| | |
Карл почти никогда не напивался. Было всего несколько раз за время их знакомства; он и так был очень, очень тактильным, но пьяным буквально не оставлял Нику личного пространства. Впервые это случилось так неожиданно, что у него даже не было шанса отреагировать. Карл был везде. Карл был всем. Он залез к нему на колени; они сидели на диванчике у стены в одиночестве, пили, говорили и смеялись, пока Карл не подполз поближе к Нику, прижимаясь сбоку, а затем и вовсе закидывая на него ногу. Шею тут же обожгло горячим дыханием — Карл уткнулся в неё носом, цеплясь пальцами за плечи Ника; от Карла слабо пахло чем-то сладким, стойким, густым — таким, что в животе становилось тяжелее и гудело монотонно в голове. Ник машинально придержал Карла одной рукой, пытаясь игнорировать трепет от близости; Карл, очевидно, нравился ему, отрицать это было бы безумно глупо, и в таком положении он чувствовал себя уязвимо: боялся, что случайно выдаст свои мысли, чувства, желания. Не знал, не думал даже, что у Карла они тоже могут быть. Они были. И их было слишком много. Больше, чем Ник мог выдержать. Влажные губы лишь слегка мажут кожу шеи, но Ник чувствует, как она горит — и он загорается вместе с ней. Затем губы крепко прижимаются к щеке; их не волнует колкая щетина, они давят, оставляют свой отпечаток, и Нику почему-то кажется, что останется шрам — если не на щеке, так на сердце. Карл отстраняется совсем на чуть-чуть, обхватывает лицо ладонями, заставляя посмотреть на себя, увидеть мутный блеск в глазах, и наклоняется без капли неуверенности. Губы к губам. Карл его целует. До Ника доходит не сразу. Он не думает, что из-за алкоголя; просто вся ситуация кажется настолько нереальной, что он теряется. Карл не должен был его целовать. Если кто-то бы и решился на первый поцелуй, так это сам Ник; при этом, Карл обязательно бы смутился и попросил бы так больше не делать, и Нику пришлось бы добиваться его любви, и… Пора бы ему перестать фантазировать о глупостях. Карл всё равно не такой. В духе Карла — целовать новоиспечённого друга после целой бутылки алкоголя. В наполненном клубе. Сидя у него на коленях. Совершенно ничего не стесняясь. Не думая, какой удар по чужим чувствам наносит. Не думая, что будет потом с Ником. Он лишь целует. Жмётся, заставляет приоткрыть губы, углубляет поцелуй; ёрзает на коленях, тихо выдыхает в рот, сминает и так мятую футболку в пальцах; прогибается под чужими ладонями, изучающими тело — пока скромно, сквозь одежду, не трогая ничего неприличного, не сжимая и не дразнясь. Карл целует. Выбивая воздух из лёгких, мысли из головы, дух из тела. Забирая себе Ника. Всего. Всё его внимание и все его чувства. Оставляя на языке лёгкий клубничный привкус от блеска для губ, проникающий ядом в его кровь, въедающийся в кожу вечным напоминанием об этой ночи и этом поцелуе — чтобы никогда и ни за что не посмел забыть. Целует уверенно и увлечённо. Целует так, как будто хочет через поцелуй высказать всё, что не мог выразить словами. Целует, вкладывая в поцелуй всего себя, всё своё тело, эмоции, ощущения. Так не целуют друзей. Так не целуют партнёров на ночь. Так не целуют любовников. Целует с любовью. Так целуют возлюбленных. Ник теряет себя в страсти и нежности. Он хочет Карла — в любом контексте, в любом смысле; хочет его всего: в своих объятиях, в своей постели и своей квартире, в своих мыслях и чувствах, в своей жизни. Он хочет его любить. Ник любит. В следующую встречу Карл делает вид, что никакого поцелуя не было, а через несколько суббот — напивается снова и снова крадёт у него поцелуй. Один. Два. Множество поцелуев. И снова притворяется, словно ничего не было. Ник любит. И задыхается от своей любви.| | |
Что-то в Карле было особенное. Он никогда не одевался вызывающе или слишком открыто, чтобы показать себя — ему не нужно было набивать себе цену телом, он был божественно красив в чём угодно и располагал к себе моментально. Карл не использовал косметику, только иногда наносил гигиеническую помаду или прозрачный блеск на губы; последним он пользовался редко, тогда, когда у него было особенно игривое настроение, и Ник в такие дни не мог оторвать взгляда от поблёскивающих в тусклом свете губ, пока Карл говорил. Он прекрасно знал, что Карл замечает все эти взгляды и — смущённо, что важно — хихикает над ним, но что Ник может сделать, если Карл такой привлекательный? В своих лёгких футболках или рубашках поло, с тонной колец и браслетов на красивых руках, с накрашенными короткими ногтями — цвета меняются каждые две недели, Ник заметил, — в глупых ярких носках с забавными принтами и всегда — всегда! — в штанах, но никогда не в шортах. У Карла было чувство стиля, и Ник никогда не видел его в чём-то, что он не мог назвать модным или утончённым; даже если по отдельности вещи выглядели бредово, Карл делал так, чтобы вместе они смотрелись шикарно — Ник всегда задерживал дыхание на несколько секунд, когда видел Карла в новом образе. Реакция Ника при этом была настолько очевидна, что Клэй без устали шутил, что у него умерло слишком много клеток мозга от недостатка кислорода, чтобы Ник мог нормально соображать. Порой Ник соглашался с ним. Он стал влюблённым идиотом. Безнадёжным. Он встречал свою любовь вечер каждой субботы, флиртовал или просто разговаривал, иногда — если повезёт и алкоголя будет достаточно — мог урвать один долгий влажный поцелуй, пока кто-нибудь их не прерывал. Практически всегда этим «кем-то» был Клэй, и это было даже не из вредности или зависти — из жалости, скорее. Только Клэй знал, насколько плохо Нику становилось после таких ночей — он всегда напивался в хлам, стараясь запить свои назойливые мысли, свою ревность и свою печаль. Он знал имя Карла, знал бесчисленное количество историй из его детства и юношества, знал об его увлечениях и его вкусах, но он понятия не имел, чем Карл занимается сейчас. Он не знал, где Карл живёт, где работает, где — и с кем — проводит другие свои вечера, он даже не знал его номера или странички в соцсетях и не мог их найти. Спрашивал ли он? Да, десятки, сотни раз — и всегда Карл отказывал. Ник спрашивал, почему — Карл отвечал, что не хочет разрушать волшебство момента. Но разве Карл в своей обычной, повседневной жизни — другой? Разве Карл — нежный, забавный, болтливый, ужасно тактильный и прилипчивый — может быть другим человеком? Ник не верит, Ник не знает, о каком волшебстве Карл говорит; что он знает, так это то, что ужасно, безумно влюблён, что страдает от своей любви, от того, что ему приходится видеться с Карлом раз в неделю всего несколько часов, а затем смиренно ждать семь долгих, мучительных дней, просматривая глупые фотографии и видео, копившиеся в его телефоне. Вспоминая тепло руки в своей. Тяжесть тела, когда Карл валился на него с объятиями. Иногда, когда становилось особенно хреново — сладость губ. Лучше бы Карл никогда его не целовал. Лучше бы Ник никогда не влюблялся. Он переехал в этот огромный шумный душный город из своего свободного и тихого городка ради учёбы и работы, а в итоге убивается по парню, которого видит раз в неделю. Раз. В неделю. Порой — особенно в пьяном состоянии — Нику хотелось броситься под машину, чтобы больше никогда не видеть тёмные в свете клуба глаза и не слышать очаровательного смеха, приглушённого ладонью. Возможно, он бы так и сделал, но рядом с ним в такие моменты всегда был Клэй; Ник понятия не имел, что было бы с его жизнью сейчас, не будь у него такого заботливого друга. Спился бы. Или умер. Ну, может, уехал бы домой, выкинув из головы свою сумасшедшую любовь. Если бы смог.