойным лицом. — Но почему же вместе с ним ты не убил меня? — Я бы никогда не убил тебя, — ответил Майки с неожиданной силой в голосе. Его темные глаза впивались в самые ее зрачки, будто пытаясь передать ей какую-то мысль, самую важную, но Мирай не могла ее понять. Внутри нее все горело и пылало. Перед ней сейчас стоял тот, из-за кого она лишилась так многого: любимого человека и памяти о нем, лишилась того, что, как она думала, потерять невозможно — самой себя. Однако у него получилось украсть ее у нее самой. Одним своим безжалостным решением он перечеркнул ее жизнь, вырвал и скомкал заполненный воспоминаниями лист ее прошлого. И при этом он все равно не вызывает в ней ненависти. Только печаль, тревогу и много, так много боли. Да что же с ней такое? Он что-то скрывает от нее, что-то невероятно важное. — Но почему? Почему? Говори же, Майки! Объяснись! — ее голос сорвался на крик, пистолет опасно дрогнул в вытянутой руке. Он лишь улыбнулся в ответ, печально, и будто бы снисходительно, словно она только что потребовала в двух словах объяснить ей основы квантовой физики. Наконец он вновь поднял на нее глаза, и Мирай задохнулась от того, что в них увидела. Она не знала раньше, как ярко может сиять кромешная тьма. До этого момента, пока не увидела это сияние темноты в его горящих глазах. На его губах все еще мерцала печальная слабая улыбка. — Я просто хотел, чтобы ты была свободна, — тихо проговорил Манджиро, не отрывая от нее этого мучительно сияющего темного взгляда. Сердце Мирай неожиданно заныло от его слов, от одного вида его лица. Странно знакомая боль пронзила все ее существо. Перед ней стояло чудовище в человеческом обличье, но почему же от одного взгляда на него так сильно щемит у нее в груди? Словно внутри нее заперт кто-то израненный, измученный, заходящийся в бесшумном рыдании от одного взгляда на этого человека, — но она не может понять причину этой глубокой печали, и не может унять эту знакомо-незнакомую боль. — Свободна от чего? Говори, Манджиро Сано, или я выстрелю! — Стреляй, — с неожиданным жаром сказал он. — Ты единственная, кого я не остановлю. Он сделал шаг к ней, и Мирай едва не завыла от окатившей ее волны неизвестного, необъяснимого, распирающего чувства, для которого у нее не было названия. Необъятное, бушующее — подобно ревущему цунами, это чувство окатило ее с головы до ног, утопило в себе, и она отчетливо осознала, что если он сделает еще хотя бы один шаг к ней — она захлебнется в этом потоке, пойдет на дно, растворится в нем. Необъяснимая паника пробрала ее до мозга костей. В порыве этого иррационального страха, рука Мирай, будто ведомая какой-то силой, захватившей контроль над ее телом, резко сдвинулась чуть ниже, и палец плавно надавил на курок. Патрон вырвался из барабана с неожиданно оглушительным грохотом, отразившимся безумным эхом от всех стен — этого здания и ее души. Пуля пронзила его ногу выше колена, прошла навылет четко в том месте, где — Мирай снова откуда-то знала это, — не зацепила ни кость, ни важные артерии. Это ранение не причинило ему сильного вреда, его единственная цель была в том, чтобы затормозить, остановить его. Мирай дрожала всем телом, содрогаясь в неконтролируемых судорогах. В голове нарастал невыносимый гул, от которого хотелось заткнуть уши руками, проткнуть пальцами барабанные перепонки, лишь бы выключить этот страшный потусторонний звук. Майки пошатнулся, но удержался на ногах. На его лице не было ни удивления, ни злости. Словно он вполне ожидал, что она это сделает. Действительно выстрелит в него. Мирай едва не закричала, увидев на его губах легкую и такую пронзительную улыбку. Будто он видел перед собой нечто прекрасное. Она во все глаза смотрела на него, чувствуя, как рушатся стены реальности вокруг нее. Майки, несмотря на ранение, сделал этот последний хромающий шаг к ней, остановился напротив почти вплотную, вдвинувшись грудью, сердцем, в дуло пистолета, все еще зажатого в ее застывшей руке. Мирай не могла отвести зачарованного взгляда от его темных, неожиданно теплых, больше не пустых глаз. Ей хотелось разрыдаться. Потерять сознание. Умереть. Перед ней стоял убийца, монстр, сломавший ее жизнь, и смотрел на нее так, будто она была целым миром. А ей самой хотелось бежать от него со всех ног или… или, наоборот, вцепиться в него каждым своим нервным окончанием, прорасти внутрь него и никогда не отпускать. Она не понимала, откуда идут эти чувства. Она их не понимала, но ей казалось, она вот-вот разлетится на тысячу звенящих осколков от их силы. А Майки, не говоря ни слова, не отрывая взгляда от ее глаз, медленно наклонился к ней. Мирай стояла неподвижно, будто кролик, загипнотизированный ярким светом приближающегося небытия, и ее кожа звенела и вибрировала от его близости. Секунда, — теплое дыхание на ее заледеневшей коже, — и мягкие, мучительно знакомые губы опускаются на ее собственные, накрывая их, пуская электрические разряды тока, бегущие к самому сердцу. Мир вспыхнул вокруг, взорвался сияющим фейерверком над темной водой, расцвел рождественскими огнями декабря. Его губы были пропитаны вкусом крови, снега и пепла, и Мирай казалось, что она сойдет с ума, если он еще хоть секунду будет прикасаться к ней — и умрет, если он посмеет отстраниться. Мягкие губы оторвались от ее, дрожащих, израненных, и теплый ветерок его дыхания щекотнул ее кожу. Мир успокоился, потух, вернув себе свою привычную блеклость. На его губах снова появилась улыбка, такая пронзительно нежная, что Мирай едва сдержала рвущийся из самых недр ее существа болезненный и взволнованный стон. А в следующий миг Майки покачнулся и медленно, почти грациозно опал на бетонный пол, потеряв сознание от полученных ран. Мирай неподвижной статуей застыла над ним, все еще чувствуя призрак его прикосновения на своих губах и оставшийся на них привкус крови, снега и пепла. Слезы градом катились по ее щекам, а в груди разливалась невыносимая, мучительная боль, душила ее, убивала. Кто он для нее? Что она чувствует к нему? Почему ее чувства настолько сильны, и почему это вовсе не ненависть, а что-то оглушающее, разрывающее ее изнутри? Мирай больше не могла этого выдержать. Не могла оставаться здесь, возле него. Тьма подбиралась к ее сознанию, лезла из щелей и трещин, которыми была покрыта глухая стена ее памяти. Дикий, животный ужас охватил все ее существо. Пистолет вывалился из ослабевших пальцев, глухо ударился о пол. На ватных ногах Мирай развернулась и медленно зашагала в зовущую ее темноту, оставляя позади поверженного ангела смерти, которого должна была ненавидеть — но не знала, как в себе эту ненависть пробудить.