Anothers

Протяжный птичий крик, холодный, едва ли не острый, сквозняк и гнетущее одиночество, мёртвой тишиной окутывающее со всех сторон хрупкое детское тельце — это последнее воспоминание Паудер о доме. О месте, где её никогда не ждали, никогда не любили, и никогда не обнимали. Не ласкали, как это взамен покойных родителей в самом раннем детстве делала теперь уже тоже покойная старшая сестра. Вайлет ушла, когда Паудер было восемь, и последние три года девочка была вынуждена страдать в чужом доме с чужими людьми, от чего-то при редких гостях лицемерно зовущими её своей любимой племянницей. Проще говоря, жизнь у бедняжки не задалась совсем… Корявые кочки по дороге в новый дом, заставляющие маленькую каретку подскакивать вверх-вниз, и грозное выражение лица кучера, когда он снисходительно окинул её взглядом при посадке, ничуть не напугали, вовсе нет. Да, Паудер боится неизвестности, суровых взглядов и злых богатых стариков, но лучше куда угодно, только бы уехать отсюда. Это место нельзя назвать домом. Единственное и последнее, что всегда напоминало ей о родном месте, где она была счастлива, когда все любимые люди ещё были живы, это старое мамино платье, которое Паудер наконец решилась надеть. Случай как нельзя подходящий, лучше в её жизни может и не наступить. Когда, одной бессонной ночью, она случайно подслушала громкий разговор о её замужестве, девочка впала в истерику то ли от страха, то ли от радости, что наконец оставит позади ненавистные лица жестоких родственников, то и дело позволяющих себе поднимать на неё руку за всякие пустяки. Возможно, граф будет относится к ней лучше? Конечно, слухи о нём ходят самые отвратительные, но Паудер не привыкла судить о людях по чужим рассказам. Ещё в шесть она поняла, что люди любят попусту молоть языками. Вера в хорошее — это то, что заставляет её просыпаться по утрам и терпеть сжигающий изнутри страх, что всё останется так, как есть. Сквозь небольшое круглое окошко в карету попал тоненький солнечный лучик, грациозно сверкнув на бархатной занавеске, и это привлекло внимание девочки к пейзажу на улице… Под колёсами больше не было кривых ямочек, дорога вдруг сменилась аккуратно выложенной плиткой, а увядающие деревья неожиданно превратились в молодые крепкие дубы, красиво высаженные около дорожки. Дыхание перехватило от тревожного волнения, и Паудер нетерпеливо заёрзала на месте. Горячо любимое пару мгновений назад платье теперь казалось ей слишком старым и неопрятным для такого изящного места. Оно с натяжкой вписывалось в последнюю моду прошлого десятилетия, но никак не в нынешний стандарт красоты, к тому же длинные рукава были ей не по размеру и свисали чуть ниже, чем должны. Да что уж там, её родители никогда не были особенно богаты, так что материал одежды тоже нельзя назвать качественным, время его явно не пощадило: пожелтевшие рюшки и местами дырявое кружево выдавали возраст платья с головой. И всё равно оно было дорого её памяти, так что стыдиться Паудер не намерена. Граф сам решил взять её в жёны, он знал, на что идёт. Карета резко остановилась, от чего по спине девочки побежали холодные мурашки. Послышались грузные шаги кучера, соскочившего вниз, и стук чьих-то острых каблуков. Сердце забилось чаще, когда высокая тень на дороге вдруг начала приближаться… — Вы, должно быть, Паудер, юная леди? — Немного высокомерно спросила угрюмая женщина в тугом корсете из китового уса. Казалось, сооружение мешает ей говорить во весь грозный голос, и от этого потенциала любому захочется стыдливо задрожать, поэтому Паудер смогла только неуверенно кивнуть, преодолев боль в мгновенно затвердевшей шее. Ей никогда не внушали доверие барышни в туго перетянутых корсетах: слишком уж они всегда недовольны и скованны, от чего нередко злятся. — Следуй за мной, — небрежно бросила женщина и направилась в сторону к большому светлому зданию в конце дорожки. Фасад дома выглядел внушительно, даже слегка пугающе своей величиной, а у входа расположились две ажурные колонны с узорами, чем-то напоминающими побелевшую виноградную лозу. К слову о винограде, приятных запах Паудер ощутила сразу, как только дверца кареты открылась. Судя по всему, где-то недалеко есть роща с цветами и ночным виноградом. Довольно необычно для старого злого графа… Девочка торопливо выскочила из высокой кареты, так и не дождавшись помощи, и рванула следом за отдалившейся незнакомкой, едва не зацепив длинный подол о колёса. Ей совсем не хотелось показаться невоспитанной или неуклюжей, но это не помогало унять дрожь в ногах. Горделиво вышагивая впереди, незнакомка неохотно обернулась на девочку и окинула её острым оценивающим взглядом. Паудер почти почувствовала ветер своей кожей, её будто раздели. Серовато-янтарные глаза сверкнули так опасно, словно женщина настоящая хищная птица… Под таким давлением девочке захотелось съёжиться и уменьшиться до размера той маленькой букашки, прямо сейчас спешно ползущей мимо женщины… Шлепок. Насекомое тут же оказалось раздавлено твёрдым носом её туфли, а от резкого удара обуви о землю малышка испуганно вздрогнула, совсем позабыв как дышать. — Меня зовут Севика, — после недолгого молчания заговорила женщина, лениво отвернувшись от Паудер и продолжив путь, — я приближённая его сиятельства графа и твоя названная гувернантка. Граф не любит чужих людей в доме, поэтому обучать тебя рукоделию, языкам, манерам, этикету, и в целом поведению в высшем обществе, буду я. Судя по тебе, нам предстоит долгая работа. Глаза неприятно защипало от обиды. Да, она не была красавицей и умницей, её воспитанием действительно никто не занимался, но знать и слышать от кого-то — разные вещи. Всё вдруг расплылось, и бедняжка изо всех сил пыталась следовать за тёмной фигурой, ни во что не врезавшись… — Запомни, раз уж графу пришлось пойти на это, ты должна быть благодарна за то, что он выбрал тебя, и не опозорить его сиятельство. — Севика снова оглянулась, высокомерно оглядев девочку. — Слёзы отныне запрещены, граф не терпит капризы. — Её соболиные брови грозно нахмурились. — Веди себя тихо и покорно, поддерживая статус его сиятельства на светских вечерах, это единственное, что от тебя требуется. Не отличная ли возможность для таких как ты? «Для таких как ты» — осталось выгравировано на лбу, больно царапая. Сердце опечаленно упало вниз. Все надежды на счастливое будущее разбились в одно мгновение, а она ещё даже не встретила графа… — Лови! — Раздался резвый мальчишеский голос, и неожиданно из-за левого куста вылетел маленький перепачканный мячик. Шарик быстро пролетел над головой Падуер, пока девочка следила за ним удивлённым взглядом. Откуда здесь детский мячик? Она совсем не заметила свалившегося следом мальца, который тоже явно не ожидал напороться на препятствие в виде новоприбывшей невесты графа. Чудом затормозив, мальчик споткнулся о собственные ноги и упал вниз вместе с кучей зелёных листьев. Повезло, что они не расшибли лбы. В падении темнокожий случайно ухватился за её светлую юбку, на которой теперь остались грязные следы от его ладоней. — Ой-ёй, — мальчик болезненно поморщился, с помощью опоры на ладони поднявшись вверх, и тут же вытянулся по струнке, когда увидел суровый взгляд Севики. По лицу будто тень пробежала, а пухленькие губки испуганно задрожали. Неожиданно стихли и другие ребяческие голоса, обладатели которых предательски спрятались за кустами. Паудер ощутила напряжение в воздухе, и стало ясно — грядёт что-то серьёзное. — Госпожа! — Вдруг перед парнишкой показалась взрослая женщина в потрёпанном сером платье. По её отчаянному и встревоженному лицу можно было понять, что последствия у такой случайности совсем не лёгкие… — Госпожа, помилуйте! — Она тут же упала перед Паудер на колени, не на шутку смутив девочку, и склонила голову к земле. — Прошу простите! — Незнакомка торопливо схватила мальчика за штанину, приказав последовать её примеру. — Смилуйтесь, он не умышленно! Глупый ребёнок, извинись перед госпожой сейчас же! Маленькие карие глазки заблестели, но ни одна слезинка не скатилась вниз, когда мальчишка неохотно опустился на колени и склонил голову. Ещё пару мгновений назад они с любопытством пересекались взглядом, но теперь от былой легкомысленности не осталось и следа. — Простите мне мою дерзость, госпожа, — пробормотал кареглазый, уставившись куда-то в пол, и сжал свои маленькие кулачки. — Ох, ничего… — Поспешила заверить Паудер и собиралась подать ему руку, но её запястье резко отдёрнули в сторону. — Как смеет чернь проявлять непокорность и просить о снисхождении?! — Громогласно спросила Севика, оттолкнув Падуер подальше от людей. — Этот наглый мальчишка испачкал невесту самого графа! Ваши жалкие жизни не стоят и её ногтя! Паудер потеряла дар речи, она впервые столкнулась с таким жестоким отношением к низшим по сословию. В её прошлом доме были несколько подчинённых, но никогда их отношения не были настолько формальными: она беззаботно играла с дворовыми детьми, когда выдавалась возможность, пускай потом и получала за это по рукам. — Но… — Неуверенно возразил парнишка, вздрогнув от последовавшего удара сидящей рядом женщины. — Молчи! Молчи, бесстыдник! Прошу Вас, госпожа! Он ещё просто глупый ребёнок! — Женщина снова упала до земли, униженно вымаливая прощение. Губы мальчика задрожали, а худенькая фигурка сжалась настолько, что, казалось, вот-вот исчезнет. — Всё правда в порядке, — попыталась вмешаться Паудер, осторожно ступив вперёд, — я давно хотела избавиться от этого платья… — Она соврала, пытаясь сгладить ситуацию, и смело посмотрела на рассерженную гувернантку. Раздражённое дыхание раздалось эхом по всей территории, когда Севика взглядом разъедала её лицо. — Пять ударов плетью, — подытожила женщина, — ему. — Она гордо развернулась, схватив Паудер под локоть. — Тебе пятнадцать, несносная кухарка. Быстрыми шагами Севика начала удаляться прочь, таща за собой спотыкающуюся девочку. Паудер пыталась обернуться, чтобы ещё хоть раз взглянуть на чудного мальчишку, но твёрдая хватка не позволила посмотреть даже мельком… *** Насколько сильно бы ей не нравились свалившиеся на голову правила и этот неудобный тугой корсет, в котором она вынуждена держать идеальную осанку, но не признать красоту ажурных коридоров, тихих садов с разноцветными интересными растениями и нового светло-голубого платья — невозможно. Как только девочку привели в её новую комнату, к слову, она находилась где-то с краю здания, на удивление, совсем далеко от кабинета графа, на кровати её ждал сюрприз в виде письма и изысканного платья, сшитого на заказ по последнему писку моды. С размером мужчина практически угадал, но наряд явно не рассчитан на такую нездоровую худобу, так что сидит чересчур свободно, прилегая к телу лишь в талии, благодаря ранее упомянутому корсету. К сожалению, отстирать грязь от ткани её прошлого платья никому не удалось, даже спустя несколько дней стараний, так что его пришлось выбросить, насколько тяжело Паудер бы ни было прощаться с последней вещью матери. Все-таки она держалась молодцом, чтобы ненароком не выдать своё разочарование и не доставить бедным слугам ещё больше проблем. То платье было последним осколочком её прошлой жизни и счастливого детства, теперь она вступила в новую жизнь, совсем как взрослая… Теперь она официально графиня, что звучит достаточно гордо, но ещё ни разу не видела своего мужа. Это тревожит. Никто так и не объяснил, почему вообще графу так неожиданно понадобилась невеста, и почему из всех красавиц Зауна он выбрал именно её — одиннадцатилетнюю недотёпу без семьи и денег. Дворянский род так бесполезен, когда у тебя нет денег. Неторопливо шагая по коридору, чтобы как можно позже добраться до зала, где её уже наверняка поджидает Севика со своими скучными уроками, Паудер с интересом рассматривала большие картины в золотых рамах, обильно развешенные на стенах. Вот, какой-то мрачный зимний пейзаж, чей-то забавный портрет и сочный натюрморт с ландышами в стеклянной вазе… Не было в этих картинах ничего примечательно, и девочка навряд ли бы обратила внимание на перевёрнутую раму, если бы не игривый солнечный лучик, случайно упавший на потёртую деревянную рамочку. «Это что-то необычное» — сказала себе Паудер и медленно приблизилась к таинственной картине. Вдруг солнце скрылось за тёмными грозовыми тучами, погрузив коридор в какую-то жуткую тень. По спине пробежали холодные мурашки, а от волнения ладони вспотели. Казалось, даже беззаботное пение птиц больше не лилось рекой… Неуверенно поджав локти, Паудер все-таки решила перевернуть любопытный предмет, потому что перспектива гадать всю оставшуюся жизнь, что же там, ей не понравилась. Осторожный шаг ближе. Протянутые вверх руки. Захват, переворот, и быстрый шаг назад. Глаза зажмурились сами собой, но, как только девочка заставила себя открыть их, сопротивляться лицу больше не пришлось: голубые глаза с интересом распахнулись, вглядываясь в старый портрет… Плавные линии степенно сменялись резкими, толстые мазки переходили в совсем лёгкие и воздушные, складываясь в строгий мужской лик. С холста на Паудер как живые смотрели два лазурно-голубых глаза с каким-то холодным отстранённым выражением. Узкие губы, едва изогнутые в убогое подобие улыбки, выглядели немного неуместно на таком сухом и безжизненном лице, однако страха оно не внушало. Казалось, человек просто измучен какой-то болезнью или жизненными трудностями, но на самом деле очень добр и нежен душой. Почему-то именно таким Паудер хотелось представлять старого графа, но мужчина на портрете вовсе не выглядел старым, совсем наоборот. Может ли быть, что это изображение висит здесь уже не первый десяток лет? Нет. Не похоже на правду. Силко описывают уродливым и пугающим, как смог бы этот молодой человек превратиться в чудовище…? *** Слишком сильно задумавшись над личностью мужчины на таинственной картине, девочка совсем позабыла об уроке этикета, на который теперь её с нескончаемым потоком упрёков лично довела за руку Севика. По пути она прочитала Паудер лекцию о том, что невежливо заглядывать в отвёрнутые к стене картины и уж тем более опаздывать на занятия, но девчушка абсолютно не слушала, потому что была слишком увлечена фантазиями о графе. Ей очень хотелось поскорее узнать, что же за человек её муж. Как на зло, он должен был вернуться из поездки только через пару недель — это чересчур долго для нетерпеливого ребёнка. — Леди должна всегда двигаться не спеша и держать язык за зубами, — продолжала нравоучение Севика, пока Паудер задумчиво смотрела в незашторенное окошко, — запрещается бродить по улице одной и использовать низкую лексику… Маленькая птичка ловко юркнула на ветку, чикикнув что-то весёлое своей подружке, и вспорхнула наверх, оставив на корявой ветке своё пёрышко… Наблюдать за птицами намного интереснее, чем слушать очередной поток никому не нужных запретов. Иногда Паудер мечтала о раздвоении личности, чтобы сбросить на вторую эти скучные уроки. — Девушке приличных нравов не перестало носить жёлтое, — всё не унималась названная гувернантка, энергично размахивая узкой деревянной указочкой, — в светских беседах запрещено пускаться в заумные рассуждения и спорить… Неожиданно ветка задрожала, а птица испуганно улетела с деревца. В тот же момент мимо промчались несколько ребят, с ног до головы запачканные в грязи. Вот бы и Паудер могла выбежать на улицу и перепачкаться, наплевать на занудные предрассудки… — Нельзя закидывать ногу на ногу, вытягивать скрещённые ноги вперёд или поджимать их под стул… — Монотонная болтовня наконец полностью смазалась в непонятный лепет. Ребятишки веселились, беззаботно бегая туда-сюда, и толкали друг друга на землю. К своему удивлению, Паудер заметила среди них мальчишку, которого встретила в первый день: он тоже радостно подпрыгивал и смеялся, пускай движения его и были скованы болью от полученных ран… Страшная мысль, что парнишка уже привык к телесным наказаниям, болезненно впилась в грудь. Паудер не по наслышке знает, насколько болят обычно следы жестокого наказания, пускай и не получала именно плетью. Дети не должны подвергаться такому. Никто не должен… Девочка неосознанно вздрогнула, когда их взгляды случайно пересеклись. Мальчик на секунду остановился, испуганно уставившись на неё, но встретил такую же реакцию в ответ, поэтому удивлённо нахмурил брови… — Юной леди стоит научиться краснеть тогда, когда это нужно, — голос севики вернул Паудер в реальность, и осознание ситуации испугало её. Если вдруг женщина решит выглянуть в окно, наверняка снова накажет ребят за то, что они бездельничают прямо под хозяйскими окнами… Как незаметно сказать им, чтобы ушли? Паудер не смогла придумать ничего лучше, кроме как напугать неотрывно смотрящего парнишку страшной рожицей. Она решительно сморщила нос и надула щёки, незаметно закрыв лицо рукой от взгляда гувернантки. Обычно такое выражение пугало маленьких дворовых детей, но, пожалуй, девочка не рассчитала, что это навряд ли подействует на ровесника. Тупо уставившись на неё то ли с непониманием, то ли с осуждением, мальчик отмахнулся от своего друга, почти утащившего его в сторону, а затем схватил свои щёки пальцами и растянул их в стороны, высунув язык. Его густые бровки агрессивно нахмурились, придав лицу комичной злости. В битве страшных рожиц он явно выиграл. Паудер не смогла сдержать громкий смешок, торопливо зажав рот руками. — Я сказала что-то смешное? — Грозно прикрикнула Севика, подойдя ближе и стукнув указкой по столику. Сердце замерло, и девочка вдруг забыла как дышать. — Н-нет, — выдавила Паудер, пытаясь незаметно заглянуть в окно. К её ужасу мальчишки в панике замерли, боясь шелохнуться. — Тебя что-то отвлекло? — Женщина резко обернулась, почти взглянув на улицу в поиске мешающего объекта, когда девочка вдруг подскочила со стула и изо всех сил развернула её назад. Схватить гувернантку за руки, наверное, было её самым рискованным решением, однако ей нужно было сделать хоть что-то. — Танцы! — Неожиданно для себя воскликнула девочка, дрожащими руками вцепившись в чужие ладони. — Научи меня танцевать! Если граф захочет станцевать со мной на одном из вечеров… — Не нужно торопить события, — устало выдохнула женщина и высвободилась из захвата, — тебе ещё многому предстоит научиться до танцев. Севика рассеянно вернулась на своё место, напоследок все-таки оглянувшись на улицу, но, к счастью Паудер, мальчишек уже и след простыл. *** Дни пролетели незаметно, ведь всё время девочка почти не выходила из дома, только и занимаясь заучиванием иностранных языков и нелепых светских правил. Проснувшись этим заурядным пасмурным утром, Паудер уже по инерции позвонила в серебряный колокольчик, чтобы подозвать служанку, и лениво сползла с мягкой постели, сонными глазами пытаясь разглядеть пролетающую мимо жирную муху. От переизбытка новой информации, полученной в последние дни, её голова разлетелась бы стаей диких птиц в разные стороны, если бы на ней не красовалась забавная светло-розовая шапочка. Севика сказала, её волосы похожи на синюю сгнившую солому, поэтому всю ночь Паудер пришлось лежать с какой-то вонючей мазью на голове. Наверное, её кожа уже пропиталась этим едким запахом… — Графиня, — после тихого стука в толстую дубовую дверь в комнату боязливо зашла уже знакомая неуклюжая служанка, каждое утро помогающая Паудер с одеждой. Гнетущее молчание сопровождало их последующие несколько минут, пока Рене своими пухлыми пальцами помогала девочке смыть с волос неприятную дрянь, изредка звонко брякая заранее подготовленными вёдрами с водой. Каждый громкий звук заставлял женщину вздрагивать и замирать, будто ожидая удара, хотя Паудер никогда не давала повод ходить вокруг неё на цыпочках. Наверное, многолетняя привычка работает куда сильнее, чем увиденное своими глазами лишь раз. — Вы, должно быть, волнуйтесь, госпожа? — Робко, едва слышным голосом спросила служанка, но, видимо, тут же мысленно обругала себя за это, сжавшись в тонкую полоску. Наверное, Паудер казалась ей растерянным ребёнком, которого нужно утешить, ведь иначе с чего бы ей пытаться заговорить? — Почему? — Без лишних упрёков и никому не нужной вычурности речи спросила девочка, с интересом повернувшись на стуле, но к своему разочарованию заметила в глазах напротив лишь страх. Глупо пытаться беспечно заговорить с кем-то здесь, это Паудер уяснила ещё в первый день пребывания в заточении. Все настолько забиты и напуганы, что бояться дышать не в один ритм с вышестоящим, какие уж тут разговоры. Кто-то вроде Севики тоже не в счёт, с ними не получится обсудить ничего, кроме погоды и неровной осанки. Вот и выходит, что поговорить Паудер совсем не с кем, а в горле медленно копится недосказанность. Её голова даже начала выдумывать непонятные образы, с которыми можно «поболтать» на скучных уроках, вот настолько ей нехватает простой человеческой беседы. — Г-граф, госпожа, приезжает сегодня, — всё-таки решилась завершить мысль Рене, скорее всего из жалости к поникшему ребёнку, — я только подумала, что Вы, должно быть, переживаете… Словно удар молнии, девочка ощутила разряд энергии, прошедший от кончиков пальцев до влажной макушки, что не могло ускользнуть от цепкого взгляда Рене. — Не бойтесь, госпожа, уверена, его сиятельство не будет груб со своей невестой, — негромко утешила служанка и метнулась за полотенцем, чтобы высушить волосы Паудер. Не будет ли? По слухам, граф жесток и беспощаден, он без тени сожаления на изуродованном лице расправляется со своими врагами, не щадит ни женщин, ни детей, ни стариков… Паудер съёжилась, когда прохладная вода с кончиков волос капнула на её плечи, и с надеждой в глазах обернулась на женщину; та, будто предугадав заранее сказанное девочкой, поспешила скрыться у неё за спиной и заняться промакиванием волос. — Какой он? Силко… — Девочка, не ожидая услышать правдивый ответ, без особого интереса прикрыла глаза. От того, как легко она назвала графа по имени, женщина выронила из рук полотенце. — Ох, г-госпожа, я не смею… — Ещё больше стушевалась служанка, плюхнувшись на колени, чтобы поднять упавший предмет. В комнату сквозь распахнувшееся окно резко проник холодный уличный ветер, плотные кроваво-красные шторы тихо шелохнулись, поддавшись дуновению. — Говори, — неожиданно твёрдо и резко, совсем приказным тоном, произнесла девочка, изрядно напугав не только Рене, но и саму себя. Столь резкая перемена в настроении удивила и саму Паудер, но секунду назад тёмный образ в углу комнаты подсказал, что это будет уместно, даже правильно. — Граф силён, умён и справедлив, госпожа, — проговорила женщина, будто бы повторив заранее заученный текст, — Вы желаете, чтобы я помогла вам с платьем? Увлечённая своими мыслями, Паудер даже не заметила, как в комнату заскочила ещё одна служанка, принёсшая с собой новый наряд на тонкой резной вешалке. Из-под чёрного защитного чехла выглядывал темно-красный кружевной подол, явно дорогая ткань едва заметно блестела под светом ажурной люстры. — Нет, ты можешь идти, — виноватым тоном ответила девочка, всё ещё ругая себя за неоправданную резкость. *** Коридоры почему-то сегодня выглядели особенно мрачными, тени, то и дело скачущие по углам, выглядывали всё чаще, пугая своей чёткостью. Будто чудовища, обитающие в страшном заброшенном замке, а именно таким сейчас выглядел дом, где, казалось, не было ни души, они подкрадывались всё ближе и ближе, пытаясь ухватить её своими острыми когтями и разорвать на части. Тонкие заколки в волосах, придерживающие сложный пучок, неприятно впивались в кожу головы и казались ей когтями. Одинокий коридор пытался задавить её всем своим видом и каждым шорохом. Возможно, с приездом графа здание пропиталось его нутром, именно поэтому теперь всё здесь выглядит таким жутким? Словно украденное сердце вернули в грудную клетку, и монстр начал дышать, жутко похрипывая и сверкая хищными глазами. Граф приехал пару часов назад. Даже не взглянул на Паудер и скрылся в своём кабинете. Девочка увидела лишь край его сюртука, ткань была почти в цвет её нового платья. Вся прислуга переметнулась в другой конец дома, как от огня отскочив от своего хозяина, затаившегося в своей рабочей комнате. Паудер не ожидала, что приезд её мужа… нет, фактически, конечно, пока жениха, будет именно таким. Она надеялась, что ей удастся поговорить с ним, хотя бы увидеть его, ведь не может же она жить в неведении, с кем ей предстоит провести остаток этой самой жизни. Если он — жутчайшее из чудовище, то Паудер хочет лицезреть это как можно раньше. Прямо сейчас. Страшные тени боязливо скользнули к потолку, когда девочка решительно сжала кулаки и направилась к огромной двери в самом конце мрачного коридора. С каждым шагом её смелость то подлетала вверх, окрыляя и придавая сил, то падала к ногам, заставляя спотыкаться. В животе что-то неприятно скручивалось, как бы сообщая Паудер, что это плохая, нет, просто ужаснейшая идея из всех, что приходили к ней за жизнь. Вот, она уже стоит на пороге и несмело тянет руку, чтобы постучать… В то же время голова рисует красочные картины, как монстр чувствует запах её плоти и поджидает прямо под дверью, его клыки сверкают во тьме, а слюни звонко капают на пол. Потом чудовище не выдерживает ожидания и бросается на неё, шумно распахнув дверь, затягивает внутрь и рвёт на части, безжалостно рисуя на бледной коже алые узоры… Дверь на самом деле открывается. От неожиданности Паудер испуганно вздрагивает, отскакивает назад и под громкий треск ткани падает прямо на спину, случайно наступив на собственное платье. Она не успевает подняться или отползти, так и замирает, затаив дыхание, прямо под его ногами, всматривается в пугающее лицо своего монстра… и, на удивление, не находит в нём ничего леденящего душу. Обычный человек, уставший взрослый мужчина с примечательным шрамом на правой части лица и пронзительными голубыми глазами. Паудер видела людей намного уродливее, поэтому какой-то жалкий шрам, отдалённо напоминающий ожог, её вовсе не пугает. У него нет клыков, нет когтей, его глаза не светятся в темноте, даже его поза не выражает злость или жестокость, только холодную отстранённость, и это всё, наверное, должно было обрадовать, но девочка почему-то чувствует себя обманутой. Её сказочно жуткие ожидания только что разбились об скучную реальность, и в груди из-за этого поселилось неприятное чувство печали. Даже сидя перед ним на полу, она не ощущала его могущества и власти, пускай его фигура была намного выше, и не хотела сбежать, пока он безэмоционально рассматривал её со всех сторон. Почему-то граф не выглядел удивлённым или рассерженным, его глаза сияли каким-то полумёртвым, но в то же время ярким интересом. Паудер нравилось быть объектом этого взгляда, но начинать знакомство сидя на полу показалось ей дурным тоном. Стараясь исправить неловкую на первый взгляд ситуацию, которую почему-то никто из них таковой не ощущал, девочка медленно поднялась на ноги и отряхнула платье. Она машинально опустила глаза, чтобы не видеть реакцию графа. — Силко, добрый день, — стараясь быть вежливой и учтивой, она поклонилась, но слишком поздно осознала, что называть графа по имени было слишком фамильярно, — меня зовут Паудер, я ваша… невеста. Её сковала неуверенность. Стоять вот так прямо перед ним и показывать, насколько неумелой в светских беседах она была, оказалось стыдно. Чересчур для того, чтобы не прикусить ещё более фамильярно нижнюю губу. Дожидаясь хоть какого-то ответа, девочка старалась детально рассмотреть тёмный ковёр под ногами, только бы отвлечь себя от зудящих мыслей. Голос в голове кричал ей, что она опозорилась, что граф больше никогда не захочет видеть её, что прогонит и отвергнет, приказав как кучку мусора вымести со двора. Заглушить его она была не в силах. — Заходи, — с непонятной интонацией произнёс мужчина, разобрать холодный ли это приказ или мягкая просьба Паудер не смогла бы, даже если ты взглянула на его лицо. Впрочем, это было неважно. Ослушаться у неё всё равно не хватило бы смелости. Торопливо перешагнув порог следом за графом, она прошла в комнату. Внутри её встретили почти голые светлые стены, на которых красовались только лишь красивые золотые подсвечники, несколько громадных книжных шкафов, заваленный письмами рабочий стол из красного дерева с таким же креслом рядом и широкий пушистый диван вдоль одной из стен, почти идентичный шкуре дикого животного на полу. Наверное, Паудер ожидала чего-то более… страшного? — Садись, — не изменив тон сказал граф и прошёл обратно в своё кресло. Негромко скрипнув по паркету, оно передвинулось в сторону, теперь расположившись в нескольких метрах напротив девочки, аккуратно присевшей на диван, который вопреки своей волосатости оказался твёрдым. Наконец она решила поднять глаза, и встретила на себе его изучающий, леденящи душу взгляд. Мужчина сидел гордо закинув ногу на ногу и, казалось, пытался найти на её лице ответ на какой-то гложущий его вопрос. — Сколько тебе лет? — С искренним любопытством поинтересовался Силко, и Паудер едва не вскрикнула от удивления. Неужели граф не знает, сколько лет его невесте? Он же сам её выбрал! Девочка не решилась высказать это вслух, поэтому послушно кивнула и ответила. — Одиннадцать, ваше сиятельство… — Она вспомнила, как обращались к графу другие люди, именно так ей приказала говорить Севика, но по лицу мужчины отчего-то проскользнула тень недовольства. Граф устало вздохнул и прикрыл красноватые глаза, поправив выглядывающий из-под жилета чёрный галстук. Весь его вид выражал какое-то недовольство, и Паудер было неприятно осознавать, что виной тому, скорее всего, именно она. Конечно, из неё ужасная жена, но вот так открыто показывать своё презрение… — Силко, — вдруг отчеканил мужчина и сгорбился над своими коленями, серьёзно обдумывая что-то, — отныне ты зовешь меня Силко, как тебе хватило смелости назвать в первый раз, и обращаешься только на ты. На приёмах, если мы будем вынуждены показываться вместе, на вы. Только там, больше нигде, это ясно? Совсем не смотря на девочку, граф словно зачитал приговор, на удивление приятный для неё. — Ясно, Силко, — немного расслабившись согласилась Паудер. И всё-таки он обычный мужчина, никакое не чудовище. Откуда тогда столько мерзких и жестоких слухов? Почему его боится даже прислуга? Что же в нём скрыто такого ужасного? — Ты ещё совсем ребёнок, но нам стоит прояснить кое-что, — Силко выпрямился, видимо, решив для себя что-то важное, — тебе не придется быть моей женой во всех смыслах, я не притронусь к тебе, по крайне мере до тех пор, пока и если ты сама этого не захочешь. Граф расправил плечи, уставившись куда-то сквозь дальнюю стену. С каждым мгновением Паудер всё больше терялась. То есть, ей не нужно быть его женой по-настоящему? Облегчение расплылось улыбкой на лице, которую у девочки не получилось скрыть. — Я никогда не искал себе пару, наш брак — политический ход, в подробности которого тебе нет необходимости вникать, — Силко оставил её радость без комментариев и продолжил, — от тебя мне нужно только присутствие на баллах, ты будешь представлять меня, станешь моим лицом. Взамен я обеспечу тебе всё, что необходимо: образование, лучшую одежду и статус. Ты поняла? — Да, — коротко ответила девочка, до сих пор едва способная осознать свою удачу, — я не ударю в грязь лицом, обещаю! — Если мы друг друга поняли, ты можешь идти. — Мужчина слабо улыбнулся и величаво поднялся со своего места. — Тебе даже не обязательно видеть меня вне общественных вечеров. Паудер энергично подскочила с дивана, окрылённая неожиданно свалившимся на неё счастьем. Она едва не упала на пол опять, закружившись в своих ногах, но ловим движением вернула себе равновесие и обернулась на графа, теперь равнодушно стоящего к ней спиной. — А если я захочу? — С любопытством поинтересовалась девочка, встретив его непонимающий взгляд вполоборота. — Если захочу тебя увидеть, можно мне прийти? Холодные глаза в одно мгновение стали тёплыми, растерянно искренними и непонимающими. Его полумёртвое лицо вдруг приобрело живой, яркий цвет: странная эмоция негодования смешалась с чем-то непонятно приятным, чего не было в нём уже давно, если вообще когда-то было. — Если захочешь, — тише, чем обычно произнёс мужчина, словно пробуя на вкус это выражение, — можно. Громко захлопнулась дверь в его комнату, но распахнулась какая-то другая, потаённая ото всех маленькая дверца в его сердце. В его мрачном замке зажглась маленькая-маленькая искорка. *** В кабинете повисла гнетущая недосказанность. Пламя свечей на стенах пугливо дрогнуло под ледяным взглядом графа, а ковёр под ногами гувернантки расплющился ещё сильнее, желая втиснуться в пол. Севика, оскорблённая до глубины души полученным указанием, крепко сжала свою юбку пальцами и пристально уставилась на мужчину, будто силясь найти хоть какой-то намёк на шутку в вечно серьёзном лице. Даже её волосы, обычно уложенные ровно, теперь торчали в разные стороны. — То есть… как… ваша ровня… ваше сиятельство? — Всеми силами подбирая правильные слова, лишь бы не сболтнуть от злости что-то непозволительно дерзкое, женщина шумно выдохнула, выразив таким образом своё недовольство. — Не помню, чтобы мне приходилось повторять тебе приказы дважды, — недовольно покосился на женщину Силко, медленно обмакнув белое перо в чернильницу, — отныне её слова по силе равнозначны моим, моя невеста будет моими глазами, ушами и моим голосом, пока я нахожусь в разъездах. Через пару дней бумаги будут готовы, и она официально станет моей супругой, больше я не нуждаюсь в твоём посредничестве. Капли чернил слились в изящные буквы, когда тонкое перо заскользило по бумаге. Граф ничуть не колебался в своём решении, будто был уверен, что маленькая девочка справится с делами двора лучше, чем справлялась Севика. — Господин, она ребёнок, — как можно мягче попыталась возразить женщина, но в ответ получила лишь согласный кивок, — и не может принимать грамотные решения… — Именно для этого есть ты, — с нотками раздражения в голосе разжевал граф, — я не отстраняю тебя от дел, но теперь в моё отсутствие ты должна считаться с ней, как со мной. Следи за тем, чтобы любая её прихоть была исполнена, какой бы она ни была. Разбираться с последствиями моя задача, твоя — учить девочку вести себя в обществе и беспрекословно сопутствовать её желаниям. Пока она в моём доме, ты будешь обращаться с ней, как с графиней, потому что теперь так оно и есть. Это ясно? Севика вовсе не пыталась скрыть обиду. Её плотно сжатые губы говорили всё за неё, и всё-таки женщина не сдержалась… — Паудер просто необразованная и невоспитанная маленькая девчонка, почти бродяжка с улицы! Почему вы просите меня о таком, ваше сиятельство? Разве весь этот брак не был фарсом с самого начала… — Почти не стараясь больше сдерживать эмоции, Севика позволила себе повысить голос на графа, но тут же съёжилась, когда мужчина грозно поднял на неё глаза. По её коже забегали холодные мурашки, будто дикий зверь уставился на неё прямо из соседнего куста, вот-вот готовясь напасть. — Фарс — брак, но не наш с ней союз, как явление, — без капли агрессии в голосе, от чего прозвучало особенно жутко, ответил Силко, — я надеюсь, что больше никогда не услышу подобных слов в её адрес. Свободна. Женские плечи вздрогнули, когда Севика резко выдохнула и развернулась, чтобы поскорее уйти. Её гордость была растоптана, раздавлена вдребезги, а на её самоуважении изрядно потоптались грязными ботинками. — Почему именно она? — Последний вопрос сорвался с губ, когда гувернантка уже приоткрыла дверь. Почему именно брошенная дворняжка, если вокруг было столько желанных невест? Из всех девушек на свете именно Паудер, которая в два счёта может сломать его репутацию из-за своей неопытности… — Я слишком стар. Мои враги считают это слабостью, так оно и есть. Скоро я не смогу слышать и видеть то, что сможет слышать и видеть молодая девушка среди болванов и снобов. Я выбрал её из-за того, что ты считаешь недостатками, — через пару секунд, когда Севика уже не надеялась услышать ответ, сказал Силко, — у неё не было ни денег, ни рода, ни любящей семьи. Она — чистый лист, и именно это я искал. Она идеальна. *** Вечер выдался достаточно неплохим. Прошедший пару часов назад дождь оставил после себя приятное послевкусие в виде прохладной влажности в воздухе, а маленькие лужицы на вымощенных плиткой дорожках то и дело сверкали под едва проглядывающими сквозь синеватые тучи лучиками солнца. Даже вечно бодрые и крикливые птицы наконец успокоились и замолкли, попрятавшись в своих гнёздах. Паудер, воодушевлённая своей недавно обретённой свободой, захотела в одиночестве прогуляться по территории графства и рассмотреть свой новый дом получше, пока Севика снова не поймала её и не заставила учить иностранные слова или глупые правила поведения. Тихонько проскользнув через главный вход, откуда сейчас удачно сбежали все слуги, девочка торопливо приподняла длинную юбку, за что явно получила бы по рукам, заметь это дотошная гувернантка, и без промедления зашагала невысокими каблуками прямо по лужицам, к совсем не грязным. Прохладный ветер дул прямо в спину, вызывая неприятные мурашки и подгоняя малышку бежать всё дальше от здания, вглубь манящего ароматного сада, издали напоминающего таинственный лабиринт. Высокие стены из разных причудливых кустарников были выше неё самой, поэтому через пару поворотов Паудер перестала видеть что-то кроме зелени. Разных размеров и форм цветы окружили её со всех сторон, запахи смешались настолько, что теперь не разобрать какой откуда. От такого изобилия у девочки разболелась голова, и она торопливо вытащила острые шпильки из волос, распустив раздражающи всё это время тугой пучок. Ей тут же стало легче дышать, будто вместо заколочек она сняла с себя плотно затянутый корсет. Паудер посетило желание избавиться и от него тоже, но порыв снять часть одежды в саду, где на каждом углу есть вероятность встретить какого-нибудь садовника, показался ей не слишком разумным. Даже если сейчас её окружают лишь растения, кто знает, может быть, за поворотом прячется настоящий Минотавр? Здесь не стоит терять бдительность, сквозь ласковый шёпот влажной листвы она услышала это предупреждение от очередного мелькнувшего мимо темного силуэта. В последние дни образы всё чаще преследуют её тут и там… — Да брось, она не заметит! — Неожиданно в нескольких метрах раздался мальчишеский голос, от чего Паудер испуганно замерла, задержав дыхание. — Верно, когда вообще кисейная барышня замечала пропажу какой-нибудь незначительной мелочи? — Ответил приятелю второй парнишка. — У них там столько всего, она не обратит внимания! Они совсем близко, прямо за кустом белого шиповника, шипы которого едва не царапают ей щёки. Тихонько повернуть назад она уже не сможет, стук каблуков наверняка будет замечен, а встречаться лицом к лицу с неизвестными мальчишками у Паудер не было никакого желания. Осталось только ждать, пока они уйдут, и невольно подслушивать… — Заметит, — твёрдо отрезал третий, уже знакомый откуда-то голос, — лучше стащить что-то из посуды с кухни, например серебряную ложку или вилку… — Если Севика узнает, она нас заживо свиньям скормит! — Возмутился первый голос. — А девчонка же совсем недавно здесь, как она заметит? — Вот-вот, откуда у невесты графа время, чтобы пересчитывать всякое барахло? — Согласился второй. Сердце шумно подпрыгнуло в груди. Девочка поняла, что мальчишки обсуждают кражу. Они хотят своровать что-то у неё, и теперь ей уж точно нельзя попасться им на глаза. Кто знает, как они поступят, когда поймут, что их застукали? Если Паудер решит рассказать об этом кому-нибудь, то, зная здешние порядки, простой поркой ребята явно не отделаются. Если подумать, в этом огромном саду им будет довольно легко избавится от свидетеля и остаться незамеченными… — Говорю вам, она заметит! — Прикрикнул третий голос. — Давайте я сам достану что-то с кухни, если вы струсили! Паудер нервно прикусила щёки, к горлу медленно начал подступать острый ком, и возникшие на краю сознания жуткие образы лишь сильнее распаляли её страх. Настойчивый шёпот в голове говорил, что живой она из этого сада не выйдет. Вот-вот кто-то из них решит повернуть за угол, заметит её, схватит и задушит голыми руками, не зная, что ещё делать… — Тише ты, дурак, услышат ещё! — Разозлился второй голос и шлёпнул чем-то по плитке. — Ладно, хватит, пошли уже… — Третий голос устало вздохнул и направился прямо в сторону куста, за которым всё это время пряталась девочка. Резкий порыв ледяного ветра заставил Паудер задрожать от холода, в этот же момент перед глазами потемнело от нахлынувшей паники. Не в силах придумать ничего лучше, девочка резко рванула назад, чтобы сбежать. Она хотела сбросить туфли и снова приподнять длинную юбку, чтобы ускорить себя, но увы ей не удалось даже отойти от кустарника. Стоило ей сделать шаг назад, как мир вдруг закружился, а ткань платья затрещала так громко, что оглушила её. Повалившись назад, Паудер оставила на ветках шиповника значительную часть своей одежды: передняя часть пышной юбки от правого носка до левого колена так и осталась вертикально висеть поверх белоснежных цветов… и снова Паудер нелепо сидит на полу, пока кто-то стоя рассматривает её с интересом… Трое парней выстроились перед ней в целую стену, но Паудер сосредоточила взгляд на уже знакомом юноше. Молча хлопая глазами, темнокожий стоял между своими приятелями. — О Господи, — в высоком брюнете по его правое плечо она узнала первый голос. Мальчишка испуганно схватился за голову и вылупил на неё свои большие серые глаза. Похоже, страшно сейчас всем. — Нам крышка, — подытожил второй паренёк, стоящий по другое плечо от уже знакомого мальчика, — она всё расскажет! Казалось, секунды растянулись в минуты, а минуты — в часы. — Надо что-то делать, быстрее! Быстро! Хватай её!!! — Брюнет с силой схватил за плечи темнокожего коротышку, всё это время молча стоящего между ними. — Почему он? Сам хватай, раз такой смелый, придурок! — Возмутился второй, комично надув и без того пухлые щёки. Неотрывно смотря в его карие глаза, Паудер неподвижно наблюдала за быстро меняющимися эмоциями. Сначала они оба уставились друг на друга напугано, будто увидели свои худшие ночные кошмары, но затем мальчишка, казалось, разглядел в ней что-то ещё. — Ладно, я её держу, а вы… — Брюнет нервно забегал глазами из стороны в сторону и начал подходить к сидящей на земле девочке. Живот скрутило, Паудер рефлекторно дёрнулась в сторону, но застрявшее платье снова звонко треснуло. Она в ловушке. — Так! Стоять! Никого ты не держишь, и никого мы не трогаем! — Коротышка выскочил вперёд, загородив её своей спиной. — Идите отсюда, я разберусь! Уверенность, с которой мальчишка начал раздевать указания, заставила остальных послушать его. Ребята ещё раз нервно покосились друг на друга, но перечить не стали: мгновенно бросились наутёк. Легче от этого девочке не стало. Кто знает, может, он просто решил убрать лишних свидетелей, и сейчас ударит её каким-нибудь камнем… Но вопреки ожиданиям Паудер кареглазый напряжённо присел на корточки и начал осторожно отцеплять от шипов кусок её платья, которое уже и платьем назвать сложно после всех повреждений. Его руки то и дело подрагивали, а глаза упорно пытались найти на ветках шиповника ответ, что же ему теперь делать. Его губы почти дрожали от страха, но движения не выражали ничего, кроме помощи. Стало ясно, что напуганный ребёнок просто помогает другому напуганному ребёнку, вообще не предполагая, что делать дальше. Паудер почему-то стало спокойно. — Больно? — Вдруг подал робкий голос мальчик, случайно сосредоточив взгляд на тонкой царапинке на её голени. Будто совершив смертный грех, он тут же развернул голову в сторону куста и отцепил последнюю ветку от ткани. Завершив свою работу, он просто замер, ожидая приговора. — Не больно, это царапина, — ответила девочка осторожно поднявшись на ноги, — дома я часто падала с деревьев, были ссадины посерьёзнее. Как будто очнувшись ото сна, мальчишка встрепенулся, удивлённо взглянув на неё. Его взгляд вдруг приобрёл былую самоуверенность, совсем как тогда, когда он корчил ей рожицы через окно. — Невеста графа и по деревьям…? — С нотками восхищения растерянно спросил кареглазый. Молча растянув губы в гордой улыбке, Паудер протянула руку, чтобы помочь ему подняться. На его лице отразилось ещё большее непонимание, и лишь когда девочка энергично помахала ладонью в воздухе, мальчик осторожно прикоснулся к её ней, смотря так, будто вживую видит жарптицу. — Ты… — он осёкся, настороженно вглядываясь в реакцию девочки на отсутствие должного обращения, —… не расскажешь? — Завершил вопрос мальчик, когда не встретил в её глазах недовольства. — Нет, если вы не будете ничего красть, — ощутив ладонью, как вздрогнула его рука, Паудер попыталась мягко улыбнуться, — специально не расскажу, обещаю. Смесь благодарности и чего-то ещё нечитаемого, отдалённо напоминающего глубокую задумчивость, окрасила его лицо в розоватый оттенок. Будто не желая отпускать её руку, мальчик приоткрыл губы, чтобы сказать что-то ещё и растянуть мгновение подольше, но не смог придумать повод. — Как тебя зовут? — Повод придумала Паудер, дружелюбно повысив голос. — Экко… госпожа, — после недолгих раздумий мальчик решил обратиться как подобает, но последовавшая реакция Паудер снесла эту пелену формальностей. — Рада знакомству, Экко, — девчонка энергично потрясла его руку, которую отпустила лишь после, — Паудер. — Госпожа Паудер, — кивнул Экко, всё ещё находящийся в сомнениях, как ему стоит вести себя. — Паудер, — чуть твёрже повторила девочка. — Паудер… — послушно растянул мальчик с лёгкой улыбкой.