можно спасти, если успеть, и можно спастись, если вернуть, но в сторону игры на деньги и смерть — хороший человек идет на войну.
Первой прибежала Гелата, как Радулга и ожидала — в воскрешающей валькирии будто жил какой-то особый вечный двигатель. Алик удивился странной паре, появившейся в прихожей — высокий широкоплечий мужчина с лицом типичного спортсмена, не отягощенного интеллектом (но лицо у него было доброе) и невысокая, достающая своему спутнику до плеча девушка, радостно улыбающаяся и с порога кинувшаяся обнимать Радулгу, ничуть не побоявшись ее мрачного вида. И, внезапно, Радулга тоже обняла девушку — не отшатнулась, не оттолкнула и даже не застыла в смущении, а по-настоящему и крепко обняла. — Привет! — сказала Алику девушка, отпустив Радулгу. — Я Гелата. Валькирия воскрешающего копья. А это Макс, — она кивнула на парня так небрежно, будто представляла своего домашнего питомца, но тот совершенно не обиделся, проото пожав Алику руку. Алик сделал вывод, что Макс — оруженосец Гелаты. — Воскрешающего копья? — переспросил он. — Ага, — с нежностью ответила Гелата. — Так что, если заболеешь или поранишься — обращайся, не стесняйся. Мое копье лечит раны, но я и без копья кое-что могу. — Да ладно, — фыркнула Радулга. — А кто, когда у меня болели почки, послал меня лечить голову? — Потому что тебе нужно было лечить голову, — безмятежно отозвалась Гелата. — Ты извини, но те симптомы ты сама себе придумала. И прошло же? Без врачей? Радулга промолчала. Прошло. Без врачей. И, хотя ответ Гелаты тогда ее обидел, всерьез на нее злиться было невозможно.***
Гелата, не умеющая сидеть или стоять на месте спокойно, умчалась на кухню что-то готовить — то ли салаты, то ли пирожки, то ли торт, сказав: — Что в холодильнике найду, из того и сымпровизирую! Макс почему-то потопал в ванную. Алика это удивило, Радулгу — нет. Ее вообще не удивляло и не раздражало то, что кто-то так по-хозяйски ведет себя в ее квартире. — Не обращай внимания, когда Гелата начнет ругать Макса, — сказала Радулга. — Она всегда так. И она не шутила и не из вежливости предлагала, если что заболит — обращайся к ней, она поможет. Она среди нас, как… военный врач. И они с Максом, поверь, еще не самая странная парочка. Алик растерянно кивнул. Пока что он не мог представить себе кого-то более странного.***
Следом за Гелатой пришла — или, скорее, приплыла, ступая походкой модели — до невозможности красивая восточная девушка с таким лукавым прищуром черных глаз, словно она кицуне, а не валькирия. Ее оруженосец был вполне обычного телосложения, и Алику стало легче — значит, не обязательно быть горой мускул. Они с Радулгой поздоровались совсем не так, как до того с Гелатой — красавица небрежно поцеловала воздух у щеки подруги, а Радулга даже воздух целовать не стала. Алик решил, что они в ссоре — мало ли, что может быть между женщинами. Женский коллектив — всегда немного серпентарий, неважно, люди они или нет. — Меня зовут Ламина, я валькирия лунного копья, — промурлыкала девушка, протянув руку Алику, как для поцелуя, но под взглядом Радулги повернула ладонь так, что Алик просто ее пожал. — Я Джон, — оруженосец Ламины представился сам. Гелата выскочила из кухни, как чертик из табакерки, и мигом нашла для новоприбывших работу, усадив Ламину нарезать овощи, а Джона отправив выносить мусор, сопроводив это длинным монологом о том, как Макс то вечно забывает выбросить мусорное ведро, то путает контейнеры, то по пути решает зайти в магазин, и шляется где-то, пока его ждут дома, идиота этакого… — Видишь, — шепнула Радулга. — Она не любит своего оруженосца? — спросил Алик. — Любит, — Радулга усмехнулась. — Но вот так странно. Хотя я бы на ее месте такого раздолбая убила… — Я мусор выношу всегда, — на всякий случай сказал Алик. — И контейнеры не путаю. — Надеюсь, — кивнула валькирия.***
Следующая пришедшая пара выглядела более странной, чем Гелата с Максом. Начиная с того, что упитанную добродушную девушку с шоколадкой в руках Алик бы никогда не представил валькирией — если в движениях Гелаты и Ламины угадывалась скорость воительниц, а Радулга и вовсе скорее на человека не походила, то эта медлительная и спокойная жующая дамочка никак не тянула на боевого ангела. Как и следующий за ней такой же упитанный парень. — Шоколадку хочешь? — не успел Алик ответить, как ему уже вручили плитку. — Я Бэтла, валькирия сонного копья. Добро пожаловать. Улыбка у Бэтлы была очень теплой. Даже теплее, чем у Гелаты. Радулгу она не обняла, но только потому, что руки сонной валькирии были заняты шоколадом. Вместо объятий Бэтла угостила подругу такой же плиткой. — А я Падди, — представился ее оруженосец. Алик посмотрел на его рыжие волосы, на значок с трилистником на рюкзаке, сопоставил это с именем… — Ты ирландец? — спросил он. — Ага, — Падди расплылся в довольной улыбке. — Самый что ни на есть. Из Дублина родом. — А как тогда… — вдруг дошло до Алика. — Я не знаю английский. Ну… не так, чтобы на нем свободно разговаривать. Я знаю румынский и идиш. Но я понятия не имею, на каком языке вообще сейчас говорю! — А, ну так естественно, — пожал плечами Падди. — Ты же не думал, что все валькирии живут в одной стране мира? О нет, это слишком легко. И слишком странно. Я ирландец, ты, судя по всему, еврей, Бэтла — немка… И мы понимаем друг друга без языкового барьера. Априори. Хоть на санскрите заговори, я тебя пойму. — Круто, — сказал Алик. Перед ним раскрывались все новые и новые грани.***
После пришли сразу четверо. Две девушки, одна рыжая, другая светловолосая, обе в строгих костюмах бизнес-леди и с телефонами в руках. Рыжая говорила по телефону, блондинка что-то печатала. Их сопровождали парни в строгих костюмах, скорее похожие на телохранителей, чем на оруженосцев. Один из парней был темнокожим, другой — наоборот, блондином, настолько светлым, что даже ресницы были белесыми. — Завтра в десять, — сказала телефону рыжая, сбила звонок, кивнула Радулге и представилась: — Я Ильга, валькирия серебряного копья. Блондинка оторвалась от экрана телефона, и так же кивнула, словно повторив чужое движение. Ее ресницы тоже были белесыми. — Хола, валькирия медного копья. — Я Майк, — представился темнокожий парень. — А я Нильс, — сказал блондин. Гелата высунулась из кухни, весело сообщив: — Думаешь, светленький Нильс — оруженосец светленькой Холы? Ничего подобного! Ее — Майк! А Нильс — Ильги! Контрасты — они такие! Алик решил, что уже ничему не удивится.***
Валькирия испепеляющего копья Филомена была чем-то похожа на Радулгу — ее глаза блестели такой же опасностью, в отличие от прочих. Свои каштановые волосы Филомена заплетала в косички — как сама сказала, по количеству убитых врагов. Ее оруженосца звали Ли Сон Хо. Алику сначала показалось, что Радулга и Филомена не рады встрече, так угрожающе они друг на друга уставились, но внезапно обе очень тепло сжали руки — не просто в официальном рукопожатии. Обняться им мешало, видимо, только неумение обеих обниматься первыми. На Алика Филомена глянула недоверчиво и оценивающе — так смотрят на товар в магазине, прикидывая, брать или не брать, но не сказала ничего плохого. Хорошего тоже не сказала, но Алик решил, что ему достаточно просто ее короткого представления. Не то чтобы ему не понравилась Филомена, и не то чтобы он ее испугался… просто она была не из тех людей, с которыми тянет общаться. Валькирия разящего копья Хаара была похожа на телезвезду, но взгляд ее был не менее тяжелым, чем у Радулги и Филомены, и, в отличие от Филомены, с Радулгой Хаара поздоровалась очень сухо. Ее оруженосец, такой же мускулистый, как Макс, но чуть более интеллигентный на вид, представился Скоттом. Валькирия ледяного копья Сэнра показалась Алику опаснее прочих — что-то было в ней… странное. Внешне она чем-то напоминала Радулгу, такая же темноволосая и гибкая, только очень бледная, в отличие от более смуглой валькирии ужасающего копья. Сэнра и Радулга поздоровались вполне доброжелательно, насколько обе могли быть доброжелательными. Оруженосца Сэнры звали Педро. Валькирию бронзового копья с кожей цвета темного шоколада и бритой головой звали Бармия. Ее оруженосец Франсуа на фоне экзотической красавицы казался совсем невзрачным.***
Алик честно думал, что уже не будет удивляться. Ни разности национальностей, ни тому, как они контрастируют между собой, ни отсутствию языкового барьера, ни характерам валькирий и их пажей, ни их поведению… Верно же, что все люди разные, а валькирии и оруженосцы — люди. Девы-воительницы были людьми, пока не взяли в руки копья, оруженосцы тем более людьми остались, приобретая магические способности, но, как понял Алик, недостаточные, чтобы считаться кем-то больше человека. Наоборот, это прекрасно, что все они — настолько непохожи, и все равно заодно. Алик знал, что валькирий двенадцать, оруженосцев, следовательно, столько же, и насчитал, что уже пришло девять. Точнее, восемнадцать. Ламина и Бэтла вместе с Гелатой готовили что-то на кухне, их оруженосцы им помогали — хотя, если верить Гелате, Макс только мешал. Хаара, Филомена и Сэнра говорили о чем-то своем, как и их оруженосцы. Ильга и Хола вновь уткнулись в телефоны, их пажи тоже не отрывались от гаджетов. Еще две валькирии. Вряд ли будет кто-то, кто поразит Алика больше. Как только он подумал об этом, в прихожую вошла женщина, которая была мускулистее Макса. Ее оруженосец тоже не уступал в ширине плеч и росте. Но поразила Алика не столько внешность валькирии каменного копья Таамаг, сколько то, как искренне обрадовалась ей Радулга — даже больше, чем Гелате. И обняла ее первой, и… то ли почудилось, то ли улыбнулась. Таамаг на Алика смотрела почти так же оценивающе, как Филомена. Даже хуже: она будто ощупывала взглядом каждый мускул нового оруженосца. Ему стало неуютно — словно его раздевали глазами, но не в сексуальном смысле. Ничего сексуального в этом не было, и вовсе не из-за мужеподобного вида валькирии. — Сгодишься, — буркнула Таамаг. Последними пришли валькирия золотого копья Фулона и ее оруженосец Виктор, в отличие от остальных мужчин — не молодой, а средних лет. Фулона же выглядела юной девушкой, хотя Алик уже успел узнать, что ей уже несколько тысячелетий. Это угадывалось во взгляде — мудром и бесконечно усталом.***
«Сымпровизировать» Гелате удалось целый праздничный стол — кроме продуктов в холодильнике Радулги нашлось много чего в рюкзаках у Бэтлы и Падди, а Ильга предложила заказать пиццу. Филомена включила музыку — что-то веселое, но на непонятном языке; видимо, на песни магия языкового барьера не распространялась. Ламина кокетничала с чужими оруженосцами, игнорируя своего. Хаара и Сэнра играли в стрелялку на приставке. Оруженосцы пока не трогали Алика, каждый занимаясь чем-то своим, и он был им за это благодарен — и без того голова шла кругом от впечатлений. Свет. Мрак. Валькирии. Оруженосцы. Копья. Битвы насмерть… Вдруг Алика кто-то потянул за руку. Он увидел Радулгу и послушно последовал за ней. Девушка вывела его на открытый балкон, где никакие стекла не скрывали усыпанное звездами небо. На балконе стоял диван, где они и уселись рядом. — Ты привыкнешь, — сказала Радулга так же, как говорила «научишься». — Они все — хорошие. Фулона последняя из первых… Единственная настоящая валькирия среди нас, единственная полубогиня, какими изначально были все. Бармия — из Нигерии, из бедной многодетной семьи, хотя ее младшим сестрам и братьям, по моим подсчетам, уже за восемьдесят… Ильга из Шотландии, родилась еще в те времена, о которых писал Стивенсон — про вересковый мед, знаешь? Хола родилась в середине двадцатого века, в Хельсинки, у очень богатого магната… Ламина родом из Японии времен эпохи Эдо… Гелата из Лондона, она меньше всех о себе рассказывает. Филомена — испанка, у нее были проблемы с инквизицией, это отдельная история… Бэтла — немка, уже после Второй Мировой родилась. На год позже. Хаара — американка. Она говорит, что помнит Гражданскую войну, и что ее семья имела рабов… Сэнра — из Сербии. Она тоже мало о себе распространяется. Таамаг — украинка, — вдруг Радулга нежно улыбнулась. — Она недавно стала валькирией. У нее и семья еще жива. «Еще жива». И снова так буднично — хотя, раз валькириям так много лет, то логично, что их родные умерли, когда пришло время. Но разве это не больно — знать, что рано или поздно потеряешь всех, что будешь видеть, как они стареют, как умирают, а ты останешься неизменной… — Слушай, это же ужасно, — сказал Алик, чувствуя, что повторяется, но других слов у него не было. — А что думает семья Таамаг? — Ничего, — Радулга помрачнела. — Они не знают. Для них Таамаг погибла в автокатастрофе. Видишь ли, тот, кто знал валькирию человеком, не узнает ее. Это тайна. Тайна, которая защищает себя сама. Если валькирия расскажет знакомому о себе — этот человек умрет. — Действительно ужасно, — вздохнул Алик. — Вы как наказанные… — Может, мы и есть наказанные, — хмыкнула Радулга. — Тут не поймешь. То ли благословение, то ли искупление. Вот сейчас, если Хола начнет петь, то мы точно все будем наказаны. Визгливый пронзительный женский голос разорвал тишину. Алик от неожиданности подпрыгнул на месте. Радулга закатила глаза — кто бы сомневался, Хола и ее любовь к пению, к сожалению, безответная… И ладно бы пела что-то спокойное и мелодичное, а ее тянуло постоянно на резкие роковые мотивы. — А если соседи полицию вызовут? — спросил Алик. Шуметь по ночам было не совсем законно. — Что значит — «если»? — рассмеялась Радулга. — Обязательно вызовут! Не парься, Фулона разберется. Она всегда разбирается, — Алик уловил в голосе валькирии искреннюю нежность по отношению к главной. Как он уже понял, больше всех Радулга дружила с Таамаг, Гелатой, Филоменой и Фулоной. В черноте ночи сверкнула полицейская мигалка. — О, ну вот, — удовлетворенно сказала Радулга, встав с дивана. — Сейчас все разойдутся, и можно будет отдыхать. Ты пока на диване поспишь, завтра комнату обустроим. Хотя если есть силы и желание, то обустраивайся уже, но я — спать. Как только выметутся все, сразу спать. Она ушла, а Алик вдруг понял, что из рассказа ужасающей валькирии ничего не узнал о ней. Кем она была, где и когда жила… Спрашивать бы постеснялся — это личное, а сама Радулга не рассказала. Может, подумал Алик, они с ней были знакомы? Может, поэтому молчит? Да и разве это важно?***
— Неужели они правда вызвали полицию, решив, что мы мучаем кошку? — примерно в десятый раз спросила Хола, оскорбленная до глубины души. — Не из-за громкой музыки? Вообще не из-за шума? Потому, что мы мучаем кошку?! — Мучили на самом деле людей, — сказала Филомена. — И валькирий. Но кошка тоже сойдет. Хола обиженно засопела. Фулона уже все уладила, и воинство света собиралось по домам. Таамаг и Радулга остались одни, отстав от толпы валькирий и оруженосцев, решивших прогуляться по ночным улицам Бухареста. — И как он тебе? — спросила Радулга. — Ну, ничего такой, — признала Таамаг. — На вид звезд с неба не хватает, но и не хлюпик. Щит удержит. Мускулатура на месте. Потенциал для развития скорости и ловкости огромный, и еще — выносливый. Реакция, думаю, тоже быстрая. Сгодится, — повторила она. — Только ты не забывай больше про четвертое правило Кодекса, и ему расскажи. — Да сдался он мне, — усмехнулась Радулга. — Маменькин сынок. До сих пор с ней жил, в оруженосцы — и то пошел у мамы отпрашиваться! У него на лице написано «зануда» большими буквами! А меня вообще боится! Таамаг рассмеялась. — Что? — буркнула Радулга. — Ничего, просто ты сейчас была, совсем как Гелата, — сказала каменная валькирия, отсмеявшись. — И, давай посмотрим правде в глаза, тебя боятся все. Даже я иногда. Копье у тебя такое. Думаю, только на Фулону не действует, но то Фулона… Радулга молчала. Таамаг положила ладонь на ее плечо. — Ничего, Одарка, — утешающе сказала она. — Естественно, что еще болит. Пройдет. Все мы не застрахованы.***
Алик не пошел провожать валькирий и их оруженосцев — хотел попросить Радулгу разрешить ему остаться дома, потому что успел ужасно устать от толпы, шума и множества впечатлений, но не успел рот открыть, как дева-воительница сама заявила, что Алик остается убираться и мыть посуду, чем новенький оруженосец добросовестно занимался. Разобравшись с посудой, которой благодаря куче заказанных пицц набралось относительно мало, Алик выбросил пустые коробки, пластиковые стаканы и прочий мусор, пропылесосил ковер и, так как Радулга еще не вернулась, а жажда деятельности в парне только проснулась — он решил прибраться в еще одной комнате. Хотя бы пыль вытереть. Этой самой комнатой, куда Алик вошел по незнанию, оказалась спальня Радулги. Самая обычная и безликая, без каких-либо признаков, что выдавали бы характер хозяйки — Алик не знал, что в Румынии двенадцать недавно, и валькирия попросту не успела обжиться. Кровать, книжный шкаф, зеркало, письменный стол. На столе беспорядочно были разбросаны бумаги, и Алик решил собрать их в стопку — не читать, только собрать. Но одна записка внезапно попалась ему на глаза и он не смог не прочесть, ибо увидел написанное. Судя по всему, почерк принадлежал Радулге — мелкий, но разборчивый. «Кодекс валькирий». Звериные и птичьи воплощения? Обязанность принять вызов? Запрет любить? А последнее за что? — Я разве просила рыться в моих вещах? — услышал Алик холодный голос Радулги, и его накрыла волна ужаса. Руки затряслись, по спине побежали холодные мурашки, все тело пробрала дрожь — страх был иррациональным и нелогичным, разумом Алик понимал, что Радулге нет никакого смысла причинять вред собственному оруженосцу, но… — И-извини, — выдавил Алик. — Я только хотел… В общем, я только это прочитал, — он протянул валькирии листок с Кодексом. — А, — Радулга поверила на удивление легко. Наверное, снова подзеркалила. — Хорошо. Теперь ты знаешь наш Кодекс. На все вопросы, даже на тупые, отвечу утром. А пока очисти помещение, — приказала она. Алик повиновался — если бы так с ним разговаривала любая другая девушка, он бы возмутился, но Радулга имела право распоряжаться, он чувствовал это на уровне подсознания. Листок с Кодексом она не забрала, и он взял его с собой.