Книги, перья, огни

Ник ловит себя на мысли, что слишком часто смотрит на Алекса. В этом ничего такого; они вместе принимают и собирают заказы за стойкой, постоянно переговариваются, просят друг друга что-нибудь передать — было бы странно, если бы Ник избегал зрительного контакта. Только вот Ник смотрит на него и тогда, когда они не говорят. Даже не работают. Когда в спокойные часы оба залипают в телефон в ожидании — Ник просто поднимает взгляд с экрана и украдкой рассматривает. Наверное, это невежливо, но почему-то черты лица Алекса притягивают к себе взгляд, и Ник смотрит, впитывая их в себя. Умел бы рисовать, уже давно бы сделал точную копию — до того хорошо чужое лицо впечаталось в сознание. Ещё Ник заслушивался. У Алекса был приятный голос, и он умел рассказывать о чём угодно настолько интересно, что Ник увлекался, забывая обо всём вокруг; порой, когда приходилось прерываться, чтобы действительно работать и обслуживать посетителей, Ник всё ещё был головой в разговоре, из-за чего оговаривался и был неуклюж — вся его неловкость тут же высовывалась наружу, оповещая всем о себе. Особенно — Алексу. Тому приходилось ловить выпадающий из рук стаканчик уже трижды — не всегда успешно, — и Нику ужасно за это стыдно; он вроде бы должен держать образ крутого парня — так он для себя решил, когда переезжал в большой город, — но за их короткое знакомство Алекс уже слишком хорошо знал его настоящего. С его скромностью и волнением. Да, самим собой Ник никогда бы не впечатлил Карла. Зато он нравился таким Алексу — как друг, в смысле. Его отношения с Алексом не сравнить с отношениями с Карлом. Они… разные. И, более того, Ник не влюблён в Алекса. Он совершенно не в его вкусе! Они лишь друзья; даже не друзья — знакомые. Напарники. Работают вместе, да. Коллеги. И нет ничего такого в том, что Ник в очередной раз залипает на чужом лице, рассматривая россыпь родинок: наверное, будь Ник чуть более прошарен во всей этой астрономической фигне, он мог бы составить из них какое-нибудь созвездие. Или придумать своё. Дать каждой звезде своё особое имя, связанное с чем-то важным. Так, чтобы Ник мог взять лицо Алекса в свои руки и провести по каждой родинке пальцем, одними губами проговаривая каждое из имён. Он хотел бы, чтобы Алекс спросил, чтобы заинтересовался каждым из них. Чтобы они были важны для него тоже. Стоп. Они с Алексом друзья. Максимум. Ник безумно влюблён в Карла и тоскует по близости, поэтому к нему в голову лезут эти странные — и вроде бы романтичные, розово-сопливые — мысли; просто Алекс такой дружелюбный и милый, он умеет располагать к себе, его всегда волнует мнение Ника, он увлекательно рассказывает истории и полон скрытых талантов. Не то чтобы Ник не мог сказать то же самое про Карла. Но тут другой случай. Точно. Алекс был интересным человеком. Он тоже переехал сюда по учёбе, чудесно знал английский на уровне с испанским, любил читать — Ник всегда получал красочный краткий пересказ после каждой прочтённой книги, так что он мог даже не читать сам, большой плюс, — и был неимоверно весёлым. С ним просто было приятно проводить время, а работа становилась не такой скучной и занудной. Они быстро обменялись контактами и даже играли вместе по сети; так Алекс познакомился и с Клэем, постепенно втягиваясь в круг близких друзей. А ещё Алекс упоминал, что умеет играть на гитаре. Даже обещал сыграть Нику лично, если подвернётся возможность; в какой-то момент, посреди звонка в дискорде, они осознали — Алекс может сделать это прямо сейчас. Конечно, хреновый микрофон, встроенный в дешёвые наушники, не мог передать всего, но это было чуточку лучше, чем ждать неопределённого подходящего момента. И этого определённо было достаточно для того, чтобы Ник осознал, что он влип. Алекс не только играл, но и пел тоже; его голос был чудесным — или казался Нику таким, потому что он очевидно был… зачарован. Или проклят. Или банально был влюбчивым идиотом, который не может признаться себе в очевидной симпатии к привлекательному во всех смыслах парню — а Алекс им был. И, чёрт, да, он был во вкусе Ника. Он был нисколько не похож на Карла, но это не мешало им обоим быть в его вкусе — что такого в том, чтобы влюбляться в исключительно милых, остроумных и разговорчивых парней? Наверное, всё-таки проблема была. Он не перерос свои чувства к Карлу даже после осознания того, что он определённо влюблён в Алекса; на самом деле, он только глубже погряз в этой ситуации в следующую же субботу, отчаянно целуясь с Карлом в кабинке туалета. Не помогло и то, что они оба — оба! этот стояк Ник чувствовал сквозь чужие штаны явственно, особенно тогда, когда положил на него руку, — были ужасно возбуждены и чуть не потрахались прямо на месте, если бы не массивные двери, спугнувшие Карла своим хлопком — он птицей выпорхнул из объятий Ника и кабинки, исчезая в неизвестном направлении. Ох, как же Ник был неудовлетворён… И как хорошо ему дрочилось в этом самом туалете, даже стыдно — вспоминать, конечно. В тот момент стыдно не было вообще. Было только горько-сладко, но даже привкус горечи из-за того, что его кинули одного — опять! — не помешал ему довести дело до конца. Как итог: Ник всё ещё влюблён в Карла страстно и горячо (и безнадёжно, возможно), в то время как его влюблённость в Алекса настолько невинна и скромна, что Ник не уверен, что он смог бы даже взять его за руку без дрожи. Не то чтобы он мог бы взять и Карла за руку; это был бы намного более смелый жест, чем откровенные похотливые поцелуи. Это было бы признанием в любви, а уж этого Ник себе точно не мог позволить — это бы разорвало их дружбу. Или что бы там между ними ни было. Это был бы конец. Карл, очевидно, не хочет заходить за черту; он не хочет выходить за пределы клубной интрижки, не желает прекращать игру. Ник может его понять — ну, в каком-то роде, — ведь Карл флиртовал с ним с первого же дня не для того, чтобы завести с ним дружбу, верно? Кто вообще доверяет незнакомцам в клубе; только полный идиот может подумать, что случайное знакомство, которое продолжается исключительно раз в неделю на короткий промежуток времени, может значить что-то большее. Ха, как глупо. Только такой же идиот может при этом ещё и влюбиться. Вау, какой же он тупица. Ник, честно, смирился со своим недостатком ума. С другой стороны был Алекс. Светлый, забавный, мягкий; Ник чувствовал лёгкий трепет, когда думал о том, что мог бы его поцеловать. Коснуться. Обнять. Даже когда он думал, что они могут просто проводить время вместе — они и так это делают, причём всё чаще и чаще, но хотелось бы лично. Хотелось бы увидеть, как Алекс выглядит, когда играет на гитаре и поёт, но в то же время было страшно, что Ник выдаст себя своей глупой реакцией. Он будет выглядеть как влюблённый идиот, это уж точно. И если Алекс узнает о его чувствах… Ник понятия не имеет, что будет. Алекс не проявлял к нему симпатии такого рода. Дружелюбие — да, но ничего такого, чего не было бы между друзьями. И это убивало вдвойне. Ник не был уверен, что может пережить вторую безнадёжную любовь. Он не знал, как бы он держался, если бы не Клэй. Будучи лучшим другом Ника и его соседом — снимать жильё вдвоём было дешевле, даже если Клэй и был чёртовым богатеньким сыночком, а его карманные на неделю были больше, чем зарплата Ника за месяц, — он знал об этом странном любовном треугольнике и смешанных чувствах своего друга слишком много; Ник, честно, не собирался втягивать Клэя в свои проблемы и плакаться ему в плечо, но это вышло как-то само по себе, а попытки избежать заботливых объятий и тихих бессмысленных слов утешения в особо трудные моменты всегда проваливались. Нику пришлось смириться со своим унижением перед другом, тем более, он никогда над ним не смеялся. Ну, почти. Они всё ещё были молодыми и глупыми парнями с херовым чувством юмора, так что избежать подшучиваний было невозможно. Может, шутки делали ситуацию чуть-чуть проще. Ник в любом случае был благодарен Клэю, даже если и не мог заставить себя выговориться и попросить совета. Он не считал, что Клэй знал ответы на все его вопросы и мог посоветовать ему что-то конкретное, но Ник и сам не понимал, что ему делать. Было страшно действовать вслепую и всё потерять; было страшно признаться Карлу и больше никогда его не увидеть, было страшно рассказать Алексу и потерять его доверие. Более того, он не мог выбрать из них двоих. Конечно, с Алексом у них было больше шансов; он хотя бы мог с ним связаться и видел его регулярно, но при этом их отношения были на отметке «друзья» и сдвигаться с неё не собирались. С Карлом у них было… что-то. Они очевидно нравились друг другу и желали близости, но Карл почему-то держался на расстоянии и не позволял Нику заходить дальше. В этом не было смысла. Ник не мог выбрать. Он был влюблён в обоих — в каждого по-своему. Одинаково сильно.

***

Всё-таки, когда-то это должно было случиться. Ник оказывается в маленькой съёмной квартирке Алекса поздним вечером пятницы, после их общей смены. Места тут почти нет, практически всё пространство занято мебелью; диван — заменяющий Алексу кровать, видимо, — слишком мал для того, чтобы уместить их двоих. Между ними буквально меньше полуметра, и близость нервирует Ника. Да, они постоянно находятся рядом на работе, но тут совсем другая ситуация. Они лишь вдвоём. В руках Алекса гитара. Он исполняет своё обещание и играет. Сначала просто мелодии, и Ник даже осмеливается просить сыграть что-то конкретное, но затем Алекс просит от него тишины. Ник покорно замолкает и с волнением наблюдает, как пальцы легко скользят по струнам, слабо наигрывая незнакомую мелодию; Алекс прокашливается и садится поудобнее, перехватывая инструмент, выдерживает паузу и начинает играть. Мелодия совсем простая, но Ник не успевает на ней сосредоточиться — Алекс начинает петь, и его голос звучит… невероятно. Намного, намного лучше, чем через дискорд. Ник не узнаёт слова, интуитивно понимая, что это испанский; он знал ровным счётом ничего на испанском, но текст и без знания его значения был прекрасен. Может, дело в том, что поёт именно Алекс; конечно, дело в том, что поёт Алекс. Как может быть иначе? Ник зачарованно слушает, задержав дыхание; он боится сдвинуться с места, чтобы случайно не прервать этот волшебный момент, но ему и не нужно — он бы вечность сидел на этом диване в этой тесной квартирке только ради голоса Алекса. Ради этой песни, слов которой он не понимает, но которая посвящена ему. Спета и сыграна только для него. Он смотрит на Алекса, на безымянные созвездия из родинок на его лице, на пальцы, перебирающие струны, на двигающиеся розоватые губы. Ему кажется, что он не может любить сильнее. Он чувствует себя таким особенным. На секунду позволяет себе подумать, что он значит для Алекса что-то большее. Что он не просто хороший друг. Всего лишь на секунду. Песня совсем простая и не слишком длинная; Нику всё равно кажется, что он был здесь вечность — он был готов провести ещё столько же. Сколько угодно. Столько, сколько Алекс ему позволит; лишь бы слушать его голос, вне зависимости от того, поёт он или просто говорит. И, конечно, как Ник и предсказывал, он выглядит как полный идиот. Влюблённый идиот, если быть точнее; Алекс определённо это замечает, такое не заметить буквально невозможно. Он ждёт немного, рассматривая Ника в ответ, видимо, ожидая, что тот что-нибудь, наконец, скажет, но Ник забывается в своих мыслях, полностью игнорируя тишину; так, будто в его голове всё ещё играет только что спетая песня. Так, будто он запомнил каждое слово; даже то, что он не знал их значения, не мешало ему придавать им собственный смысл. — Так тебе… понравилось? — Алекс едва давит насмешливую улыбку, и это заметно; тем не менее, на его щеках лежит лёгкий румянец, и Ник нервно сглатывает, ощущая, как его щёки горят в сотню раз сильнее. — Да, мне… — Ник ненавидит, как пересыхает у него в горле; ему хочется поцеловать Алекса немедленно. И он даже понятия не имеет, что только что услышал. Он не уверен, что хочет знать. — Очень понравилось. Алекс улыбается — теперь мягко, даже скромно — и проводит рукой по боку гитары, будто гладит её как любимого питомца. Ник не будет удивлён, если Алекс относится к ней с таким же трепетом, с каким отнёсся бы к живому существу. — Ты красиво играешь, — добавляет Ник, не в силах себя остановить. Алекс поднимает взгляд на него вновь, и волнение подскакивает, заставляя голос вздрогнуть посреди предложения. — И очень красиво поёшь. Это ужасно. Он такой очевидный. — Хах, спасибо, — Алекс неловко заправляет торчащий локон под шапку, но его неугасающая улыбка греет Ника изнутри. Он буквально горит. Пылает. Он соврёт, если скажет, что огонь ему не нравится. — Я раньше не пел эту песню никому… Немного волновался, не знал, как выйдет. — Да? — чуть нервно переспрашивает Ник, и Алекс кивает. Напряжение в воздухе душит. Слегка. Ник решается спросить ещё. — И о чём… песня? — Она… — Алекс запинается и вдыхает поглубже, бегая взглядом по комнате; его руки продолжают гладить гитару, и Ник только сейчас осознаёт, что Алекс отчего-то нервничает тоже. Вот только… что могло бы быть… причиной? Не присутствие же Ника здесь, верно? Может, разве что… — О любви, — заканчивает мысль Алекс, поджимая губы и украдкой поглядывая на Ника, ожидая его реакции. Да, это из-за смысла песни. О боги. Ник хочет испариться прямо сейчас. Сгореть дотла от чувств, оставив после себя один лишь пепел. Он не готов к этому разговору прямо сейчас. Он не знает, что ему делать; понятия не имеет, чем ему ответить. Алекс никогда не подавал никаких признаков, что Ник ему нравится, никогда не флиртовал с ним больше, чем это позволено друзьям, никогда не пытался сблизиться физически, чтобы лишний раз дотронуться рукой или обняться на несколько секунд дольше, чем положено. Ничего из этого. Этот сценарий — буквально мечта Ника, грешный сон, который он не мог себе позволить. После таких мечтаний всегда было больно, ведь они разбивались о жестокую реальность; теперь они были его реальностью, а легче всё равно не становилось. Было даже сложнее. Он безумно хочет ответить взаимностью. Но он не может. Ник просто не может поступить так с Алексом. — Я… — Ник едва находит силы в себе говорить; его руки дрожат, и он сцепляет их в замок — лишь бы Алекс не заметил. — Прости… Прости меня, я… Ты мне нравишься, но… Он пытается подобрать слова, но никак не может; он готов извиняться до бесконечности, но Алекс прерывает его в самом начале, поднимая руку с раскрытой ладонью, призывая Ника замолчать. — Не стоит больше ничего говорить, — он качает головой, горько улыбаясь; Нику кажется, будто в его груди рвётся сердце. — Я не был уверен с самого начала, но мне показалось… Извини, если я ошибся, я правда думал… что-то может сложиться. Что ж, я оказался неправ… Надеюсь, мы сможем просто об этом забыть? Остаться друзьями и всё такое… Нику нужно несколько секунд, чтобы понять, о чём именно просит его Алекс. Осознание зажигает в нём новую искру, и он ощущает нарастающую панику. Алекс думает, что он не нравится Нику в любовном плане. Чёрт! — Нет-нет-нет, ты не так понял! Я не хотел… В смысле… Я очень хотел этого, но я не могу так, это очень сложно, я не хочу ранить тебя, ведь… — Ник в спешке бормочет, но слова разбегаются, не желая складываться в предложения; он отчаянно ловит их за тонкие хвосты, пытаясь заставить сидеть смирно и не выскакивать из его рта в полном беспорядке. Получается с переменным успехом. — Ты мне нравишься, очень сильно, не как друг, как парень! Уже давно, ну, не очень, в смысле, некоторое время, но ты не только… Не только ты. Алекс молчит, просто смотря на него потерянно, и Ник понимает, что дрожь только усиливается. Его практически трясёт. Он стискивает пальцы до побелевших костяшек и с силой проталкивает в себя в воздух, чтобы продолжить говорить. Он должен хотя бы попытаться объясниться. — Понимаешь, я очень хочу быть с тобой, я мечтаю быть с тобой, но я не могу… Это будет несправедливо, я… Есть- Есть ещё один человек, который мне очень нравится, и я не могу просто… Я не хочу быть с тобой и думать ещё о ком-то. Я не могу так поступить с тобой, это слишком… Ты не заслуживаешь такого, — Ник практически давится словами, но заставляет себя продолжить. Он больше не может сидеть прямо; едва расцепив дрожащие руки, он прячет в них своё лицо, сгорбившись — выглядит жалко, наверное, но ему уже нечего терять. Он выкладывает всё. — Я был в этом дурацком любовном треугольнике так долго, я уже не знаю, что мне делать. Чувства не уходят, и я не могу выбрать кого-то одного, я не могу перестать думать, не могу признаться, не могу поговорить, этого всего так много, я правда не хочу втягивать тебя… Это слишком… Этого так много… Ника не хватает на слёзы, но его всего трясёт — он уверен, это выглядит просто ужасно со стороны. Он пытается давить свои жалкие всхлипы, но без них едва ли получается дышать; ему просто хочется свернуться в комочек на своей кровати и дать этому пройти, независимо от того, займёт это полчаса, час или всю ночь. Он не может позволить себе даже этого: он не у себя дома, рядом нет прилипчивого Клэя с его приставучей (но успокаивающей) заботой, и Ник буквально унижается перед парнем, который очень-очень ему нравится, что делает всю ситуацию в тысячу раз хуже. Он не слышит, как Алекс отставляет гитару в сторону; он только чувствует, как тёплые руки обхватывают его, притягивая к груди — Ник цепляется за чужую футболку, как за свою последнюю надежду. Алекс не прогоняет его. Алекс не смеётся над ним и его глупой истерикой. Алекс гладит его по спине, перебирает отросшие и слегка вьющиеся волосы пальцами и что-то негромко говорит. Ник совсем его не понимает; сперва ему кажется, что это из-за его состояния, но затем, по мере того, как он успокаивается в чужих — теплых, долгожданных, желанных — объятиях, он осознаёт, что Алекс говорит на испанском. Всё ещё безумно красиво. Даже если Алекс не поёт. Ник готов уснуть в его руках. — Извини, прости… — бормочет он извинения Алексу в грудь в ту же секунду, как находит свой голос. Алекс в ответ прижимает его к себе сильнее и говорит что-то короткое, но по тону — очень нежное. Нику кажется, что его обозвали идиотом в максимально любовном смысле. Он всё ещё хочет поцеловать Алекса. Так, к слову. Одна из ладоней ложится на щёку, и Ник льнёт к прикосновению, плавясь от нежности. Он не думал о том, как необходима ему была эта близость; теперь ему кажется, что он не отлипнет от Алекса даже под угрозой смерти. Боже, как же он влюблён.