Пепел на губах

Открой глаза, распахни свой разум, В своей гордости, не притворяйся слепой. Заперта в ловушке внутри себя — так вырвись наружу, Разломай тот механизм, что управляет тобой. Guano Apes — Open Your Eyes _______________ Зеленые поля и рощи деревьев проносились за окном поезда, иногда разбавляемые яркими пятнами виднеющихся вдали деревушек. Состав с гулом заехал в тоннель, и в стекле вмиг потемневшего окна отразилось хмурое лицо. Мирай сняла чужие солнечные очки и потерла усталые глаза. Рядом с ней сейчас никто не сидел, и она рискнула показать глаза, которые всю дорогу прятала под очками. Время от времени она окидывала вагон настороженным взглядом, особенно когда внутрь заходили новые пассажиры на остановках, но пока что никого подозрительного не заметила. Только расслабиться все равно было невозможно — не после последних событий. Оставив братьев Хайтани, Мирай, не теряя времени, поймала такси и отправилась прямиком на вокзал, где взяла билет на ближайший поезд в Осаку. Было ли совпадением то, что Майки тоже планировал улететь именно туда? Мирай могла только догадываться… Она оставила Майки. Должна была это сделать, это было правильным решением для нее, а именно о своем благе ей сейчас стоило позаботиться. Мирай повторяла себе это снова и снова, но свинцовая тяжесть в груди с каждым новым разделявшим их километром становилась все более невыносимой. Она уже устала удивляться своим чувствам. Они просто были, и ей ничего не оставалось, кроме как принять их, даже не понимая. Но ей необходимо узнать всю правду о себе, какой бы она ни была. Особенно теперь, когда охотящиеся за ней якудза, похоже, обратили свое внимание и на Сано тоже, — а он был сейчас далеко не в лучшей форме, чтобы ввязываться в новые сражения. По ее вине в том числе. Не нужно было в него стрелять тогда. Но Мирай совершенно, абсолютно не владела собой в тот момент, полностью во власти необъяснимого ужаса. Казалось, что этот барьер, удерживающий ее память, реагирует на Манджиро Сано, почти как живое существо, боится его и того, что он может пробудить в ней, если она подпустит его к себе. Мирай надеялась, что Хайтани действительно сдержат слово. Она не знала их (по крайней мере, сейчас), и ей оставалось лишь полагаться на их честность. Ха, даже само это слово — честность, — уже не вязалось с людьми, вроде них. Преступники. Убийцы. И Майки — нет, Манджиро, — был одним из них. Худшим из них. А теперь Мирай не покидала пугающая уверенность, что между ними было что-то, настолько глубокое и сильное, что от этого кружилась голова. Как вышло так, что она связалась с ним? Не было ли в смерти Юджи и ее вины тоже? Что, если Сано убил его из-за нее? Может, она изменяла Юджи с главой Бонтена? От этих мыслей голова Мирай готова была взорваться. Она боялась сама себя, боялась правды о себе. Что, если она сама окажется еще хуже, чем он? Какие тайны, какие грехи скрывает ее забытое прошлое? Ее приемный отец — на самом деле глава клана якудза. Мирай никак не могла уложить эту информацию в своей голове. Знала ли она об этом раньше, до своей амнезии? Скорее всего знала, раз была его инструментом, как выразился тот мужчина из Синдзи-кай. Инструментом для каких задач она была? Ее пугающее умение управляться с оружием ужасало ее. Еще несколько дней назад Мирай была твердо уверена, что она всего лишь простой ветеринар. А теперь оказалось, что она связана с кланом якудза, для которых явно выполняла какие-то задачи, и эти задачи, вполне очевидно, выходили за рамки закона. Мирай совершенно не знала ту женщину, что отражалась сейчас в окне. Она совершенно ее не знала, и она ее боялась. Удастся ли ей разыскать этого Йоричи Такаяму? Что, если это очередная ловушка? Если да, то так тому и быть. Мирай надоело бежать. Ей было страшно узнать правду, но, несмотря на это, она понимала, что других вариантов у нее все равно нет. Мирай хотела остановиться и наконец встретить все то, что ей уготовано — с расправленными плечами и гордо поднятой головой. Если Такаяма действительно хочет и может ей помочь — она примет эту помощь. — Уважаемые пассажиры, через десять минут поезд прибывает на станцию в Осаке, — объявил мелодичный женский голос из динамиков. Мирай оторвала застывший взгляд от своего отражения в окне и снова нацепила на нос солнечные очки. Закинув на плечо лямку рюкзака, который оттягивала пугающая и в то же время успокаивающая тяжесть спрятанного внутри пистолета, она поднялась со своего сиденья и прошла в тамбур. Спустя десять минут, никем не остановленная, Мирай благополучно сошла с поезда в Осаке. На нее совершенно никто не обращал внимания. Хмурые люди торопились по своим делам, и до невысокой девушки в бейсболке и солнечных очках никому не было дела. Выйдя из здания вокзала, Мирай довольно быстро поймала такси и назвала водителю нужный ей адрес. Тот как-то странно посмотрел на нее и вдруг спросил: — Вы уверены, что вам туда? Мирай растерялась от такого вопроса, и в ее голову тут же хлынул целый поток сомнений и подозрений. Что за адрес на самом деле дал ей этот скользкий Хайтани? Опасение, что это могло быть ловушкой, еще больше усилилось. — А почему вы спрашиваете? — осторожно уточнила Мирай. — В тех местах находиться небезопасно, все в городе это знают, — ответил таксист, с подозрением разглядывая ее в зеркале заднего вида. Мирай нервно поправила солнечные очки, скрывающие ее глаза. — Там обитают люди, к которым лучше не приближаться, если жизнь дорога. Мирай сглотнула. Она уже явно начала вызывать подозрения у таксиста одним тем, что ей нужно было ехать по этому адресу. Боясь, что он вообще не захочет ее везти, она попросила высадить ее, не доезжая до пункта назначения. Куда она лезет? В пасть к голодному тигру — Мирай все больше начинала в этом убеждаться. Однако она была уже на пределе и дошла до состояния, в котором готова была эту пасть порвать, если та решит сомкнуться вокруг ее головы. Выйдя из машины спустя двадцать минут, Мирай осмотрелась по сторонам. Здесь была зеленая парковая зона, никаких жилых домов, лишь на перекрестке виднелись автозаправка и примыкающий к ней магазинчик. Вокруг не было ни души. Мирай открыла на телефоне карту и вбила в навигатор адрес. Приложение обещало довести ее туда за двадцать минут. Поминутно оглядываясь по сторонам, Мирай отправилась на поиски нужного ей адреса. Спустя пятнадцать минут она, к своему удивлению, вышла к подножию невысокого холма, на вершине которого располагался небольшой храм. Мирай остановилась у ведущих наверх ступеней, изумленно разглядывая храм. Еще раз сверилась с адресом и картой — ошибки не было, она пришла в нужное место. Может, Хайтани так подшутили над ней? Она не удивилась бы больному чувству юмора у людей, вроде них. Но делать было нечего. Она уже была здесь и собиралась проверить все до конца. Мирай медленно зашагала вверх по ступенькам, настороженно осматриваясь по сторонам. Здесь было совершенно безлюдно и очень тихо, если не считать мелодичного пения птиц. Удивительно мирное и спокойное место. Не совсем понятно, почему оно так пугало таксиста, потому что здесь не было заметно совершенно никакого присутствия «людей, к которым лучше не приближаться». Может, это всего лишь городские легенды? Поднявшись на вершину, Мирай тихо прошла по маленькой площади и приблизилась к высоким красным ториям, где остановилась, внимательно разглядывая их. На прибитой сверху дощечке среди иероглифов притаился странный рисунок — стилизованные песочные часы, заключенные в графичное изображение человеческой ладони. Рисунок всколыхнул что-то в ее памяти, что-то темное, неприятное, отчего вспотели ладони, а в горле пересохло. Мирай снова вынула телефон и сфотографировала рисунок. Запустила приложение поиска похожих изображений в интернете. Долго ждать не пришлось. Спустя пару секунд Мирай хмуро смотрела в экран телефона, где было точно такое же изображение, выдернутое из интернет-статьи с подписью. Сердце тяжело споткнулось в середине удара от увиденного. Этот рисунок был ничем иным, как эмблемой загадочного клана якудза Мори-кай. Личности его главы и верхушек не были известны общественности. Тот самый клан, который, по словам людей из Синдзи-кай, возглавлял ее приемный отец. Тот самый клан, которому, судя по всему, принадлежала и она сама, не помня этого. Значит, таксист действительно боялся не зря — это место было под контролем опасного клана японской мафии. Почему именно храм, и почему здесь никого нет? Действительно ли здесь никого нет? Стоит ли ей идти дальше? Может быть, лучше всего будет сейчас развернуться и убежать, оставить в темноте принадлежащие ей секреты и надеяться, что это спасет ее жизнь и рассудок?.. — Рад видеть тебя в добром здравии, Мирай. Раздавшийся позади нее голос застал ее врасплох, и она подскочила на месте. Мужчина подошел сзади совсем бесшумно, как будто просто в какой-то момент материализовался из воздуха позади нее. Мирай поспешно выхватила пистолет из кармана рюкзака и резко развернулась, беря его под прицел. Перед ней стоял невысокий мужчина лет сорока пяти, в льняных темных брюках и такой же темной рубашке. Его пронзительно-синие глаза скрывались за круглыми очками, на высокий лоб, прочерченный легкими морщинами, спадали густые, слегка тронутые сединой, черные волосы. Он дружелюбно смотрел на Мирай, совершенно не обращая внимания на направленный в его грудь пистолет, будто это было не смертельное оружие, а детская игрушка. Он склонил голову и улыбнулся ей. — Пройдем в дом. Нам о многом нужно поговорить.

***

Зеленый чай пах мятой и вызывал уже ставшие ей привычными, знакомо-незнакомые чувства — будто ей снился когда-то этот запах, в далеком-далеком сне. Мирай сделала осторожный глоток и аккуратно поставила чашку из тонкого фарфора на ожидающее на столе блюдце. Она сидела в небольшом домике на две комнаты, прилегающем к храму, в уютной кухне Йоричи Такаямы, пила ароматный зеленый чай с мятой, и чувствовала себя одновременно умиротворенно и взбудораженно, как бы парадоксально это ни звучало. Хозяин дома сидел за столом напротив нее, баюкая в руках собственную чашку. Он наотрез отказался разговаривать, пока не напоит ее чаем. Возможно, такое поведение было довольно странным и слишком дружелюбным, как для человека, явно имеющего отношение к делам клана якудза. Но, возможно, для Йоричи Такаямы это было в порядке вещей. Как бы там ни было, Мирай не чувствовала от него опасности и решила довериться своей интуиции. Такаяма отпил из чашки и удовлетворенно вздохнул. — Рад видеть, что Нагахаси удалось уговорить тебя приехать, — наконец сказал он. Мирай почувствовала неприятную горечь во рту от его слов. Она поспешно опустила взгляд в свою чашку, слегка качнула рукой, пуская рябь по золотистой поверхности чая. — Да, — хрипло сказала она. Прочистила горло и очень тихо добавила: — Он погиб. Слова остались висеть в загустевшем вокруг них воздухе. Мирай закусила губу, слушая эту новую, протянувшуюся между ними тишину. Она почему-то не решалась поднять взгляд на мужчину напротив. Такаяма помолчал еще какое-то время. Затем сделал еще один глоток и очень аккуратным, выверенным движением поставил чашку прямо на стол, мимо блюдца. — Он был хорошим человеком, — тихо сказал Йоричи. Сожаление и печаль в его голосе тронули горечью этот плотный воздух вокруг них. Мирай поджала губы, все еще не глядя на Такаяму, крепче сжала пальцы на тонкой ручке своей чашки. — А еще он состоял в клане якудза, — так же тихо заметила она. — Якудза не может быть хорошим человеком? — с вежливым интересом спросил сидящий напротив мужчина. От его вопроса Мирай действительно… растерялась. Он поставил ее в тупик. Первым порывом было дать так и просившийся на язык ответ: «Нет, как может быть хорошим человек, имеющий отношение к криминалу?». Но Мирай напомнила себе, что она теперь не в том положении, чтобы так уверенно и предвзято судить других людей, когда точно не знает, что представляет из себя она сама. — Я… не знаю, — с некоторой растерянностью честно призналась Мирай. — Ты тоже относишься к клану якудза, — мягко проговорил Такаяма. В его голосе не было осуждения или самодовольства. Он просто констатировал факт. Мирай сглотнула пересохшим горлом, прерывисто вздохнула и нервно поджала губы. — Вот именно. — Oна сделала маленький глоток, поставила чашку на стол, и наконец-то перевела взгляд на своего собеседника. — Я сейчас совсем не уверена, что я — хороший человек. — Такаяма пару секунд внимательно смотрел на нее, изучая ее лицо, затем медленно кивнул. Соглашался ли он с тем, что она — не хороший человек? Мирай сделала глубокий вдох, будто готовясь к погружению под воду. — Вы правда можете помочь мне вспомнить? — Да. — Ответ прозвучал так веско и значительно, что Мирай на миг забыла все, что хотела спросить дальше. Она облизнула губы, снова переводя взгляд на остывающий чай в своей чашке, нервно побарабанила пальцами по деревянной поверхности стола. — И… всегда могли? Даже три месяца назад? — Йоричи неторопливо кивнул. — Почему же не сделали этого? — Я не сразу узнал о том, что с тобой случилось, Мирай, — медленно проговорил Такаяма. — А когда узнал — был не в том положении, чтобы беспрепятственно найти тебя и помочь. Видишь ли, в данный момент я нахожусь в бегах. — В бегах? — удивленно переспросила Мирай. — Да, — неожиданно легкомысленным тоном подтвердил Такаяма. — От твоего приемного отца. И ему, к тому же, вовсе не выгодно было бы возвращение сейчас твоей памяти. Не выгодно? Коджи Сакамото, ее приемному отцу, от одной мысли о котором ее теперь пробирало холодящим кровь страхом, зачем-то было нужно, чтобы она ничего не помнила. Тревожная мысль закралась в голову Мирай: а точно ли Манджиро Сано был виноват в том, что она потеряла память? — Но сейчас вы предлагаете помочь мне вернуть память? — уточнила она, и Такаяма снова кивнул. — И что, больше не боитесь, что мой отец про это узнает? — Есть вещи поважнее гнева твоего отца, — спокойно сообщил Йоричи и плавно повел рукой по воздуху, будто еще раз демонстрируя ей свою уютную кухоньку. — К тому же, Мори-кай успели тщательно обыскать этот дом как раз перед моим прибытием сюда, так что, на какое-то время мы здесь, можно сказать, в сравнительной безопасности. Мирай оценивающе всмотрелась в его спокойное лицо, в глубокую синеву блестящих под линзами очков глаз. — Что будет, если отец узнает о вашей помощи? Вас за это накажут? — Oна даже сама поморщилась от того, как наивно и по-детски прозвучал ее вопрос. Они же о якудза говорят, а не о воспитателях в детсаду, в самом-то деле. Собеседника ее слова тоже позабавили, судя по его ухмылке. — О, конечно же. Если меня обнаружат здесь, то убьют. Это в лучшем случае, — непринужденным тоном обронил Такаяма, вновь отпивая из чашки, пока Мирай таращила на него испуганные глаза. А он лукаво подмигнул ей, будто делясь секретом: — Но многоуважаемый Сакамото пока что продолжает жить в неведении, так что, поводов для излишнего беспокойства нет. Мирай отвела взгляд и устало потерла сухие глаза пальцами. Ей ужасно хотелось спать, но ее желания уже давно не имели никакого значения. — И почему же вы захотели помочь мне, если это грозит вам такой опасностью? — устало спросила она, пытаясь понять мотивы этого человека. А Такаяма вдруг улыбнулся ей слегка снисходительной, но доброй, и неожиданно искренней улыбкой. — Потому что, Мирай, я знаю тебя с тех пор, как тебе было семь. И я не считаю правильным то, что с тобой сделали. Как и то, что делали с тобой — с нами — все эти долгие годы. Мирай помолчала пару секунд, переваривая услышанное. У нее было так много вопросов. Такаяма же будто прочитал ее мысли. Он отставил чашку и скрестил в замок сложенные на столе руки. — Но, прежде чем приступить к процедуре восстановления памяти, думаю, ты бы хотела получить ответы на свои вопросы. Которых, полагаю, немало. К тому же это может облегчить возвращение твоих воспоминаний. Мирай взволнованно выпрямилась на своем стуле. Неужели она наконец-то нашла человека, готового открыть ей правду? Десятки вопросов толкались в ее голове, желая вывалиться наружу все разом и застревая у нее на губах. Задавать интересующие ее вопросы оказалось на удивление непросто. Поэтому Мирай начала с самого легкого, чтобы окончательно положить конец всем сомнениям: — Мой отец… он действительно управляет кланом якудза? Такаяма медленно кивнул. — Он — седьмой глава клана Мори-кай, если быть точным. Последняя надежда на то, что все это какая-то безумная ошибка, окончательно раскрошилась в труху и пыль. Мирай глубоко вздохнула. Все, что она сейчас помнила об отце, это то, что еще в детстве он спровадил ее в одно из своих имений в пригороде Киото и забыл о ее существовании, бросив ее там под надзором горничных, воспитателей, и прислуги. Он поздравлял ее открыткой на день рождения и Рождество, и очень, очень редко лично виделся с приемной дочерью. По крайней мере, такими были ее теперешние воспоминания. Все это время Мирай была убеждена, что наличие ребенка ему в свое время нужно было для заключения некоторых государственных контрактов на строительство, в которых его семейное положение играло важную роль для заказчиков. Но теперь, зная о том, чем Сакамото занимался на самом деле, Мирай совсем запуталась. Она мотнула головой, пытаясь понять логику его действий. — Но зачем могущественному мафиози приспичило удочерять из захудалого приюта девчонку без рода и племени? Такаяма вновь пригубил чай, поставил чашку на стол с тихим стуком. Склонил голову, снисходительно и с сочувствием глядя на сидящую перед ним взъерошенную девушку. Вздохнул. — Потому что ты прыгунья, конечно же. Мирай непонимающе уставилась на него. Ее уже называли так, те люди из Синдзи-кай. И она начинала подозревать, что это не просто прозвище. За ним стоит что-то еще, что-то монументально важное. — Я… не понимаю, что это значит, — растерянно призналась она. Такаяма снова улыбнулся. Он отставил чашку, оперся на стол локтями и, сложив пальцы в замок, опустил на них подбородок. — Скажи, Мирай, знакомо ли тебе чувство непреодолимого желания вернуться назад в прошлое, чтобы исправить какое-то событие в своей жизни? Мирай молча смотрела на него в полнейшем недоумении. Почему он так резко сменил тему, и к чему вообще эти философские вопросы? Но Йоричи продолжал внимательно смотреть на нее в ожидании ответа, давая понять, что это был не риторический вопрос. Мирай прокашлялась и пожала плечами. — Конечно знакомо. Какому человеку не хотелось бы хоть раз вернуться назад и сделать что-то по-другому. Такаяма покивал головой, признавая правоту ее слов. Снова улыбнулся. — Верно, верно. — Oн отнял руки от лица и откинулся на спинку стула, спокойно взял свою чашку и отпил из нее. Поднял взгляд на Мирай. — Но, видишь ли, в отличие от других людей ты действительно можешь это сделать. Мирай нахмурилась, пытаясь проследить за его мыслью. Но эта мысль прыгала, как блоха в траве, и упрямо выскакивала из рамок ее восприятия. Мозг натужно скрипел шестеренками внутри ее головы, будто намеренно замедляясь и отказываясь воспринимать его слова. — Могу сделать что? — в полнейшем ступоре переспросила Мирай. — Вернуться назад во времени, конечно же, — будничным тоном ответил Такаяма, как ни в чем ни бывало снова отпивая чая. Мирай моргнула раз, другой. Он смотрел на нее с вежливо-серьезным выражением лица. Ее губы задрожали, медленно растягиваясь в улыбке. Мирай мотнула головой и рассмеялась, тоже откидываясь на спинку своего стула. — Ну ладно, слушайте, эта шутка уже затянулась. Давайте все же вернемся к теме нашего разговора. — Это и есть тема нашего разговора, девочка. — Такаяма больше не улыбался, его лицо было крайне серьезным, и улыбка начала медленно сходить с губ Мирай. — Ты — прыгунья. Одна из тех редких людей, кому доступен дар путешествий во времени. — Вы… Вы не шутите. — Может быть, он сумасшедший? Да, точно. Где-то в этой уютной кухне, в одном из этих деревянных шкафчиков, гарантированно стоит пузырек с таблетками, как у Манджиро Сано, потому что этот человек абсолютно точно безумен. — Конечно не шучу. — Если он безумен, то почему его голос звучит так здраво и рассудительно? Почему у нее все так холодеет внутри от его слов? — У меня вообще нет чувства юмора, о чем ты так любила мне напоминать. Вижу, что ты не особенно мне веришь, но все же давай продолжим этот разговор. То, что я сейчас сказал, возвращает нас к твоему предыдущему вопросу: зачем многоуважаемому Коджи Сакамото, могущественному седьмому главе клана якудза Мори-кай, понадобилось удочерять безродную девчонку из приюта. Так? — Мирай заторможенно кивнула, глядя на него расширенными глазами. Ее похолодевшие руки неподвижно лежали на столе, рядом с чашкой уже остывшего чая. — Ответ на этот вопрос ты только что получила. Коджи Сакамото прекрасно известно о существовании прыгунов, и тебя он нашел в приюте не случайно. Тебя он искал долго и отчаянно. Мирай продолжала сидеть за столом застывшей статуей, переваривая услышанное, и никак не могла собрать в кучу свои мысли. Как вообще можно отреагировать на подобное заявление? И почему, почему сказанные им сумасшедшие слова все глубже проникают в ее голову и вызывают все меньше протеста? А Йоричи встал, собрал со стола пустые чашки и отнес их в мойку. — Полагаю, ты уже видела эмблему клана Мори-кай, — проговорил он, включая воду. — Помнишь, что на ней изображено? Мирай облизнула губы и сглотнула, хмуря брови. Эмблему клана она увидела только сегодня, и изображение действительно удивило ее. Стилизованные песочные часы, заключенные внутри силуэта раскрытой ладони. Такаяма продолжал мирно мыть посуду, и мерное журчание воды из-под крана почему-то раздражало ее нервы. Мирай сжала ледяные пальцы в кулаки, глядя в стол перед собой. А Такаяма, не прерывая своего занятия, обыденным тоном продолжил: — Эта эмблема призвана тайно похвастать перед всем миром, что клан Мори-кай держит в своей руке само время. Весьма буквальное отображение, на мой вкус, но эмблеме уже восемьдесят пять лет, а первому главе клана, похоже, она показалась удачной. Видишь ли, Мирай, первый глава клана Мори-кай тоже был прыгуном. И он передал знание о существовании людей, способных к прыжкам во времени, своему наследнику, а тот — своему, и так далее. С тех пор клан Мори-кай разыскивал прыгунов и забирал их себе — силой, принуждением или же уговорами. Вот уже восемьдесят пять лет прыгуны состоят на службе клана, усиляя его могущество. Мирай продолжала пялиться в пространство остекленевшими глазами. Мозг распух в ее голове, передавил все хранившиеся там вопросы, как перепуганная наседка давит все яйца в своем гнезде. Такаяма вернулся за стол и снова сел напротив нее, вытирая руки пушистым полотенцем. — Вот уже больше восьми десятилетий Мори-кай упорно и тщательно исследуют этот феномен. Существует целое засекреченное сообщество ученых, подконтрольных клану, и даже несколько тибетских монахов, занимающихся этим вопросом. Он замолчал и склонил набок голову, с сочувствием глядя на сидящую перед ним оторопевшую девушку. Мирай резко закрыла лицо руками, потерла глаза. У нее начинала ужасно болеть голова. — Я… правда, немного в шоке. — Она рассмеялась слегка истеричным, лающим смехом. — Я сильно в шоке, и это не передает даже малой части того, что… Если вы не псих, то это просто… — Мирай оборвала сама себя, вдруг вспомнив кое-что важное. Нагахаси перед смертью в той заброшке сказал, что Такаяма был ее ментором. Значит ли это… — Вы тоже умеете перемещаться во времени? Он улыбнулся, неожиданно печально, отчего в уголках его синих глаз во все стороны распустились лучики морщинок, и медленно покачал головой. — Я не прыгун, нет. Но я был триггером для предыдущего прыгуна клана, перед тобой. — Триггером? — с недоумением переспросила Мирай. — Триггер — это человек, запускающий прыгуна в его прыжок. Так удивительно работает этот дар: прыгун не способен самостоятельно сдвинуться во времени без образного «толчка», полученного от своего триггера. Мирай вдруг поняла, что бездумно кивает головой, как болванчик, и усилием воли остановила это движение. Обилие информации, которую выливал на нее Такаяма, грозило утопить ее. Она хотела правды, несомненно, но даже в самых своих сумасшедших фантазиях не могла бы представить, что… А самое страшное: она действительно начинала верить его словам. Чувствовала, что он не врет. Мирай мотнула головой, пытаясь собрать в кучу разбегающиеся мысли. Значит, до нее в клане был другой человек, который мог перемещаться во времени? Боги, до чего же безумно это звучит, даже в ее голове… — А предыдущий прыгун, он… — тихо начала Мирай и осеклась, увидев глубокую печаль на лице своего собеседника. — Она погибла, — тихо сказал Такаяма, и Мирай самой своей кожей почувствовала эту давнюю боль, исходящую от него. Она сочувственно кивнула и опустила глаза. А Йоричи, тем временем, продолжил: — Так что, можешь себе вообразить, в каком отчаянии был многоуважаемый глава Сакамото, лишившись прыгуна, с помощью которого мог буквально управлять событиями во времени в свою пользу. А теперь представь, что через три года после ее смерти приходит уведомление от одного из агентов, разбросанных по всей стране для поиска нового прыгуна. Сообщение о тебе. — Из приюта? — прошептала Мирай, и Такаяма кивнул. — Тебя привезли в имение, и я стал твоим наставником. У Мирай голова шла кругом от всего услышанного. Ее даже не слишком удивляло, что она с легкостью забыла про все это. Эти вещи звучали так невероятно, что их очень легко было принять за странный, слишком реалистичный сон. В водовороте вопросов вдруг родилась одна мысль, очень важная. — Господин Такаяма… — начала она. — Зови меня просто Йоричи, ты всегда так делала, с самого детства, — отмахнулся от нее Такаяма. — Этим обращением вынуждаешь меня чувствовать себя каким-то дедом, а мне всего сорок пять. — Йоричи, — послушно повторила Мирай. Звать его просто по имени оказалось удивительно легко, имя ложилось на язык, будто с детства любимый леденец. — Скажите, это все… — она неопределенно взмахнула руками, — это имеет какое-то отношение к моей амнезии? — «Это все», — Такаяма повторил ее жест руками, — не просто имеет отношение к твоей амнезии. Это — ее причина. Мирай шумно выдохнула, глядя в его глаза. На ее сердце в этот момент как будто ослабла тяжелая цепь, все это время передавливавшая его до кровоподтеков и болезненных вмятин. Значит, хотя бы в ее потере памяти Майки не повинен, хотя бы этот грех она может снять с него в своих глазах, чтобы… что? Оправдать его? Оправдать себя и свои бурлящие, непонятные чувства к нему? Может, он и впрямь не причастен к ее амнезии, но это не отменяло факта, что он убил Юджи. Юджи… Знал ли он, кто она? Ведь он был полицейcким. Что, если… что, если Мирай специально была с ним, по какому-то поручению от своего преступника-отца? Значит ли это, что, хоть пулю и выпустил Манджиро Сано, но в смерти Юджи на самом деле была виновата именно она? И этот шрам от ножевого ранения на ее животе… Откуда он в действительности? Кто ранил ее? Мирай поджала губы и подняла на Йоричи твердый, отчаянный взгляд. — Что случилось тогда, три месяца назад? — напрямую спросила она. В глазах Такаямы мелькнула какая-то тяжелая, угрюмая тень. Он задумчиво закусил губу, словно подбирая правильные слова. — Твоя амнезия — результат некорректно завершенной процедуры стирания, — наконец произнес он. — Тебе хотели частично подчистить память, убрав определенные моменты, но в процессе что-то случилось, и процедура вышла из-под контроля. — Вы хотите сказать, что меня… что меня специально лишили памяти? — Мирай сдвинула брови к переносице, лихорадочно пытаясь подтолкнуть свой упирающийся мозг, который и так уже закипал от всех этих новостей. — Но почему? Что такого я могла помнить, что это так сильно нужно было стереть? — Hе дав Йоричи даже секунды на ответ, она тут же яростно помотала головой и взмахнула рукой, будто перечеркивая свой последний вопрос. — И погодите, как вообще кто-то может стереть память другому человеку? Разве это возможно? Такаяма глубоко вздохнул, не отрывая взгляда от своего пальца, которым задумчиво ковырял приподнявшуюся над поверхностью стола деревянную щепку. — Это сделал твой триггер, — пояснил он. — Ему это было под силу из-за связи с прыгуном. Мирай уставилась на него в полной растерянности. — Но разве мой триггер — не вы? — удивленно спросила она. Густые брови Такаямы взлетели вверх, и он очень молодо, мягко рассмеялся. — О нет, вовсе нет. — Xмыкнув в последний раз, он покачал головой с таким видом, будто она была маленьким ребенком, спросившим у взрослого что-то крайне забавное. — Я не смог бы стать твоим триггером, даже если бы захотел. Скажу так: в этом слишком много нюансов. Твоим триггером был другой человек. — Кто? — тут же выпалила Мирай. Но Йоричи отрицательно покачал головой и сложил руки на груди. — А вот это, думаю, будет лучше, если ты вспомнишь самостоятельно. Если захочешь. Скажи мне, Мирай: после всего, что ты сейчас узнала, хочешь ли ты вернуть свою память? С ней вернутся и многие вещи, которые — поверь, — я хотел бы, чтобы ты никогда не знала. Сейчас у тебя есть шанс спрятаться, скрыться с глаз Мори-кай. Я не хочу лишать тебя этого выбора. Мирай облизнула губы, обдумывая его слова. Скрыться? Спрятаться? Еще неделю назад она действительно выбрала бы именно это. Но не теперь. Нет, она должна узнать правду о себе. Она просто не сможет продолжать и дальше жить в неведении. — Я хочу этого, — уверенно сказала она. — Тогда пойдем со мной, — с этими словами Такаяма поднялся со стула и вышел из кухни. Следом за ним Мирай вышла из домика. Вместе они пересекли небольшую пустынную площадь, ведущую к крошечному храму, и прошли внутрь. Здесь царили полумрак и прохлада, в воздухе разливался запах сырости. Йоричи подошел к дальней стене и открыл спрятанную на ней замаскированную панель с крошечным экраном и кнопками. Набрал на открывшемся датчике неизвестный код. Спустя секунду одна из широких плит в полу у стены дрогнула и отъехала в сторону, открывая ведущие вниз ступени. Как в каком-то шпионском фильме, ей-богу. Жестом пригласив ее идти за собой, Такаяма уверенно зашагал вниз, и Мирай ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. Под храмом обнаружилась подземная комната, заполненная медицинскими приборами, вызвавшая у Мирай легкое дежавю от похожей комнаты-палаты в одном из убежищ Сано. Мысль о Майки осветила ее сознание, как разряд молнии, но сейчас Мирай не могла позволить себе думать о нем. Все ресурсы ее мозга нужны были для обдумывания других загадок, помимо него. В отличие от той комнаты в его секретном убежище, здесь в центре вместо кровати стоял невысокий резервуар, похожий на огромную ванну. Пока Мирай настороженно и опасливо осматривалась по сторонам, Йоричи подошел к этому резервуару и нажал несколько кнопок: из стенок контейнера тут же с шипением полилась вода, и Мирай вздрогнула от этого неожиданного звука. Она с непониманием уставилась на эту странную емкость. — Как… Как это все будет происходить? — с опаской спросила Мирай, наблюдая за Такаямой, который отошел к одному из шкафчиков и деловито зарылся в него. Она подняла брови, через секунду увидев одноразовую систему для переливания крови в его руках. Мирай с подозрением сощурилась, настороженно глядя на него. А Такаяма приблизился к ней, приподняв руку, будто хотел, чтобы она лучше разглядела зажатое в его пальцах медицинское приспособление. — Как и стирание памяти, ее возвращение может выполнить триггер, — сказал он ровным, спокойным голосом. — Но моего триггера здесь нет, — настороженно уточнила Мирай, сама не зная, был ли это вопрос или утверждение. Йоричи согласно кивнул и пожал одним плечом. — Верно. Однако здесь есть я. За десятилетия исследований мы не изучили до конца феномен перемещения, и до его полного понимания еще очень далеко. Возможно, полного понимания никогда и не будет. Возможно, оно нам и не нужно. Тем не менее, некоторые вещи все же нами изучены и подтверждены. Как, например, то, что основой для связи между урожденным прыгуном и триггером является кровь, — говоря это, Йоричи уже методично закреплял трансфузионную систему на одном из аппаратов возле ванны-резервуара. Мирай сосредоточенно наблюдала за его движениями. Урожденные прыгуны? Он как-то особенно выделил голосом эти слова, и Мирай подозревала, что это важно. А он, тем временем, продолжал: — Для успеха такого рода ментальных процедур необходимо наличие двух важных факторов: присутствие эмоциональной связи между прыгуном и триггером, и наличие крови прыгуна в теле триггера. — Йоричи наконец разобрался с прибором, развернулся к застывшей на одном месте Мирай, и жестом указал ей на стоящую тут же у стены кушетку. — После этого, при условии знания триггером специальных медитативных и ментальных практик, он может оказывать влияние на разум прыгуна. Это крайне опасно, и к этому приему прибегают лишь в экстренных случаях. Он многозначительно замолчал, глядя на Мирай, будто этим молчанием еще раз спрашивая ее, действительно ли она готова пойти на это. Мирай закусила губу, изучая взглядом его лицо. Она была уверена, что знает этого мужчину. С первых минут, проведенных в его обществе, она погрузилась в удивительное состояние покоя. Ей неожиданно легко было верить ему. И Мирай нутром чувствовала, что у него нет скрытых мотивов, которые могли бы навредить ей. Что ж, если интуиция ее подвела и она ошибается — Мирай примет и стерпит все возможные последствия. Но она не собиралась отступать. Они вдвоем присели на кушетку и Йоричи, взглядом спросив разрешения, аккуратно ввел иглу в вену Мирай, после чего вторую иглу из комплекта ввел в свою вену, предварительно высоко закатив рукав рубашки. Мирай слегка поморщилась от неприятного, тянущего ощущения в том месте на руке, где в ее плоть входила игла. Кровь медленно тянулась по пластиковой трубке от нее к сидящему рядом мужчине. Он в курсе, что переливать кровь напрямую не слишком безопасно? Впрочем, другого выбора, похоже, все равно не было. А Такаяма прислонился спиной к стене, поерзал лопатками пару раз, устраиваясь поудобнее и укладывая расслабленную руку со вставленной в вену иглой на колено, и произнес: — Несмотря на то, что я не твой триггер, я все же триггер, при этом опытный. Я был им очень долго, и это дает мне определенные преимущества, когда дело касается каких-либо взаимодействий с любым прыгуном, не обязательно моим. Между тобой и мной существует многолетняя связь, и она все еще здесь, даже если ты меня не помнишь. — Он улыбнулся ей немного грустной улыбкой и продолжил: — Поэтому, как только в моем организме окажется некоторое количество твоей крови, я смогу оказать нужное воздействие на твое сознание. Повезло нам, что у тебя универсальная первая отрицательная, а? Была бы другая группа крови — и у нас возникла бы проблемка. — Йоричи подмигнул ей, а затем кивнул в сторону ванны-резервуара. — Чтобы облегчить и усилить твою восприимчивость к процедуре, нам нужно будет оградить тебя от любого отвлекающего воздействия извне. Для этого здесь и стоит это устройство — некое подобие камеры сенсорной депривации. — Заметив вытянувшееся и побледневшее лицо притихшей Мирай, Йоричи поспешно добавил: — Тебе не будет больно. Все, что от тебя потребуется — просто погрузиться в воду и расслабиться. Я сделаю все остальное. С этими словами он отсоединил трансфузионную систему от их рук и медленно поднялся, потирая то место, где в его вену пару секунд назад входила игла. Мирай поднялась следом за ним, чувствуя легкое головокружение. По ее коже с головы до пят пробегали мурашки озноба. Йоричи мягко положил руку на ее плечо и заглянул в ее лицо, настойчиво ища ее взгляд. — Спрошу в последний раз: ты уверена, что хочешь этого, Мирай? — серьезно спросил он. Мирай перевела хмурый взгляд на резервуар, натужно сглотнула. Возможно, она совершала сейчас самую большую ошибку в своей жизни. Но она верила этому человеку на каком-то необъяснимом, глубинном уровне. Она хотела вспомнить. Она готова была рискнуть. — Я уверена, — твердо ответила она слегка охрипшим голосом. По просьбе Йоричи Мирай пришлось раздеться до нижнего белья, но она на удивление не чувствовала никакого стеснения в присутствии этого мужчины. Правда, толстовку она снимала с неожиданной неохотой — та была пропитана запахом Майки и, даже если она и не хотела самой себе в этом признаваться, этот запах успокаивал ее взвинченные нервы. После этого, оперевшись на сухую и шершавую руку Такаямы, Мирай осторожно забралась в контейнер и медленно погрузилась в приятно-прохладную воду так, что на поверхности оставалось лишь ее лицо. Закрыла глаза. Все звуки полностью исчезли из мира. В этой подсоленной воде она будто парила в невесомости, отделенная от своего тела. Мирай почувствовала мягкое прикосновение, но даже не сразу смогла осознать, что касаются ее руки. Тело будто принадлежало ей, но в то же время ощущалось удивительно чужеродным и далеким. Чужие, но вместе с тем знакомые пальцы мягко, гипнотически задвигались, выводя узоры на ее коже, выписывая там иероглифы, значения которых она не понимала. Мирай сосредоточилась на этих ощущениях. Они заколдовывали ее, уносили ее сознание куда-то далеко-далеко. Она была готова. Мирай так долго прожила в неведении, зажав уши и зажмурившись в темноте, но время пришло. Она сломает и задушит жившие внутри нее страхи, и вернет себе то, что принадлежит ей, даже если это принесет сожаление. Даже если это принесет невыносимую боль. Мирай готова была открыть себя для этой боли. Она готова была наконец-то открыть глаза.