Убийца бумажных сердечек

      Сержант Карл Хорват скреб носком грязного ботинка по большой упавшей ветке дерева в тщетной попытке очистить то, что там скопилось за долгое время. Он стоял на заброшенном, продуваемом ветром склоне всего полчаса или около того, но после нескольких дней дождя обычно травянистая местность этого района Питтсбурга превратилась в ручейки коричневых, уродливых потоков грязи.       Пасмурное серое небо над головой соответствовало мрачному настроению сержанта и трех его подчиненных, смотрящих на тело еще одного маленького ребенка, бесцеремонно брошенное на дно оврага. Но даже с расстояния в несколько ярдов он мог сказать: это был тот же самый почерк, та же поза, тот же метод убийства и, без сомнения, тот же самый гребаный монстр, который убил предыдущих шестерых детей.       Хорват выругался себе под нос. Он был полицейским уже более двадцати пяти лет, и думал, что достиг той точки, за которой его ничто не может побеспокоить. Он давно понял, что нагнетание эмоций, какой бы ужасной или болезненной ни была ситуация, просто контрпродуктивно и иногда мешает достижению результатов. Но на этот раз все было по–другому — на этот раз жертвами были невинные дети, и он просто не мог это отпустить.       Первое убийство произошло примерно шесть недель назад, и Карл попытался выбросить его из головы, когда вернулся домой к своей жене Дебби, но вдруг понял, что просто не может. Это не давало ему спать по ночам, он лежал в постели и снова, и снова прокручивал в голове скудные доказательства, которыми они располагали. Проанализировал каждый маленький кусочек любой, даже не значительной подсказки, отчаянно пытаясь приблизить ту единственную ранее упущенную из виду улику, которая могла бы обеспечить прорыв в деле, чего все так отчаянно хотели. Обычно ненасытный любитель фантастической стряпни своей жены, теперь просто ковырялся в еде, сидя за обеденным столом, убитый горем из-за того, что происходило в его родном городе. Он всегда старался изо всех сил, но на этот раз все было бесполезно — он и его коллеги-полицейские просто не могли быть объективными, когда дело касалось подобного. Возможно, это было связано с насмешками и высокомерием, от чего убийца, казалось, получал удовольствие, ускользая, однако, он (или она) был уверен, что у копов нет ничего существенного, и продолжал творить свое грязное дело.       Карл вздохнул в отчаянии — это было почти так, как если бы ублюдок знал, что делать — или НЕ делать — чтобы вывести их из себя и разозлить до чертиков, и вероятно, получал огромное удовольствие в том числе и от этого.       Хорват внимательно наблюдал, как фотограф отдела сделал несколько снимков тела под разными углами, и сумка на молнии была закрыта. Он потер рукой лицо, не в силах скрыть огорчение, когда один из детективов подошел к нему покинув место преступления.       — Тот же самый ублюдок, верно? — спросил он высокого, красивого детектива.       — Да, похоже на то, — отозвался Брайан.       Брайан Кинни не был новичком, только что окончившим Полицейскую академию Питтсбурга. Он попал под командование скептически настроенного капитана по имени Карл Хорват примерно десять лет назад. Сначала Карлу не нравился дерзкий, самоуверенный сопляк: к его ужасу, Брайан быстро привык регулярно не следовать правилам или, по крайней мере, находить способы их обойти. Но в конце концов Карл заметил, что тот добивается результатов, какими бы неординарными не были его методы. По этой причине он научился смотреть немного в другую сторону, когда узнал, что молодой лейтенант полиции время от времени срезает углы, особенно если речь шла о головорезах, которые заслуживали того, чтобы никогда больше не видеть дневного света, и он неохотно, но начал уважать решительное, жесткое поведение своего нового сотрудника.       Около двух лет назад под его началом освободилась должность детектива, в связи с выходом на пенсию, и почти по наитию Хорват решил предложить ее Кинни, чтобы посмотреть, сможет ли он справиться с этим. Нестандартный подход этого человека к работе казался идеальным для роли полицейского детектива, и Кинни не разочаровал его. Быстро зарекомендовал себя опытным, упрямым, крутым следователем, который раскрывал практически каждое порученное ему дело, каким бы трудным оно ни было. Но сейчас, заметив разочарованный взгляд на красивом лице мужчины, у него возникло ощущение, что эту проблему решить будет намного сложнее.       Карл взглянул на мешок с телом, который поднимали по скользкому склону холма, и покачал головой.       — Это седьмой, — сказал он, — все мальчики. Все невинные дети только начавшие свой жизненный путь. Какой гребаный извращенец может делать что-то подобное?       — Кто не человек, — выплюнул Брайан.       Этот случай преследовал и его тоже, потому что был слишком близок к сердцу. Его сыну Гасу было шесть лет, почти столько же, сколько и убитым мальчикам. Каждый раз, когда разговаривал с сыном по телефону или видел его лично во время регулярных визитов, Брайан не мог не думать, что это мог быть его сын, лежащий на дне одного из оврагов, которые монстр, очевидно, предпочитал использовать в качестве свалки. Он слегка вздрогнул при одной только мысли об этом.       — Да, сегодня чертовски тяжелый день, — прокомментировал Карл, неверно истолковав его действия. Он фыркнул, — весна… да, прекрасное весеннее утро, все в порядке — повсюду и вокруг, — Хорват сердито вздохнул, — не завидую полицейскому капеллану, который должен сказать еще одним родителям, что их сын только что был найден убитым.       Брайан молча покачал головой соглашаясь, не в силах вымолвить ни слова, и вновь подумал о своем единственном сыне — мальчике, которого он никогда не думал, что будет любить так сильно, как сейчас, даже в самых смелых мечтах. Когда подруга Линдси попросила его стать для нее донором спермы, это было все, чем он намеревался быть — средством для достижения цели. Однако не ожидал, что полюбит темноволосого мальчика с глазами лани, вечно розовыми румяными щечками и улыбкой, которая озаряла комнату. Только когда был с Гасом, он казался по-настоящему счастливым. Невинность мальчика и безусловная любовь к нему — вот что сделало этот конкретный случай таким трудным. Но также усилило решимость разобраться с проблемой в кратчайшие сроки, и он не успокоится, пока не найдет ублюдка, который это делал.       — Парни нашли там что-нибудь полезное? — спросил Карл с нетерпением, однако его надежды угасли при виде обескураженного, удрученного лица Брайана.       — Не думаю, — честно пробормотал он, покачав головой, — он снова оставил только свою визитную карточку и никаких отпечатков пальцев.       Рыкнув, Брайан протянул пластиковый пакет боссу, и Карл плотно сжал губы в ответ. Теперь не было сомнений, что это был один и тот же человек. С самого начала убийца тщательно следил за тем, чтобы не оставлять на месте преступления даже отпечатка ладони. И следы были как-то неразборчивы. У Брайана была теория, что этот человек на самом деле надевал какие-то чехлы на подошву обуви, чтобы не дать возможности идентифицировать бренд: никогда не было никаких реальных, различимых отпечатков ног или обуви, просто гладкая поверхность, как будто он или она скользили по стеклу. Но преступник никогда не упускал возможности оставить одну таинственную, необъяснимую подсказку, которую департамент полиции хранил как тщательно охраняемую тайну: бумажное сердечко, прикрепленное английской булавкой к одежде на груди каждой жертвы.       Хорват взял у молодого человека пакет с уликами и покачал головой.       — Один из парней уже сказал, что вокруг нет заметных следов шин. Тело, по-видимому, было оставлено здесь несколько дней назад, до всего этого дождя. Даже если бы были другие доказательства, все было бы нахрен смыто к настоящему времени.       Брайан стоял засунув руки в карманы длинного черного плаща, пытаясь защититься от холода. Моросящий дождь давно превратил его волосы в мокрый и растрепанный беспорядок в это ветреное, унылое утро. Он пристально смотрел на босса.       — Я хочу поймать этого ублюдка, сержант… Очень хочу.       Карл печально кивнул.       — Вступай в клуб, сынок. Вступай в клуб. Мы все хотим. *** В то же время       Испуганная Дафна вынырнула из глубокого сна и открыв глаза услышала знакомый звук, доносящийся из соседней спальни. «Только не снова», — подумала она вздохнув, и быстро поднялась с кровати. Несмотря на то, что это был уже третий раз за последний месяц, когда ее будили таким же образом, она все еще не могла избавиться от укола сочувствия, который возникал внутри, потому что точно знала, что происходит.       Выйдя из своей спальни, она сразу заметила мягкий свет, пробивающийся из-под соседней двери. Тихонько повернув ручку, заглянула внутрь и увидела, что ее сосед по квартире сидит в постели, сжимая в одной руке блокнот, а другой лихорадочно водя углем по бумаге, как будто в трансе. Она знала достаточно, чтобы не прерывать его, понимая, как важно для него все зарисовать, пока это еще свежо в голове.       Наконец, через пару минут тонкая рука замерла, и он поднял глаза, заметив девушку. Выражение его лица было таким, как будто он только сейчас понял, что она вошла в комнату — возможно, так оно и было.       Она медленно прошла в комнату и мягко присела на край кровати, сразу заметив вспотевший лоб и покрасневшее лицо своего друга, по которому текли слезы во время его последнего видения, и их следы были все еще видны на щеках.       — Тебе приснился еще один сон? — сочувственно прошептала она.       Джастин кивнул.       — Да, — сказал он, прерывисто вздохнув, — и это был худший из них.       Дафна заметила, что рука ее друга скрывает бОльшую часть рисунка, который он поспешно набросал несколько минут назад. Она умирала от желания узнать, что он нарисовал, но старалась сдерживаться.       — Это был тот же тип, что и раньше? — с любопытством спросила она.       Она знала, что Джастин рисовал эскизы каждого своего видения, но по какой-то причине в последнее время он отказывался показывать их ей. Он просто сказал, что они слишком ужасны, чтобы делиться ими, и не хотел расстраивать еще и ее.       Джастин сглотнул.       — Да, — подтвердил он, — только хуже.       Он закрыл глаза, и сцена снова развернулась в его голове — это была та же самая ужасная, душераздирающая картина, которую он видел снова и снова в течение последних шести недель. Дафна была посвящена только в три эпизода, потому что Джастин не сказал ей, что иногда у него бывали видения и днем, когда ее не было рядом. Ужасные сцены приходили не только ночью, порой они внезапно вспыхивали в голове, когда он меньше всего ожидал их. Это было, пожалуй, худшей частью всего, даже если бы он попытался бодрствовать, чтобы не думать о них, они все равно бы преследовали его наяву. Как будто маленькие жертвы взывали к нему о помощи, а он не знал, как это сделать.       Джастин с детства знал, что у него есть «дар», как любила называть его бабушка по материнской линии. Но, он предпочитал называть это проклятием, а не благословением, потому что экстрасенсорные способности временами заставляли его грустить. Это были не те счастливые вещи, которые он представлял себе — всегда были душераздирающие эпизоды: будь то родственник при смерти, или кто-то изменял своему супругу, или любимый учитель заболевал неизлечимой болезнью… Казалось, у него никогда не было видений о чем-то приятном, и он не знал появятся ли такие. Но был уверен, что периодически на протяжении всей жизни у него будут такие моменты, когда видения будут мелькать в голове, и ему придется поспешно рисовать то, что он видел своим мысленным взором. Это было не совсем то, что он хотел бы помнить… но одновременно боялся НЕ помнить. Боялся, что однажды забудет то, что видел, и это будет случай, когда он каким-то образом мог бы помочь предотвратить беду.       До сих пор у него бывали серии видений, возможно, девять или десять раз в жизни, они всегда начинались с кошмаров — ярких представлений, разыгрываемых в его голове, — и продолжались в течение различных периодов времени, пока он вдруг не обнаруживал, что ужасное видение сбылось. Каждый раз это наполняло его разочарованием и отчаянием от того, что не мог этого предотвратить. Но Джастин каким-то образом нашел утешение в зарисовке на бумаге того, что видел в голове, в надежде, что однажды наступит тот единственный раз, когда он сможет помочь кому-то избежать своей ужасной судьбы.       Однако сейчас видение было другим — в нем участвовал монстр, который охотился на невинных детей.       — Дафна, — с болью прошептал он, открывая глаза, — думаю, мне нужно пойти в полицию и поговорить с ними об этом.       Глаза Дафны расширились, а рот открылся.       — В полицию? Зачем? — она попыталась заглянуть в альбом для рисования, который Джастин сжимал в руке, но он только еще сильнее сжал его.       Несколько секунд он смотрел в обеспокоенные шоколадно-карие глаза своей подруги в молчаливом споре с самим собой, но все же медленно повернуть альбом, чтобы она наконец увидела то, что он нарисовал.       — Из-за этого, — прошептал он, убирая руку.       Ее лицо исказилось от боли, когда она взглянула на рисунок и ахнула от ужасных образов.       — Боже мой, Джастин… Как ты думаешь, что это значит?       Джастин прикусил губу.       — Это значит, что кто-то убивает маленьких мальчиков… и я должен попытаться помочь найти его.