Street Rat

— Чего ты хочешь? Аладдин настороженно наблюдал за своим господином, тот вёл себя странно с тех самых пор, как он отвёл Жасмин в город. — Господин? — спросил Аладдин, прежде чем замолчать. — Ну? Чего? — Джафар, наконец, повернулся к мальчику лицом. Он проглотил своё очередное язвительное замечание, когда увидел слегка расширившиеся глаза мальчика. Это едва заметное движение навело Джафара на мысли, которые он изо всех сил старался отодвинуть в сторону. Было странно, что такое незначительное движение могло изменить чей-то внешний вид. В этот момент, или скорее после этого движения, Аладдин превратился из дерзкой бывшей уличной крысы, которой все его видели, в испуганного и, самое главное, невинного мальчика, стоящего перед Джафаром. Конечно, слово «мальчик» было не совсем точным, он не был ребёнком ни умственно, ни физически. «Конечно, точно не физически», — Джафар не мог контролировать эту мысль. Нет, Аладдин не был мальчиком, но и мужчиной назвать его было нельзя. Он был слишком невинен, слишком мягок, несмотря на всё своё трагическое воспитание. Он всё ещё видел в людях хорошее, то, что делали только дети, учитывая мир, в котором они жили. Где болезни, смерть и преступления были таким же привычным явлением, как воздух, которым они дышали. Конечно, нужно было учитывать и факт того, что к нему ещё никто не прикасался. Хотя это взвывало к самым основным инстинктам Джафара, потребность вбиваться в тёплое, податливое тело всегда была его особым излюбленным занятием, и именно это заставляло насторожиться. Аладдин был молод, очень молод в сравнении с ним самим. Он был невинен и чист, факт, который Джафар просто не мог игнорировать. Конечно, фантазировать ему это не мешало. Но всё же Джафар не мог избавиться от чувства неправильности, которое возникало всякий раз, когда он думал о мальчике в неприличном ключе. Мальчик прошёл через ад и вернулся обратно. Мог ли он воспользоваться им? Парень уже души в нём не чаял, приносил ему еду и обслуживал почти всеми возможными способами. О, конечно, это была его работа, но Джафар видел всё это в глазах мальчика. Ему необходимо нравиться, необходимо чувствовать себя полезным. Мальчик хотел доставить ему удовольствие, хотел отплатить ему за всё, что тот для него сделал. «Я мог бы придумать несколько вещей», — подумал про себя Джафар. На его лице медленно появилась ухмылка, а в голове вспыхнули образы того, как мальчик мог ему отплатить. По-настоящему шикарные образы. — Господин? — снова спросил Аладдин. Мужчина молчал уже некоторое время, уставившись в пространство. И Аладдин начал волноваться. — Я спросил, чего ты хочешь? У меня больше нет для тебя заданий, — Джафар очнулся от оцепенения, нахмурившись при виде почти обиженного взгляда. — Значит, я Вам больше не нужен? — спросил Аладдин. Услышав это, Джафар усмехнулся. Низким глубоким звуком, от которого по спине Аладдина пробежали мурашки. Он не мог сказать отчего появилась эта дрожь. Но именно это заставило его почувствовать себя странно, горячо и в то же время холодно. Это было действительно странное чувство. — Ну, я такого не говорил, верно? — спросил его Джафар, не став дожидаться ответа. — Расскажи-ка мне, Аладдин, о тебе ходят слухи. Говорят, что ты никогда ни с кем спал, говорят, что ты до сих пор не стал мужчиной. Так почему же? — Джафар поднялся, нависая над мальчиком. Аладдин за всю свою жизнь ещё никогда не чувствовал себя таким униженным, как сейчас. — Кто это сказал? — его голос был едва громче шёпота, то ли от ярости, то ли от унижения, Джафар не был уверен. — Яго. После этих слов Аладдин вздрогнул. Он боялся, что кто-то из слуг каким-то образом узнал о нём, распространяя эту историю среди остальных, кого только смогли найти. Люди могли быть на удивление злобными, если верили, что это принесёт им пользу. Но Яго? Он думал, что попугай был его другом. Или, по крайней мере, другом настолько, насколько вообще мог. Конечно, учитывая, что Джафар был его хозяином предательство действительно не должно было стать неожиданностью. — Как он…? — начал было Аладдин. — Очевидно, ты разговариваешь с самим собой, находясь в комнате. Похоже, Яго подслушивал. Он всегда любил совать свой клюв туда, куда не следует, — Джафар осторожно приподнял пальцем подбородок мальчика. Это заставило Аладдина встретиться взглядом с мужчиной, а Джафару позволило насладиться видом его смущения. — А теперь я спрошу ещё раз. Почему? — промурлыкал Джафар, удовлетворённо ухмыляясь, когда глаза мальчика заволокло туманом. — Я… — начал Аладдин. — Да? Аладдин не обращал внимания на свечение посоха Джафара в тусклом свете комнаты. Всё, на чём он мог сосредоточиться, были эти пронзительные глаза. — Я не хотел умирать. Джафар ожидал чего угодно, хотя стоило признать, что этого варианта среди его мыслей не было. — Что? — его голос утратил своё обычное мурлыканье, он был слишком поражён признанием мальчика, чтобы продолжать действовать. — Девушки на улицах, они… все они были больны. Мужчины, с которыми они были, распространяли эти болезни по всему городу. Я видел то, что происходило с ними, пока рос на улицах, и я просто не хотел, чтобы это случилось со мной. Поэтому я держался подальше. У меня всё равно не хватило бы денег, чтобы заплатить им, — Аладдин говорил спокойно, с побочным эффектом от лёгкого транса, в который погрузил его Джафар. — А что насчёт мужчин? Ты никогда не испытывал желания лечь в постель с кем-нибудь из них? — у Аладдина перехватило дыхание. Этого было достаточно, чтобы Джафар почувствовал облегчение. Казалось, мальчик уже воспринял эту мысль. Тому не потребовалось бы большего поощрения или подталкивания к подобному пути. — Они тоже были больны. Моя мать умерла, когда я был маленьким. Я не хотел идти тем же путём. И… — замялся Аладдин. — Продолжай, — подбодрил Джафар. Он нежно обхватил лицо мальчика ладонями, слегка погладив его по щеке, будто пытался успокоить. — Я видел, что эти люди делали с такими, как я. Они выслеживают слабых и молодых. Оставляют их истекать кровью и кричать от боли. Я не хотел оказаться на этом месте, — признался Аладдин. Несколько секунд спустя транс, казалось, прервался. Хотя он и не сделал ни малейшего движения, чтобы отстраниться от рук Джафара. — Нет, я не думаю, что хотел бы. Тебе нужен кто-то, кто заботился бы о тебе. Кто-то, кому бы ты мог доверять, кто не причинит вреда. Разве это не так? — мягко спросил Джафар. Поскольку Аладдин даже не подумал отстраниться, он рискнул провести большим пальцем по его нижней губе. Почти услужливо Аладдин позволил своим губам слегка приоткрыться, давая Джафару толчок, в котором он нуждался, чтобы сделать следующий ход. — Я… — ахнул Аладдин, когда мужчина коснулся его губ, а его собственные ладони сжались в кулаки по швам. Он больше не был под гипнозом, и всё же был не в силах пошевелиться. Сделать что угодно, но не стоять на месте, принимая прикосновения, которыми его одаривал Джафар. Честно говоря, если бы кто-нибудь спросил, Аладдин не был уверен, что хотел бы отстраниться. В то время, как здравый смысл кричал ему бежать, подобно хищнику, загнанному в угол более опасным хищником, Аладдин не мог отрицать, что доверяет этому человеку. У него не было причин поступать иначе. — Да, — наконец, выдохнул Аладдин. Его внутренности сжались от волнения, когда он почувствовал, как мужчина убрал руку. Что он сделал? Неужели он сделал что-то не так? Вот какие мысли пронеслись в голове Аладдина, когда Джафар резко прервал контакт. Разве он не сделал то, что хотел господин? Разве он ответил не так, как тот ждал? Аладдин был сбит с толку, желудок скрутило узлом, когда он сделал всё возможное, чтобы разобраться в собственных мыслях. «Хочу ли я его? Хочу ли я Джафара?» — спросил себя Аладдин, конечно у него хватило здравого смысла не произносить этого вслух. Иначе всё стало бы слишком неловко. — «Я думаю… кажется, да». Аладдин ахнул от этого осознания. Как раз вовремя, потому что в следующую секунду всякие мысли улетучились из его головы, когда мужчина внезапно прижал его к своей груди. Аладдин заскулил, и этот тихий звук, полный нужды, отдался прямо в пах Джафара. Тот едва успел заметить ошеломлённое выражение на лице Аладдина, прежде чем оно прояснилось, потому что он прижался своими губами к губам мальчика. Казалось, осознание того, что его слуга, тот, кто поклялся служить ему любыми средствами, хотел возлечь с ним и только с ним, было слишком сильным, Джафар оказался не в силах сопротивляться. Конечно, как только он расстанется с мальчиком, то найдёт время, чтобы насладиться этим фактом. Но сейчас он довольствовался тем, что вознёс столь неопытного юнца к высотам удовольствия, которых тот никогда раньше не испытывал. — Джафар, я… — выдохнул Аладдин, когда они отстранились друг от друга. Джафар испытывал самодовольное удовлетворение, упиваясь представшим перед глазами зрелищем. От его припухших, покрасневших губ до багряного румянца, разлившегося по щекам, от того, как он слегка дрожал под его прикосновениями до выражения чистейшей похоти в его глазах. Джафар без сомнений знал, что Аладдин будет принадлежать ему. И если такое случится, он навсегда будет только его. Он всегда был старым ублюдком с собственническими замашками. — Тшш, ничего не говори. Просто почувствуй, — Джафар не позволил мальчику ничего говорить, снова прижавшись своими губами к его. Аладдин застонал от его прикосновений, издав глубокий, гортанный стон, который напомнил Джафару, что в его руках не слабая, хрупкая женщина. Конечно, он молод, но всё же Аладдин был практически мужчиной. После сегодняшнего дня он, разумеется им станет. Джафар об этом позаботится. У Аладдина не было времени подумать, мысли проносились в голове. С одной стороны, он целовал своего господина, человека, которому был обязан служить. А с другой стороны, он целовал мужчину вдвое старше себя. Аладдин просто не мог сконцентрироваться ни на одной из этих мыслей, он был слишком занят странными ощущениями, наполнившими его тело. От грубости губ Джафара и того, как его бородка царапала кожу на лице Аладдина, до глубочайшей жгучей потребности, пульсирующей в паху, потребности, которая требовала внимания. Любого внимания. Которую Аладдин не собирался игнорировать. — Пожалуйста, — взмолился Аладдин. Он не был уверен, о чём именно просил. О, конечно, он слышал истории от своих собратьев — уличных крыс — видел, в каком состоянии они возвращались после охоты за сексом или деньгами. Но слышать о чём-то никогда не бывает так хорошо, как это было на самом деле. Факт, который Аладдин осознавал всё больше с каждой секундой. Джафар ухмыльнулся, прижимаясь губами к шее мальчика и наблюдая, как тот двигается, пытаясь прижаться ближе. В прошлом Джафар убил много людей, собственноручно или чужими руками, это не имело значения. Он знал, что нужно сделать, чтобы убить человека. И всё же то, как Аладдин доверчиво наклонился к нему, обнажая шею, чтобы он мог провести зубами по его яремной вене, сделало Джафара по-настоящему счастливым. Аладдин безоговорочно доверял ему, в этом он был уверен. Юноша доверял ему свою жизнь, а теперь доверял нечто гораздо более ценное. Привилегия, за которую многие мужчины готовы были заплатить немалые деньги. — Как пожелаешь. Джафар повёл мальчика в свои покои, едва обращая внимание на Яго, который быстро улетел на безопасное расстояние в противоположном конце комнаты. Пусть Яго и хотел, чтобы они были вместе, но видеть все своими глазами и слышать он точно не желал. Этого уже было достаточно, чтобы ему неделями снились кошмары. — Господин, я не… Если бы Джафар был добрым человеком, он бы настоял, чтобы Аладдин обращался к нему по имени. Чтобы символизировать, что в спальне они были равны. Но Джафар не был добрым, и не был готов давать мальчику ложную надежду. Он принадлежал ему и только ему. И всё же юноша был столь невинен практически во всех смыслах этого слова. Как он мог быть равным ему, если у него не было опыта, чтобы поставить их в равное положение? Это было просто невозможно. — Я не причиню тебе вреда, это я могу пообещать. Если ты захочешь остановиться, просто скажи мне, потому что я возьму тебя только в том случае, если ты будешь согласен, — едва Джафар успел произнести эти слова, как его перебили. — Я согласен. Я знаю, что… делаю, — замолчал Аладдин, явно смущённый собственным отчаянием. Джафар усмехнулся, и этот звук сделал с Аладдином нечто такое, что заставляло нервы полыхать. На самом деле всё его тело будто горело в огне, становясь всё горячее, пока Джафар снимал с него рубашку. Следующие несколько мгновений были потрачены на томное изучение тел друг друга, обращая внимание только на торсы, потому что ниже пояса они оба всё были одеты. Аладдин вздрогнул от возбуждения, страха и немного от холода, когда Джафар приказал ему лечь на кровать. В любое другое время, Аладдин бы не забыл полюбоваться кроватью этого человека. Простыни, роскошно мягкие на ощупь, подушки намного воздушнее, чем его собственные. Конечно, он думал и о более важных вещах. Например, о потребности, которую ощущал внутри себя, что становилась сильнее с каждым новым прикосновением, с каждым поцелуем и с каждым горячим взглядом, которыми Джафар щедро одаривал его. — Раздевайся, — приказал Джафар. Если до этого момента его голос был мягким и ободряющим, то теперь он стал жёстче. Он стал таким, каким Аладдин привык его слышать, голосом его господина. Аладдин сделал, как было приказано, снимая с себя остальную одежду. Он был слишком отвлечён таким количеством новых и захватывающих ощущений, не замечая собственного состояния, но Джафар, конечно, заметил. Тело Аладдин во многом было таким, как он себе и представлял: с несколькими шрамами и нежной кожей. Джафар упивался видом трофея, что сам пришёл к нему в руки, от его подтянутого пресса и твёрдых сосков, до тёмной дорожки волос, которая вела ниже. Как он и думал, член Аладдина был не слишком большого размера. Ничего особенного по сравнению с его собственной впечатляющей плотью. Конечно, Джафар не собирался быть снизу, нет, эта маленькая обязанность выпала на долю младшего и менее опытного из них двоих. Так что не имело значения, насколько большим был размер мальчика, не похоже, что он часто им пользовался. Ровно настолько, чтобы довести себя до края, вернее, чтобы Джафар довёл его до такого состояния. Если он разрешит, конечно. — Раздвинь ноги, — приказал Джафар, наблюдая, как мальчик сделал именно то, что он просил. Аладдин не мог определить, какие эмоции он испытывал в этот момент. Тревога, страх, предвкушение, нервозность и возбуждение — лишь некоторые эмоции из тех, что он попытался бы назвать. Но все они переплелись в одно чувство, которое заставляло его ощущать себя в равной степени испуганным и возбуждённым. Не то чтобы его можно было за это винить. Потому что он собирался испытать то, чего раньше никогда не испытывал. Так что было очевидно, что он немного напуган. Девственники часто были такими. Аладдин раздвинул ноги, тщетно пытаясь игнорировать лёгкую панику, которую испытывал от того, что был так беззащитен. Он был благодарен Джафару, когда тот немедленно встал между ними, ограждая его самую интимную часть от пустоты большой комнаты. Не то чтобы там кто-то был, но тем не менее, страх никто не отменял. — Это будет неудобно, но ты должен сказать мне, если станет больно. Ты понимаешь? — серьёзно спросил его Джафар. — Да, господин, — ответил Аладдин. Джафар не смог подавить дрожь, которую почувствовал от этих слов. Также он не мог игнорировать то, как волна жара окатила его до самого паха. — Ты должен расслабиться настолько, насколько сможешь. Это не всегда бывает легко, но ты должен довериться мне. Ты не первый девственник в моей постели, и тебе нужно говорить со мной, если ты не хочешь пострадать, — Аладдин почувствовал укол обиды. Эти слова лишь напомнили ему, что в постели этого мужчины побывали многие другие. И лёжа там в ожидании прикосновений Джафара Аладдин не мог не задаваться вопросом. «Буду ли я последним?» — спросил он себя, прежде чем выкинуть эту мысль из головы. — «Нет, не думай об этом. Ни о чём не думай», — предупредил себя Аладдин. Он прекрасно знал, что собирался сделать, что собирался позволить Джафару сделать с ним. Он осознавал, что это за человек. Что бы они не делали, это ничего не значило. Аладдин был его слугой, а Джафар — его господином. И Аладдин не мог этого игнорировать. У него перехватило дыхание, когда он почувствовал, как смазанный маслом палец прижался ко входу. Пусть он повиновался приказам своего господина, делая всё возможное, чтобы не обращать внимания на боль, удерживая мышцы максимально расслабленными. Пока он лежал, ожидая, у Аладдина было время задать себе ещё несколько вопросов. И всё же был всего один, который по-настоящему его озаботил. «После этого он прикажет мне уйти?» — спросил себя Аладдин. Он не осмеливался надолго зацикливаться на этой мысли. Но игнорировать её тоже нельзя. Когда Аладдин впервые прибыл во дворец, он узнал о судьбе своих предшественников. Некоторые ушли по собственной воле, в основном из-за травм или ради продолжения своего собственного существования, были и те, кого выгнали насильно. Именно они считали своё положение само собой разумеющимся, полагая, что, согревая постель Джафара, они имеют над ним какую-то власть. Как же они ошибались. Ведь всех их выгоняли, как только Джафар узнавал об их жадности и глупости, а многим доставались следы укусов на шее и сперма на бёдрах. Но Аладдин отличался от них. Он не был выходцем из знатной семьи, он принадлежал к самым низам. Сирота, который занялся воровством, чтобы выжить. Он знал своё место, в отличие от тех, кто корчился под Джафаром в муках. Аладдин не был избалованным юношей, считающим, что имеет право на всё, вовсе нет. Аладдин никогда и не верил, что имеет право на что-либо. Именно потому что он отличался, Джафар был полон решимости дать ему всё. Конечно, вслух бы Джафар ничего подобного не произнёс, во всяком случае, не так скоро. Хотя риск был невелик, существовал шанс, пусть и крошечный, что это знание изменит Аладдина. Превратит его в то, что Джафар видел слишком часто. Нет, лучше держать его в неведении и страхе за своё будущее. Это лишь сделало бы его гораздо более благодарным и готовым. По крайней мере, так считал Джафар. У Аладдина перехватило дыхание, когда он почувствовал, как пальцы Джафара мягко скользнули внутрь, прежде чем тот вынул их. Это повторялось снова и снова, достаточно долго, чтобы теперь внутри двигались уже четыре пальца. Хоть и с натяжкой. Джафар слишком привык использовать только три пальца для подготовки своей последней игрушки, даже те, кого он лишил девственности, никогда не испытывали такой роскоши, как лишний палец для подготовки. Но по отношению к Аладдину Джафар чувствовал себя до странного великодушным. Стоило немного изменить угол наклона, и он удовлетворённо ухмыльнулся, когда бёдра мальчика внезапно рванулись вперёд. Аладдин издал звук, который большинство назвали бы писком, хотя, будучи совсем юным человеком, он настаивал бы на том, что это был крик. Знаете, если он вообще захочет кому-нибудь рассказать о том, что испытал. — Нашёл, — было довольно очевидно, насколько самодовольным чувствовал себя Джафар. Широкая улыбка на его лице вкупе с напряжением в глазах ясно давали это понять. — Господин! Аладдин едва мог думать, только выдыхая единственное слово, как только достаточное количество воздуха заполнило его лёгкие. Искры раскалённого добела удовольствия, пробежавшие по телу, были не похожи ни на что из того, что он когда-либо испытывал. Лёжа там, тяжело дыша и пытаясь удерживать ноги раздвинутыми, он не мог не задаваться вопросом: «Почему никто мне не сказал, что это так хорошо?» — Возьми эту подушку, — Аладдин сделал, как было приказано, немного сбитый с толку таким поворотом событий. Они же не собирались ложиться спать? Однако бояться Аладдину было нечего, потому что спустя мгновение Джафар поставил его на четвереньки, повернувшись к изголовью кровати. Джафар подложил подушку под него, приказав опереться на неё всем весом. Мало того, что это пойдёт мальчику на пользу, его мышцы станут не такими напряжёнными, но и обеспечит Джафару по-настоящему заманчивое зрелище. Это напомнило Джафару его фантазию. То, как мальчик расположился на кровати с опущенной головой и вскинутой кверху задницей, было удивительно похоже на то, что он себе представлял. Но в реальности это было ещё слаще от того, как двигался его мальчик, разумеется, бессознательно, потому что он никогда бы не ослушался прямого приказа своего господина. Аладдин слабо елозил по подушке, его член требовал внимания, а разум был слишком переполнен похотью, чтобы заботиться о том, как он выглядит в глазах Джафара. Тот позволил себе ещё немного насладится развернувшимся перед ним зрелищем. От всё растущего желания мальчика до влажного входа, откуда капало масло, используемое для подготовки. И мальчику нужно было расслабиться сильнее, по крайней мере, если Джафар хотел, чтобы он смог подняться на ноги на следующий день. Он не слишком беспокоился о том, что в ближайшее время тот будет не в силах ходить, но возможность стоять, пока другой слуга поменяет простыни, лишней не будет. Не похоже, что Аладдин сможет сделать это завтрашним утром. Наконец решимость Джафара дала трещину. Конечно, причиной тому мог стать скулёж, который случайно вырвался изо рта Аладдина в надежде на облегчение. Но Джафар мог простить себя за то, что сдался. Отказаться сейчас от мальчика было выше его сил. — Тшш, — промурлыкал Джафар. Он вошёл двумя пальцами внутрь, без особых проблем находя простату. Это движение заставило Аладдина всхлипнуть от удовольствия, а его член скользнул по шёлковой подушке лишь усиливая желание. — Пожалуйста, — прерывисто прошептал Аладдин. Он понимал, что ему нужно что-то, что угодно. Пусть и не осознавал, что именно, но знал, что ему это необходимо. — Хороший мальчик. Такой послушный, твой господин гордится тобой, — упокоил его Джафар. От этих слов Аладдин почувствовал, как в груди разливается странное тепло. Хотя времени, чтобы насладиться этим чувством у него было немного, потому что его слишком отвлекали эти грубые пальцы, сжимающие член. — Господин? — позвал Аладдин в бреду удовольствия. Джафар не ответил, вытащив пальцы и прижав головку члена к его входу. — Расслабься, — прошептал Джафар на ухо Аладдину, медленно входя внутрь. Аладдину же оставалось только лежать и принимать его. Каждое движение, каждый удар сердца его господина чувствовались внутри. Это было самым странным ощущением, которое он когда-либо испытывал. Но в то же время, оно было самым лучшим на свете. О, конечно, это было больно, но не так ужасно, как ожидалось, потому что Джафар был нежен и великодушен. Он подготовил его, не пожалев масла. Но всё же Аладдин напрягал мышцы, о которых никогда раньше и не задумывался, и боролся со стремлением сжать член мужчины, желая, чтобы тот вошёл глубже. Но всё же временами Джафар может вести себя, как ублюдок. Пока Аладдин делал всё возможное, чтобы расслабиться и следовать приказам, играя роль идеального маленького слуги, Джафар вынашивал свой собственный план. Потому что следующий толчок будет для мальчика самым трудным. Ему был необходим хороший сильный толчок, чтобы полностью войти в мальчика, движение, которое, он был уверен, причинит некоторую боль. Но Джафар не хотел этого допустить, по крайней мере, он не хотел, чтобы Аладдин понял, что ему больно. Хотя бы до тех пор, пока они оба не кончат. Джафар усилил хватку на члене мальчика ровно настолько, чтобы дать ему столь необходимое облегчение. Пока Аладдин отчаянно пытался сохранить контроль над своим телом, отвлекаясь на довольно крупный член, входящий внутрь, Джафар привёл свой план в исполнение. Он начал с медленных поглаживаний, и этого оказалось достаточно для того, чтобы мальчик выгнулся дугой и застонал так, что член Джафара стал ещё больше. Если такое вообще было возможно. Убедившись, что Аладдин превратился дрожащую массу, Джафар ускорился, выходя из мальчика и короткими толчками входя обратно. Ровно настолько, чтобы тот открылся, но недостаточно глубоко, чтобы дать ему то, чего он действительно желал. Аладдин лишь смог беспомощно застонать. Захваченный новыми двойственными ощущениями удовольствия, окутавшими нижнюю половину тела. Каждый раз, когда мужчина делал очередной толчок, его рука ускорялась, заставляя Аладдина кричать от удовольствия. В мгновение ока он обнаружил, что не может делать ничего, лишь беспомощно дышать. Он приоткрыл губы, закрыв глаза, а через несколько секунд задыхался от удовольствия, скуля, когда его тело напряглось, и он кончил, заливая руку Джафара спермой. Именно этого Джафар и ждал. Он хотел, чтобы мальчик потерял разум от удовольствия, насытился и ослабел, чтобы к тому времени, когда к нему вернётся способность трезво мыслить, он не почувствовал жгучей боли, которая накатит, стоит Джафару войти до конца. Джафар подался бёдрами вперёд, когда Аладдин кончил, застонав от собственного удовольствия, когда руку окропило семенем мальчика. Аладдин же оставался вялым и податливым, пока Джафар не переставая двигался в нём. Нервы во всём теле будто обдавало огнём, но Аладдин не чувствовал облегчения. Всё, что он испытывал — постоянное чувство жжения, которое заставляло задыхаться и извиваться. Аладдин был слишком ошеломлён, чтобы понимать, что жжение было смесью боли и удовольствия, которая накатывала стоило члену Джафара задеть простату при каждом толчке. Только когда он услышал, как мужчина застонал, и почувствовал, как нечто липкое и влажное заполнило его внутренности, Аладдин, наконец, начал мыслить ясно. И пока он лежал, тяжело дыша, с опущенной головой и вскинутой задницей, у него было время подумать. «И что теперь будет?»