***
Год: 2001 В шесть лет Мирай Ватанабэ стала самой счастливой девочкой во всем мире. У нее наконец-то появился папа, настоящий, ее собственный папа, который любил ее и которому она была нужна. Своих родителей Мирай совсем не помнила, но зато теперь у нее тоже был папа, как и у всех этих детей, на которых она смотрела на улице с легкой завистью. Ее новый папа оказался таким добрым и ласковым. Он жил в большом красивом доме, и там у Мирай была собственная комната, как у настоящей принцессы. Больше никто не дразнил ее из-за разноцветных глаз. Люди вокруг были так добры и внимательны к ней, а самым добрым и внимательным был папа. Папа водил ее в кино и в кафе, где до этого Мирай никогда в жизни не бывала. Папа впервые отвез девочку в парк аттракционов, где она провела самый лучший день в своей жизни. Папа играл с ней и обнимал ее. Папа любил ее. И Мирай была так счастлива, что от этого ей даже хотелось плакать. Раньше она и понятия не имела о том, что плакать можно не только от грусти или боли. За те месяцы, которые она успела провести со своим новым отцом, из ее податливой детской памяти понемногу начинали стираться все горести и печали, что жили внутри, когда она была одинокой, никому не нужной приютской сиротой. Но самое важное, самое прекрасное, самое лучшее, что могло случиться — ее новый папа знал о ее суперсиле. Ей даже не пришлось ему ничего рассказывать, потому что он просто знал. Сразу. И Мирай даже начала думать, что, может быть, Коджи Сакамото — на самом деле ее родной папа, который наконец-то нашел ее. Ведь только действительно настоящий папа мог сам узнать о ее тайне, будто прочитав ее мысли. И теперь наконец-то мечта Мирай сбылась: у нее появился свой собственный «Альфред», который защитит ее и поможет, и никогда не оставит ее одну. Разве не это — счастье?***
Год: 2002 В свой седьмой день рождения Мирай Ватанабэ стала самой плохой девочкой во всем мире. Потому что в этот день она впервые оказалась причиной смерти другого человека. Она жила в этом прекрасном доме-дворце, с прислугой и настоящим дворецким, а главное, с человеком, которого могла называть своим папой. Мирай теперь была твердо убеждена в том, что магия и волшебство действительно существуют на свете, чтобы там себе ни думал Изана, не захотевший взять ее придворным магом в свое королевство. Ведь чем еще, если не волшебством, можно было объяснить то, что ее унылая серая жизнь так неожиданно превратилась в сказку. Впервые в жизни Мирай действительно ждала своего дня рождения. Папа пообещал, что в этот день ее ожидает большой сюрприз, и девочка сгорала от нетерпения и любопытства. Проснувшись утром, Мирай обомлела от найденных в своей комнате подарков. Никогда в своей короткой жизни она не видела столько красивых кукол и платьев, и, тем более, никогда не могла даже мечтать, что это все будет для нее. На вечер был запланирован большой прием в ее честь. В их огромный дом приехало так много незнакомых людей в дорогих красивых нарядах, что Мирай никак не могла справиться с одолевшими ее робостью и стеснением. Но если поначалу она ужасно смущалась от того, что все эти люди приехали сюда из-за нее, на устроенный в честь нее праздник, то спустя немногим более часа после начала торжества уже чувствовала неописуемую скуку. Гости почти не обращали на нее внимания — кроме тех моментов, когда папа подводил их к ней, чтобы представить, а они осыпали ее неискренними поздравлениями. Все эти люди общались друг с другом, разбившись на небольшие группы, попивали вино и шампанское, и до маленькой именинницы, судя по всему, никому не было дела. Мирай немного загрустила, сидя на одном из мягких диванчиков в своем красивом нарядном платье. Она с куда большим удовольствием провела бы этот день в парке аттракционов с папой, но он настаивал на том, что все эти люди очень хотели приехать и поздравить ее. Наверное, папа ошибся, потому что Мирай оказалась неприметной тенью на собственном празднике. Девочка уже хотела незаметно убежать из торжественного зала назад, в свою комнату, и вдоволь поиграть с новыми куклами, когда ее нашел отец и, взяв за руку, повел за собой. — Сейчас мы ненадолго уедем из дома, Мирай, — сказал Коджи Сакамото, ведя девочку к уже ожидающей их машине. — А разве мне можно уезжать? Ведь это же мой день рождения, — удивилась Мирай, глядя на отца громадными глазищами. — Сегодня тебе можно все. А уезжаем мы за тем самым сюрпризом, который я тебе обещал. Тут же оживившись, Мирай с радостью засеменила следом за отцом, доверчиво сжимая его прохладную руку. Она даже подпрыгивала немного от нетерпения. Что же это мог быть за сюрприз? К ее удивлению, следом за их дорогой машиной с тонированными стеклами с парковки имения выехали еще два автомобиля, в которых сидели очень серьезные люди — Мирай видела краем глаза, как они садились в машины, и немного испугалась их, потому что у них были такие суровые лица. Через пятнадцать минут шофер привез их к большому и очень красивому дому — хоть и не такому красивому, как их собственный. Отец почему-то не торопился выходить из машины, и Мирай с недоумением посматривала на него, но не решалась о чем-то спрашивать. Может быть, так надо? Те жуткие дяди уже давно вышли и скрылись в доме. Наверное, они заканчивают там какие-то приготовления для ее сюрприза? Через несколько минут из дома донеслись странные глухие хлопки, и Мирай с тревогой посмотрела на отца, но Коджи Сакамото с совершенно спокойным видом поглядывал на часы и не двигался с места. Почему же они так долго ждут в машине? Мирай подпрыгнула едва ли не до потолка, когда один из тех суровых дяденек вдруг открыл дверь их машины. — Все чисто, господин, — тихо сказал он. Отец одобрительно кивнул и затем протянул руку притихшей Мирай. Она послушно вложила ладошку в его пальцы и заторопилась следом за ним, не поспевая за его широкими шагами. По пути Мирай осматривалась по сторонам, восхищаясь красивым убранством этого дома. Правда, на полу в одном из коридоров кто-то разлил вишневый сироп, но в доме не было видно ни души, так что, наверное, его сейчас просто некому вытереть. — А почему здесь никого нет? — робко спросила Мирай у отца. — Потому что все уехали в наш дом, поздравлять тебя с днем рождения. — Но я же сейчас здесь, а не дома? — непонимающе нахмурила бровки Мирай. — Просто в этом доме остался один человек, который очень хотел тебя поздравить, но никак не мог приехать. Поэтому мы приехали к нему сами. Эта новость озадачила Мирай. Она думала, они приехали сюда за ее сюрпризом, а не для того, чтобы ее еще кто-то поздравлял. Честно говоря, Мирай уже очень устала от этих поздравлений, потому что никого из поздравляющих не знала, и не до конца понимала, как нужно правильно им отвечать. Но папа лучше знает, поэтому она не стала задавать других вопросов. Вскоре они зашли в комнату, где лежал на кровати опутанный проводами и различными медицинскими приспособлениями пожилой мужчина. Наверное, он спал, потому что вообще никак не отреагировал на их приход. Мирай уже совсем ничего не понимала и от этого чувствовала легкое беспокойство. А папа опустился на корточки, чтобы сравняться с ней в росте, и сказал: — Мирай, пришло время для твоего последнего подарка на сегодня. Но чтобы получить его, придется сначала решить одну загадку. Ты ведь любишь загадки? Мирай с энтузиазмом закивала головой, мгновенно взбодрившись. Ладно, может, ей и было не совсем понятно, что они тут делают, но загадки она действительно любила и всегда разгадывала очень быстро. — Посмотри сюда, — папа подвел ее к одному из медицинских приборов возле кровати. Мирай с опаской покосилась на спящего мужчину, но он продолжал лежать с закрытыми глазами и даже не думал просыпаться. — Этот дядя очень хотел поздравить тебя с днем рождения, но он не может проснуться. Он знал, что так будет, поэтому приготовил для тебя подарок заранее. Видишь вот эту коробочку? — папа указал на какую-то странную штуковину, прямоугольный черный футляр, прицепленный на один из тихо гудящих приборов. Мирай кивнула. — В этой коробочке спрятан твой подарок. Мирай подняла на отца удивленный и слегка растерянный взгляд. — Так давай заберем его? — предложила она. Ведь папа, наверное, именно ради этого и привел ее сюда. Только где же та загадка, о которой он говорил?.. А Коджи Сакамото сокрушенно вздохнул и покачал головой с очень расстроенным видом. — Сейчас мы не можем его забрать, потому что этот футляр на приборе меняют несколько раз в месяц. Так что сейчас твоего подарка внутри уже нет. Он потерялся. — А как же так получилось? — Мирай поникла, но не потому, что ее расстроила потеря подарка (ведь она и так получила сегодня подарков больше, чем за всю жизнь!), а из-за того, каким грустным выглядел сейчас папа. Ей не нравилось, когда он грустил. — Это случилось по ошибке. — Отец взял в руки ее маленькие ладошки и ободряюще пожал мягкие детские пальцы. — Но я точно знаю день, когда твой подарок был внутри. — Это и есть та загадка? — оживилась Мирай, обрадовавшись, что так быстро догадалась, в чем дело. Отец утвердительно кивнул в ответ на ее вопрос и сказал: — Ты сможешь получить его, если вернешься ровно в этот же день полгода назад, в первое февраля, в эту же комнату. Сними этот футляр и вернись с ним в настоящее, ко мне. И тогда мы сможем вместе открыть твой подарок. Мирай воодушевленно закивала головой, но через секунду притихла, вновь косясь на спящего мужчину. — А я… — Девочка опасливо посмотрела на устрашающе выглядящий прибор, к которому была прицеплена коробка с ее потерявшимся подарком. Суровые наказания воспитателей из приюта за любой проступок еще не до конца стерлись из ее памяти. — Я точно тут ничего не сломаю? — Конечно нет! — уверенно ответил папа. Он улыбался так тепло и любяще, что все сомнения тут же покинули Мирай. Если папа сказал, что ей можно это сделать, значит, и переживать не о чем. Мирай закрыла глаза, глубоко вздохнула и сосредоточилась, сведя к переносице тонкие брови. Через миг она почувствовала знакомую щекотку где-то под ложечкой, затем привычно ощутила легкое давление на свою голову, будто кто-то прижимал две подушки к ее ушам. Пробежавшая по позвоночнику дрожь сообщила, что она только что перескочила в другое время. Мирай приоткрыла один глаз и убедилась, что действительно оказалась в этой же комнате, правда, уже одна. Робея и побаиваясь, девочка на цыпочках подошла к уже знакомому прибору. Дядя на кровати спал все так же крепко. Интересно, что же с ним такое? Поднатужившись, Мирай ухватилась за черный футляр на приборе и принялась откручивать его, морщась от усилий. Он никак не хотел поддаваться. Наконец она справилась и тут же расплылась в победной улыбке. У нее получилось! Папа будет так ею горди… Громкий писк заставил ее подпрыгнуть на месте. Прибор, от которого она только что открутила этот футляр, истошно заходился в неприятном пиликающем визге. Что такое? Может, она все-таки что-то сломала? Мирай вздрогнула, когда мужчина на кровати вдруг принялся страшно хрипеть и дергаться. Испуганная, ничего не понимающая, девочка поспешно отступила от кровати, прижимая к груди футляр. Из коридора послышался торопливый топот шагов, и Мирай подпрыгнула на месте от страха, юрким зайчонком в панике бросилась к большому шкафу и забралась туда. Сквозь щель в дверце она видела, как в комнату вбежали обеспокоенные люди в белых халатах, столпились над все еще хрипящим мужчиной на кровати. — Куда подевался блок питания ИВЛ? — крикнул один из «белых халатов». Мирай от испуга еще крепче сжала в пальцах черный футляр, ставший вдруг очень тяжелым в ее руках. — Он задыхается! Скорее, приступить к вентиляции легких! — Пульса нет! Врачи еще какое-то время суетились над уже затихшим мужчиной. Но он так и не проснулся, несмотря на все их усилия. Мирай сидела в шкафу, в темноте, до отказа выпучив влажные от слез глаза. Она многого не понимала в том, что происходило сейчас в этой комнате, но одну вещь поняла очень хорошо. Этот дядя на кровати умер. Потому что она сняла с прибора этот футляр, как велел ей отец. Папа! Точно, нужно вернуться к нему и все рассказать! Он что-то придумает, он точно будет знать, что делать! Он… он не накажет ее? Ведь папа сказал, что она точно ничего не сломает. Она сделала все, как он и просил. Папа точно поймет, как исправить то, что здесь случилось. Думая о нем, Мирай снова сосредоточилась и закрыла покрасневшие от слез глаза, а когда открыла их — оказалась в отцовском кабинете. Дома. Ее коленки даже слегка подогнулись от обрушившегося на нее чувства облегчения. Преодолевая дрожь в ногах, она сделала несколько неуверенных шагов к столу, за которым сидел отец. В отдалении, даже сквозь тяжелые двери его кабинета, доносился гул голосов — в доме все еще были гости, пришедшие на ее день рождения. — Папа! Папочка, я все сделала, но он… тот дядя… он… — Мирай захлебывалась словами, в панике не способная рассказать, что произошло. Коджи Сакамото озадаченно посмотрел на нее, но через миг в его глазах сверкнуло понимание. Он нажал кнопку на переговорном устройстве на столе и произнес: — Такаяма, прошлое изменилось? Из устройства на столе донесся незнакомый мужской голос. Он сказал: — Да, многоуважаемый глава. В предыдущем варианте прошлого Минору Акидзава был все еще жив, но в коме. Поскольку пять месяцев назад его юрист проинформировал вас о том, что, в случае покушения на его жизнь в этом состоянии, интересующая вас неприятная запись будет предана огласке, Мори-кай не могли предпринять никаких действий против него. Вами было принято решение… разобраться с этим вопросом в то время, когда документ об обнародовании записи еще не был создан и предъявлен вам. Воспользовавшись тем, что вся его семья приехала сюда, в имение, на день рождения вашей дочери, забрав с собой большую часть охраны из поместья Акидзава, вы отвезли Мирай к нему, где она и совершила прыжок. — Зайди в кабинет, — коротко приказал Сакамото. Мирай совсем ничего не поняла из услышанного. Она просто стояла посреди комнаты в своем красивом нарядном платье, которое успело помяться и перекоситься на ней после сидения в чужом шкафу, до боли сжимала пальцами принесенный с собой из прошлого черный футляр, и не понимала, почему папа улыбается. Почему не подойдет к ней, не заговорит с ней. Ведь ей так было нужно это, нужно было его тепло, потому что сейчас девочке казалось, что она может рассыпаться в пыль от одного неверного движения. Ей было так страшно, ужасно страшно. Она понимала, что по ее вине случилось нечто очень плохое, и не знала, как это исправить. Все внутри нее молило отца помочь ей. Ведь он уже знал, что тот дядя умер. Но папа… радовался этому. И теперь Мирай с неожиданным ужасом смотрела на человека, которого называла отцом. Коджи Сакамото сейчас даже не глядел на нее. На его лице сияла холодная триумфальная улыбка, неожиданно неприятно искажавшая его черты. И в его темных глазах больше не было того тепла, к которому Мирай успела так привыкнуть, которое было ей сейчас так нужно. Наконец, отец поднялся со стула и вышел из-за стола, приблизился к девочке. — Ты отлично справилась, Мирай, — похвалил он, все с той же страшной улыбкой на ставшем вдруг таким холодным лице. — Но тот дяденька… он же умер, — с тихим ужасом в дрожащем голосе прошептала девочка. Улыбка на лице отца стала еще шире, еще холоднее. Еще страшнее. — Конечно, — спокойно ответил он. — Именно за этим ты туда и отправилась, глупышка. Мирай лишь крепче сжала пальцами черный футляр в ее руках. Ведь там должен был быть ее подарок. Так сказал папа. — Но я… я же… я принесла эту коробку, — пролепетала Мирай, лихорадочно ища глазами взгляд отца, который на нее даже не смотрел. — Я… Ты говорил, мы откроем ее вместе. — Там ничего нет, Мирай, — равнодушным голосом ответил Коджи Сакамото. — Это всего лишь блок питания от прибора. Но ты большая молодец. А эту коробку можешь просто выкинуть. Его тяжелая рука потрепала ее по голове, будто собачку, когда он проходил мимо нее, и девочка с трудом подавила неожиданно сильное желание отшатнуться от его ладони. Мирай четко и ясно поняла, что папа ее… обманул. Он обманул ее. Не было никакого подарка для нее в прошлом. Он сказал ей это лишь для того, чтобы она выполнила его желание. И она его выполнила. И из-за этого умер тот мужчина. Из-за нее. Позади открылась дверь, и Мирай поняла, что кто-то еще зашел в комнату, но просто не могла обернуться. Все ее тело окаменело, будто под заклятием злого волшебника, и она не могла заставить себя пошевелиться. Только горячие слезы продолжали стекать по бледным детским щекам, капая на ткань праздничного платья и злосчастную черную коробку в ее сведенных судорогой пальцах. Коджи Сакамото еще раз отстраненно потрепал девочку по голове, совершенно безразличный к состоянию, в котором находился застывший посреди его кабинета ребенок. — С днем рождения, Мирай, — равнодушно бросил ей папа. Но это был уже не папа, нет. Мирай видела это. Его будто подменили, поменяли на этого равнодушного холодного человека, который пугал ее. Только вот, может… может ли быть так, что именно этот человек и был настоящим Коджи Сакамото? Все это время он был для нее самым лучшим, самым добрым, единственным, ее новым Богом, которому Мирай готова была бесконечно возносить свои восторженные детские молитвы. Но оказалось, что Коджи Сакамото — вовсе не бог. Нет, на самом деле он был монстром темного подземного царства, коварно надевшим для нее фальшивую личину доброго божества. — Займись ею, — бросил он за спиной Мирай, явно обращаясь к человеку, который минутой ранее вошел в комнату. Отец вышел, не сказав ей больше ни слова, а Мирай так и осталась стоять в центре кабинета, не находя в себе сил пошевелиться. Ее пальцы болели от силы, с которой она сжимала злополучную коробку, но она просто не могла выпустить ее из рук. Слишком дорогой ценой она ей досталась. Позади послышались легкие шаги, и через миг перед ней появился молодой мужчина с темными волосами и пронзительно-синими глазами, глядящими на нее через линзы круглых очков. Мирай не знала его. Пару секунд он внимательно смотрел на дрожащую всем телом девочку, потом глубоко, тяжело вздохнул. А дрожь била Мирай все сильнее, содрогая ее тело едва ли не в конвульсиях. Воздух почему-то перестал проходить в ее легкие, и девочка начала задыхаться, все глубже проваливаясь в пучину страха. Видя ее состояние, незнакомый мужчина вздохнул еще тяжелее. А потом сделал то, чего Мирай совсем не ожидала, но что было ей бесконечно нужно в этот момент: он опустился на пол рядом с ней и уверенно притянул ее к себе в крепком объятии, обернул вокруг ее дрожащего маленького тела теплое кольцо своих рук. Страшная коробка наконец-то вывалилась из ее онемевших пальцев. Мирай разрыдалась в его плечо, цепляясь за его рубашку и содрогаясь всем телом. В груди было так неимоверно больно, куда больнее, чем когда она сломала руку два года назад. Примерно так же больно, как было после***
— Значит, моя суперсила может быть внутри моего… э-э… ДМК? — Мирай повертелась на стуле, со всех сторон разглядывая свои руки, и даже вывернула назад голову, чтобы попытаться глянуть на спину. — А где оно, это ДМК? Я не вижу. — Во-первых, не ДМК, а ДНК. — Йоричи устало почесал глаза и со вздохом отошел от доски на стене, где последние полчаса упорно рисовал для Мирай схемы и графики, которые девочка никак не могла уразуметь. — Как я вообще должен объяснить все это семилетнему ребенку? — пробормотал он себе под нос, подходя к ерзающей за столом Мирай. Смерил зевающую девочку невпечатленным взглядом и обреченно покачал головой. — Так, вставай-ка, пойдем прогуляемся. Мирай с готовностью спрыгнула со стула. Она ужасно устала, потому что в школе сегодня был очень сложный день, а теперь еще и ее наставник без конца сыпал ей в голову все эти незнакомые слова, от которых у нее уже болел мозг. Они вместе с Йоричи прошли по коридорам большого дома в фойе, где им встретился невысокий мужчина с добрым лицом и седеющими темными волосами. Йоричи остановился, увидев его, а Мирай просияла улыбкой. Завидев девочку, мужчина улыбнулся ей в ответ и, запустив руку в карман брюк, под ее воодушевленным взглядом вынул оттуда конфету. Мирай расплылась в еще более широкой улыбке, забирая предложенное угощение, а Йоричи лишь неодобрительно покачал головой. — Господин Нагахаси, вашими стараниями у нашей попрыгушки начнутся проблемы с зубами. — Ладно тебе, Йоричи, — отмахнулся от него мужчина и подмигнул уже вовсю жующей конфету девочке. — Кого волнует кариес, когда в мире существуют шоколадные конфеты. Мирай с энтузиазмом закивала, а Йоричи лишь закатил глаза с обреченным вздохом. Ей очень нравился Киеши Нагахаси, который всегда угощал ее чем-то вкусным и улыбался ей такой доброй улыбкой. Мирай не была точно уверена, какие задания выполняет господин Нагахаси для ее приемного отца. Она знала только, что он — ученый, который часто бывает в этом поместье и дружит с ее наставником. Йоричи в этот момент уже нетерпеливо подталкивал ее к выходу. Из фойе они вышли во двор и направились в большой парк, прилегающий к имению. Прошло вот уже три недели после того дня. Отец почти сразу уехал в длительное путешествие, связанное с какими-то важными делами, оставив девочку на попечении Йоричи. Несмотря на то, что вокруг нее всегда было много людей — горничные, повара, охрана, — Мирай все равно чувствовала себя очень одинокой. Потому что отца у нее снова не было. Вернее, он-то был, но это больше был не папа, а господин Коджи Сакамото. Монстр снял маску доброго бога, открывая ей свое истинное лицо. Отпала необходимость в притворстве и фальшивой заботе, чтобы обманом вынудить ее сделать то, чего он хотел. Рухнул и разбился тот воздушный сказочный мирок, где Мирай была любимой и нужной. Хотя, нужной-то она осталась, только вот уже — нелюбимой. С другой стороны, кто захочет любить злодея, не так ли? Каждое утро шофер отвозил Мирай в школу, а с уроков ее забирал сам Йоричи. И девочка все больше убеждалась, что ошиблась тогда, решив, что ее «Альфредом» стал отец. Вовсе нет. Ее настоящим «Альфредом» был именно Йоричи. Потому что он учил ее, он рассказывал ей все, что она хотела знать, и отвечал на все ее вопросы. Он знал о ее суперсиле, но не просил использовать ее, — он лишь помогал ей понять, как управлять ею. Каждый день после школы они садились в кабинете и начинали вторую часть обязательных занятий в жизни Мирай. Правда, иногда (часто) Йоричи говорил такие странные и сложные вещи, что Мирай не понимала ни слова. Например, вот как сегодня. Сейчас они шагали по одной из дорожек прилегавшего к имению парка, и Мирай хотелось взять Йоричи за руку, но она лишь крепче сжимала кулачки в карманах светлого школьного платья. Нет, она вовсе не думала, что учитель выдернул бы у нее свою руку. Просто… разве она заслуживает этого? Чтобы кто-то держал ее за руку. Да и потом, не так уж сильно ей это и нужно. Злодеям вообще никто не нужен, им хорошо в одиночестве. И Мирай, хоть и вовсе не хотела быть злодеем, но должна была вести себя соответственно. Ей не дали выбора при распределении ролей. — Гмм, давай подойдем к этому вопросу по-другому, — задумчиво протянул Йоричи, явно снова обдумывая свои дурацкие непонятные ДМК. Мирай тихонько и обреченно вздохнула. Ей очень хотелось уйти в свою комнату и поиграть с куклой, но учитель явно был настроен на длинную лекцию. Он кивнул на скамейку в тени деревьев, и они направились туда. Сев на скамейку, Йоричи спросил: — Скажи мне, Мирай, ты умеешь писать левой рукой? — Девочка удивленно посмотрела на него и отрицательно покачала головой, не понимая, почему он задает такие вопросы. Йоричи улыбнулся. — А вот я умею. Но при этом, совсем не могу ни писать, ни рисовать правой рукой. Вот такая моя особенность. Некоторые люди рождаются с умением писать именно левой рукой. — Мирай неуверенно кивнула. Она понимала, о чем он говорит, но не понимала, зачем? — Нечто похожее и с твоими прыжками во времени. Ты родилась с этим умением и, значит, это твой врожденный дар. Поняла? Мирай закивала головой. Да, действительно, это было куда более понятно, чем те сложные рисунки про ДМК. И почему он не начал с этого сразу? А теперь она совсем устала от попыток понять его предыдущие запутанные объяснения. Йоричи, тем временем, вынул из кармана брюк пакетик с M&Ms и протянул девочке. Ну вот, а господина Нагахаси ругал, что подкармливает ее сладостями. С широкой улыбкой Мирай тут же раскрыла пакетик и принялась сосредоточенно выбирать оттуда красные конфетки. Йоричи несколько секунд наблюдал за этим ее занятием, а потом продолжил свою речь: — Но знаешь, Мирай, если я очень захочу, то могу научиться писать правой рукой. Хоть от природы моя левая рука как будто бы сразу была предназначена для того, чтобы быть главной, при очень сильном желании я могу натренировать свою правую руку так, чтобы пользоваться ею с такой же легкостью. То же самое и с прыжками во времени. Есть люди, которые рождаются уже с этим умением, они от природы одаренные — как ты. Но есть и те, кто может развить в себе эту способность, если очень, очень сильно захотят изменить прошлое. — И что, каждый человек может этому научиться? — спросила Мирай невнятно, потому что рот ее был набит красными драже. Йоричи усмехнулся ей и, протянув руку, вытащил из пакетика коричневую конфетку. Мирай поморщилась, глядя, как он закидывает ее в рот. Коричневые ведь самые неинтересные, а учителю будто бы все равно. Взрослые такие странные. — О нет, далеко не каждый может научиться, — наконец ответил на вопрос ее наставник. Мирай сосредоточенно нахмурила брови, разглядывая конфеты на своей ладошке и обдумывая его слова. — Тогда как же понять, можешь ты научиться или нет? — озадаченно спросила она. — Никак, — усмехнулся Йоричи. — Это просто случается. Мирай уставилась на него широко раскрытыми изумленными глазами. — Неужели вы не знаете? — Представь себе, нет, — тихо засмеялся Йоричи. — Мы не знаем, почему некоторые люди рождаются с этим умением, и не знаем, как у других людей получается его приобрести. Господин Нагахаси одно время думал, что нашел зацепку для понимания этого процесса, но в итоге это оказалось очередным тупиком. Понимаешь, Мирай, перемещения во времени — это очень сложная и запутанная история, и нам все еще неизвестно очень многое. Не знаю, сможем ли мы когда-нибудь действительно понять этот феномен. Мирай понятия не имела, что такое фе-но-мен, но она уже привыкла к тому, что учитель частенько сыпет вот такими странными непонятными словечками. Она подозревала, что он сам их выдумывает, чтобы казаться еще умнее. Но, если забыть об этом фе-но-ме-не, его слова натолкнули девочку на мысль, которая раньше не приходила ей в голову. Мирай подумала еще немного, перебирая в руке разноцветные драже, и наконец решилась спросить: — А почему именно я родилась с таким даром? Йоричи перевел на нее внимательный взгляд, от которого Мирай стало чуточку не по себе. Иногда он смотрел на нее так странно, с печалью и тоской в глазах, от которых ей и самой становилось грустно. Учитель улыбнулся ей и мягким движением завел за ухо непослушную каштановую прядь, упавшую ей на лицо от порыва ветра. — Может, потому что ты была хорошей девочкой, и боги решили тебя наградить? — предположил он, приподнимая густые брови. Но Мирай на его улыбку не ответила. Она отвернулась, хмуря темные брови и упрямо не глядя на своего наставника. — Нет, — тихо прошептала Мирай, непроизвольно сжимая кулачок и сминая в нем разноцветные конфеты. — Я никакая не хорошая девочка. Я злой, плохой человек. По лицу Йоричи скользнула мрачная тень. Он нахмурился, поджал губы, внимательно глядя на отвернувшуюся от него девочку. Затем взял ее за руку, разжал судорожно стиснутый кулак со сплющенными в нем конфетами, и принялся салфеткой аккуратно вытирать замазанную разноцветными пятнами кожу. — Ты не плохая, Мирай, — очень тихо проговорил Йоричи. — Ты просто несвободная. Мирай в тот день была еще слишком мала, чтобы понять, насколько он был прав. Потому что она действительно была несвободна. Она была пленницей и заложницей своего собственного дара и проклятия.***
Год: 2003 Шли дни, сливались друг с другом, превращались в недели, а те — в месяцы. Мирай все больше узнавала о своем даре, потому что Йоричи вдалбливал эти знания в ее голову, пока не убеждался, что девочка точно все поняла. Она уже знала, что существуют прирожденные прыгуны, которых Йоричи называл «одаренными», и те, в ком этот дар был приобретенным, проснувшимся под влиянием каких-то чрезвычайных обстоятельств. В отличие от вторых, которые переносили свое сознание в тела прошлых самих себя, одаренные могли перемещать во времени свое физическое тело, никак не задевая при этом своего двойника из прошлого. Именно поэтому Мирай иногда видела саму себя, когда прыгала во времени, еще будучи в приюте. Кроме этого, прыгуны с приобретенным даром не могли сами выбирать нужный им момент во времени для перемещения или прыгнуть без помощи триггера, человека, который запускал их прыжок. Одаренные же в детском возрасте, приблизительно до десяти лет, умели прыгать самостоятельно. Часто эти прыжки были бесконтрольными, стихийными, и одаренные дети никак не могли ими управлять. Некоторые, впрочем, интуитивно учились этому — как научилась и Мирай, — и до десятилетнего возраста не были ничем и никем ограничены в своих возможностях передвигаться назад во времени и возвращаться в свое настоящее. Однако к десяти годам эта способность утрачивалась, и тогда одаренному тоже становился необходим триггер. Мирай знала, что есть способ искусственно создать триггера для прыгуна, но Йоричи сказал, что ей еще рано вникать в эти детали. У нее в запасе еще было несколько лет свободных перемещений во времени. Ее учитель тоже был когда-то триггером для прыгуна. Он мало рассказывал об этом, и каждый раз его лицо потухало, будто внутри кто-то выключал освещавшую его лампочку. Прыгуном была его сестра-близнец. Мирай знала лишь, что она погибла, но при каких обстоятельствах — Йоричи не говорил. Мирай видела, насколько сильным было его горе, даже спустя три года, поэтому решила не спрашивать его ни о чем, чтобы не бередить эту все еще свежую рану. Коджи Сакамото не уставал использовать это ее умение. С возрастом, Мирай все больше убеждалась, что он удочерил ее именно из-за этого, а не потому, что полюбил ее. В конце концов, Коджи Сакамото был главой клана якудза Мори-кай, Мирай уже знала об этом. И в его сердце не было места для такого бесполезного и непродуктивного чувства, как любовь к кому-то, даже к ней, его любимому инструменту. После того страшного дня рождения Мирай до дрожи в коленках боялась его и беспрекословно выполняла все его поручения, страшась его гнева. К ее облегчению, никто больше не умирал в результате ее путешествий во времени. Мирай подозревала, что дело не обошлось без Йоричи, который убедил Сакамото пока что не давать девочке таких заданий. И Сакамото прислушивался к нему, потому что Йоричи был триггером его предыдущей прыгуньи и очень много знал о межвременных путешествиях. Поэтому Мирай больше никого не приходилось убивать в прошлом. Но она раз за разом по приказу отца возвращалась туда, чтобы украсть, обмануть, навредить. Делала все те вещи, которые полагается делать злодею. У нее не было выбора. Ей восемь лет, и ей совершенно некуда бежать. И теперь, в те редкие дни, когда Йоричи водил ее в кино, Мирай ловила себя на мысли, что внимательно наблюдает за злодеями в фильмах. Ведь могло быть так, что в душе они вовсе не хотят быть злодеями, да только вот выбора у них нет. Но в жизни Мирай были не только эти секретные задания. Для всего мира она вела обычную жизнь приемной дочери бизнесмена Коджи Сакамото: ходила в школу, общалась с детьми, с которыми ей было велено общаться. Никто, и, тем более, враги Мори-кай не должны были догадаться, что приемная дочь Сакамото — не просто маленькая девочка. Поначалу Мирай удивлялась тому, что Сакамото решил удочерить ее, ведь он мог просто забрать ее из приюта и сделать своей слугой (а, скорее, собственностью), но вскоре она поняла причину этого: дочь Сакамото была неприкосновенна. Враги несколько раз подумали бы, прежде чем совершить на нее нападение. Дочь Сакамото всегда была под охраной. Так тщательно защитить и обезопасить обычную прислугу было бы невозможно. Кроме школьных занятий, Мирай проходила и другое, секретное обучение, зачастую состоявшее из тяжелых, а временами и опасных тренировок. Из всего многообразия недетских вещей, которым ее учили, иностранные языки и уроки медицины давались девочке легко, но вот с физической подготовкой была проблема. — Мирай, так ты сама себе свернешь шею, — устало сказала Рен Накамура, помогая девочке подняться на ноги. Вспотевшая и уставшая, Мирай тяжко отдувалась, потирая свои синяки и ссадины. В единоборствах и рукопашном бое девочку постиг полный провал. Сколько бы она ни тренировала свое тело, оно все равно оставалось слишком слабым. К тому же, она была очень неуклюжей. Жмурясь от боли на тренировках, Мирай вспоминала все те фильмы, где люди, которых с детства обучали боевым искусствам, становились непобедимыми воинами. Враки это все. Иногда человек был просто не способен стать хорошим бойцом, и Мирай была живым тому доказательством. — Ладно, давай-ка попробуем кое-что другое, — сказала ее бессменный тренер, жестом предлагая девочке идти за ней. Рен Накамура когда-то была бойцом подразделения спецназа Японии, вместе со своим мужем. Но после одной неприятной истории, где были замешаны наркотики, убийство, и клан Мори-кай, она вынуждена была покинуть службу. Подробностей этого Мирай не знала. В общем и целом, Рен Накамура была еще одной рабыней на службе Мори-кай. Мирай все больше убеждалась, что слишком многие в клане были здесь не по своей воле. Рен была грубоватой и прямолинейной женщиной, страдающей от наркозависимости и тлеющего в ее мозгу психологического расстройства, которое она заглушала антипсихотиками, но вместе с тем она всегда была добра к Мирай. Спустя год совместных тренировок Мирай неожиданно стала очень близка с ней. Рен и Йоричи были именно теми людьми, кто скрашивал ее непростую жизнь в клане Мори-кай. Рен забрала ее из тренировочного зала и привела в частный тир, располагавшийся тут же, на территории поместья. Раньше они тут не бывали, но сейчас тренер решила, что Мирай стоит попробовать поучиться стрелять. Может, это отвлечет девочку от ее неудач, и тогда она с новыми силами сможет приступить к тренировке. Рен показала ей, как правильно зарядить пистолет и как с ним обращаться. Когда мишень опустилась на нужное место, Рен скучающим голосом предложила: — Ну давай, попробуй. — Накамура была уверена, что девочка даже в само полотно мишени не попадет, учитывая тот факт, что иногда она могла упасть, запутавшись в собственных ногах. Но если это отвлечение поможет ей переключиться и передохнуть, то пускай хоть в потолок стреляет. — Хорошо, — покладисто согласилась Мирай. И одну за другой выпустила все пули из пистолета четко в одно и то же место в центре мишени. Рен застыла на месте, ошарашенно таращась на дымящуюся мишень. В центре была всего одна широкая дыра, — именно туда попали все восемь пуль. — Погоди-ка… — в полном замешательстве пробормотала Рен, потирая лоб. — Ты что, уже стреляла раньше? — Нет, мисс Накамура, вы же знаете, — удивилась Мирай, отдавая пистолет тренеру. — Но как ты это сделала? — Рен посмотрела на отданный ей пистолет с таким видом, будто он в любой момент мог ожить и объяснить ей произошедшее. — Как ты… попала? — Я, ну… — Мирай непонимающе захлопала ресницами, глядя на своего тренера. Растерянно пожала плечами. — Я просто целилась в одно место, да и все. — Да и все? — оторопело повторила Рен и помотала головой, пытаясь осознать произошедшее. — Так, а давай-ка попробуем еще раз. Вот так и выяснилось, что Мирай обладает не только врожденным даром путешествовать во времени, но еще и пугающей меткостью. Она без промаха попадала в самые маленькие мишени даже на очень большом расстоянии. Кроме огнестрельного оружия, девочка на удивление хорошо обращалась с метательными ножами. Ее меткость была почти сверхъестественной, и Рен Накамура после клялась Йоричи, что никогда в своей жизни подобного не видела. Благодаря этому открытию, тренировки по единоборствам отошли на задний план — к великой радости Мирай. С одобрения Коджи Сакамото, девочка стала упражняться в стрельбе из различного оружия. Ей это нравилось куда больше рукопашного боя, из которого она всегда выходила в синяках и ссадинах. Но Мирай спрашивала себя, зачем ее так усердно тренируют? Она до дрожи боялась ответа на этот вопрос. Но знала, что ответ этот все равно получит, хочет она того или нет.